золота с бриллиантами, в уши - две алмазных слезинки. Такие сверкающие, словно их проронила сама Афродита. И наконец, царственной особе необходима мантия. К счастью, времена, когда любителей натурального меха закидывали тухлыми яйцами и гнилыми помидорами, канули в прошлое. Красавице в шубке из рыси больше не надо рысью удирать от вооруженной овощами шайки активистов гринписовцев. Венера в мехах вновь стала символом женской красоты и сексуальности.
     Татьяна украсила плечи нежным, невесомым мехом шиншиллы - самым дорогим из мехов. На то она и королева.
     Все эти приготовления к балу, вся эта суета так вскружила Татьяне голову, что она начала испытывать странное волнение, как студентка перед экзаменом или Наташа Ростова перед первым выходом в свет. Колину, когда они сели в лимузин, даже пришлось ее успокаивать. Лучший для этого способ - переключить внимание человека на что-то другое.
     - А я для тебя, Таня, приготовил сюрприз.
     - Какой?
     - Не скажу. Потерпи, ты его увидишь на месте. Это будет кое-кто, по кому ты очень соскучилась.
     ?Пашка!? - пронеслось у нее в голове. Вот это было бы здорово! Какая бы она была счастливая, если бы увидела, как он, во фрачном костюме и накрахмаленной рубашке, подходит к ней и галантно раскланивается. А потом спрашивает Колина: ?Вы позволите ангажировать вашу спутницу на танец?? И Колин улыбается: ?Разумеется?. И они с Пашей кружатся под завораживающие звуки венского вальса. Потом танцуют чувственный фокстрот, затем раздаются волнующие кровь аккорды страстного танго... Он ангажировал ее не на один танец, а на всю жизнь... Татьяна с трудом отогнала от себя чудесное видение. Ведь то, что она себе представляла, было совершенно невозможно. Павел в тюрьме, там, где балом правят суровые надзиратели, а вместо музыки - лязг железа и звук запираемых замков. Он осужден, осужден на долгие годы. По позорной, грязной статье... Но кто же будет на вечеринке? Что за сюрприз? Может, Леня Рафалович?
     - Ты смог сделать приглашение для Леонида?
     - Потерпи, скоро все узнаешь, - Фитцсиммонс решил до поры не раскрывать карты, или не признаваться в том, что она уже открыла их, вопреки его желанию.

***

     Да, Алабама просчитала все со стопроцентной точностью. Колин и Татьяна прибыли почти одновременно с красавцем Майком Ругласом, шедшим под руку с Наоми Кимвал. Экстравагантная парочка удивленно озиралась: куда подевались журналисты, ради которых их продюсеры два месяца вели переговоры и оговаривали детали этого появления на публике. Стоило ли одевать на обнаженное тело чернокожей красавицы Наоми вызывающе прозрачное платье, если на эту натуру не польстился ни один завалящий фотокорреспондент? Все фото- и телекамеры были нацелены в другую сторону. Туда, где Колин Фитцсиммонс знакомил свою царственную спутницу с режиссером Робертом Передрягесом.
     Никогда еще Татьяна не видела вокруг себя столько именитых персон сразу: на кого ни кивни, окажется или мультимиллиардер, или суперстар.
     - Колин, а кто это в шляпе с черным платком на лице - одни глаза видны, словно у грабителя-налетчика?
     - Ну ты даешь, это же Джек Майклсон! Он теперь на людях практически не появляется: перед каждым выходом в свет ему приходится буквально собирать себя по частям. Я не шучу! Во всяком случае, что нос у него накладной, я знаю точно. Мне один знакомый гример рассказывал, он работал с Майклсоном на съемках клипа.
     - Надо же! А эта тощая дамочка с толстым слоем грима на черепе?
     - Ну, Таня, ты самых знаменитых в мире персон не узнаешь. Так нельзя! А фильм ?Теловредитель? помнишь? Кто там главную женскую роль играл?
     - Уинди Хвостон. Но она ведь красавица, а это просто какой-то ходячий скелет!
     - Тише!.. Наркотики, моя дорогая. В больших количествах они способны творить чудеса, но, к сожалению, чудеса не со знаком плюс.
     Официанты разносили на подносах французское шампанское. Основная часть мероприятия не могла начаться, пока не прибудет хозяин торжества. Впрочем, те, кто присутствовал на балу не в первый раз, знали: дядя Джеф всегда появляется одним из последних. Он не любит ждать и предпочитает, чтобы это делали другие. Все давно привыкли прощать ему этот маленький каприз. Чем бы губернатор ни тешился, лишь бы позвал в гости еще разок.
     А шишки мирового масштаба продолжали входить в освещенный тысячью свечей зал, сыпались как из рога изобилия. Думала ли Таня восьмидесятых, гражданка нерушимого Советского Союза, что когда-нибудь попадет в одну тусовку с теми, кого она видела на экране телевизора. Даже мечтать о таком казалось верхом безумия. Казалось, что все эти телегерои живут где-то на другой планете, в ином, ирреальном мире. А теперь она, Татьяна Ларина-Розен, стоит с ними рядом. И они подходят, протягивают руку, подносят ее ладонь к губам. Как удивительна жизнь! Как непредсказуема!

***

     - Дамы и господа, мы приветствуем почетных гостей ежегодного губернаторского бала - бывшего губернатора штата Калифорния, президента Соединенных Штатов Америки господина Рональда Рейгана и его супругу госпожу Нэнси Рейган, - нараспев, раскатистым, усиленным киловаттами громкоговорителей, голосом объявил почетный калифорниец Ричард Бир, который вместе с нестареющей Барброй Лэндзенд исполнял сегодня смешанную роль ведущего и мажордома.
     - Плох уже старичок, - заметил Колин, - голова трясется, Паркинсон вплотную подступает.
     - Да, - согласился с ним Рафалович и, перейдя вдруг на русский, на ухо Тане Розен пропел известные ей старые куплеты из Высоцкого: - Вы не глядите, что Сережа все кивает, он соображает, он у нас все понимает...
     Таня прыснула, но тут же сделала серьезное лицо и легонько шлепнула Леню по руке.
     - Нехорошо так про президентов... Честь и хвала Колину - он разбился в лепешку, но добился того, чтобы Леонида, с которого буквально накануне сняли все обвинения, включили в список приглашенных на губернаторский бал.
     - О чем это вы там шепчетесь? - спросил Колин, хлопая очередному приветствию, объявляемому Барброй Лэндзенд.
     - Так, русские реминисценции, - ответил Леонид.
     - Ты погоди радоваться, - вставила Татьяна, - когда вашего-нашего первого россиянского вытащат на подобное шоу, лет через дцать, у него и не так головка дергаться будет!
     - А я вообще теперь всему радуюсь, - отпарировал Леонид, подхватывая очередной бокал с подноса, проносимого оказавшегося рядом ливрейным лакеем.
     - Эта девчонка следователь, самоуверенная такая и напыщенная, она хоть извинилась? - спросил Колин, попыхивая сигарой и продолжая хлопать, зная, что его все время снимают десятком фото- и видеокамер.
     - Мы с ней потом почти подружились, - сказал Леонид, допив вино и ища глазами лакея с подносом, чтобы отдать пустой бокал, - она мне сказала, что с самого начала не верила в мою виновность.
     - Это они всегда так, полицейские, когда проколются, никогда не признают своей ошибки, но ты не переживай, наслаждайся жизнью и радуйся тому обстоятельству, что этой твоей канадской полицейской в жизни своей никогда не попасть на губернаторский бал, разве что на вечеринку к мэру деревни Сет-Иль, куда местная знать припрется в джинсах и где под французскую помесь из кантри и дурного шансона, под скрипочку и банджо примется отплясывать, притопывая, как у себя в Провансе или Бордо...
     - Ты злой, - сказала Колину Таня.
     - Я не злой, я адекватный, - ответил Колин.
     - Добрые жалеют бедных людей, когда те радуются своим бедняцким глупостям, а ты не адекватен, а высокомерен, - сказала Татьяна с улыбкой.
     - Прощаю только за то, что парфеткам прощают все, - сказал Колин, попыхивая сигарой.
     - Парфетка не терпит множественного числа, parfaite - jamais pluriel, - отпарировала Татьяна, хлопая очередному приветствию.
     Зал встречал мэра Нью-Йорка Джулио Каприани вместе с супругой.
     - Ну-ну, ладно-ладно, - примирительно запричитал Колин, - вот увидишь, сегодня все будут наперебой искать случая пообщаться с тобой, каждый калифорнийский хлюст-потаскун сочтет за честь потанцевать с нашей парфеткой.
     И Колин был прав.
     Разумеется, почти двадцать лет, проведенных в гуще кинобизнеса, давали Фитцсиммонсу все основания полагать, что в Таниной карьере начинается этап нового подъема.
     При всей своей эгоцентричности Колин понимал, что кино не делается в одиночку, что, не будь рядом с ним его замечательных партнеров, никакими экстра-талантами не добился бы он того, что фильм ?Красные рыцари Андреевского флага? продвигался бы теперь сразу по шести номинациям!
     Колин не успел пригласить свою спутницу на танец. Как раз в тот момент, когда он открыл рот, собираясь это сделать, рядом выросла могучая фигура Арнульфа Шварценблюхера.
     - Вы не будете против, если я приглашу вашу даму?
     - Дама сама вольна решить, с кем она хочет потанцевать, - церемонно ответил Фитцсиммонс.
     Он сам не знал почему, но ему хотелось, чтобы Татьяна дала этой горе мускулов от ворот поворот.
     Однако она согласилась. Вложила свою ладонь в железную лапу Аннигилятора.
     ?Арнульф не танцует. Он даже ходит с трудом?, - вспомнилась Тане строчка из сборника русских хитов. Диск принес Факноумо, которого она, в приступе ностальгии по Родине, каковые редко, но все-таки случались, попросила купить для нее какой-нибудь русскоязычной музыки. И он притаранил пеструю пластинку ?Рашен пупер-хит?. На девяносто процентов она состояла из песенок в три аккорда с туповатым текстом. Создавалось впечатление, что словарный запас модных нынче в России поэтов-песенников не богаче, чем у пресловутой Эллочки-людоедки. Можно только подивиться, как умело выстраивают они из десятка заученных рифм новые комбинации для очередного шлягера.
     Например:

     Ушла любовь, жую морковь.
     Изводит грусть, ну и пусть.
     Скажу прощай и не скучай.
     Но как только ты уехал, на меня твой друг наехал,
     Говорит, меня целуй, а с другими не балуй.

     Это была первая композиция. Следом звучала вторая.

     Покупал вчера морковь, вдруг почувствовал: любовь.
     Ну и пусть уходит грусть, ну и пусть!
     Ей навек сказал прощай, уходи и не скучай -
     Поезд твой уехал. Так я на грусть наехал.
     Ты ж, любовь, скорей балуй меня, балуй!
     Эй, красавица, целуй меня, целуй!

     От прослушивания этих опусов, исполняемых безголосыми юными созданиями, имена которых Татьяне ничего не говорили, ей стало невыносимо грустно. Неужели такая дешевка производится и потребляется на родине Пушкина и Блока? Неужели до такого примитивного уровня сознания докатилась страна Достоевского и Толстого? Неужели русский народ и в самом деле вырождается, догоняя и обгоняя в своей тупости недалеких янки? Только две композиции со всего альбома обратили на себя внимание. Одна была написана на стихи Пастернака. Красивые стихи немного коряво ложились на мелодию, вернее - мелодия была корява для таких стихов. Но на фоне остального эта песня казалась истинным шедевром! И еще запомнилась шуточная песенка про мужиков, которые не танцуют. ?Арнульф не танцует. Он даже ходит с трудом!?.
     ?А ведь правдивая оказалась песня?, - думала Татьяна в то время как Шварценблюхер переставлял ее с места на место, обхватив мощными ручищами за торс. Они передвигались по залу какими то рывками, абсолютно не в музыку. И сколько ни пыталась Татьяна найти в движениях своего партнера хоть какую-то закономерность, ей это не удавалось. И абсолютно не получалось предсказать когда последует очередной рывок и в какую сторону он будет направлен. ?Только бы эта машина не наступила мне на ногу?, - почти молилась Татьяна. Арнульф тем временем мычал о том, как ему понравилась госпожа Розен в фильме ?Красные рыцари Андреевского флага? и что он очень хотел бы видеть ее в качестве партнерши на съемках второго фильма про Аннигилятора. Правда, определиться с ролью, на которую Татьяна могла бы в этом фильме претендовать, они не успели. Мелодия закончилась, и Таня, пользуясь моментом, выскользнула из железных объятий Арнульфа. Как оказалось, для того, чтобы быть тут же приглашенной Джеком Майклсоном. Этот танцевал очень хорошо. Только периодически хватался то за обвязанное черным платком лицо, видимо, проверял, на месте ли нос, то за ширинку - то ли тоже что-то проверял, то ли многолетняя привычка, переросшая в неосознанный рефлекс. Между прочим, Джек похвалил ее исполнение в альбоме ?Дым твоего опиума?.
     - У вас, Таня, очень красивый голос. Вам надо записать сольный альбом. Если надумаете, я предо ставлю вам в распоряжение свою студию и помогу, чем еще надо.
     - Спасибо, но боюсь, что карьеру певицы мне начинать поздновато, - ответила Таня, а про себя подумала: ?И этот туда же, сам на куски разваливается, а все ему неймется?.
     Затем она танцевала с вальяжным бизнесменом по фамилии Пропеллер, еще с несколькими актера ми и режиссерами. Она чувствовала на себе завистливые взгляды актрис и супермоделей, более молодых, но менее востребованных на этом вечере. Да, королевой бала сегодня была она, Татьяна. Пригласить ее хотел каждый из присутствовавших мужчин. Она никому не отказывала, не выбирала. В принципе, ей было все равно, кто станет ее партнером на следующий танец. Потому что того, с кем она действительно хотела бы танцевать, в этом зале не было. Ее Паша не появится здесь сегодня в элегантном фраке, его нынешний костюм - тюремная роба. При этой мысли все вокруг начинало видеться каким-то игрушечным, ненастоящим. Застывшие улыбки на лицах, дежурные фразы в качестве комплимента, заманчивые предложения, за которыми скрывалась не доброжелательность, а трезвый и точный расчет, осознание собственной выгоды. Люди, которые правят миром, вдруг начинали казаться ей марионетками. Но кто управляет ими - злой рок, судьба насмешница?
     Каждый из партнеров пытался ее умаслить, каждый рисовал перед ней заманчивые перспективы и строил воздушные замки. У всех на нее были свои виды. Вампирша в киноужастике Крэса Уэйвена и сестра милосердия в драме про голодающих детей Зимбабве, проститутка в черной комедии ?Дырявая панель? и многодетная мамаша в фильме ?Мать сорока богатырей?. Каких только ролей ей не предлагали. И хотя Таня потом уже старалась пропускать слова своих кавалеров мимо ушей, в голове у нее все же воцарился настоящий хаос.
     Она искала глазами Колина, чтобы он пришел ей на помощь и избавил на время от необходимости общаться с бесконечной вереницей новых знакомых. Но Фитцсиммонс был так увлечен разговором с каким то напыщенным толстяком, что не замечал красноречивых Таниных взглядов.

***

     На балу Колину представлялся случай поговорить с самыми важными людьми.
     С самыми архиважными, с теми, кто еще в период великой американской депрессии начинал крышевать голливудскую киноиндустрию, а теперь, в сотни и еще в сотни раз приумножив единожды вложенный капитал, решал идеологические вопросы общей голливудской политики
     Колина подвели к Уильяму Петти младшему. Младшему было явно под семьдесят...
     - В ваш фильм вложены некоторые средства покойного лорда Морвена?. - спросил Петти-младший.
     - Да, сэр, - почти по военному ответил Колин, искоса поглядывая, как Татьяна делает тот элемент аргентинского танго, что в просторечии именуется дорожкой, и как красиво и грациозно она выполняет обязательные резкие повороты головы.
     - Эти средства, вероятно, и пошли на приобретение этого скандального русского авианосца? - спросил Петти.
     - Крейсера, сэр, - поправил Колин.
     - Неважно. Важно то, что нам бы хотелось сделать что-либо приятное в память о нашем покойном друге - лорде Морвене; - сказал Петти, - мы бы хотели посодействовать тому, чтобы кино, отчасти снятое на деньги нашего друга, было бы отмечено общественностью именно в той части, в какой оно было профинансировано...
     - Сэр? - Колин вопросительно наклонил голову.
     - Видите ли, - продолжал Петти-младший, - дать фильму о русских как о героях главные призы американского киноискусства было бы неверно с политической точки зрения...
     Колин нервно сглотнул. Он понимал, что для него сейчас наступил момент истины. Именно эти калифорнийские нефтяные воротилы, главным среди которых и был Петти-младший, решали вопросы идеологических и политических перспектив американского киноискусства.
     Они рассматривали кинобизнес как дорогую игрушку. Как футбольный клуб, который приносит не только деньги, но и гордость, как гордость от обладания красивым автомобилем или красивой женщиной.
     - Целесообразно было бы дать вашему фильму приз за лучшие спецэффекты, имея в виду эти скандальные и дорогие плавучие железки, - сказал Петти.
     Но прежде, чем стоящий рядом с Петти секретарь объявил бы аудиенцию законченной, Колину хотелось услышать еще что-нибудь утешительное. Ведь он надеялся на большее.
     - Вы же понимаете, господин Фитцсиммонс, в Голливуде крутятся не только деньги лорда Морвена, светлая ему память, так что целесообразно было бы ограничиться двумя призами, уже названным, и помимо того, за лучшую женскую роль...
     Секретарь склонился к уху Петти и что-то зашептал. Толстяк встрепенулся.
     - Где? Что-то я не вижу... - Секретарь вновь зашептал, показывая наверх. - Да-да, сейчас иду.
     Петти дружески похлопал Колина по плечу и на прощание сказал с астматическим придыханием:
     - Идите, дорогой Фитцсиммонс, танцуйте, лапайте девчонок за ягодицы, пока и ноги танцуют, да и все остальное функционирует.
     Он повернулся и, сопровождаемый секретарем, направился к лифту, оставив Фитцсиммонса в состоянии легкого грогги.
     Два ?Оскара?! Значит, ему дадут два ?Оскара?... Жаль, эх, как жаль, что не за лучшую режиссуру и не за лучшую мужскую роль... Но все равно - фильм-то его! Надо ли сказать Татьяне? Нет, этого делать нельзя... Петти, конечно, дипломат, он ведь ничего напрямую не сказал, все формулировки звучал и, как ?целесообразно было бы...? И юридически к его словам, даже попади они в газеты, придраться было никак нельзя. Подумаешь, высказал свое мнение! Он же не сказал: ?Мы присудим ему две статуэтки?. Он сказал - было бы справедливо, если бы он получил двух ?Оскаров?. Но отныне, с этой минуты, для Колина уже не было той постановочной интриги, которой так славится церемония присуждения главного приза американской киноакадемии.
     Сидя в первых рядах овеянного славой зала, когда разнаряженные в пух и прах оскароносцы прошлых лет примутся разыгрывать всю эту игру в конвертики с фамилиями номинантов, он, Колин Фитцсиммонс, будет сидеть на своем стуле, ни капли не переживая.
     Он уже будет точно знать.
     Потому что слово Петти - это слово калифорнийского закона. Как слово шестизарядного мистера Смит-энд-Вессона в те давние далекие годы освоения Западных земель.
     Колин взял с подноса еще один бокал шампанского.
     Таня танцевала теперь что-то тягуче медленное.
     На сцене, сопровождаемый большим симфоническим оркестром, пел двойник Элвиса Пресли.

     Love me tender
     Love me sweet
     Never let me go
     You have made my love complete
     And I love you so

     Таня танцевала с Леонидом.
     ?Они, именно они сегодня именинники?, - подумал Колин.
     И почему-то вдруг заревновал, глядя на улыбающуюся друг другу пару.

***

     Расстояние от дверей до углового диванчика Петти преодолел с поразительным для своих лет и комплекции проворством.
     - Ваша светлость, вы здесь... Ах, я польщен, польщен... Для нас такое счастье... - Он склонился над протянутой рукой, приложился губами к узкому запястью. - Вы сегодня обворожительны, как никогда.
     - Да полно вам, Петти, я не для того проделала этот утомительный перелет, чтобы слушать дежурные комплименты.
     А между тем, Петти ничуть не кривил душой - в строгом черном костюме и в шляпке с ниспадающей вуалью, слегка прикрывающей верхнюю часть лица, леди Морвен и в самом деле была чудо как хороша, так что дряблое, дважды шунтированное сердечко нефтяного магната дрогнуло и забилось чаще.
     - Присядьте. Я воспользовалась предоставленным мне временем и разработала некоторые