ченными воротами шофер пару раз мигнул фарами дальнего света, и вот машина уже въехала на территорию дачки...
     ?Ничего себе дачка!? - присвистнул много повидавший в своей жизни Леонид.
     Вышедший откуда-то сбоку начальник охраны попросил было у Леонида документы, но с высокого крыльца красивой веранды уже махал рукой сам хозяин.
     - Это мой дорогой гость Леонид! Добро пожаловать в Рублево!
     Леонида даже слегка озадачил предложенный Барковским тон общения. Они почти по-братски, как будто они были старинными друзьями, обнялись.
     ?Впрочем, - подумал Леонид, - теперь все бандиты в Москве так здороваются?.
     Вышла на крыльцо и дочка Вадима от первого брака, с которой Леня тоже познакомился в Калифорнии. Запросто так, в свои пятнадцать лет, подает руку и говорит: привет, Леонид, как поживаешь?
     Втроем он обошли часть территории, поговорили ни о чем, о погоде - о природе, вспомнили какой-то смешной случай из калифорнийского своего вояжа, Анна, дочка Барковского, рассказала заумный молодежно-тусовочный анекдот про наркомана. Леонид не понял, но из вежливости хохотнул.
     Потом сели ужинать.
     Стол был накрыт на веранде. На троих.
     Прислуживали два официанта.
     На закуску подавали норвежскую семгу, икру и овощные салаты.
     На горячее были стерляжья уха и судак под сложным соусом с грибами. Вина не подавали. Тонкий аналитический Ленечкин ум подсказал ему, что это делалось из воспитательных соображений. ?Неужто в пятнадцать-то лет у нее уже проблемы?? - изумился Леонид, скашивая глаз на Аню Барковскую.
     Потом был десерт - садовая земляника и кофе.
     А потом Барковский предложил прогуляться по бережку Москва-реки - растрясти съеденное, чтобы жирок не завязался.
     Шли по высокому берегу, почти вертикально, на все десять с гаком метров, обрывавшемуся вниз. Противоположный дальний берег выглядел издалека таким же крутым, весь из красного плотного песчаника, продырявленный черными отверстиями гнезд ласточек-береговушек.
     На том крутом берегу виднелась красивая беленькая, с зелеными куполами, церквушка.
     - А я и не думал, что Москва-река здесь такая широкая, - сказал Леонид.
     - Это потому, что здесь река запружена, здесь с начала тридцатых годов сделано Рублевское водохранилище, откуда питьевая вода поступала в Москву, - пояснил Барковский. - Здесь и купаться поэтому раньше не разрешалось.
     - А теперь? А теперь можно купаться? - спросил Леонид.
     - Можно, но далеко не всем, - ответил Барковский, - впрочем, Анна с подругами предпочитают бассейн, это как-то более по-европейски, что ли.
     Леонид почувствовал, что пора переходить к сути.
     - Знаешь, Вадим, а я к тебе вот по какому делу приехал, - начал он не без внутреннего трепета.
     Рассказал почти все.
     Напирал на дружеские свои и деловые связи с Колином Фитцсиммонсом, на его фильм, номинированный на ?Оскара?. Напирал на то, что с нашими идиотскими законами гибко вести бизнес невозможно. Говорил опять же и про патриотизм, и про идеологическую пользу для российского государства, если ?Оскара? получит кинофильм про советских моряков. Поставил акцент и на том, что номинация за спецэффекты получилась именно благодаря экспорту крейсера ?Адмирал Захаров?.
     Вадим молча слушал. Кивал в некоторых местах рассказа, как бы подтверждая, что все понимает и все внимательно откладывает в своей голове.
     Леонид еще раз напомнил, что и сам он бывший военный моряк, и что пострадавшие Гай с Забродиным - тоже моряки, которые старались ради того, чтобы фильм про Российский флот вышел хорошим, чтобы после окончания холодной войны развеял на Западе сложившиеся негативные стереотипы.
     - Ладно, ладно, старина, оставь идеологические примочки нашим адвокатам, - Барковский снова дружески обнял Леонида за плечи. - Мы люди деловые, задача понятна, надо твоих парней из Бутырки вытащить...
     Вадим достал из заднего кармана джинсов маленький телефончик и, нажав один раз на невидимую кнопочку, произнес в трубку две пары слов.
     - Я завтра займусь этим вопросом, и думаю, послезавтра твои парни будут дома, - сказал он Леониду, убирая телефон обратно в задний карман.
     Лене вдруг невообразимо сильно захотелось искупаться. Не в бассейне с теплой стерильной водой без бактерий, а здесь - в Москва-реке.
     - Я окунусь? - спросил он Вадима.
     - Так ведь не сезон вроде. Ноябрьские на носу...
     - Ничего, я бывалый полярник. Вице-премьер пожал плечами:
     - Окунись, коли охота...
     По крутой тропинке Леня спустился к воде. Босые, непривычные к сырой земле ноги приятно кололо сосновыми иголочками.
     Прыгнул с разбегу.
     И погреб, как на соревнованиях на первенство факультета...
     А черная вода обжигала. Бодрила. Пульс мгновенно с шестидесяти пяти до ста подпрыгнул.
     Хорошо! Ах, как хорошо!
     Перевернулся на спину. Полежал в воде прямо на середине реки, ощущая ее слабое течение. Поглядел в небеса. Над куполами церквушки проплывала пара белых облаков. ?А ведь Левитан тоже евреем был...? - почему-то подумалось Лене.
     Наверное, потому, что было это Подмосковье ему гораздо милее, чем предместья Иерусалима...
     На предложение Вадима заночевать на даче и утром вместе с ним на его машине вернуться в Москву - вежливо отказался.
     Вадим крепко пожал Лене руку.
     И Анечка Барковская не преминула кокетливо сделать с веранды ручкой:
     - Си ю! Ба-а-ай!..
     ?Что попросит взамен? Какую услугу потребует?? - думал Леонид, глядя в окно несущегося по Рублево Успенскому шоссе ?гелентвагена? с правительственными номерами.
     А в том, что Барковский непременно потребует от него взаимной услуги, Леня ни капли не сомневался.
     Завтра будет день.
     Завтра Гая с Забродиным выпустят, дело, судя по всему, вообще закроют... Надо будет подумать, как ребятам моральный ущерб скомпенсировать...
     Завтра. Все завтра.

(3)

     Нельзя сказать, что Татьяна любила принимать гостей у себя.
     Без всякого сомнения, она любила общество умных людей, и блестящего Гейла Блитса она именно и относила к числу тех, с кем общаться приятно.
     Но что-то всегда претило Татьяне в том, на чьей территории вести разговор, или если угодно, по старой, ленинградской еще формулировочке, ?у кого на хате тусоваться?.
     Муж и учитель по классу великосветских интриг, старый лорд Морвен приучал Татьяну соблюдать нормы конспирации.
     В дорогом ресторане или клубе конкуренты или государственные спецслужбы, что суть одно и тоже, всегда могли подслушать ваш разговор. А вот в кабинете или в библиотеке, или в малой гостиной на мужской половине Морвен-хауса говорить можно было обо всем. Даже о подготовке покушения на президента Соединенных Штатов, если в таких переговорах вдруг возникла бы надобность.
     Но тем не менее, Татьяна не любила принимать гостей у себя,
     В конце концов, никто не давал гарантии, что тот же Гейл Блитс не пронесет у себя на теле направленного игольчатого микрофона и микроволнового передатчика с антенной, обернутой вокруг волосатой ноги.
     Татьяна отчетливо представила себе картину, как спецслужбы из подразделения радиоразведки навешивают аппаратуру на почти голого Гейла Блитса.
     Вот он стоит, в носках со специальными резинками, подхватывающими толстые, почти футболистские икры прогрессиста.
     Он стоит в белых трусах от Маркса и Литтлтона, что по десять фунтов за полдюжины. Стоит, расставив руки, как на уроке физкультуры.
     А женщины из отдела...
     Татьяна представляла себе, что это именно женщины, они навешивают на волосатое тело мистера Блитса микрофон, передатчик, антенночку... Прилепляют все скотчем и спрашивают: ?Не беспокоит? Не мешает ли при ходьбе? ?
     Не трет ли в промежности?
     В общем, какая, черт, разница, где тебя подслушают? Так уж лучше в ресторане, чем в этом пропахшем мертвечиной доме.
     Встречу назначили на два часа пополудни в одном из клубов в Сохо, из тех, где демократичность с викторианских времен развилась настолько, что туда стали пускать и женщин... Но в то же самое время - демократичность там не настолько бурно расцвела, чтобы стали пускать девушек в мини-юбках и арабов в арафатовских укалях.
     Арабов здесь, впрочем, было предостаточно. Но на них были дорогие европейские костюмы, и говорили они на таком английском, что даже самому придирчивому и ревнивому последователю профессора Хиггинса было бы не к чему придраться.
     Татьяна приехала ровно в два.
     Уоррен безукоризненно поставил их ?сильверспур? таким образом, чтобы батлер-мажордом мог бы сделать минимум шагов от дверей, дабы подать руку выходящей из машины леди, покуда пара ливрейных лакеев держат над нею и над ее шляпой широченный зонт...
     - Джентльмены уже ждут вас в большой гостиной, мадам, - с поклоном сказал батлер, пропуская Татьяну вперед.
     Мимо еще двух ливрейных лакеев, застывших, словно те гвардейцы, что стоят у Букингемского дворца.
     Джентльменами, что уже ждали ее, были мистер Блитс и мистер Баррен.
     Татьяна была в длинном, до пола, черном шелковом платье, отороченном мехом алтайского соболя. На черной с вуалью шляпе желтая лента - знак того, что траур по лорду Морвену закончился.
     Шелковый ярко-желтый шарф довершался и букетом желтых роз.
     Над образом Татьяны трудился самый дорогой из лондонских кутюрье, но и сама она прекрасно знала, что черное с желтым ей очень и очень хорошо. ?Cela te vient?, - сказал бы маленький Нил, если бы увидел ее теперь с этим букетом.
     Она вошла, порывистая, как ветер из Сахары в Марокко, и задумчивая, как ночь в Венеции.
     Джентльмены поднялись навстречу.
     Она сперва подала руку Гейлу Блитсу. Правую, до локтя затянутую в ажурную перчатку. Левой она по-прежнему прижимала к груди букет желтых роз.
     Гейл Блитс запечатлел на ее запястье неподдельный и неформальный поцелуй, свидетельствовавший самое глубокое восхищение Таниной красотой.
     Блеснув из-под вуали глазками, Таня подарила ему мимолетную улыбку.
     А вот и Нил склонился к ее руке.
     Как тепло пожатие его рук! Как теплы и мягки - его губы!
     - Я вижу, вы уже выпили аперитив? - заметила Татьяна.
     - Не желаете ли поддержать нас? - спросил Гейл Блитс, кивнув на столик с колесиками, на котором теснились бутылки со всеми теми этикетками самых дорогих напитков, что всегда заполняли рекламные страницы глянцевых журналов ?Пентхауза? и ?Уи?.
     - Une petite verre du cognac, s?il vous plait, - кивнула Татьяна, официанту, показывавшему ей этикетку ?Реми Мартен?.
     - Как вам нравится погода, мадам? - спросил Гейл Блитс, когда все уже сделали по глотку.
     - В России про такие погоды есть поговорка, что погода шепчет: займи денег и выпей, - ответила Татьяна, еще раз подняв стакан и оттопыривая при этом мизинец, затянутый в гипюровую перчатку.
     - Как это интересно! The weather is whispering... Русские все сплошь настоящие поэты! - воскликнул Гейл Блитс.
     - Среди представителей этой нации не только поэты, но и прочие одаренные люди встречаются, - возразила Татьяна. - Вот Дмитрий Менделеев, например, сорокоградусную русскую водку изобрел, за что и был отмечен государем Александром Третьим пожизненным пенсионом в сто тысяч золотых рублей, а совсем не за знаменитую его таблицу элементов, как думают многие.
     - Да, это понятно, русский царь понимал значение водки для русских людей, особенно когда, как вы это только что сказали, погода шепчет! - кивнул Гейл Блитс.
     А Нил все молчал.
     И чего он молчит? Сидит, как словно истукан какой!
     - Еще коньяк? - спросил Гейл Блитс, делая знак официанту, стоящему у стены на самом почтительном расстоянии. - Татьяна кивнула. - В этом клубе всегда самые замечательные и самые свежие устрицы, - сказал он, обращаясь почему-то больше к Нилу, - uitres de mer Nordique, я предпочитаю их знаменитым средиземноморским ?de Nice numero quarante?, и мы их сегодня непременно опробуем!
     Из ридикюля черной кожи вымирающего австралийского крокодила - дабы задохнулась от злобы эта престарелая, свихнувшаяся на экологии дурочка Бриджит Бардо - Татьяна медленно достала кожаный портсигар и длинный мундштук. Неслышно отделившийся от стенки официант из-за спины тут же поднес ей зажженную спичку.
     - Вы тоже можете курить, господа, - сказала Татьяна.
     - Спорт, спорт, спорт прежде всего! - хлопнув себя по выпуклой груди, бодро провозгласил Гейл Блитс.
     - А мистер Баррен, вы тоже спортсмен? - спросила Татьяна, искоса одарив Нила долгим испытующим взглядом.
     - О, и нет и да, - нарушил-таки молчание Нил, - я занимаюсь немного парусным спортом, если мое редкое шкиперство и яхтсменство можно отнести к спорту вообще.
     - А гольф или поло? - продолжала интересоваться Татьяна.
     - О! У мистера Баррена на его острове я обнаружил прекрасную поляну для гольфа! - заметил Гейл Блитс. - мистер Баррен просто скромничает...
     - Mesdames, messieurs, la table est servie, - объявил появившийся в дверях дворецкий.
     - Не знаю, как вы, но я уже проголодался, - сказал Гейл Блитс, вопросительно глядя на Татьяну.
     - О?кэй, - совсем на американский манер ответила Татьяна.
     - Позвольте мне быть вашим кавалером, сударыня, - отставив локоть и предлагая на него опереться, предложил Нил.
     Татьяна посмотрела на него с благосклонностью.
     Так и вошли в обеденный зал, минуя двух официантов в белых жакетах, как бы вросших в косяк дверей, Татьяна, ведомая Нилом, и Гейл Блитс за ними.
     За обедом все так же болтали обо всем и ни о чем.
     О русской кухне. О влиянии грузинской кухни, пришедшей вместе со Сталиным, на кулинарные особенности русского застолья.
     Непринужденно болтали. Вкусно ели...
     И только когда перешли в курительную, в ожидании сыра, кофе и сигар, начали говорить о деле.
     - Втроем мы могли бы составить тот альянс, наподобие Большой антигитлеровской тройки, которому нефтяники ничего адекватного уже не смогли бы противопоставить, - сказал Блитс, вопросительно переводя взгляд с Тани на Нила и наоборот.
     - Да... - с выдохом как бы выдавила из себя Татьяна, - но в этом нашем альянсе вы предполагаете для меня и для мистера Баррена какую-то особенную форму отношений, не так ли?
     - В Большой тройке не было женщины, и поэтому, может, именно поэтому, сразу после победы над Германией разразилась Холодная война, - сказал Гейл Блитс.
     - А будь Сталин женщиной, и выйди он замуж за Черчилля, так и не было бы Холодной войны? - спросила Татьяна, обрубая кончик ароматной ?Ромео и Джульетты - Бельведере?.
     - У нас именно вы, мадам, а не Черчилль, курите сигары, - заметил Гейл Блитс, - и это свидетельство того, что мир изменился, и женщина играет в большой покер наравне с мужчинами, и более того...
     - Что более того? - переспросила Татьяна.
     - И более того, - ответил Гейл Блитс, - мы теперь можем извлечь уникальную возможность, представляемую нам разнополостью членов альянса... и можем несказанно укрепить...
     - Ах, бросьте, - отпарировала Татьяна, - что мешало грузину Сталину трахать в анус Винни Черчилля? Тем более, что он, как и все выпускники Итона, не был целкой на свою толстую задницу! Вот бы вам и укрепление союза!
     - Но церковь не благословляет подобных браков, - ничуть не смутившись, возразил Гейл Блитс...
     - И Капитул, - добавил Нил.
     - Что? - переспросила Татьяна.
     - Я говорю, что и Капитул вряд ли освятил бы гомосексуальный брак...
     - Ах, вот вы о чем! Вы о Капитуле... - промычала Татьяна, в задумчивости выпуская облачко ароматного дыма. - Мистер Блитс, а как же насчет обета молчания? Вы нарушаете положение Устава, гласящее, что не только деятельность Ордена, но и само его существование должно оставаться тайной для непосвященных...
     - Дорогая леди, уверяю вас, перед собственным посвящением я тщательнейшим образом проштудировал Устав, и, в соответствии со статутом восемнадцать, пункт три, я, как Маг Ордена, имею право избрать себе Фамулюса, приравниваемого к Адепту Малой Ступени и могущего быть принятым в Круг Посвященных на Собрании Ордена. Таковым фамулюсом и является мистер Баррен, мой давний проверенный деловой партнер и добрый друг... И я предлагаю вам, милая леди Морвен, и вам, почтеннейший мистер Баррен, подумать и принять решение!
     - Решение? - спросила Таня. - О каком именно решении вы говорите?
     - На мой взгляд, оно очевидно. Мне остается только сожалеть, что я не свободен, как мой партнер мистер Баррен, не то бы я...
     - Не то, как сказал один мой маленький родственник, мы стали бы сопроизводителями новых электронных игрушек для плэй-стэйшн-три, - хохотнула Татьяна.
     - Легко! - подтвердил Гейл Блитс. - Но, увы, я не свободен! А вот зато наш Нил...
     Татьяна не испытывала неловкости от этих переговоров.
     Все было нормально. Все было нормально, если рассматривать альянс как бизнес. Но ведь и в подобных браках по расчету случаются счастливые исключения!
     Цезарь вступил в связь с Клеопатрой для того, чтобы на египетских границах империи был мир. Но у них была и любовь. И в историю они вошли не как политики-миротворцы, но как любовники!
     Ах, как бы хотела этого Татьяна.
     И счастье само теперь шло к ней в руки.
     Счастье шло к ней в руки, и его нельзя было упустить! Нельзя!
     - Я жду, когда мне сделают предложение, - сказала она, - я жду...
     Нил поднялся из кресла. Застегнул нижние пуговицы пиджака, потом преклонил колено и сказал:
     - В присутствии свидетелей я прошу вашей руки, миледи.
     Татьяна, не вставая, протянула ему руку.
     - Я согласна стать вашей женой, мистер Баррен, но я сожалею, что вы не нашли для меня слов любви, милорд...
     После этого она поднялась и быстро вышла в распахнутые перед нею двери.

(4)

     Деньги к деньгам. Так в семье Приблудовых говорили, кажется?
     Теперь все самые дорогие торговые марки парфюма, дамских аксессуаров, белья и верхней одежды выстроились в длинную очередь и просто униженно умоляли ее - сверхновую звезду Голливуда - сняться в рекламном клипе для ?Коко Шанель?, или на разворот в журнал ?Космополитен?, чтобы продвинуть новую ?дамскую? модель ?рено?...
     На Таню был повышенный спрос, и умненький Факноумо, который отныне занимался не только ее пи-аром, но и выполнял обязанности рекламного менеджера, объяснил, что молоденьких топ-моделей для рекламы в Голливуде - хоть отбавляй, но торговля женскими товарами не может ориентироваться только на девчонок... Поэтому модели ?за сорок? в деле дамского рынка ?консьюмер-гудз? - особенно в высокой цене. Вот Татьяна и оказалась теперь такой сладкой для всех торговых марок, что продают часы и драгоценности, автомобили и бытовую технику, косметику и белье для богатых дам...
     Первыми в атаку ринулись косметические монстры. Звонки из ?Ledurall?, ?Loremal? и ?Langnom? последовали один за другим. Предложения были заманчивы: в одном случае обещали двести тысяч зеленых за рекламу шампуня. В другом - полторы сотни за то, что она перед камерой намажет лицо суперэффективным кремом от морщин. Плюс доплата борзыми щенками - то есть возможность получить бесплатно неограниченное количество этой самой супер-мазилки. Третья фирма предлагала прорекламировать целую серию косметических средств для тех, кому за тридцать. И, соответственно, сняться сразу в трех видеороликах. Для начала. А там поглядим. За каждый платили по сотне, что в сумме означало три.
     - Фто фкавефь? - прошепелявил Факноумо, изложив Татьяне основные пункты предлагаемых контрактов.
     - На первый взгляд самая заманчивая версия - это шампунь. И платят больше, и акцент на возрасте не делают, - как и всякой женщине, Татьяне претила перспектива во всеуслышанье рассказывать о возрастных изменениях своей кожи.
     - Фря ты так думаешь. Фампунь, мевду прочим, от выпатения фолос.
     - Что же ты сразу-то не сказал! Изображать из себя лысеющую старуху - ну уж нет, ни за какие коврижки! - Татьяна даже разозлилась на своего недотепу - менеджера. - Ну давай, выкладывай, какие еще подробности