А   теперь   он   поступил,   как   какой-нибудь
среднеазиатский партийный бай, отгрохавший своему сыночку дворец на казенные
деньги... Я не могу принять, и не могу простить...
   - Все не так, - сказала Таня настолько спокойно, что  Павел  в  изумлении
поднял на нее глаза. - Сюда не вложено  ни  копейки  казенных  денег,  и  ни
копейки денег Дмитрия Дормидонтовича.
   - Тогда как?..
   - А вот так. Видишь ли, я из очень благоустроенной семьи. Еще при Сталине
благоустроенной. У отца были огромные деньги, ценности,  дача  под  Москвой,
домик в Крыму. Когда он уже сильно болел, но был еще в относительно  здравом
рассудке, он оставил официальную бумагу, по которой поделил  свое  имущество
между Адой, братом и мною. И вот так я предпочла распорядиться частью  своей
доли. К тому же не забывай, что я три с половиной года работала на  прилично
оплачиваемой  работе  с  хорошими  премиями,  а  тратиться  почти  не   было
надобности. Так что первый взнос за квартиру уплачен не просто с моих денег,
а с лично мной заработанных. Остальное пошло  на  мебель,  отделку.  Николай
Николаевич - ты его знаешь, это фактический муж Ады - помог мне оформиться в
этот кооператив. Потом мы с ним  и  Адой  все  просчитали,  и  я  решила  не
вкладывать все деньги до конца, а взять часть у  Николая  Николаевича.  Это,
как ты говоришь, справедливо.
   - Почему?
   - Я же выписываюсь из Адиной квартиры  и  оставляю  их  там  вдвоем.  Моя
комната - это, как минимум, эквивалент здешней кухни со всеми причиндалами.
   - Но для меня-то все равно получается на дармовщинку.
   - Э нет, скорее в кредит.  Во-первых,  эту  квартиру  надо  выкупать  еще
десять лет, платить ежемесячно взносы. Это будет твоя забота. Во-вторых,  ты
будешь расплачиваться очень тяжким трудом.
   - Каким?
   - А быть моим мужем - это, по-твоему, легко? Павел рассмеялся,  и  всякое
напряжение покинуло его.
   - По-моему, это божественно!
   - Не говори "гоп", пока не перепрыгнешь. -  Таня  привстала,  перегнулась
через стол и поцеловала Павла в щеку -  Давай-ка  по  кофейку  и  собираться
по-быстрому. Сегодня в Доме Кино "Крестного  отца"  показывают.  С  Марлоном
Брандо.

II

   Таня уверенно вела "Жигули" по запруженным городским улицам  и  время  от
времени бросала пытливый взгляд в сторону мужа. Похоже, озвученная ею версия
приобретения квартиры никаких подозрений у него не вызвала. И не должна была
- Таня знала,  что  великолепие  их  нового  жилища  не  могло  не  породить
вопросов, и заранее подготовила на  эти  вопросы  убедительные  ответы.  Для
каждого - свои.
   Ее  удивляло  безоговорочное  доверие  Павла.  Но  все  же  тонкая   душа
чувствительна ко  лжи.  Собственно,  лжи  как  таковой  и  не  было.  Скорее
умолчание и некоторое смещение акцентов... Ну, не готов он знать всю правду,
и никогда не будет готов.
   Матери, правда,  соврать  пришлось.  Правдоподобие  должно  было  усыпить
всякие страхи, убедить Аду. Вот тут и пришлись кстати неопознанные трупы  на
ранчо. Согласовала версию с дядей Кокой, тот все гражданской  своей  жене  и
разъяснил. Ну, зависла хата конспиративная для нужд Шерова, куда покойник по
своим каналам вроде бы когда-то и прописал Танюшу.  (Прописку  она  оформила
без труда и задним числом: благо начальник  домоуправления  сам  в  том  был
немало заинтересован). Дядя Кока все понял правильно, изложил без  проколов,
а Ад очка только порадовалась... И много говорить о новом жилье Ада ни с кем
и не будет. Чай не дура. Прикроет заслугами отца перед отечеством.
   Что вполне вписывается в объяснения, данные ей Павлу, так что со  стороны
Адочки сюрпризов ждать не приходится. Со стороны  дяди  Коки  -  тем  более,
поскольку сам он с этого дела тоже поимел неплохо, за  что,  кстати,  должен
быть ей весьма благодарен.
   А начало квартирной эпопеи совпало с завершающей стадией  осады  крепости
по имени Павел. Таня занялась обустройством совместного будущего,  когда  он
об этом будущем еще не ведал ни сном, ни духом...
   На  выезде  с  Адмиралтейского  наметилась  основательная  пробка.   Таня
перестроилась в правый ряд и приготовилась терпеливо  ждать,  когда  наконец
удастся свернуть на Невский. Глаза ее следили за огнями светофора,  а  мысли
уносились на полгода назад, когда она забежала в гости к  Анджеле,  даже  не
догадываясь, во что выльется этот визит.
   - А-а, это ты?  -  глядя  на  Таню  расфокусированньм  взглядом,  сказала
Анджела. - Проходи.
   Она сделала шажок назад, покачнулась и уцепилась за стену.
   - А вы все торчите? - осведомилась Таня, разматывая шарф.
   - Торчим. А ты - ик! - курнешь? Таня задумалась.
   - А что, сегодня можно. Есть повод.
   - Ага. И у нас повод. У тебя какой?
   - Личный, - коротко ответила Таня.
   Что  толку  говорить  этой  обкурившейся  стерляди,  любовнице  и  лучшей
подруге, что Павлик, блестяще  защитившись  в  Москве,  сегодня  с  триумфом
вернулся оттуда и тем самым дал ей идеальный по обстоятельствам и психологии
момента случай усугубить знакомство? Или не врубится, или  начнет  доставать
ровностями и нежностями.
   -  И  у  нас  личный.  Якубчик  влетел  очень  некрасиво.  Сидит  весь  в
расстроенных чувствах, не знает, что делать.
   Анджела  бросилась  Тане  на  шею  и  разрыдалась.   Таня   с   некоторой
брезгливостью стряхнула с себя белые дрябловатые руки и решительно прошла  в
комнату, откуда тянулся знакомый дымок  и  доносился  педерастически-сладкий
голосок Бюль-Бюль-оглы. За захламленным столом сидел Якуб,  подперев  руками
черноусую голову и тупо глядя в стену.  Появление  Тани  он  заметил  только
тогда, когда она, шумно двинув стулом, села напротив него и спросила:
   - Что это там Анджелка бухтит, будто ты влетел во что-то?
   Якуб посмотрел на Таню налитыми кровью глазами и криво улыбнулся.
   - А, это ты? - вторя Анджеле, сказал он. Таня перегнулась  через  стол  и
отвесила ему звонкую плюху.
   - Ты что, а?
   Он схватился за щеку, в темных глазах блеснула злость.
   - Я спрашиваю, во что вляпался.  Ну-ка  соберись  и  отвечай  на  вопрос.
Внятно, четко.
   Якуб смотрел на нее, не решаясь начать.
   С  этим  Якубом,  аспирантом  Торгового   института,   целевым   порядком
направленным туда из Азербайджана, Анджелка сошлась еще весной. Потом, когда
так резко и неприятно оборвалась хлебная работенка у Шерова, позволила этому
пылкому охотнику до блондиночек в теле взять себя на содержание и  переехала
в нему, в  двухкомнатную  квартирку  на  Софийской,  которую  он  снимал  за
стольник в месяц. Таня время от времени заезжала к ним  передохнуть,  выпить
бокал  хорошего  винца,  которое  Якубу  привозили  земляки,  иногда  забить
косячок, а то и оставалась на ночь. Таня  не  знала,  что  Анджелка  наплела
Якубу про их отношения, только в первую же из таких  ночей  он  с  некоторым
даже облегчением уступил Тане свое место на широкой кровати  и  устроился  в
гостиной на раскладушке. Видно, притомился каждую ночь доказывать Анджелке и
себе самому непревзойденность своих мужских достоинств.
   Жили Якуб с Анджелой широко, не по-аспирантски -  рестораны  по  большому
счету, дорогие  импортные  шмотки,  дубленки,  золотишко.  Таня  знала,  что
Анджела, с  молчаливого  согласия  Якуба,  продолжает  понемногу  заниматься
"гостиничным  бизнесом",  но  одних  Анджелкиных  заработков  на  все   это.
великолепие и за десять лет не хватило бы - да  и  не  та  она  баба,  чтобы
посадить себе  на  шею  "жениха".  Это  так,  на  мелкие  прихоти.  Таня  не
сомневалась, что у Якуба свои доходы, и даже догадывалась,  в  какой  именно
сфере, но влезать в эти дела не хотела нисколько. Ей это было неинтересно.
   Глядя на его скорбное лицо, Таня ощущала приятное пощипывание в висках  и
в ладонях. Как прежде, когда смотрела, как  кодла  молотит  Игоря  в  темном
дворике, когда вешала лапшу на уши сторожу, а ребята  бомбили  склад,  когда
брала слепки с ключиков в квартире Лильки... Когда  опускала  монтировку  на
голову Афто, когда обговаривала с Ариком варианты, как кинуть  Максимилиана.
Когда письмишко Черновым левой рукой писала. Да, застоялась она за последнее
время, размяться хочется. И Анджелку будет жалко, если тут что-то  серьезное
заварилось  -  она-то  тут  совсем  не  при  делах...  Кстати   о   птичках:
прикандехала из прихожей, села, смотрит то на нее, то на Якуба.
   - Ай, иди отсюда, да? - Якуб раздраженно взмахнул рукой перед самым носом
Анджелы. - С тобой потом говорить будем.
   Анджела вышла, надув губы, а Якуб подался вперед, нависая физиономией над
столом, и начал:
   - Накололся я, брат, сильно накололся...
   - На сколько? - деловито спросила Таня,  решив  пропустить  "брата"  мимо
ушей. Ну, нерусский, бывает.
   - На пятнадцать кусков пока.
   - Неслабо... Ну, ничего, поднимешь как-нибудь. - Она обвела рукой богатую
обстановку гостиной.
   - Поднять-то подниму, да только  теперь  всю  жизнь  поднимать  придется,
шакалов этих кормить. Прижали они меня, Таня, хорошо, обложили, а я ничего с
ними сделать не могу.
   - Что-то с любым человеком сделать можно, - задумчиво проговорила Таня.
   - Какие они человеки - твари, честное слово! Голыми руками зарежу,  мамой
клянусь!..
   - А если поконкретней? Давай-ка выкладывай все. Может, на пару что-нибудь
сообразим. Конечно, если тебе, гордому сыну Кавказа, в  лом  у  бабы  совета
просить...
   - Ну что ты, зачем так говоришь, слушай? - поспешно сказал Якуб. -  Какая
же ты баба? Бабы все дуры, а ты... Анджелка столько про тебя нарассказала...
   - Значит, выходит, что я мужик? Ну, спасибо, милый, за комплимент.
   - Какой мужик, слушай!
   Якуб окончательно запутался и покраснел.
   - Ладно, мою половую принадлежность потом обсудим. Говори давай по делу.
   Он вздохнул и трагическим полушепотом начал:
   - Понимаешь, Таня, была у меня раньше одна... женщина. Ах, какая женщина!
Красивая, зажиточная, вдова торгового  работника...  Мы  весной  расстались,
вышла она за немца замуж и уехала в  Германию.  Ай,  как  я  тосковал,  пока
Анджелу не встретил...
   - Без лирики, если можно, - сказала  Таня  и  по-хозяйски  развалилась  в
кресле.
   - Я про Нору уже и забыл почти. Только три дня назад звонит мне ее  брат,
которому она здесь квартиру оставила, и говорит, что только что вернулся  из
Германии и привез мне от Норы письмо и посылочку. Я говорю, давай встретимся
где-нибудь, а он говорит, приезжай лучше ко мне, я тебе  расскажу,  как  она
теперь, фотографии покажу. Я, как гондон, ушами хлопаю...
   Таня рассмеялась, буквально представив себе, как названный Якубом предмет
хлопает ушами; Якуб с обидой посмотрел на нее и продолжил:
   - В общем, поехал я по известному адресу. Он, гнида,  дверь  распахивает,
мордой улыбается,  в  комнату  зовет,  про  Нору  базарит,  кофеем  угощает.
Конвертик вынимает, пакет достает - а в нем костюмчик джинсовый,  фирменный,
с лейблами, с заклепочками. Я, как положено, спасибо говорю,  конвертик,  не
раскрывая, в карман, пакет в сумку...
   - Ну, что замолчал?
   - Тут и открылась дискотека, слушай! За  спиной  крик:  "Встать!  Руки  в
гору, лицом к стене!" Я встаю, начинаю оборачиваться,  тут  мне  по  затылку
тяжелым - хрясть! Отрубиться я не отрубился, но ослабел сильно. В глазах все
поплыло. Дал себя к стенке прислонить, обшмонать... Проморгался  -  сижу  на
диване, рука браслетом к батарее пристегнута, а в том кресле, где только что
был я, развалился мент и пушкой поигрывает. Здравствуйте, говорит, гражданин
Зейналов. Это ваше? И показывает конверт. Я  прикинулся  чайником,  конечно,
говорю, знать не знаю, что за вещь. А он: свидетель, подтвердите, что данный
конверт изъят из внутреннего кармана  гражданина  Зейналова  при  обыске.  И
Норин брат, собака, кивает, да, дескать, подтверждаю. Мент на сумку: ваша? И
все по новой...
   А брат Норин знай поддакивает и объясняет, что, мол, бывший знакомый  его
сестры, Зейналов, позвонил ему и предложил приобрести джинсы и  валюту.  Он,
как честный советский человек - честный, ха!  -  обратился  к  представителю
правопорядка,  полковнику  Кидяеву...  Я  тут  пригляделся   -   а   мент-то
действительно  полковник,  блин!..  Он  лыбится  и  говорит:  я  сейчас  при
свидетеле вскрываю конверт, изъятый у гражданина  Зейналова.  Я  кричу,  эй,
погоди, не мой это! А он  раскрывает,  падла,  конверт,  и  оттуда  сыплются
бумажки зеленые, доллары! Ну,  и  в  джинсах,  конечно,  в  кармане  пакетик
полиэтиленовый с порошком. Это, говорит, что такое, Зейналов?
   Я молчу, а Норин братец тут же тявкает: он мне,  товарищ  полковник,  уже
здесь, в доме, кокаин купить предлагал. Тут я  совсем  рассердился,  погоди,
кричу, я тебя, свидетель  сучий,  закопаю.  А  мент  посмеивается  и  ручкой
щкрябает:  угроза  свидетелю  в  присутствии  представителя  власти...   Ну,
говорит, Зейналов, лет десять ты  себе  уже  намотал.  Протокол  подписывать
будем? Утрись ты, говорю, своим протоколом, жопа.  А  он  спокойненько  так:
добавим оскорбление работника при  исполнении.  Свидетель,  подпишите.  Тот,
конечно, тут же бумагу  подписывает.  А  мент  вздыхает,  говорит,  ну  все,
вызываю наряд для доставки задержанного... И  на  меня  смотрит.  Я  говорю:
стоп, это провокация и  задержание  незаконное,  где  понятые,  где  санкция
прокурора, почему один меня брать пришел. Мент  смеется:  это,  говорит,  не
арест, а  задержание  пока.  Для  ареста,  говорит,  нужны  формальности,  а
задержать я самолично любого гражданина могу  до  трех  суток.  Этого  тебе,
говорит, за глаза хватит. Мои ребята с тобой воспитательную работу проведут,
так ты через трое суток не только в этой наркоте и в зелененьких сознаешься,
но и что в восемнадцатом году в Ильича стрелял. Тут я совсем башку потерял и
понес его - по матушке, по бабушке...
   Он подошел и р-раз мне по уху. Я кричу, при свидетеле меня ударил! А этот
свидетель долбаный тут же - ничего не знаю, он ко мне уже с  распухшим  ухом
пришел. А мент опять за телефон  и  на  меня  опять  смотрит.  Что,  говорю,
пялишься,  гад,  или  рука  не  поднимается  невиноватого  хомутать?  Насчет
невиноватого - это ты, говорит, кому другому заливай, а смотрю  я  на  тебя,
говорит, потому, что не решил пока -  сразу  тебя  сдать  куда  следует  или
сначала попробовать договориться по-хорошему. Я ведь, говорит, потому и один
за тобой пришел, что не ты, черножопый... так и сказал, сука,  "черножопый",
представляешь, да?!
   - Врет, - серьезно сказала Таня.  -  Врет  как  Троцкий.  Никакой  ты  не
черножопый, я видела.
   - Вот-вот! - Якуб тряхнул головой. - Не ты, говорит,  мне  нужен,  а  вся
цепочка ваша преступная, которая отравой весь  город  наводнила...  И  давай
прямо как по списку выдавать: имена, фамилии,  клички.  И  про  мои  дела...
Видишь, говорит, мы и без тебя  достаточно  знаем.  А  ты  нам  всю  систему
расколоть поможешь, Гамлета нам сдашь...
   - Принца датского? - Таня рассмеялась.
   - Какого принца, слушай?! - вскипел Якуб. -  Экспедитора  от  поставщика.
Страшный человек, а ты смеешься.
   - Извини. Просто имя смешное.
   - Ничего смешного. Имя как  имя.  Гамлет  Колхоз-оглы,  по-вашему  Гамлет
Колхозович.
   Таня расхохоталась вовсю. Якуб стукнул кулаком по столу. Таня  замолчала,
смахнула набежавшие слезы рукавом и сказала:
   - Все, больше не буду... Рассказывай дальше.
   - Я тогда им говорю: а мне все равно, не вы, так подельники меня  кончат.
Это, говорит, они тебя кончат, если с нами работать не будешь, или к  братве
своей побежишь на нас, ментов не правильных,  управу  искать.  Мы  тогда  им
через своих людей маячок кинем, что ты Вагифа с  Семен  Марковичем  заложил.
Так что нет тебе, Зейналов, другого выхода. Я говорю: раз уж у нас  разговор
такой завязался, хотелось  бы  на  документы  ваши  взглянуть,  а  то  форму
напялить  каждый  может.  Он  улыбается,  пожалуйста,   раскрывает   красную
книжечку, подносит ко мне: городское УВД, Кидяев Петр  Петрович,  полковник.
Ну как, говорит, убедился? Чувствую, со всех сторон обложили,  говорю:  вам,
как понимаю, и без меня все про нас известно, на что вам  еще  один  стукач,
может, как-нибудь по-другому договоримся. А он: отчего  ж  не  договориться,
договориться всегда можно, вижу, вы, Зейналов, все поняли и осознали, и  раз
уж сами такой разговор начали, вот вам мое слово: пятнадцать тысяч в течение
недели, и каждый месяц еще по пять. А мы, со своей стороны, гарантируем, что
никаких препятствий в вашей деятельности чинить не будем. Или это, или  пиши
расписку о добровольном сотрудничестве, или мы сейчас  пустим  в  дело  этот
протокол, и хорошо тебе не будет, это я тебе тоже гарантирую. Ну как, на что
соглашаешься? А на  что  было  соглашаться,  да?  Ладно,  говорю,  уж  лучше
деньгами. А сам думаю: ну, гады, погодите, я вас  еще  сделаю.  А  полковник
этот смотрит на меня, скалится и говорит, ласково так: только фокусничать не
вздумай, Зейналов. У нас все схвачено и везде свои. И давай объяснять,  чего
мне делать не надо. Все охватил, что мне в голову прийти могло. По  полочкам
разложил, с примерами...
   - Да, - сказала Таня. - Приятного мало. Как решил - платить, не платить?
   - Думаю, придется платить. Жить-то хочется.
   - Слушай, а они тебе чернуху не  прогнали?  Мозг  Тани  нащупывал  нужную
нить. Она начала тасовать возможные комбинации.
   - Я долго думал. Не похоже. Удостоверение настоящее,  форма  тоже,  знают
много - про меня, про всех...
   Нет, все солидно.
   - Разберемся... Значит так - когда ты должен отдать первые деньги?
   - Завтра или послезавтра. Ведено с утра позвонить,  сказать,  во  сколько
буду, и подъезжать.
   - Куда? К метро, в парк, на перекресток?
   - Нет. Только на квартиру. На их территорию. Не хотят светиться.
   - Деньги у тебя есть?
   - Есть. - Якуб вздохнул. - Отдавать жалко.
   - Жалко, - согласилась Таня. - Ну  ничего,  может  быть,  еще  вернем.  С
процентом.
   - Это как? - заинтересованно спросил Якуб.
   - Пока рано говорить. Есть кое-какие соображения, но надо все  проверить.
- Она поднялась и сладко потянулась.
   - Ноги затекли, пока тебя слушала, да и есть хочется Скажи Анджеле, чтобы
чего-нибудь быстренько спроворила. И кофе. Перекушу по-быстрому и домой.
   - Как домой? А-а я? А мы? - с некоторой растерянностью спросил Якуб.
   - А вы тоже поешьте. Голодные, наверное.
   - Да я не про то. Что делать будем?
   - Ты насчет этой истории с данью?.. Ладно, я согласна помочь  тебе.  Пока
не знаю, получится из этого что-нибудь или нет. А ты готов довериться мне?
   Якуб пощелкал пальцами, несколько раз вздохнул.
   - Готов.
   - Тогда  обещай  делать  все,  что  я  скажу,  и  не  задавать  вопросов.
Обещаешь?
   - А что остается, слушай? - он темпераментно взмахнул руками.
   - Тогда завтра с утра жди моего звонка. Я назову время.  Потом  позвонишь
туда, скажешь, что деньги готовы, но  что  ты  тоже  не  хочешь  лишний  раз
светиться в ментовской хате, а потому вместо тебя  придет  курьер,  шестерка
тупая.
   - Асланчик, да?.. Слушай, откуда про Асланчика знаешь?
   - Это твой предпоследний  вопрос,  договорились?  Никаких  Асланчиков  не
будет. Пойду я.
   - Ты? Зачем?
   - А это последний вопрос, на  все  последующие  отвечать  отказываюсь.  Я
пойду, потому что мне надо на месте проверить кое-какие догадки.
   Анджела постучала в дверь, просунула голову и сказала:
   - Идите жрать, пожалуйста.
   Весь путь до дома Таня напряженно обдумывала ситуацию с Якубом.  Ну  хоть
убейте, не видела она здесь организованного чиновничьего  вымогательства  (в
отличие от подавляющего большинства сограждан  Таня  прекрасно  знала  слова
"рэкет" и "коррупция" и имела  довольно  четкое  представление  о  том,  что
творится в отечественных коридорах власти, но  как-то  не  подумала  связать
американские слова с советским явлением). Интуиция подсказывала ей, что Якуб
нарвался на частную инициативу, на фармазон.  Но  для  выработки  правильной
линии действий совершенно