Колеса
фортуны" и прочих всенародно любимых телевизионных игр с призами  и  назвала
конкретную программу - еженедельное ток-шоу Фрэнка Суиннертона.
   В  аскетически  обставленной  полутемной  студии  почтенный  кембриджский
профессор  беседовал  один  на  один  с  людьми  самых   разных   профессий,
объединенными общенациональной известностью и тем обстоятельством,  что  для
какой-то части населения  Британии  каждый  из  гостей  служил  своего  рода
интеллектуальным маяком.
   Говорили об искусстве, литературе, жизни, о состоянии общества и  мировых
проблемах.  Громкой  популярностью  программа  профессора   Суиннертона   не
пользовалась, в рейтингах не упоминалась, но была по-своему едва ли не самой
влиятельной из всех телепередач, а наиболее удачные  беседы  продавались  за
рубеж и  демонстрировались  в  Европе,  в  Америке,  в  Австралии.  Поначалу
профессор чуть дар речи не потерял от такой наглости.  Подумать  только,  до
чего упали моральные критерии общества, что какая-то там бандерша,  парвеню,
воплощение одной из страшнейших язв, поразивших страну, не считает для  себя
зазорным ломиться в его  элитарно-интеллектуальный  клуб!  Но  потом  то  ли
любопытство взяло верх над возмущением, то  ли  слишком  хорошо  запомнилась
цифра на чеке, обещанном профессору в том случае, если передача состоится  -
одним словом, Фрэнк Суиннертон согласился встретиться  с  миссис  Дарлинг  в
приватном, разумеется, порядке, но убедительно просил  бы  не  считать  оное
согласие гарантией, так сказать...
   В назначенный час профессора  Суиннертона  встретил  Брюс,  Танин  личный
шофер, и к приятному  удивлению  маститого  ученого  мужа  отвез  его  не  в
шикарный новомодный ресторан, а  в  уютное  семейное  кафе  на  Слоун-сквер,
известное профессору с юности. За кьянти и спагетти беседа потекла  легко  и
непринужденно.
   Говорили об искусстве, литературе, жизни, о состоянии общества и  мировых
проблемах.  Профессор  покинул  Таню  совершенно  очарованный  ее  красотой,
эрудицией и нестандартным строем мысли.
   - О, если бы все представительницы  вашей  профессии  были  хоть  чуточку
похожи на вас! Но увы...
   - Увы, - согласилась Таня.
   На передачу она явилась в строгом темно-синем костюме, оттененном  пышным
белоснежным жабо  и  вызывающем  легкую  ассоциацию  с  женской  полицейской
униформой, с неброским, почти незаметным макияжем и в больших очках в тонкой
металлической оправе. В  таком  виде  она  напоминала  строгую  и  серьезную
молодую директрису современной общеобразовательной школы.
   Фрэнк повел беседу в своей  непринужденной  манере,  где  нужно,  лавируя
между острыми рифами  стереотипов  сознания,  -  попеременно  сталкивая  их,
вызывая смущение, недоумение, восхищение -  то  есть  чувства,  заставляющие
потом задуматься.
   Таню Дарлинг он прямо и  открыто  представил  зрителю  как  бандершу,  но
диалог повел в русле, несколько странном для такого случая:
   - А вы лично верите в существование изначального зла?
   - Как в первородный грех?
   - Он есть? - зацепился Фрэнк.
   - В располовиненной форме, как два огрызка от яблока познания.
   Народ в студии обомлел, даже оператор выглянул из-за стойки посмотреть на
миссис Дарлинг воочию.
   - Поясните свою метафору, Таня.
   - Не мной она придумана.
   Ее речь была спокойной, текла медленно и гладко, лексика и произношение -
вполне литературны, даже рафинированы.
   - В равной степени мужчина и женщина являются единым целым, и зло в  том,
что они противостоят друг другу, как враждебные полюса.
   - Начало все же одно и единое целое состоит из двух, но не более, или  вы
другого мнения? Фрэнк обворожительно улыбался.
   - Изначально - возможно, но уж коли это случилось, путь познания тернист,
и у обеих сторон есть право выбора, каким следовать, с кем и когда.
   За стеклянной перегородкой студии зашевелился народ,  одобрительно  кивал
головами.
   -  Полагаете,  в  этом  вопросе  не  должно  быть  конкретного  лидерства
какой-либо стороны?
   - Лидерство, инициативность - или покорность и готовность к подчинению  -
есть фактор вторичный, обусловленный воспитанием в той или иной  среде,  что
зачастую  воспринимается  как  индивидуальные  особенности  той   или   иной
личности.
   - Как и общественных устоев?
   - Устои - это и есть устои, то есть нечто устоявшееся, но никак не вечное
и не предвечное.
   - Но разве общественная мораль не вызвана историческими условиями?
   - Конечно, - лукаво  улыбнулась  Таня,  -  как  защитная  реакция  любого
организма.
   - Реакция? На что в данном случае?
   - На страх.
   Танины глаза сверкнули,  в  голосе  прозвучал  вызов.  Где-то  затрещало,
посыпались искры, зафонил тонким писком магнитофон.
   Пустили рекламу, после чего Фрэнк извинился перед зрителями за  неполадки
и с той же чарующей непринужденностью вернулся к разговору.
   - Вы упомянули страх. Может быть, в нем и кроется общественное зло?
   - Где кроется зло - это пусть каждый сам исследует, а страх  -  это  лишь
признак, способ существования зла.
   - Иными словами, - поспешил Фрэнк  направить  разговор  в  нужное  русло,
почему-то ощутив сам непонятную жуть,  -  два  полюса,  то  есть  мужчина  и
женщина,  познавая  друг  друга,  могут  ощущать  страх,  возможно,  бояться
партнера?
   - Так было на протяжении  всей  человеческой  истории.  -  Таня  щелкнула
языком и, как бы извиняясь, пояснила:
   -  Видите  ли,  я  выросла  в  России,  в  стране,  в  городе,  где   зло
материализуется с примерной периодичностью. В этой связи чрезвычайно полезно
учение Маркса. Бытие определяет сознание. Исторический материализм учит, что
мысль, овладевающая массами - материализуется! Так что же привело конкретное
общество к тому, что оно имеет на данный момент?
   - Давайте выберем, уточним территорию, например, развитые, цивилизованные
страны.
   Таня  поправила  очки,  вздохнула,  как  учитель,  вынужденный  объяснять
глупому ученику что-то очевидное.
   - Пусть будут развитые, где  женщина  наконец  обрела  свободу  и  только
учится, как с ней жить и что дальше делать.
   - Разве торговля собственным телом - лучший выбор для женщины?
   - Если мы согласились с тем, что она свободна, значит, выбирать путь - ее
право.
   - Но ведь на  протяжении  веков,  всего  развития  цивилизации  этот  род
деятельности никогда не вызывал особого почета и уважения.
   - Вы толкуете о мужской цивилизации, о патриархальном сознании, которое и
принизило  женщину,  поставив  ее  в  условия  зависимости,  абсолютной  или
относительной.
   - Но когда-то это было исторически обусловленной необходимостью...
   - Продиктованной тем фактом, что в неменьшей  зависимости  и  униженности
находился мужчина при матриархате. Сейчас мужская цивилизация  старается  не
вспоминать о тех временах - из страха, закрепленного на генетическом уровне.
   Когда-то мужчина попросту использовался в  целях  оплодотворения,  о  чем
имел смутное понятие. Амазонки вообще обходились без  конкретного  партнера.
Жрица определяла по лунному календарю, кому и когда зачать. А дальше -  дело
техники.
   Есть раб, пленный, слуга  -  этого  достаточно  при  знании  дела,  чтобы
использовать его сперму на золотой монетке... типа современного тампакса.
   - Что вы говорите? - ошалел Фрэнк. - Это гипотеза?
   - Ее легко проверить, - рассмеялась Таня.
   - Но это еще не повод для страха.
   - Это - еще нет, а вот то, что повсеместно мужчина  приносился  в  жертву
земле, для урожайности, причем каждый кусок тела на определенное поле или  в
лес, а чресла в основном в воду, для высоких рыбных промыслов - это повод и,
думаю, серьезный.  Потрошками  его  закусывали  в  праздники  солнцеворотов,
регулярно, летом и зимой.  Это  позже  жрицы-правительницы  придумали  новые
способы   обязательных   жертвоприношений,   чтобы   оставить   возле   себя
понравившегося соправителя.
   Фрэнк аж передернул плечами, тут же собрался и, улыбаясь зрителям, подвел
под страшной картиной черту:
   - Вполне объяснимо, что страх в половом влечении партнеров имеет  древние
корни, прорастающие в архетипы личного и общественного  сознания.  Но  Таня,
чем же руководствуются современные служительницы культа Афродиты?
   - В жертвоприношениях, наверное, уже  нет  нужды...  -  На  секунду  Таня
задумалась. - Свободой и правом избрать собственный путь... Если  не  можешь
изменить себя, попробуй хотя бы изменить мужу. Общество уже  готово  принять
не только жриц, но и жрецов любви...
   "С такой жрицей можно и в жрецы пойти рука об руку  и  очень  далеко",  -
прогудел вдруг в Таниной голове чей-то знакомый голос, но кнопка щелкнула  и
будто зазвенел зуммер селектора. Таня как-то застыла, пока Фрэнк  сворачивал
передачу, улыбалась кивала, а про себя пыталась понять, различить,  чей  это
был голос.
   А через  неделю  после  выхода  программы  в  свет  примчался  Джулиан  с
предложением насчет Хэмпстеда.

(1988)

IV

   - В корзину! - отчеканила Таня.
   Дерек Уайт обиженно приподнял бровь. Соня Миллер прищурилась. Стив  Дорки
испуганно прикрыл рот рукой. В малом подземном  конференц-зале  Бьюфорт-хаус
воцарилась напряженная тишина.
   - Мистер Уайт,  боюсь,  что  мы  впустую  потратили  время  и  деньги.  Я
расторгаю контракт. Деньги по неустойке  будут  вам  перечислены  в  течение
недели.
   Уайт поджал губы, пробурчал "Это неслыханно!" и устремился из зала вон.
   Видно, очень хотел хлопнуть дверью, но та  была  снабжена  пневматическим
амортизатором и хлопнуть не получилось. В отместку великий режиссер пнул  ее
уже из коридора и, судя по донесшимся оттуда ругательствам, ушиб ногу.
   - Таня, но как же так? - взмолился, обретя дар речи, Стив Дорки. - Теперь
нам его не вернуть.
   - И не надо.
   - Но это же Маэстро, крупнейший мастер изысканного эротизма...
   - Стив, мне остое... я устала объяснять,  что  мне  не  нужен  изысканный
эротизм. Не нужна Золотая ветвь Каннского фестиваля, не  нужны  аплодисменты
эстетов и восторженные вопли критиков.
   - Тогда надо было соглашаться на Стирпайка.
   - Порнуха класса Х не нужна тем более. Мне  нужен  такой  фильм,  который
крутили бы по всем программам, причем не в три часа ночи по субботам,  а  по
будням  в  самый  "прайм-тайм".  Такой,  чтобы  рядовая  английская  мамаша,
выросшая на "Коронейшн-стрит" и  воскресных  проповедях,  смотрела  бы  его,
затаив дыхание, без отвращения, стыда и скуки, а  досмотрев,  полезла  бы  в
семейную кубышку и выдала своему прыщавому отпрыску десяток-другой квидов  и
отправила в наше заведение  набираться  уму-разуму.  Хорошо  бы  и  муженька
послала следом, чтоб  учился,  засранец,  как  это  делается.  Такой,  чтобы
Комитет по образованию рекомендовал для просмотра на уроках по  сексуальному
воспитанию, а учителя водили бы школяров  к  нам  на  практические  занятия.
Такой, чтобы каждая девка мечтала хоть с недельку поработать на "Зарину"...
   Ее речь прервал  писк  мобильного  телефона.  Таня  вынула  из  жакетного
кармана плоскую трубку, послушала, сказала "так" и отключилась.
   - Таня, ты хочешь невозможного, - заметила доселе молчавшая Соня.
   - Может быть. Но, как ты знаешь, я умею добиваться и невозможного.
   Соня притихла, а Таня вновь обратилась к Стиву  Дорки.  Голос  ее  звучал
ласково:
   - Постарайся, милый, я тебя очень  прошу...  Стив  кивнул,  отвернулся  и
неожиданно громко в голос, разрыдался.
   - Нервы, - констатировала Таня. - Что, Соня отправим его в твой  Хландино
на недельку до второго? За счет заведения.
   - Можно, - согласилась Соня.
   Стив всхлипнул и опрометью выскочил из зала.
   - Ты, кстати, тоже могла бы этим  вопросом  озадачиться.  Бобу  Максуэллу
позвони,  скажешь,  за  консультацию  хорошо  заплатим...   Материалы,   что
тантристы с Гавайев прислали, отсмотрела?
   - Да. Барахло. Один, правда, ничего, с  гуру  филиппинским.  Забавный,  и
подходы нестандартные. Поглядишь?
   - Извини, я занята.
   Приватный лифт вознес Таню в пентхаус,  где  располагался  головной  офис
"Зарины"  -  сердце  и  средоточие  маленькой   империи,   опутавшей   город
разветвленной, пока еще тонкой и реденькой паутиной "домов досуга",  кабаре,
косметических салонов  и  магазинчиков,  бистро  и  художественных  салонов.
Номинально  все  эти  учреждения  принадлежали  десятку  небольших  фирм   и
фирмочек. Сюда Таня заезжала едва ли чаще  раза  в  неделю.  Вполне  овладев
хитрым искусством "делегирования обязанностей", она могла себе позволить  не
заниматься каждодневными тактическими вопросами, коих  так  или  иначе  было
неподъемное множество. Это за. нее делал отменно вышколенный штат, дорожащий
не только  завидным  жалованьем,  но  и  ощущением  собственной  значимости,
порожденным таким доверием руководства.
   Доверие они оправдывали в том числе и тем, что беззаветно стучали друг на
друга,   пресекая   тем   самым    малейшую    возможность    сколько-нибудь
организованной,  серьезной  подлянки.  Сюда,  на  крышу  элитарной  высотки,
расположенной напротив Кенсингтонского дворца, обители "народной"  принцессы
Ди,  стекались  дела  только  самые  важные,  самые  срочные   -   и   самые
конфиденциальные.
   Сейчас три кабинета, в которых обычно располагались сотрудники, пустовали
по причине окончания рабочего дня. Только  в  просторной,  залитой  вечерним
солнцем  приемной  -  царстве  Эмили,  секретаря  по  жизни,  способной  без
малейшего напряжения одновременно разговаривать по телефону,  барабанить  по
клавишам компьютера  и  сражать  посетителя  улыбкой  мегатонн  на  сорок  -
находился помимо самой Эмили еще один  человек,  вольготно  развалившийся  в
кожаном кресле. Впрочем, при виде  Тани  он  моментально  вскочил  и  замер,
втянув живот. Таня ограничилась вежливым,  исполненным  достоинства  кивком,
стараясь не рассмеяться Джулиану в лицо.
   Институциональные законы в действии. Хоть ты и четвертое лицо в компании,
технический директор и член правления, а все же  знай,  кто  здесь  босс.  И
характерно, как легко врос экс-вышибала в этот дебильный официоз, для  самой
Тани бывший своего  рода  затянувшейся  игрой,  иногда  забавной,  а  иногда
скучной и утомительной. Будто так и родился в белой  отутюженной  рубашке  с
идиотским галстуком на резиночке, с твердой пластмассовой папочкой в  руках.
Словно с ростом их бизнеса от веселого домика на улице  Благодати  до  этого
вот  черно-белого  обтекаемо-функционального  суперофиса  суперкорпорации  в
суперпентхаусе (тьфу,  будто  картона  наелась!)  слетала  с  главпомощничка
многослойная  обертка,  пока  не   обнаружился   натуральный   корпоративный
гамбургер, разве что пережаренный малость. Захотелось поддеть, тем более что
разговор предстоял весьма фертикультяпистый.
   -  Джулиан,  лапушка,  спасибо,  что  зашел,  -  пропела  Таня  нежнейшим
голоском, прикрыв за ним дверь в офис,  и,  к  его  несказанному  удивлению,
клюнула алыми губами в благоухающую "Уилкинсоном"  черную  щеку.  -  Садись,
садись. Коньячку, сигару?
   - Я же не курю.
   - Тогда, значит, коньячку.
   Она нажала кнопочку дистанционного управления, черная полочка с  толстыми
папками ушла в стену, а на ее  место  неспешно  выплыл  застекленный  бар  с
разнокалиберными бутылками. Таня выбрала большой коньячный бокал, в  который
полагается плескать несколько  капель  на  донышко,  до  половины  заполнила
"Реми-Мартеном"  и  пододвинула  к  нему  через  полированный  стол.   После
секундного замешательства он  взял  бокал,  сделал  символический  глоток  и
решительно поставил на  стол.  Вспомнил,  должно  быть,  что  он  не  только
подчиненный, обязанный исполнять любую прихоть босса, но и нехилый акционер,
с которым здесь обязаны считаться.
   - Я слушаю, - с суховатой почтительностью сказал он.
   -  Вчера  мне  был  очень  интересный  телефонный  звонок,  -  столь   же
непринужденно, будто в продолжение светской прелюдии,  заявила  Таня.  -  От
Ко-лина Фитцсиммонса.
   Джулиан понимающе наклонил голову. Колин  Фитцсиммонс  был  знаменитостью
международной. Звезда его стремительно взошла три года  назад,  когда  этого
добротного  профессионала  средних  лет,   известного   преимущественно   по
полицейским телесериалам, неожиданно пригласили на роль легендарного  злодея
Оуэна Глендауэра в исторической кинодраме из  жизни  средневекового  Уэльса.
Эту сильную, противоречивую личность Фитцсиммонс сыграл столь выразительно и
страстно, что через каких-то три месяца после выхода фильма в прокат получил
приглашение в Голливуд, где  с  тех  пор  успел  сняться  в  трех  эпических
блокбастерах,  получить  "Оскара"  и  заключить  прямо-таки   фантастический
контракт на пять лет. С  Таней  он  познакомился,  будучи  еще  относительно
безвестным,  скромным  и  молчаливым  крепышом  с  обаятельной   улыбкой   и
незадавшейся семейной жизнью. Жил он тогда в Хэмпстеде и нередко  заглядывал
на огонек в новый "центр досуга". Добившись успеха, он не  забыл  дома,  где
ему было так хорошо, всякий раз, бывая в Лондоне, находил время зайти,  и  в
зале висела огромная фотография  кинозвезды  с  теплым  посвящением  "царице
Тане".
   - И что Фитц? - поинтересовался Джулиан. Такой  поворот,  похоже,  вернул
ему спокойствие, несколько поколебленное странным началом аудиенции.
   - Лучше всех. Только по дому скучает.  Но  оттуда  ему  не  вырваться,  а
потому решил обзавестись кусочком дома прямо у себя, на Лавровом Каньоне.  У
его менеджера есть на этот счет парочка идей, довольно заманчивых.  Надо  бы
слетать  туда,  разобраться  на  месте,  переговорить...  У  меня  дел   под
завязочку, ты не мог бы?..
   Немного дернулось веко и пальцы сжали подлокотник - только и всего, но от
Таниного внимания это не укрылось. Джулиан широко улыбнулся:
   - Но, дарлинг, ты же знаешь, что мне лучше страну не покидать.
   - Брось. Ты ж уважаемый бизнесмен, полезный член общества. Все  бумаги  в
момент оформят и еще за честь почтут. К тому же, если  бы  у  них  на  этого
Джулиана  Дюбюссона  что-нибудь  было,  давно  бы  тебя  прихватили.  Верно,
Франсуа?
   Он вздрогнул.
   - Не бойся, "жучки" здесь не водятся...  Между  прочим,  я  беседовала  о
твоей ситуации с одним грамотным барристером, без имен, естественно, так  он
говорит, что у тебя  очень  хороший  шанс  легализоваться  вчистую.  Все  же
прекрасно помнят, какие ужасы творились на вашем  Гаити  при  Папе  Доке.  И
историю твоего отца  поднять  несложно.  А  что  столько  жил  по  подложным
документам - так  ведь  опасался  преследований  злых  тонтон-макутов  и  их
агентов. Но главное,  человек  ты  зажиточный,  не  шантрапа  какая,  налоги
платишь исправно... Отличный повод для англичан блеснуть хваленым гуманизмом
а? Как тебе такой вариант? Джулиан молчал.
   - Думаешь, начнут всякие вопросы задавать подтверждений требовать?  А  мы
им  подтверждения   предоставим,   свидетелей   кучу   найдем.   Профессоров
сорбоннских, сокурсников. Вот этих, например.
   Таня придвинула к нему фотографию  -  улыбающийся,  бородатый  Джулиан  в
академической  мантии  и  шапочке  среди  десятка  молодых   людей,   одетых
аналогично.
   Он взглянул на фотографию и тут  же  бросил.  Руки  его  дрожали,  взгляд
заметался.
   - Никто не откажется подтвердить, что ты - это ты. Это ведь,  знаешь  ли,
миф, что для белых все черные на одно лицо. Могут, правда, спросить, куда ты
настоящего Франсуа Гайона дел - сам грохнул или шакалам гаитянским сдал, как
папашу, - беспощадно продолжала  Таня.  -  Только,  пожалуйста,  не  стреляй
глазками в поисках тяжелого предмета. Иначе придется лишить  тебя  жизни,  а
она мне еще пригодится. Тебе, надеюсь, тоже.
   На лбу Джулиана вздулись жилы. Он схватил едва тронутый коньяк  и  залпом
выпил. Хрустальный стебелек треснул в  его  пальцах,  и  пустой  шар  бокала
покатился по ковру. Таня  до  краев  наполнила  новый  бокал  и  метнула  по
полированной поверхности в направлении Джулиана.
   - Угощайся, не с