казать в
лицо иностранке, чего стоит ее программа. Или побоялись?
   - Ну, попляшете вы у меня! - страстно прошептал он. - Ви что  сказаль?  -
встрепенулась Сесиль.
   - Я предлагаю выпить по чашечке кофе, а потом - revenons  a  nos  moutons
<Вернемся к нашим баранам (фр.)>
   - Oh,  tu  parle  Francais?  <О,  ты  говоришь  по-французски?  (фр.)>  -
обрадовалась она, моментально перескочив на "ты".
   - C'est та langue oubliee, - ответил он, встал из-за нераскрытого рояля и
галантно протянул ей руку. - Allons  done  <Этом  язык  мной  забыт.  Пойдем
(фр.)>.
   Когда она надевала в гардеробе свое пальто - из плотной и блестящей серой
ткани, с капюшоном на белой подкладке, - он едва чувств не лишился. Именно в
этом пальто она стояла, фотографируя.  Никольский  собор,  и  именно  ее  он
принял тогда за Линду. Ирония судьбы, или "с бонсуаром"!
 
*** 
 
   Придя домой, он завалился спать и продрых до  позднего  вечера.  Встал  с
тяжелой головой, поплелся на кухню ставить чайник. У Гоши играл  магнитофон,
слышались веселые голоса. "Заглянуть,  что  ли?  -  лениво  подумал  Нил.  -
Расскажу про сегодняшнее интересное знакомство".
   Но не рассказал, потому  что  в  Гошиной  гостиной  его  ждало  еще  одно
знакомство,  и  тоже  небезынтересное.  За  столом  вокруг   начищенного   и
отремонтированного самовара собрались все нынешние обитатели  квартиры  плюс
мистер  Мараховски  и  незнакомая  Нилу  девица   чрезвычайно   своеобразной
наружности: рост не меньше двух метров, перебитый нос,  фигура  культуриста,
черная  кожаная  безрукавка,  на  мощной  руке  выше  локтя  -   трехцветная
татуировка китайского дракона, дикая рыжая копна на голове. Первой появление
Нила заметила именно она:
   - Ты Нил?!
   Он остолбенел от такого вступления, но лишь на долю секунды.
   - Я-то Нил, а вот ты у нас кто будешь, такая прыткая?
   - Джейн Доу.
   - Классная кликуха, в самый раз для протоколов.
   Девица  оглушительно  расхохоталась,  вслед  за  ней  -   Эд.   Остальные
растерянно переглядывались.
   - Джейн Доу - это на  жаргоне  американских  полицейских  неустановленное
лицо женского пола, - пояснил Нил. - Детективы буржуйские читать надо!
   - Я не кликуха! - громко заявила атлетка. - Я  Джейн  Доу  из  "Вашингтон
пост". Нил, кто по-твоему сменит  Брежнева  на  посту  верховного  правителя
России?
   - Такого поста нет, - моментально насторожившись, ответил он. - И вообще,
я согласия на интервью не давал.
   - Это не интервью. Это социологический опрос. Пока получается Андропов  -
тридцать один процент, Кириленко - семнадцать, Устинов - тринадцать,  Гришин
- восемь, Романов - три.
   - У них бы и спросила. А я не знаю.
   - А как ты относишься к  советской  военной  агрессии  в  Афганистане?  К
высылке академика Сахарова в Горький?
   - А как ты относишься к тому, что тебя сейчас с  лестницы  спустят?  Тоже
мне  Джейн  Доу!  Ребята,  кто  привел  эту  швабру  кагэбэшную?  Вам   что,
приключений на свою задницу надо?
   -  Баренцев,  успокойся,  -  сказал  Назаров.  -  Джейн  привел  Эд.  Она
действительно московская корреспондентка "Вашингтон пост". И моя невеста.
   Нил вытаращил глаза.
   - Когда успели?
   - Пока ты спал.
   - После того интервью, которое мне дал Макс,  другого  выхода  у  нас  не
оставалось, - заметила Джейн Доу и с рычанием потянулась.
   - Завтра подаем документы, - добавил Назаров.
   - У меня  есть  незамужняя  подруга  из  "Франкфуртер  Альгемайне".  Свое
интервью ты можешь дать ей. Не упускай момент, Нил, -  почесываясь,  сказала
Джейн.
   - Мерси... Сама-то где так по-нашему наблатыкалась?
   Растерянность во взгляде Джейн была для него  лучшей  наградой.  Впрочем,
соображала она на удивление недолго.
   - Дед с бабушкой обучили.
   - Доу?
   -  Доу.  Дед  был  корабельным  мастером  на  Адмиралтейских  верфях.   В
восемнадцатом году ушел от большевиков в Финляндию... Правда  ли,  что  ваши
руководители  заставляют  народ  жить  бедно,  тогда  как   сами   живут   в
византийской роскоши? Правда ли, что каждый десятый житель  России  является
штатным осведомителем КГБ?
   - Не правда! - окончательно вспылил Нил. - У нас  осведомителем  является
каждый первый. Вот сейчас пойду и осведомлю про твои провокационные вопросы,
получу за это большую бутылку водки и выпью ее из этого самовара!
   - Водку из самовара не пьют, - заметил Эд. - Из самовара пьют чай.
   - Как интересно, - сказал Нил и вышел, хлопнув дверью.
   Настроение испортилось окончательно. Нил вернулся в свою комнату,  врубил
телевизор и с ногами улегся на матрас.
   "Знаю, милый, знаю, что с тобой..." - завыла с  серого  экрана  эстрадная
дива.
   Нил хмыкнул.
   - Можно?
   На балконе стоял Назаров, и на лице его блуждала растерянная улыбка.
   - Заходи и дверь за собой прикрой. Сквозит. Назаров  подошел  к  столу  и
поставил на него большую пузатую бутылку. "Fleischmann's Vodka" - прочел Нил
па глянцевой этикетке.
   - Стаканы на полке, - сказал он. - Джейн прислала?
   - Сам пришел.
   - Нет, я про водку.
   Назаров кивнул.
   - Перебивает ставку, - заметил Нил. - Иди и скажи ей, что за  сведения  о
деятельности,  несовместимой  со   статусом   иностранного   корреспондента,
компетентные органы дадут мне не одну поллитру, а две, так  что  если  хочет
отмазаться, пусть тоже гонит не литр, а два.
   - Не пори фигню, омбре, - устало сказал Назаров. - Не такая она  идиотка.
Джейн тебя проверяла и по твоей реакции прекрасно поняла, что ты не стукач.
   - А это, значит, мой приз за то, что выдержал испытание?
   - Вроде того.
   - Ладно, тогда забирай сосуд, диссидент, и пошли к народу.
 
XII 
(Ленинград, 1982, март) 
 
   Седьмого марта Нил с гитарой поднялся  на  сцену  институтского  актового
зала и своими лихими  проигрышами,  вкупе  с  уверенным  вокалом,  несколько
Отретушировал и приглушил сомнительные фиоритуры Сссиль. Упирая на  то,  что
ему за  столь  короткое  время  не  осилить  такой  сложный  и  экзотический
материал, какой предложила она, он убедил Сесиль в спешном порядке  разучить
"Бьется в тесной  печурке  огонь"  и,  для  настроения,  простенькую  песню,
сложенную в свое время в веселой компании на основе особо удачного буриме:
 
   Я иду по листопаду,
   Листопад идет по мне.
   Мне любви твоей не надо,
   Я знаю - истина в вине.
   В вине.
 
   Загляну в кабак унылый,
   Сяду в теплый уголок,
   И задумаюсь о милой
   И выпью за нее глоток.
   Глоток.
 
   Я шагаю всем довольный,
   Три бутылки осушив,
   И ни капли мне не больно ?
   Сердце я в кабаке забыл.
   Забыл.
   Текст А. Царовцева
 
   Эту песенку Нил избрал потому, что в ней у  Сесиль  практически  не  было
возможности  украсить  номер  своими  вокальными  изысками.  К  тому  же  он
справедливо рассудил, что в новом для себя репертуаре упрямая француженка не
будет чувствовать себя слишком уверенно и поневоле уступит  главенство  ему,
чем даст возможность избежать позорного провала. Так  и  вышло.  Выступление
международного дуэта Сесиль Дерьян - Нил Баренцев прошло с  успехом.  Особый
восторг публики вызвала никому прежде не известная песенка про листопад.
   Им долго хлопали, вручили от месткома букет цветов и  коробку  конфет,  и
Нил впервые увидел улыбку Сесиль. На  мгновение  ее  личико  перестало  быть
невзрачным.
   - Слушай, мадемуазель, - сказал Нил, когда они вышли на улицу. - Не знаю,
как ты, а я не прочь  бы  выпить  приличного  кофейку.  Но  во  всем  городе
осталось только одно такое место. Рванули в "Сайгон".
   - О, хестохан! - оживилась Сесиль. - Вьетнамская кухня!
   - Там увидишь, - загадочно сказал он, увлекая ее к метро.
   Но в "Сайгоне" их  ожидало  лютое  разочарование.  Все  шесть  новеньких,
поблескивающих хромом кофеварок, оказались прикрыты белыми тряпочками, а  на
каждой  раздаче  появились  мятые  алюминиевые  бачки  с  черными   кранами.
Случайный характер  немногочисленных  посетителей  был  виден  невооруженным
глазом.
   - А как же кофе? -  растерянно  спросил  Нил  у  ближайшей  буфетчицы.  -
Неужели у вас тоже нет?
   - Почему нет? - неприязненно ответила буфетчица, показывая  на  бачок.  -
Это, по-вашему, не  кофе?  Бочковой,  из  сгущенки  высшего  сорта.  Берите,
берите, а то и такого на базе не осталось.
   Нил оттащил от прилавка Сесиль, проявившую интерес  как  к  экзотическому
напитку, так и к ноздреватым лежалым ватрушкам, кривой пирамидкой выложенным
на подносе рядом с бачком.
   - Это совсем не полезно для здоровья, - сказал он. - Не судьба, видать...
Могу предложить мороженого, если не против.
   - Пхотив, - сказала Сесиль. - Хол„дно.
   - Ну тогда... Тогда давай провожу тебя до дому. Ты где живешь?
   - Академически отель у Эрмитаж... И у меня есть чехная кахта...
   - Что за карта? - удивился Нил.
   - Carte noire. Фханцузски кофе. В опрятном гостиничном номере  окнами  на
Неву  Сесиль  с  гордостью  продемонстрировала  ему   кипятильник,   недавно
приобретенный в "Пассаже". С его помощью мгновенно вскипятили воду  прямо  в
стаканах, и Сесиль засыпала в кипяток растворимого кофе из длинной  банки  с
черно-зеленой этикеткой. Вид у кофе был странный - не  порошок,  а  гранулы,
напомнившие Нилу неоднократно виденные в колхозах неорганические  удобрения.
Впрочем, гранулы растворились без осадка, а запах их и вкус  оказались  выше
всяких похвал, что он  не  преминул  заметить.  Сесиль  скромно  улыбнулась,
покрылась неровным румянцем и неожиданно вскочила.
   - Куда ты?
   - О, я забыля апехитив... И из шкафчика была  извлечена  пузатая  бутыль,
при виде которой у Нила легонько стукнуло в виске.
   - Голубой "кюрасо", - как можно небрежнее сказал он.
   В глазах Сесиль промелькнуло удивление.
   - О, ти знаешь кюхасо? Но здесь я не видель его ни в один магазин...
   - Места знать надо.
   От кофе с ликером стало тепло, покойно - и страшно захотелось курить. Нил
вытащил "Феникс" и вопросительно взглянул на Сесиль.
   - Лючше не надо, от фюм... от  этот  дим  у  меня  кружить  гол„ва,  -  с
сожалением произнесла она. - Но если очень хочешь - возьми эти.
   Из раскрытого ящика стола она вытащила пачку -  и  голова  у  Нила  пошла
кругом без всякого "фюма".
   На Глянцевом белом картоне не стояло ни слова,  зато  рельефно  проступал
красно-желтый силуэт рогатого кабана...
 
Глава пятая 
Чтоб Кафку сделать былью... 
 
I 
(Ленинград, 1982, апрель) 
 
   "Is there life on Mars?" <"Есть ли жизнь на Марсе?" Песня Дэвида Боуи>  -
звучали в голове недостающие к музыке слова.
   Нил приоткрыл зажмуренные глаза и в последний раз посмотрел на  худенькое
тело, прикрытое ниже пояса клетчатым  пледом,  на  нечеловечески  прекрасное
бескровное  лицо.  Не  мертвое,  нет,  просто  неживое.  Обтянутое  даже  не
выбеленным пергаментом - тот все же  хранит  в  себе  воспоминания  о  живом
существе, из кожи которого сделан, -  а  атласом,  чуть  пошедшим  морщинами
белым атласом.  Волосы,  отросшие,  подкрашенные  хной,  аккуратно  завитые,
казались синтетическими.  И  вся  она  была  как  большая  тряпичная  кукла,
изготовленная гением-извращенцем, выкравшим живую  Линду  и  подменившим  ее
своим творением. Или сама она улизнула в последнее мгновение, оставив вместо
себя двойника, кадаврицу, наряженную невестой.
   На кремации настоял он сам. Не то, чтобы кто-нибудь  активно  возражал  -
Ольга Владимировна держалась  строго  и  величественно,  словно  королева  в
трауре, но Нил чувствовал, что для нее  все  это  не  более,  чем  очередной
спектакль; достойный Линдин папаша пил без просыпа и  не  всегда  соображал,
зачем, собственно, приехал в Ленинград; а мать,  знать  не  желавшая  дочки,
пока та была жива, пребывала в постоянной прострации и лишь  повторяла,  что
заберет ее с собой и похоронит на участке, который уже  давно  закрепила  за
всей семьей.
   - Ну и повезете не гроб, а урну, - втолковывал ей Нил. - Не так хлопотно,
и разрешения специального не надо.
   - Не надо... - повторяла она, но Нил чувствовал, что смысл сказанного  до
нее не доходит.
   Некоторая заминка возникла, когда Нил отозвал в сторонку вышедшего к  ним
распорядителя  и  попросил  его  вместо  традиционного   Шопена   поставить,
сообразно последней воле покойной, ту пленку, которую  он  принес  с  собой.
Переполошенный  ритуальщик  долго  ломался,   потом   заявил,   что   должен
посоветоваться с руководством. Совещание заняло  минут  пятнадцать,  наконец
добро было получено, и Линда - снегурочка в кружевном белоснежном платье, ни
разу не надевавшемся при  жизни,  -  опустилась  в  огненное  чистилище  под
лирическое попурри на темы Поля Маккартни и Дэвида Боуи. Эту композицию  Нил
придумал, исполнил и записал накануне ночью.
   "And the light of the night fell on me..." <"И свет ночи упал на меня..."
Из песни Поля Маккартни>
   И только в автобусе, увозящем их из крематория на поминки, Нил  развернул
бумажку, которую на выходе из траурного зала вложил в его ладонь мелькнувший
на мгновение Костя Асуров. Следователь назначал ему встречу через  два  дня,
на платформе станции Лосево.
   А днем раньше предстояло получить урну с прахом...
   Четыре тысячи триста восемьдесят две. Четыре  тысячи  триста  восемьдесят
три... Четыре тысячи триста восемьдесят четыре...
   Это число надо запомнить. Во что бы то ни стало запомнить. Пометить шпалу
сочащейся из носа кровью, отползти под тень кактуса, сделать два-три  глотка
из теплой фляги и забыться, насколько дано будет забыться.  Потому  что  нет
больше сил ползти вдоль сверкающих рельсов, уходящих за горизонт...
   - Эй, Нил! Ты в норме?
   То ли забвение  оказалось  слишком  глубоким,  то  ли  остановившаяся  на
рельсах белоснежная дрезина, убранная  розами  и  разноцветными  ленточками,
появилась бесшумно, аки  призрак.  Нил  протер  воспаленные  глаза,  сел.  С
дрезины улыбался и махал ему рукой счастливый Ринго. В  шикарном  ковбойском
костюме он был больше  похож  не  на  Ринго  Старра,  а  на  Ринго  Кида  из
довоенного вестерна "Дилижанс". Из-за его плеча выглядывала Линда  в  мелких
золотистых кудряшках, которые очень  ей  шли.  Одета  она  была  в  открытое
розовое платье с кринолином. Он помахал им в ответ и крикнул:
   - На праздник едете?
   - В Мексико-сити всегда праздник!
   - А можно с вами?
   - Нельзя. У каждого свой путь в  Мексико-сити.  Досчитай  до  конца  свои
шпалы - вот ты и пришел.
   - Линда, а почему молчишь ты?
   Дрезина медленно и беззвучно стронулась с места.
   - Линда! - в отчаянии крикнул Нил.
   - Бай, док Кэссиди! Встретимся на карнавале! Она подняла руки, и на ярком
солнце блеснули изящные золотые кандалы.
   Белоснежный корабль прерий истаял в жарком, колышущемся мареве...
   Четыре тысячи триста восемьдесят  пять...  Нил  проснулся  весь  в  поту,
стремительно  встал,   резкостью   собственных   движений   сбивая   остатки
наваждения.
   - Почему ты не разбудил меня?! - сердито выкрикнул он.
   - Рано еще, - не оборачиваясь, сказал Кир Бельмесов.
   - Скорее... Надо успеть.
   - Не мешай. Чай пей.
   Нил отвернулся от стола, за  которым  Бельмесов  колдовал  над  какими-то
кореньями, плеснул из заварного чайника  немного  зеленого  чая,  отхлебнул.
Остывший чай был горек и отдавал аптечной микстурой. Нил вернулся в  кресло.
Ожидание было нестерпимым. Если они опоздают,  и  Линда  въедет  в  небесный
Мехико, не освобожденная от оков, так похожих на изысканные  украшения,  она
не избавится от них всю оставшуюся вечность. Вечность! От этого слова разило
таким холодом, что у Нила Застучали зубы, бесконтрольно и  громко,  так  что
даже Бельмесов услышал и с удивлением посмотрел на Нила: хоть в доме  уже  с
месяц не топили, жара в башне стояла, как в финской бане - и по полу, и  над
головой тянулись распределительные трубы с горячей водой.
   - Пора, - сказал наконец Бельмесов.  Они  спустились  на  площадку  перед
Ниловой дверью. Нил поднял заранее заготовленный мешок, вслед за Бельмесовым
протиснулся в узкое чердачное окно и очутился на крыше.
   Ночь была ясная, безветренная и поразительно холодная для конца апреля. В
свете полной луны все предметы обретали  причудливую  фактуру  сновидения  -
слишком отчетливы были все линии и формы, слишком  приглушены  все  цвета  и
оттенки. Прутики антенн подернулись  тончайшими  кристаллами  изморози.  Нил
подошел к тому месту, где остановился Бельмесов,  открыл  мешок  и  принялся
доставать оттуда щепки, ветки, скрученные листья.
   - Сюда клади, - распорядился Бельмесов. - Зажигай!
   Сухая кучка занялась мгновенно. Взвился длинный, веселый язычок  пламени.
Нил даже не  заметил,  в  какой  момент  на  Бельмесове  появилась  странная
четырехугольная шапка.
   - На огонь смотри, - велел потомок шаманов. - Как белый будет -  отпускай
ее.
   Он двинулся вокруг костерка, пританцовывая на полусогнутых ногах,  что-то
бормоча нараспев и периодически подбрасывая в  огонь  щепотки  травы.  Пламя
взрывалось искрами, становилось то багровым, то зеленым, ю  фиолетовым.  Нил
отошел на несколько шагов, держа наготове раскрытый сосуд. Он провел пальцем
по розовой пластмассовой поверхности, вдоль оставленной  гравером  бороздки,
читая кожей:
   "Ольга Владимировна Баренцева, 1953-1982". Шаги  Бельмесова  убыстрялись,
монотонный речитатив делался все быстрее и ритмичнее. Перед  Нилом  мелькало
взмокшее лицо шамана, блистающие бельма закаченных глаз.
   - И-и-и! - неожиданно тоненько взвыл Бельмесов, и  пламя  вдруг  взвилось
почти прямоугольным белым столбом.
   Нил наклонил урну, размашисто провел ею  перед  собой  и  выкрикнул,  как
учили:
   - Ом мани дэва хри!
   Взметнувшийся серый пепел - последняя земная материальность  Линды  -  на
мгновение обрел очертания женского силуэта, потом - летящей птицы, и замер в
морозном воздухе неровной, мелко мерцающей спиралью.
   - Ты свободна, - прошептал Нил. - До свидания, любимая...
 
II 
(Лосево, 1982, апрель) 
 
   - Ну еще хоть полчасика, а? Клев-то какой!
   - Завелся? А ведь всю  дорогу  отбрыкивался...  Нет,  брат,  хорошенького
помаленьку. И этого-то до дому не дотащишь.
   Асуров показал на три толстенных гирлянды крупных окуней, насаженных  под
жабры на длинные проволочные шомпола.  Несколько  рыб  еще  трепетало,  било
серебряными хвостами, остальные смирно уставили круги белых с красным ободом
глаз в черное небо. Нил вздохнул и принялся наматывать леску на катушку.
   -  Я  и  предположить  не  мог,  -  говорил  он  следователю,   методично
складывающему  снасти.  -  Я  всегда   считал,   что   рыбалка   -   занятие
созерцательное, когда часами сидят с удочкой, кормят комаров или мерзнут над
лункой, думают о чем-то великом и изредка подсекают случайную глупую рыбеху.
А тут такая динамика, такой азарт! У меня рука  устала  таскать.  Они  прямо
взбесились, и если бы насадить еще тройник на грузило...
   - Главное - правильно выбрать место и время...  Кстати,  сейчас  как  раз
время ужина. Ты ведь проголодался ?
   - Не то слово! Пока ловили, я не ощущал, а сейчас как навалилось  -  быка
бы съел!
   - Быка не гарантирую, но ушица отменная будет. Давай, грузи улов на тачку
и пошли...
   - Ох, а тут цивильно! - сказал Нил,  войдя  в  просторные  сени,  обшитые
крупными лакированными досками. - Не ожидал от здешней глухомани.
   - А ты думал! В сапогах не ходи, здесь снимай, на коврике...
   Стол был сервирован  в  изысканном  деревенском  стиле.  Огурчики,  сало,
соленые грузди, квашеная капуста и моченая  брусника,  рассыпчатая  отварная
картошка  и  восхитительная  наваристая  уха.   Единственной   нехарактерной
черточкой было малое количество спиртного: перед первой закуской расплескали
на два полторастика "маленькую", а всю дальнейшую трапезу запивали  домашним
квасом - клюквенным и медовым.
   - А вот я намедни в журнале читал, как  в  Исландии  на  озерах  рыбачат.
Выходит, значит, крестьянин на лед, один лом в руках, гуляет и смотрит,  где
внизу рыбина побольше отдыхает.