как,  Пол зовут?  Нормально,  а меня Боб,  ты по первой ходке?
Наверное,  бухгалтер, за  растрату?  А  я  на  машине, с ребятами покататься
поехал, а она, эта машина  не  моей  оказалась, ты представляешь?  -  и  Боб
заходился в корчах  от дикой  смеси хохота и  вызываемой этим смехом  боли в
ребрах...
     - Тебе сколько припаяли? Восемь? Наверное,  много хапнул денежек! А мне
за  простой  угон-  пять лет впаяли,  представляешь!  Потому  что в бардачке
машины пушку нашли, и на ней якобы мои отпечатки. А из  этой пушки якобы при
ограблении бензоколонки стреляли... А им- легавым, мы чернокожие все на одно
лицо!  Меня на  опознании посадили  рядом  с  ребятами, этого хрена белого с
бензоколонки привели и спрашивают,  кто? Покажи!  Он  на меня  пальцем- этот
вот... - И Боб снова заржал и задергался. - А это и правда был я! Мы тогда с
ребятами  здорово обширялись, по  три  косяка  засадили! о к  вечеру у  Боба
настал момент истины.
     Он  стал рассказывать Павлу  про  нужные вещи, которые  следовало знать
любому прибывающему в Брик-стон.
     - Здесь в Брикстоне три группировки... Белые- снежки,  эти особняком. В
основном, это байкеры, "адские ангелы". Знаешь? Те, что  на "харлеях" ездят.
Они все больше качаются и тяжелый рок слушают. "Грэйтфул Дед"  и "Джэфферсон
Старшип"- такая дрянь, ни  один уважающий себя  черный слушать не будет! Так
они тебя вряд ли возьмут, если ты только себе свастику на члене не выколешь!
Или тринадцать, или  один процент-  это их любимые татуировки... Тринадцать,
это значит "Эм"- тринадцатая буква в  алфавите, значит, марихуана... А  один
процент-  это  один  процент полноценности... Понял?  Так  что,  ты со своим
бухгалтерским личиком к ним ну никак  не подходишь...  А к  нашим ребятам- к
черным братьям- ты само собой тоже никак не годиться, - заржал Боб  и  снова
закорчился от пронзившей его боли.
     - Нас-  черных-  здесь все  боятся,  мы  здесь  мазу  держим. даже эти,
которых здесь больше, - мексиканцы, они нас тоже уважают и не суются, потому
что наши черные братья, они, сам понимаешь... Павел кивнул на всякий случай,
мол, понимаю, хоть и была уже ночь и свет в палате был давно уже выключен...
     - А эти, мексиканцы, они как? - спросил Павел,
     - А мексиканцы... - запнулся было Боб, - а мексиканцы они  крутые. Они,
чуть  что,  сразу нож под ребра и все дела... Сперва нож под  ребра, а потом
уже думают... Хуже нас, черномазых, в этом смысле!
     - Да?
     - Угу, но ты к ним тоже никак не впишешься, разве что  если на их девке
женишься... - и Боб, снова ухая от боли, заржал...
     -  Кстати,  говоря, эти мексиканцы ждут  здесь  какого-то  богатенького
белого,  я   точно   слыхал,   богатенького  белого,   который  мексиканочку
несовершеннолетнюю  пользовал, ты понимаешь? Так  вот, они здесь его ждут, и
приготовились праздновать с ним свой  мексиканский праздник... Не  завидую я
этому парню,  ой  не завидую!  Мы,  черные, мы в этом  плане  менее горячие.
Хочешь, нашу сестренку черную, да ради  Бога! А эти... Эти,  они как бешеные
какие-то становятся... Так что, не завидую я этому парню, ой не завидую...
     Павел не спал почти всю ночь. м подсказывал ему, что все это подстроено
одно к одному.
     И  маленькая  Долорес,  и  обвинение  в  суде,  и  угрозы  в  отношении
Татьяны...  И теперь  вот  этот наивный чернокожий  Боб с его  переломанными
ребрами... И кто ж ему ребра  переломал? И за что? И как подучили  его Павла
пугать?
     И все это как называется? сихологическим давлением это называется. авел
все  понимал. о  он  был  сделан из  обычной  человеческой  плоти. И  он  не
претендовал на  лавры героя с железными нервами.  к  утру он уже  был  готов
согласиться  на любое предложение _той_ играющей  с ним стороны. ой играющей
стороны, что так затянула этот бесконечно длинный гейм. ья подача?
     Их подача...
     * * *
     И предложение  не заставило  себя ждать.  аймон и Саймон уже на  третий
после  суда день  приехали  к  нему  в Брикстон,  и  свидание  с  адвокатами
состоялось  не как  всегда- в  просматриваемой  охранниками и администрацией
комнате, а...  а  в  кабинете  директора  тюрьмы мистера  Аткинсона...  акой
респект вообще  никому  и никогда не оказывался. Сам факт того, что Саймон и
Саймон  беседовали  со  своим клиентом  в  кабинете  директора,  должен  был
подчеркнуть исключительность этого  события как для Павла... так и, может, в
еще большей мере- для тюремного начальства! боих Саймонов так и распирало от
сознания некоей причастности к чему-то очень  значимому и  очень большому, о
чем,  правда,  нельзя  говорить  напрямик, на  что  можно  только  намекать,
скашивая  глаза  к  небесам и  приговаривая- ну  вы  ж понимаете,  о чем  мы
говорим! аймоны начали с того, что Павел может не беспокоиться о семье,  что
миссис Розен устроена как  нельзя лучше,  что они  позаботились не  только о
безопасности Татьяны, не только перевели на ее счет значительные суммы, но и
помогли ей с работой  в Голливуде, чтобы  ей  было легче  пройти  период так
называемой психологической адаптации...  то была  очень  важная и интересная
информация. то  означало,  что те,  кто  подставил  Павла  под  это страшное
испытание,  еще  не   окончили  своей   игры  и  что  в  его  положении  еще
действительно  может произойти  событие, поворачивающее жизнь из негатива  в
позитив.
     Павел не верил, что Саймоны могут подать какие-то эффективные апелляции
или задействовать  связи,  выходящие  на каких то  могущественных политиков,
вроде конгрессмена от  штата Калифорния,  который при определенном  раскладе
мог бы посодействовать пересмотру дела...
     Но  как человек, воспитанный  на советском  опыте общения  с великими и
могучими тайными институтами,  истинно вершащими  людскими  судьбами,  Павел
скорее верил в то, что изменить его положение можно только в обход закона...
Как его посадили, инсценировав и под строив все эти липовые обвинения, так и
освободить его можно, тоже состроив какую-то большую пребольшую туфту... Это
как в  сказке. Если царевича заколдовали,  то и освободить  его от чар можно
только таким же колдовством... Павел оказался прав, хотя бы отчасти.
     - Вы что-нибудь слышали о федеральной программе Минюста по модернизации
системы  исправительных  учреждений  и  рационального   использования  труда
заключенных? - хитро и как-то со значением спросил его старший Саймон.
     Разумеется,  Павел  ничего  ни  о  какой  такой программе  и  слыхом не
слыхивал.
     -  А  такая  программа  принята Конгрессом, и мы имеем  теперь реальную
возможность подать заявку на участие в ней, - сказали Саймоны...
     - А что это значит? - спросил Павел, инстинктивно почуяв здесь какой-то
хороший подвох., полагаясь на  свое чутье, он правильно надеялся на  то, что
наступят лучшие времена.
     - А это значит, - дуэтом сказали Саймоны, - что вам  не придется сидеть
в камере Брикстон-Призон, а вместо этого вы сможете  жить и работать в самых
цивилизованных  условиях. Причем  работать по вашей  специальности и жить  с
комфортом,  приличествующим  вашим  привычкам и  статусу... лова  эти  нежно
ласкали Павлово  сердце.  Он не хочет возвращаться в больничный  блок. Он не
хочет садиться  в камеру.  Он  не хочет  выяснения отношений  с мексиканской
мафией...
     И уже через десять минут они подписывали шесть копий прошения. Саймоны,
словно  фокусники,  что  достают  зайчика  из цилиндра,  вынули из  портфеля
готовые бланки...
     - Завтра заканчивается ваше медицинское обследование?
     - Через три дня, - честно ответил Павел.
     - Мы постараемся, чтобы завтра в Брикстон приехал чиновник,  отвечающий
за федеральную программу...
     - Уж постарайтесь, - фыркнул Павел.
     - Мы  защищаем ваши  интересы, - с одинаковыми  улыбками дуэтом пропели
Саймоны, прибирая со стола шесть экземпляров прошения. понимал ли Павел, что
это была игра?
     Павел задавал  себе  этот  вопрос, но, засыпая  под мир  но  безобидное
воркование чернокожего  соседа,  он  вдруг понял, что  ему,  в принципе, все
равно. Как тому персонажу великого Камю.  "Ga m'est egal... " [Мне все равно
(франц. )]. Ему все равно, игра это или нет.
     В  принципе, весь мир- это Голливуд. если перефразировать Шекспира чуть
иначе,  адаптируя старика к условиям  современных электронных  игр, то  весь
мир- это большая игра-стратегия... не один  ли черт, реально так все совпало
или какой-то  великий кукловод  так все соорганизовал, руководствуясь своими
неведомыми    им-    нижестоящим    пешкам-    соображениями?    какая     с
обывательски-философской точки  зрения разница, кто, в  конце  концов,  и на
каком уровне выполняет для тебя функции Бога?
     Бог на  небесах  с его Книгой  Судеб, или заговорщицкий комитет мировых
интриганов, сидящий в отеле "Тампа" во Флориде?
     "Только то не все равно, что  касается моей физической черной задницы",
-  так бы сказал этот чернокожий его сосед, умей он так связно выражать свои
мысли! ак что... ак что, едем работать по специальности и жить с комфортом.
     Так думал  про себя  Павел,  убеждая себя в том, что  отныне он  это...
Этранже, Посторонний, которому... Ga m'est egal!
     Он припомнил,  что все разговоры  с  Саймонами напоминали  в  последнее
время  детскую  игралку в барыню,  которая прислала сто рублей... а и нет не
говорите,  черного  и   белого  не  называйте....  аймоны   многозначительно
закатывали к небу глаза и говорили: "Ну, вы же понимаете! "  он понимал. едь
не дурак! отя, хотя, конечно  же, дурак! то ж его просил заглядывать в  Изин
ноутбук!
     * * *
     На  место  они  летели  вертолетом.  Обычным  старым  добрым  армейским
"Ю-Эйч", который ветераны Вьетнама любовно называли  стариной "Хью"... перва
Павлу понравилось  лететь в этой  армейской, почти лишенной комфорта машине,
потому  что как  и в военной  кинохронике вьетнамских  шестидесятых, старина
"Хью" летел с  открытыми  боковыми рампами, из которых  на лету  вертолета в
кабину  сильно  задувало  столь  необходимой  здесь, в  Аризонской  пустыне,
прохладой! о стоило им немного удалиться от частного аэродрома Пойнт-Эндрюс,
где  прилетевшего  из  Калифорнии  Павла  пересадили  в  вертолет, стоило им
пролететь над каменисто красной местностью пять или десять миль, как старший
в штатском  приказал  двум  сопровождавшим их военным надеть на глаза  Павла
черную повязку.
     -  Что за  фокусы?  Что за детектив? - хмыкнул Павел,  однако покорился
силе, и полет для него продолжался уже втемную. етели около часа.
     В  какой  то  момент  в  глубине  сознания  у  Павла  возникла и  стала
разрастаться какая-то паранойя- а вдруг сейчас они возьмут, да и выкинут его
из вертолета!
     Павел  даже припомнил какие-то фильмы  и  криминальные репортажи, когда
пассажиров выбрасывали из летательных аппаратов, чтобы имитировать смерть от
несчастного случая.
     Тревога в груди Павла все увеличивалась от того, что начав сопоставлять
факты  недавнего  прошлого,  он  припомнил  и  гибель   Айзека  Гольдмана  в
автокатастрофе,  и  взятку наличными,  которую ему  предлагали в  офисе "Блю
Спирит", назвав ее не взяткой, а зарплатой для членов клана посвященных...
     "Выкинут  меня  сейчас, как  бедного  Айзека, посадят потом  в разбитую
машину, сбросят  с  обрыва,  а дорожная  полиция потом составит протокол", -
думал Павел,  накручивая страх в  груди. о разум оппонировал, возражая этому
страху,  -  а зачем же  так сложно-то?  Разве нельзя было  организовать  ему
катастрофу там в Калифорнии? И неужели для этого было  так необходимо тащить
его  на край  света-  в  пустыню  штата Аризона?  аконец, вертолет плюхнулся
своими  стальными  салазками на  гравий специальной посадочной  площадки.  И
химеры  страха мгновенно растворились,  едва охранники сняли  повязку  с его
глаз. ркий свет сперва почти ослепил.
     Он спрыгнул в  красноватую  пыль.  Здравствуй, Ред-Рок! Сколько-то ему-
Пашке предстоит теперь здесь прожить?
     А жить предстояло не так-то уж и плохо.
     * * *
     - Жить будете в индивидуальном блоке Би-девять, это по Секонд-Драйв, вы
легко найдете,  - сказал ему  главный  администратор. - Вот ключи от  вашего
коттеджа...  ни сидели  в  просторном  кабинете  главного администратора,  в
кабинете с кондиционером и огромным аквариумом, где плавали хищные океанские
рыбы. Павел отметил  и волнообразно перемещающегося ската, и небольшую белую
акулу, и пару не то мурен, не то барракуд...
     - Вы можете  свободно перемещаться по территории Кэмп Ред-Рок, господин
Розен,  вы можете  пользоваться всеми  имеющимися в Кэмп  Ред-Рок теннисными
кортами,  полями  для гольфа,  бассейном, -  администратор  слегка запнулся,
перечисляя  все "плежерз", имевшиеся  в арсенале развлечений. -  У нас также
есть конюшня  с лошадьми для верховой езды,  есть  библиотека и кинотеатр...
Вы, кстати, ездите верхом?
     - Я? Нет! - испуганно ответил Павел.
     - Это хорошо, - кивнул администратор  и замолчал,  задумавшись о своем.
авел не понял,  почему  то, что он не  ездит верхом- это хорошо,  и принялся
разглядывать  маленькую  белую  акулу   в   аквариуме,  как   она  грациозно
переворачивалась на спину, дабы ухватить плавающий у поверхности корм...
     - Вы  можете  свободно перемещаться  по территории  Кэмп Ред-Рок, но не
можете покидать территорию,  -  сказал администратор, - а для того чтобы вы,
мистер  Розен,  не волновались, волнуемся ли  мы за вас,  не  зная,  где  вы
находитесь, - администратор улыбнулся  улыбкой кинозлодея, - мы попросим вас
повсюду носить вот это... дминистратор протянул Павлу металлический браслет.
     - Наденьте его, прошу вас, - сказал он уже без улыбки, -  и не снимайте
его вплоть до специального нашего разрешения, о'кэй?
     - О'кэй, - ответил Павел,  защелкивая замочек брас лета на своем  левом
запястье.
     - А теперь,  идите, располагайтесь.  К работе  приступите завтра.  авел
бросил  еще один взгляд на белую акулу и вышел из  кабинета. икто его теперь
не  сопровождал. икто не  дышал  ему в спину.  олько  браслет на  левой руке
теперь был его невидимым конвоиром.
     * * *
     Разобрался  Павел быстро. айти блок Би-найн  по Секонд-драйв было парой
пустяков.
     На манер  Нью-Йорка все проезды в Кэмп  Ред Рок назывались "драйвами" и
"роуд". Те,  что с севера на юг, -  те  имели статус "роудов", а те,  что  с
запада на восток, - назывались "драйв"...
     Его проезд был вторым от северной границы Кэмпа. Вдоль асфальтированной
дорожки  в  ряд  выстроились  аккуратные  белые домики, окруженные  ювелирно
подстриженными зелеными  газонами с великолепными  то тут, то там розариями,
полнящимися настоящими техасскими желтыми розами.
     Фонтанчики дождевальных  оросителей газонов то тут,  то там,  повинуясь
своему таймеру,  выбрасывали в жаркую  голубизну  неба тонкие струйки влаги,
которые не успев испариться прямо в воздухе, распылялись  мелкой  аэрозолью,
вспыхивали вдруг всеми цветами радуги...
     Это так умиротворяло, что Павел вдруг  остановился и подумал, что почти
счастлив! частлив от того, что жив. т того, что цел и невредим.
     И  что вот смотрит на радугу, вспыхивающую в этих фонтанчиках, любуется
желтыми розами- символом Техаса- и радуется жизни...
     Он  очнулся  от  оцепенения,  когда над  его  головой  низко пророкотал
вертолет.

Павел  поглядел, как из едва плюхнувшейся на  салазки винтокрылой машины, не
армейского  "хью",  а из комфортной  франко-германской  "алуэтт",  на  землю
Ред-Рока сошли три джентльмена...
     Один  из них особенно  привлекал  внимание. От  него  исходила какая-то
особая  энергия.  Невысокого  роста,  с  голым  бритым черепом,  похожий  на
монгольского  витязя времен Чингисхана... огда джентльмены подошли к  группе
встречающих,  среди  которых  Павел  отметил и  главного администратора,  их
взгляды-  взгляды Павла и Чингисхана-  скрестились. Так  вот он какой, новый
босс,  - отчего-то подумалось Павлу. -  Это вам  не Шеров  доморощенный, это
всерьез... Бр-р! "авел отвернулся.
     * * *
     В домике по адресу Би-найн на Секонд-драйв Павел нашел  все,  в чем мог
нуждаться  человек,  привыкший  к комфорту.  а  нижнем  этаже  расположились
довольно просторная  гостиная с мягкой  мебелью,  стереосистемой и  домашним
кинотеатром, небольшая кухня столовая и кабинет. А на втором  этаже, куда из
гостиной вела крутая  деревянная  лестница, были ванная комната,  спаленка и
открытая веранда с видом на розарий... холодильнике Павел обнаружил неплохой
ассортимент  бутылочного немецкого  пива и французских сыров.  Были и бри, и
любимый камамбер марки  "каприз де Дье"... авел не удержался от искушения  и
отщипнул кусочек,  тут  же отправляя его в рот. н  принял душ  и, растираясь
полотенцем, вышел на открытую веранду. Он стоял в одних  трусах и  любовался
желтыми розами. Они были удивительно кстати здесь в этой жаре! Именно yellow
roses of Texas, а не иные, красные  или чайные! Он растирал влажную  грудь и
любовался цветами,  как вдруг перехватил  на  себе  взгляд.  противоположной
стороны дороги,  с  крыльца  домика Си-найн  по их  Секонд драйв, ему махала
симпатичная худенькая девушка.
     Она, по-видимому, только вернулась с пробежки...
     - Хай, - крикнула девушка.
     - Хай, - ответил Павел и тоже улыбнулся.

     Глава двадцатая. Бог, в любовь пресуществленный?
     (ноябрь 1995, Занаду)
     полудню  следующего дня проглянуло солнце и неуместно радостно заиграло
в  оконных витражах дома. Обогнув черную сухую чашу бездействующего фонтана,
женщина и мальчик, одетые во все черное,  вышли на аллею и двинулись в глубь
парка. Доносившиеся откуда  то сбоку  мелодичные звуки сначала сбили с шага,
потом  заставили оглянуться, наконец,  повернуть направо. Там,  на  ничейном
пространстве, где заканчивался регулярный сад и еще  не начинался английский
парк,  столь  искусно  имитирующий дикую природу, на  широком  газоне,  где,
помнится, так  славно  резвились в серсо  и бадминтон,  возвышался громадный
полосатый шатер  шапито.  Оттуда то и доносилась музыка. По мере приближения
Таня  начала  различать инструменты-  флейта, скрипка или  две,  виолончель.
Исполнялось  что-то ненавязчиво  классическое, легонькое,  если не  сказать-
легкомысленное. рямо  не  похороны,  а приватное  представление для  друзей.
Старый греховодник и здесь остался верен себе. Покосившись на мальчика, леди
Морвен стерла с лица невольно набежавшую улыбку- и заметила, как Ро поспешил
сделать то же самое. Даже сердце  защемило от внезапно нахлынувшей нежности.
Мы с тобой  одной  крови,  малыш...  ни миновали последнюю полоску опилочной
мульчи, сквозь  которую  несвоевременно проклюнулся нежно-зеленый  росточек,
перешли  каменный  мостик,  перекинутый  через  пока  еще   сухой  ров,   не
задержались возле  длинного стола  под белоснежной и  практичной пластиковой
скатертью.   В   торцах  стола   стояли  одинаковые  сервировочные  тележки,
посередине красовалась громадная  серебряная чаша для пунша,  возле  которой
хлопотали  двое  лакеев в белых передниках поверх малиновых ливрей с золотым
галуном. Третий, без передника, молча поклонился и приподнял полог, открывая
вход в шатер.

Разноцветная  гирлянда   китайских   фонариков,   протянутая  по  окружности
брезентового купола,  светила в четверть  силы, поэтому в первые  мгновения,
пока глаза привыкали к полумраку, леди Морвен не столько разглядела, сколько
энергетически ощутила присутствие  большого числа  молчаливо стоящих  людей.
Первыми  обрели отчетливость  силуэты музыкантов, стоящих  на  возвышении  в
центре.  Она  оказалась права-  флейта, виолончель, две скрипки,  концертные
фраки, Моцарт... Вид  на  то,  что  размещалось ниже музыкантов, перекрывала
высокая плечистая мужская фигура. Леди Морвен сделала полшага в сторону.
     Возвышение,  на котором  стояли  музыканты, оказалось  плоской вершиной
небольшого грота. Резные воротца грота были плотно прикрыты, а перед