планирую... Обещаю тебе, что  следующий  настоящий  мой  день
рождения мы справим вместе.
   Шелли победно взглянула на Нила и возвратилась к гостям.
   На следующий  день  Ингрид  сообщила,  что  Шелли  уехала  месяца  на
три-четыре, но куда - не сказала.
   Для Нила вновь потянулись тоскливые дни, недели, месяцы. В  кафе  при
заправочной он  больше  не  заезжал,  читал  мало,  телевизор  почти  не
включал, и даже компьютерные игры ему осточертели...
   Все больше времени он проводил в полном -  и  одновременно  пустом  -
одиночестве. У Сесиль появились  какие-то  дела  в  научных  центрах  на
западе страны,  она  часто  и  надолго  выезжала  в  командировки  то  в
Калифорнию, то в Юту, то в Колорадо.
   Первые недели Нил очень скучал без  Шелли,  потом  все  реже  и  реже
вспоминал ее, только засыпая, иногда предавался воспоминаниям о ней и ее
безумном сексе. Пару раз он зашел к Ингрид, но она  по-немецки,  любезно
до отвращения, приняла его, и охота общаться пропала.
   Однажды, в  очередной  раз  разбирая  почту,  он  нашел  конверт,  по
внешнему виду сразу было ясно, что  это  приглашение.  И  действительно,
Ингрид, как понял  Нил,  нашла-таки  себе  жертву.  Какой-то  несчастный
сочетается с ней законным браком через восемь дней.
   - Сесиль, зайка, сходи одна.
   Нил нудил с утра, но так и не добившись освобождения, тихо матюгаясь,
оделся в смокинг, все же найденный на чердаке,  в  коробках  с  ненужным
хламом, и отправился с супругой все в ту же "Косточку".
   Ингрид вся утопала в белой пене платья, декольте которого  привлекало
всеобщее внимание. Рядом с невестой Нил увидел худого молодого  человека
в черном смокинге и на автомате протянул ему руку.
   - Нил, - коротко с дежурной улыбкой на лице представился он.
   Что-то неуловимо знакомое показалось ему в лице жениха.
   - Майкл, - так же дежурно представился молодой человек.
   И крепче принятых приличий пожал Нилу протянутую руку. Это  несколько
удивило его, и он пристально вгляделся в лицо Майкла.
   - Можешь поздравить меня не только со свадьбой, но и с днем рождения,
у меня сегодня двойной праздник.
   Нил отшатнулся, но взял себя в руки. Перед ним стояла его  Шелли,  но
это была уже не женщина. Он не успел ответить,  как  Сесиль  спасительно
потащила его в зал.
   - Я не хотела говорить тебе, но я-то знала, мне все Ингрид рассказала
еще до операции Мишель. Это сейчас почти норма, так что не делай  такого
идиотского лица. На тебя смотрят!
   Сесиль говорила, тихо попивая шампанское и успевая улыбаться  во  все
стороны.
   - Бред какой-то, Сесиль, давай свинтим отсюда побыстрее. Такие штучки
не для меня.
   Нил показал официанту на виски и выпил тройную  порцию  без  зазрения
совести.
   - Вот  еще,  припадок  подростка!  Никуда  я  не  собираюсь  уходить.
Посмотри как много интересного народа. А сколько настоящих  американцев!
Когда еще так повезет...
   Сесиль начинала свой вечер как истинная француженка. Она  знала,  что
молода,  прекрасно  выглядит,  потому  что  заплатила  в  фитнесс-центре
немалые деньги, и эти деньги должны отработать сегодня с  прибылью.  Нил
решил напиться, что и сделал в рекордно короткие сроки. Возвращались они
порознь, вернее, Нила возвратили какие-то друзья Мишель-Майкла, но он об
этом узнал много позже.
   Пробуждение было ужасно. Это было одно из тех известных  многим  утр,
когда жалеешь лишь о том, что еще не умер. Даже опохмелиться  толком  не
вышло - не удерживалось.
   Сесиль не было дома. Судя по  всему,  и  не  ночевала.  Ее  половинка
супружеского ложа так и осталась  непримятой,  ее  "линкольн-виллиджер",
давно уже сменивший прокатный  "форд",  застыл  перед  окнами  громадным
черным жуком.
   Это было странно, но Нила пока волновало совсем другое. Он  мешком  с
костями сидел на кухне, вертел в дрожащих  руках  сверкающий  тесак  для
разделки мяса и размышлял о том, что,  как  ни  хотелось,  вряд  ли  ему
достанет сил самому себе  оттяпать  голову  этим  предметом.  Иное  дело
проглотить  пулю,  оставить  на   белом   гигиеническом   кафеле   стены
абстрактную картинку из собственных никому не нужных мозгов.  Интересно,
Сесиль будет стирать их тряпочкой  или  воспользуется  моющим  пылесосом
"Сименс"? Но из относительно огнестрельного оружия  в  доме  был  только
пистолет  для  вколачивания  гвоздей,  а  мысль  о  гвозде,   застрявшем
где-нибудь  в  мозжечке,   была   совсем   неэстетична.   Это   вам   не
"демократизатор" полковника Кольта, не культовый "магнум"  сорок  пятого
калибра, не "беретта" Джеймса Бонда. Даже не  ментовская  пукалка  имени
товарища Макарова... И ни у  кого  в  этом  чертовом  городишке,  сплошь
населенном желтобрюхими интеллектуалами, ничего подобного не одолжить.
   Хотя, стоп.  Теперь-то  здесь  появился,  наконец,  настоящий  мужик,
истинный мачо, как выражаются аборигены, по своему обыкновению уродующие
слова, заимствованные из  других  языков.  Вот  уж  у  кого  определенно
водятся мужские игрушки... Ха!  Жить  сразу  стало  веселей,  даже  пиво
проскочило в желудок без приключений.
   - Хай, Майки, ну как оно после  бурной  ночки-то?  Ничего  болтается?
Слушай, одолжи пушку по-соседски, крыс в подвале  пострелять,  развелось
гадов...
   На все лады репетируя эту фразу, Нил принял  душ,  оделся,  вышел  на
крыльцо.
   Остановился, вглядываясь в дорогу.
   Из-за поворота медленно выкатывался красный "БМВ" Криса.
   Как-то само собой ушло желание пристрелить крысу, засевшую в мозгах.
   Если собственные чувства  давно  превратились  в  холодный  прах,  то
всегда остается шанс отогреть душу в пламени ответного чувства.  А  ведь
Сесиль так любила его, может быть, еще не. все потеряно...
   Нил побежал по дорожке, он  загадал,  что  если  добежит  до  калитки
раньше, чем откроется дверца автомобиля, все будет хорошо.
   Не успел.
   Правда, открылась не правая дверца, на которую загадал Нил, а  левая,
водительская. Над  красным  обтекаемым  корпусом  автомобиля  показалась
долговязая фигура Криса, и запыхавшийся Нил увидел, что больше в  машине
никого нет.
   - Где Сесиль?! - крикнул он.
   - Хай, Нил! - Крис широко улыбнулся, показав  ровные  зубы,  голубые,
как шведская сантехника. - Как дела?
   - Никак! Где Сесиль., я спрашиваю! Ты же знаешь, где она!
   Нил двинулся навстречу Крису с видом настолько решительным, что  Крис
отступил на шаг и выставил перед  собой  на  вытянутых  руках  портфель,
словно щит от непредсказуемого русского психа.
   - Полегче, парень, полегче. С Сесиль все в порядке,  она  всего  лишь
улетела в Вашингтон, просила передать, чтобы ты не беспокоился.
   - В Вашингтон? Какого черта она делает в Вашингтоне?
   Крис вздохнул.
   - Нил, давай не будем горячиться и поговорим спокойно, как мужчина  с
мужчиной.
   Нил весь сжался, почуяв неладное.
   - Ну! Я жду. Говори.
   - Не здесь же. Может быть, пройдем в дом?
   - Что ж, прошу.
   Нил шагнул в  сторону,  пропуская  Криса.  По  дороге  тот  два  раза
обернулся, как будто ожидал удара в спину.
   - В гостиную проходи, - буркнул в прихожей Нил. - Я сейчас...
   Он юркнул на кухню, приложился к недопитой банке "Миллера",  но  пива
хватило лишь на полтора глотка. Ему сейчас требовалось куда больше...
   Когда он вошел в гостиную с полным стаканом, Крис сидел,  прямой  как
палка, на краешке  стула  и,  поджав  губы,  разглядывал  царящий  здесь
беспорядок - тарелку, переполненную окурками, валяющийся  на  журнальном
столике смокинг, брюки, лежащие на ковре рядом с пустой бутылкой.
   - Ну да, - отозвался Нил на  невысказанную  реплику.  -  А  с  другой
стороны, для кого стараться-то?
   Он плюхнулся на диван, закинув ноги на журнальный  столик,  и  поднял
стакан.
   - Твое здоровье! Тебе не предлагаю, лосьон после бритья тебя вряд  ли
устроит, а ничего другого, извини, нет, давно выпито.  -  Он  героически
хлебнул, с удовлетворением отметив гадливый ужас  на  лице  Криса.  -  А
теперь рассказывай.
   Крис  овладел  собой,  вновь  напряг  мощные   челюсти   в   натужном
голливудском смайле.
   - Нил, ты, главное, отнесись к тому, что я буду говорить, спокойно  и
по возможности трезво. Ты же в сущности человек вменяемый и не можешь не
понимать, что так будет  лучше  для  всех.  Сесиль  -  молодая  здоровая
женщина, она имеет право на  нормальную  полноценную  семью,  нормальных
полноценных детей...
   - О-кэй, Крис, считай, что ты меня  убедил.Я  непременно  поговорю  с
Сесиль, когда она вернется, и приложу все усилия,  чтобы  наладить  нашу
совместную  жизнь.  А  теперь,  если  сеанс  семейного  консультирования
окончен...
   - Нил, ты не понял. Сесиль не  вернется.  Она  поехала  не  просто  в
Вашингтон, а в юридический отдел французского посольства.
   - Зачем?
   - Для оформления развода ex absentia1. Скорее всего,  не  потребуется
даже твоего присутствия. Просто подпишешь бумаги и отправишь по почте.
   - Угу... А что будет, если не подпишу?
   - Существенно осложнишь жизнь всем, но главным образом  себе.  Ты  же
понимаешь, что не тебе тягаться с нами. Конечно, теоретически все  равны
перед законом, но практически... Нил, мы попросту раздавим тебя. Я  имею
право употребить местоимение "мы". Дело в том, что Сесиль ждет  от  меня
ребенка.
   Крис ослепительно улыбнулся.  Нилу  очень  захотелось  со  всей  мочи
вмазать по этой самодовольной харе, посмотреть, как  брызнет  фарфоровым
дождиком чудо  американской  стоматологии.  Но  он  сдержался.  В  конце
концов, в том, что  Сесиль  предпочла  это  жвачное,  виноват  в  первую
очередь он сам, а переход на кулачные  аргументы  лишь  акцентировал  бы
моральное поражение.
   - Мои поздравления... Ну, давай свои бумаги.
   - Собственно, в предварительном  порядке,  чтобы  дать  делу  ход  по
упрощенной процедуре, от тебя нужны только две подписи -  под  согласием
на развод и под взаимным отказом от имущественных претензий. Сесиль  уже
подписала оба документа.
   Крис расстегнул портфель.
   Нил вытащил из кармана мятую пачку "Уинстона", закурил.
   - Из дома можешь пока не  съезжать,  университет  оплатил  аренду  до
конца года, - говорил Крис, достав желтую папочку и  вытаскивая  из  нее
бумаги. - Еще Сесиль оставляет тебе парижскую квартиру, правда,  продать
ее ты не сможешь, поскольку права собственности  остаются  за  Сесиль...
Эй, тебе не кажется, что не очень-то вежливо курить,  находясь  в  одном
помещении с некурящим?
   Нил медленно встал, подошел к Крису, выпустил струйку  дыма  прямо  в
улыбающуюся физиономию.
   - Ну так выйди.
   - Но ты... ты подпишешь?
   - Я подумаю. Жди во дворе.
   Крис вышел. Нил придвинул к себе документ. "Мы,  нижеподписавшиеся...
настоящим подтверждаем..." Буквы плыли перед глазами,  наскакивали  друг
на друга, менялись местами, где-то на третьей строчке  взгляд  зацепился
за слово "куннилигус", которое  при  повторном  прочтении  сменилось  на
"совокупный". Нил  крякнул,  взялся  за  недопитый  стакан,  в  котором,
кстати, был отнюдь не лосьон,  а  вполне  пристойный  кулинарный  херес,
опрокинул в рот, а  последнюю  каплю,  перевернув  стакан  над  бумагой,
выцедил на параграф об взаимном отказе от притязаний  на  любые  будущие
доходы другой стороны. Потом взял ручку и напротив  четкой,  филигранной
подписи Сесиль размашисто вывел: "Н. Баренцев". Нищ, но  свободен.  Крис
терпеливо ждал его на крыльце.
   - Держи - Нил протянул ему папочку. - Привет Сесиль. И fuck you  very
much за все хорошее...
   - Тебе того  же...  Да,  Нил,  еще  одно...  Мы  с  Сесиль  понимаем,
насколько тебе сейчас тяжело и одиноко. Вот, - он протянул Нилу какой-то
предмет в оберточной бумаге. - Это поддержит тебя в  трудную  минуту,  а
когда дозреешь, звони, там вложен  список  наших  контактных  телефонов.
Бай!.. И очень советую подыскать себе работу.
   Крис пошел к машине, а Нил задумчиво подбросил пакет на ладони.  Судя
по всему, там была книга.
   "БMB" Криса плавно покатил прочь.
   Нил глянул ему вслед, прикрыв глаза,  живо  представил  себе,  как  с
эффектным хлопком лопается шина, и красное авто  с  визжащими  от  ужаса
Сесиль и Крисом, припадая на обод, медленно и неотвратимо скатывается  в
пропасть...
   "Да ладно, - подумал Нил. - Нехай живут".
   Дома он развернул пакет и  извлек  толстый  том  в  синем  переплете.
Золотые буквы гласили: "Книга Мормона.  Новые  свидетельства  об  Иисусе
Христе".
   Это ж надо, куда занесло наследницу древнего и славного католического
рода! Впрочем, как говорится , любовь зла...

***

   - Похоже, наша беспутная мамаша здорово влипла.
   - Чья еще мамаша? - Таня Дарлинг недоуменно посмотрела на Соню поверх
очков.
   - Наша. Биологическая  мамочка  нашего  пупсика.  Вот  посмотри,  что
прислали в редакцию для европейского дайджеста.
   Соня бросила на Танин рабочий стол номер "Пари-Суар".
   - Третья полоса. Я отчеркнула.
   Таня внимательнейшим образом проглядела отчеркнутую заметку, щелкнула
кнопкой селектора.
   - Эмили, дайте мне Москву. Так, иди... Спасибо,  Соня,  я  разберусь,
по-моему, здесь какая-то подстава...
   В селекторе раздался голос Эмили:
   - Москва, миссис Дарлинг. Таня взяла трубку.
   - Архимеда Яновича... Здравствуй, Арик, не  забыл  еще?..  Да  Рыжая,
Рыжая, кто ж еще... Да, все  хорошо...  Представь  себе,  из  Лондона...
Слушай, нужна твоя помощь, по  старой  дружбе...  Нет,  информация.  Мне
отсюда собрать затруднительно... Записывай...

***

   Нил босиком протопал до калитки, со вздохом открыл  почтовый  ящик  и
выгреб кипу конвертов. Газет они не выписывали, личные письма  сводились
к ежемесячным  слезливым  эпистолам  от  Мари-Мадлен  и  редчайшим,  под
настроение,  открыточкам  от  Ольги  Владимировны.  Всю  свою   обширную
профессиональную переписку Сесиль вела исключительно через фирму, а  то,
что они получали на дом, так или иначе сводилось  к  выкачиванию  денег.
Счета, уведомления, рекламные проспекты. Казалось, не было в Соединенных
Штатах организации, не претендующей на кошелек семьи Баренцевых-Дерьян.
   Сесиль приучила его трепетно относиться  к  такой  корреспонденции  и
тщательным образом сортировать ее - что подлежит немедленной оплате, что
требует уточнений и выяснений, что следует вырезать и сохранить, на  что
нужно ответить  письменным  отказом,  на  что  достаточно  отреагировать
телефонным звонком и что, наконец, можно с чистой совестью  отправить  в
мусорную  корзину.  Поскольку  Нил  постоянно  с  этим  путался,  Сесиль
составила подробнейший меморандум  и  прикрепила  его  на  стенке  возле
коврика с кармашками, предназначенными для корешков  квитанций,  купонов
на скидки и тому подобной ерунды.
   Нил вывалил конверты  на  кухонный  стол,  достал  карандаш,  бумагу,
пепельницу, откупорил банку пива -  надо  же  было  оборудовать  рабочее
место, прежде чем приступать к сортировке...
   Он поднес пиво к губам, и неожиданно  фыркнул,  окатив  пеной  нос  и
щеки.  Все!  Баста!  Финита!  Пусть  теперь   этой   похабелью   мормоны
занимаются, для них это так же естественно, как в сортир  сходить...  Он
закурил, задумчиво провел зажженной зажигалкой  вдоль  краешка  верхнего
конверта.  А  не  спалить  ли  все  к  такой-то  матери,   пусть   потом
разбираются? Нет, это мелко, в конце концов, если разобраться, ему не за
что мстить Сесиль. Она терпела, сколько могла...
   Нил сгреб письма, намереваясь  отнести  их  в  кабинет  Сесиль.  Один
конверт - большой,  непривычного  желтого  цвета  -  шлепнулся  на  пол.
Поднимая его, Нил увидел, что на письме стоит парижской штемпель  и  что
адресовано оно лично ему, мсье Нилу Баренцеву.
   Нил  вскрыл  конверт  и  достал  сложенную  вчетверо   страничку   из
"Пари-Суар". Никакой пояснительной записки не  прилагалось,  не  было  и
координат .отправителя. Озадаченный Нил раскрыл газету.
   Фотографию он увидел не сразу, а увидев,  остолбенел.  Так  задрожали
руки, что пришлось положить газету на стол.
   На фото были запечатлены двое сосредоточенных  полицейских,  а  между
ними - Лиз, его Лиз! Волосы растрепаны, рот открыт, должно быть,  она  в
этот  момент  что-то  выкрикнула.  Подпись  под   фотографией   рассеяла
последние сомнения: "Элизабет Дальбер,  художница-наркоторговка.  Теперь
придется отвечать за свои художества!" Сверху заголовок: "Скват <Скват -
помещение, арендуемое без оформления  аренды.  (примеч.  автора)>  левых
художников оказался крупнейшим  складом  героина".  Дальше  Нил  не  мог
прочитать ни слова. Надо что-то делать, надо срочно лететь, спасать  ее.
Наркотики - полный бред, ее  просто  кто-то  подставил,  главное  -  она
нашлась, она во Франции, скоро он сможет увидеть  ее...  "Я  вытащу  ее,
вытащу непременно, все утрясется, какая из нее, к черту,  наркоторговка.
Смешно подумать... Только бы встретиться, встретиться  скорее...  Только
вот кто же прислал эту  газету?  Господи,  да  конечно  же  она  сама  и
прислала. Через адвоката или еще как-нибудь. Она надеется на меня,  ждет
меня..."
   К телефону долго никто не подходил. Нервы были напряжены до предела.
   - Алло. - Доминик опять страдала от мигрени и это сразу было  понятно
по голосу.
   - Дорогая, это я. У  меня  к  тебе  просьба,  как  всегда,  для  всех
остальных невыполнимая. Ты же волшебница у меня, все можешь.  Помоги,  и
клянусь, что не в последний раз прошу. Как  же  мне  без  тебя  на  этом
свете?
   - Я еще вчера знала, что ты проявишься. Мне сон был. Ты  в  лодке  по
грязной воде плывешь, и парус не можешь натянуть, и ветер. Я поняла, что
беда на тебя идет. Ну, что надо? Нет, это после,  сначала  скажи,  когда
приедешь, я хочу тебя прямо сейчас.
   - Приеду сразу, как ты решишь мои проблемы,  и  это  не  шантаж.  Это
очень важно для меня.  Посмотри  "Пари-Суар"  от  шестнадцатого,  третья
страница. Полиция взяла склад  героина,  там  еще  фотография.  Элизабет
Дальбер,  запиши,  "Элизабет  Дальбер",  пишется  "Дальберг",  мне  надо
увидеть эту девушку как можно скорее.  -  Нил,  как  мог,  скрывал  свои
чувства и говорил без истерии в голосе, хотя хотелось кричать.
   - У меня ужасно болит голова, а  ты  с  какими-то  девушками  ко  мне
пристаешь, ну  да  ладно,  посмотрю  вечером,  может,  что  и  придумаю.
Пройдусь по Алексовым связям, вдове героя Франции небось не откажут...
   - Спасибо, роза моя. Когда позвонить? Завтра удобно?
   - Да ты рехнулся, какое завтра, тут и за неделю ничего  не  сделаешь!
Ну ладно, все равно звони, когда захочешь.
   - Целую. - Нил бросил трубку. Наскоро собравшись, он рванул в Бостон.
В  этот  день  улететь  не  получилось  -  когда  он  расплачивался   по
электронной карте за заказанный билет, выяснилось, что  денег  на  их  с
Сесиль общем счету элементарно не хватает на билет до Парижа. Можно было
не уточнять, кто приложил руку к этому делу, Сесиль вряд ли пошла бы  на
такое по  собственной  инициативе.  Нил  лихорадочно  вывернул  карманы,
наскреб недостающие  шестнадцать  долларов,  но  билет  брать  не  стал,
поскольку перспектива оказаться в Париже без гроша его не устраивала.
   Ладно, гады, сами напросились! Война так война! Хорошо еще,  хоть  на
бензин оставили.
   К вечеру Нил возвратился  в  Проспект.  Оставив  "датсун"  на  улице,
вбежал в дом, прямиком устремился  в  спальню,  снял  со  стены  портрет
Мари-Мадлен, матери Сесиль, набрал на дверце маленького настенного сейфа
известное ему четырехзначное  число.  Найдя  искомое,  он  тихо  прикрыл
дверцу и повесил портрет на прежнее место.
   Только внизу, на кухне, пользуя больные нервы хересом и  сигарой,  он
отомкнул золотую застежку на продолговатом сафьяновом футляре.
   На белом  атласном  ложе  покоилось  редкостной  красоты  ожерелье  -
крупные синие сапфиры, обрамленные  бриллиантами,  в  оправе  из  белого
золота.
   Сделанное его прадедом Францем Бирнбаумом для своей жены, стало быть,
для прабабушки Нила. Украденное большевиками, возвращенное в  семью  его
дедом Вальтером Бирнбаумом и  подаренное  бабушк