казал Павел, - и я тебе благодарен, что ты возишься  со
мной - бесперспективным эмоциональным подранком.
   - Моя специальность орнитолога обязывает  с  подранками  возиться,  -
отвечала Клэр, направляясь к лошадям...

***

   Эксперименты продвигались достаточно удачно. По крайней мере, удачно,
если говорить о первой серии приближения.
   В глубочайшем, прорезавшем толщу скалы бункере они  создали  условия,
моделирующие высокие температуры и давление, которые возникали при ударе
метеорита о земную поверхность.
   Нажатие кнопки. Всплеск разряда в миллион электрон-вольт...  И  после
того, как образцы остывали, лаборанты спускались в камеру и собирали их.
   Вот они, искусственные шарики  -  копии  звездных  брызг!  И  все  бы
хорошо... И похожи внешне. И по электрическим и  магнитным  свойствам  -
почти идентичны каплям звездной крови... Только вот крутиться не  хотят,
как настоящие импактиты. Не желают - хоть ты тресни!
   - Как в том анекдоте. Намазывать уже можно, а вот жрать пока  нельзя,
- сказал Павел после очередной серии испытаний.
   - Что? - переспросил Эдди.
   - А был такой анекдот, - уныло ответил Павел,  -  во  Вторую  мировую
один еврей, чтобы не идти на фронт, предложил Государственному  Комитету
Обороны оставить его в тылу и дать ему денег, паек и лабораторию,  а  за
это он в течение двух лет обещал наладить производство сливочного  масла
из обычного дерьма...
   - Ну? - переспросил Эдди.
   - А то и ну,  что  через  два  года  с  еврея  потребовали  отчета  о
затраченных средствах. Он и  говорит  комитетчикам,  что,  де,  половина
проблемы уже решена - намазывать на хлеб продукт  уже  можно,  но  жрать
пока нет...
   Эдди из приличия тихо хихикнул.
   - Значит, и у нас полдела сделано, на природный  импактит  капли  уже
похожи, а то, что не желают работать, как гироскоп, отнесем к  проблемам
второго плана...
   По средам, вечером, после конной прогулки, Павел вновь  связывался  с
домом.
   Лизавета сидела на фоне той же книжной полки со  знакомыми  корешками
Пушкина и Достоевского, но на этот раз блузка  на  ней  была  голубая  с
кружавчиками.
   - Как мальчики, как Таня? - спросил Павел.
   - Я передавала Татьяне твое пожелание  говорить  с  ней,  -  ответила
Лизавета - но она еще не готова... Ты ведь должен ее понять, после  того
что произошло между вами, она не может так сразу,  она  ведь  не  машина
какая-нибудь...

***

   Идиллия оборвалась резко, в один день.
   Утром под привычной "Кроникл" он обнаружил на  пороге  своего  домика
увесистое издание... "Лос-Анджелес Тайме", которую до сего  дня  ему  ни
разу не приносили...
   С живым интересом  просматривая  многостраничный  "матрац",  пробежав
глазами передовицы о результатах первичных выборов в штате Калифорния  и
о речи Клинтона перед выпускниками академии  Вест-Пойнт,  Павел  раскрыл
полосной разворот светской хроники...
   И там увидел... Среди дюжины фотографий  всяких  разных  голливудских
знаменитостей в сногсшибательных нарядах он увидел  свою  жену  Татьяну,
сидящую на коленях у какого-то цыгана,  у  какого-то  Гришки  Распутина,
нагло ухмыляющегося и откровенно лапающего его... его жену.
   Павел приблизил газету  к  глазам,  поискал  рукою  очки  и  принялся
внимательно читать убористый текст заметки...
   Колин Фитцсиммонс предложил главную женскую роль в своем новом фильме
сорокалетней чешской актрисе Тане Розен. В то  время,  как  муж  актрисы
отбывает срок в тюрьме за изнасилование  малолетней,  сама  Таня  весело
развлекается в Лос-Анджелесе,  заведя  роман  с  известным  исполнителем
цыганских песен Григорием Опиумом-Орловским.
   Павел еще раз перечитал текст. Ошибки быть не  могло.  Это  была  его
жена Татьяна. Все верно.
   Но почему?
   И тут он вспомнил, как Таня спрашивала тогда, еще перед судом, правда
ли то, в чем его обвиняют? Вспомнил и что ответил ей тогда. А что он мог
сделать? Только верить, что она не поверит.
   Вот какая история у них теперь вышла!
   И Павел, открыв свой мини-бар, достал бутылку бурбона, где с  прошлой
вечеринки оставалось где-то с треть...  И  допил  крупными  глотками  из
горлышка... До дна.
   Вторая мерзость случилась во время очередного разговора  по  видео  с
Лизаветой.
   Та снова сидела на том  же  фоне,  только  цвет  блузки  поменялся  с
голубого  на  красный.  Цвет  блузки  поменялся...  А  прическа   -   не
поменялась. Та же прядь, точь-в-точь такая же, отбившись от массы других
волос, свисала над левым ухом свояченицы.
   - Лиза, а почему ты ничего мне не говорила о том, что Таня  переехала
в Лос-Анджелес и снимается в кино?  -  спросил  Павел,  как  только  они
поздоровались.
   - Я не хотела беспокоить тебя, - ответила Лизавета  после  мучительно
долгой паузы.
   Паузы чересчур длинной. Ненатурально длинной.  Ненатуральной  оттого,
что лицо свояченицы ничегошеньки не выражало. Как будто он, Павел, не  в
обмане ее упрекнул, не в утаивании чего-то важного, а  так,  в  какой-то
ерунде...
   И тут Павел решился. Мысль пришла в голову мгновенно.
   - Ты, Лизавета, ты опять нам с Таней медвежью услугу оказываешь,  как
тогда, в Хмелицах, помнишь? - спросил Павел  внимательно  вглядываясь  в
Лизаветино лицо, - тогда мы с Танечкой тоже поссорились, а ты придумала,
как нас мирить, да только еще пуще поссорила, помнишь?
   - Помню, - ответила Лизавета после почти минутной паузы...
   Павел ничем не выдал себя. Он спокойно договорил. Спокойно попрощался
с Лизой.
   Внешне спокойно. Но что творилось у него в душе!
   Лизавета не могла помнить того, чего не было в их жизни.  Он  никогда
не был в Хмелицах с Таней. Он вообще никогда не был в  Хмелицах!  А  это
значит,  что  это  была  не  Лизавета.  Он  разговаривал  с  электронной
игрушкой.
   Новая электронная компьютерная игра для одиноких мужчин - поговори со
своей семьей!
   Ай да молодцы программисты из Ред-Рок!

Питер Дубойс - Георг Делох
Беркенсдейл-Стрит, Лондон, Великобритания
Апрель 1996

   Георг Делох был вещуном... И как положено классическим вещунам, Делох
тяготел к притчам. От слепых пифий его отличало  лишь  то,  что  он  был
зряч. Один только Бог ведал, откуда  Делоху  являлось  истинное  видение
сути вещей... Но сам профессор уверенно полагал, что его  способность  к
прорицанию  основана  не  на  химерах  тонких   материй   и   метафизике
психических энергий, а на накопленной в его светлой голове базе  знаний,
оперируя которой, тонкий  профессорский  ум  на  подсознательном  уровне
безошибочно угадывал ответы любых задач...
   Они сидели в пустом чайном салоне на Беркенсдейл, и Делох чистой воды
самородками  гнал  Питеру   килобайты   ценнейшей   информации.   И   то
обстоятельство, что профессор подчас вещал притчами,  ничуть  Питера  не
смущало. Имеющий уши да слышит!
   - Ряженая дамочка - русская, я сразу понял по глазам,  еще  до  того,
как она меня чисто по-советски козлом  обругала,  -  усмехаясь  уголками
губ, рассказывал профессор,  -  и  когда  она  мне  выпалила,  чего  мол
уставился, старый козел, я не обиделся,  а  удовлетворенно  отметил  про
себя, какой я все же молодец!
   Питер пропустил похвальбу Делоха мимо ушей и кивнул, как бы  подгоняя
профессора: давай-давай, дальше рассказывай.
   - А почему вы решили, что она ряженая?
   - А я ее потому раскусил, что она в роль свою до конца не вжилась,  -
ухмыльнулся Делох.
   - Как это, не вжилась? Поясните подробнее.
   - А так, что глядела она на молодых мужиков с привычным вызовом, мол,
какая я красотка - полюбуйся! Но забыла, что по роли-то она не молодая и
не красотка совсем!
   - И вы это почувствовали?
   - А то! - воскликнул Делох, хлопая  себя  по  ляжкам,  -  она  и  мне
сказала,  чего  мол  вылупился  старый  козел,  совсем  как  молоденькие
стервочки в баре обычно престарелым ловеласам  говорят...  А  сама-то  и
забыла, что загримирована под стервочку  не  молодую,  а  под  старую...
Правда, на обычный грим это было не очень похоже, да и потек бы грим  на
жаре. Она словно под маской была... Может быть, какие-нибудь  притирания
или специальные препараты... К сожалению, в  косметических  тонкостях  я
полный профан, хотя кое-что о достижениях греческих гетер  знаю.  А  что
касается  поведения...  Ведь  старухи-то  совсем  не  так  себя   ведут,
старухи-то  обычно  наоборот,  истосковавшись  по  заигрывающим   ищущим
взглядам, никогда  такого  себе  не  позволят!  Старухи  на  заигрывания
любого,  извините,  козла,  самой  любезной  улыбочкой  ответят,  я  вам
авторитетно говорю!
   Питер одобрительно кивнул, дескать, понимаю...
   - А вообще, она не  простая  штучка,  наша  русская  фру  Улафсен,  -
продолжал Делох, подливая себе и  Питеру  зеленого  чая  из  прозрачного
чайничка. - Она явно напомнила мне переодетого Геракла...
   - Геракла? - Питер удивленно взметнул глаза на профессора.
   - Геракла в гостях у лидийской царицы Омфалы,  -  усмехаясь,  ответил
Делох, - Геракл, когда убил своего друга Ифита, был наказан. Боги на три
года послали его отбывать наказание в плену у Омфалы.  И  та  наказывала
Геракла, заставляя его переодеваться в женское платье, тем самым  унижая
его мужское начало... У Рубенса и Тинторетто  любимые  сюжеты,  помните?
Геракл выполняет домашнюю работу, переодевшись женщиной... И  это  после
его-то подвигов!
   Питер кивнул,  в  университете  у  них  был  неплохой  курс  античной
культуры...  И  сразу  вспомнил  то  унижение,  которое  испытал,  когда
оказался  единственным  из  группы  студентом,  кто  летом  не  ездил  в
Грецию...  Не  ездил  по  бедности  своей...  И  именно   тогда,   когда
высокомерные  богатенькие  детки,   раздухарившись   на   семинарах   по
древнегреческому эпосу, вспоминали  свои  каникулярные  похождения,  он,
Питер Дубойс, поклялся, что лучше  всех  выучит  и  вызубрит  курс...  И
выучил и  вызубрил...  И  потому  теперь  сразу  понял,  о  чем  речь  в
профессорской притче.
   - Да, да, я вас понимаю, профессор, я  припоминаю,  что  сама  Омфала
тоже переодевалась в  шкуру  Немейского  льва  и  брала  в  руки  палицу
Геракла.
   - Верно, и я ее сразу расколол, что она переодетый Геракл. Переодетый
Геракл после убийства... После убийства своего  Ифита...  Она  укокошила
своего Ифита и переоделась старухой...  А  скорее  всего,  она  и  Ифита
своего укокошила уже будучи переодетой...
   Тут уже настал черед Питера хлопать себя по ляжке.
   -  В  самую  точку,  профессор,  в  самую  точку,   давайте   дальше,
пожалуйста!
   И то что потом Питер услышал, он понял много позже, совсем  в  других
обстоятельствах...
   - Я что-то рассказывал ей тогда про теорию  избранной  личности,  про
так называемые космические пупки... Рассказывал ей, а у самого в голове,
как помню, было сильнейшее ощущение, что именно она этот зевсов пупок...
   - Что-что? Зевсов пупок? - переспросил Питер.
   - Когда Зевс устанавливал центр Земли, он послал с Востока и с Запада
двух воронов. Двух воронов, понимаете? Навстречу друг  дружке.  И  когда
они сошлись в одном месте - в том месте упал метеорит - камень  Омфал...
И образовался пупок земли... И когда я рассказывал ей об этом,  меня  не
покидало ощущение, что она сама может мне  рассказать  нечто  большее...
Нечто большее. Что она сама была там, когда сошлись два посланные Зевсом
ворона. Что она сама -  один  из  воронов...  А  почему  такая  странная
фамилия у вас, Дубойс? Вы что, из ассимилированных французов? -  спросил
вдруг профессор.
   - Вы почти в точку опять,  -  ответил  Питер  слегка  сконфуженно,  -
"Дюбуа" все равно в Америке никто правильно прочитать  не  умеет,  разве
что в  штате  Луизиана,  поэтому  пришлось  подчиниться  невежественному
большинству... Был Дюбуа, а стал - Дубойс...
   - Но вы ведь не француз? - наседал профессор-востоковед.
   - Правильно говорите, не француз... Отец мой  французское  подданство
получил через службу во Французском иностранном легионе... Пять  лет  во
Вьетнаме воевал...
   - А как его фамилия была?
   - Деревянкин его фамилия была, - сказал Питер.
   - Ага, я так и думал, - вы  русский!  Деревянкин  -  Дюбуа,  и  потом
американец Дубойс...
   -  Все  верно,  профессор,  все  верно...   Дюбуа   -   по-французски
"деревянный"... А вот Дубойс....
   - А вот Дубойс - в обратной  омофонной  кальке  -  дубовый,  то  есть
круг-то замкнулся!
   - Круг... Запад и Восток...  И  два  ворона,  облетев  вокруг  Земли,
слетелись в одно...
   - Ищите теперь вашего ворона, дорогой Деревянкин! Она ведь русская  -
а и вы тоже русский! Найдете ведь! Как там у русских? Рыбак рыбака?  Или
ворон ворона?

Иван Ларин - Никита Захаржевский
Санкт-Петербург, Россия
Май 1996

   Книжка радовала глаз.
   На нее было приятно смотреть. Художники, специалисты по компьютерному
дизайну хорошо потрудились. На славу поработали.
   Черный глянец, покрывавший толстый картон обложки, притягивал к  себе
и возбуждал.
   Да,   несомненной   коммерческой   удачей   стал   этот   фотомонтаж,
тиражированный десятками тысяч раз.  Он  крикливо  выглядывал  теперь  с
книжных лотков, расклеенный по вагонам метро,  призывал  граждан  России
срочно покупать новый роман Ивана  Ларина  "Звон  наших  цепей",  третью
книгу сериала "Цена Вопроса", что посвящалась российской братве.
   Да, постаралось любимое издательство "Омега-Пасс". Не поскупилось  на
рекламу!
   А книжку было приятно держать в руках. И  не  только  из-за  красивой
обложки, на которой художник соорудил этакую символическую композицию по
мотивам тюремных  татуировок  на  тему  "Что  нас  губит".  Тут  были  и
игральные карты, и бутылки с вином, и  прелести  нежных  красоток...  Но
главным предметом композиции  был  финский  нож...  Вот  что  по  мнению
художника в жизни братвы важнее всего. И важнее карт, и  важнее  женских
грудок и попок... Нож и ствол. Вот что валит с ног вернее вина и женских
глаз!
   Книжку было приятно и полистать.
   Особенно нравилось Ивану глядеть на оборот титула, где  рядом  с  его
фамилией, зафиксированной в так называемом  копирайте,  значился  еще  и
тираж издания. Цифра грела Ивану душу. Сто пятьдесят тысяч экземпляров в
первом заводе!
   Это вам не Солженицын с Евтушенко, которые к своим юбилеям  со  всеми
своими самыми-рассамыми книжками могли бы порадоваться нынче  разве  что
пятитысячным тиражам...
   Иван даже принялся напевать в задумчивости:

   - Парсучок пид лавочкою бульбачку грызэть,
   А у в хатэ моей полний порадочек идэть!

   Иван улыбнулся своим мыслям. Полный порядочек идет в делах! Дела идут
- контора пишет!
   Именно, контора пишет, ведь Иван теперь не  просто  какой-нибудь  там
писатель - paperback writer, - а самый  настоящий  бригадир  и  менеджер
авторского процесса!  Под  его  началом  нынче  работают  две  умненькие
девочки и  один  смышленый  мальчик.  Накануне  Иван  начитывает  им  по
телефону краткое содержание сцен и глав своего романа, а уже  поутру  на
адрес его электронной почты девочки с мальчиком присылают ему, бригадиру
и организатору творческого процесса, результат своих ночных бдений.
   Ванечке же остается только читать, да радоваться, да складывать потом
из написанного ребятишками новую книжку сериала.
   Каждому свое! Кто как устроился!
   И  прошли  уже  те  времена,  про  которые  пели  сэр  Пол  вместе  с
безвременно почившим сэром Джоном:

   I can make it longer
   If you like the style
   I can change it round
   'Cause I wanna be writer
   Paperback writer...

   Иван снова  улыбнулся,  припомнив  у  "Битлз"  строчку  про  то,  что
роман... was based on a novel by a man named Lear...
   Напишет он этой братве еще своего Лира! Обязательно напишет.
   Вот закончит третью трилогию  серии,  получит  в  кассе  "Омега-Пасс"
очередной гонорар, а там и за Лира возьмется.
   И ни одна бандитская рожа не догадается, откуда взят сюжет.  И  будут
читать взахлеб, и будут слезы размазывать кулачищами по  толстым  мордам
своим.
   Бандитский пахан Король Ливер  решит  там  уйти  на  покой,  разделив
семейный бизнес между дочерьми в той степени, в какой они его любят. Ну,
дочки-бандерши, те, разумеется, начнут при дележе  имущества  -  казино,
отелей, залов игральных автоматов и  прочего,  -  убеждать  папашу,  что
любят его безмерно... А папаша-то уши и развесит. И  отдаст  все  казино
одной, все отели - другой, и все игральные залы - третьей... А четвертой
дочке, которая не сумеет убедительно наврать про любовь, - той ничего не
оставит. Но когда его, ослепшего от старости, три наделенные  богатством
дочери выгонят, отселят в дом  престарелых,  именно  четвертая  дочка  и
пригреет  старика,  став  ему  последней  опорой  и  отрадой.  И  именно
четвертая дочка потом  перестреляет  всех  неблагодарных  сестер  своих,
вернув пахану имущество...
   А пока...
   Парсучок пид лавочкою бульбачку грызэть,
   А у в хатэ моей полний порадочек идэть!
   Ивану самому стало так смешно  от  придуманного  им  хода  с  Королем
Лиром, что он теперь же захотел позвонить Людочке  и  поделиться  с  нею
забавной находкой...
   Да, дела в хате шли хорошо. У него завелись деньги. У него  появилась
любовь...
   Иван снова улыбнулся  и  едва  удержался,  чтоб  не  прыснуть  совсем
по-ребячьи.
   Подумав о том,  что  он  теперь  при  деньгах  и  при  тиражах,  Иван
припомнил штуку, показавшуюся ему когда-то  более  чем  забавной.  Штука
заключалась в веселом слогане, придуманном банкирами Батьки Махно, когда
Гуляй-поле выпустило собственную валюту. По типу "In God We  Trust"  или
"Пролетарии всех стран, соединяйтесь" махновские  имиджмейкеры  выразили
свое понимание момента  и  напечатали  на  банкнотах  следующее:  "Жинка
веселися, у Махна гроши завелися!" Вот и у Ивана  завелися  в  хозяйстве
гроши и любовь.
   Встретив в издательстве Людочку, он снова начал писать стихи.
   В первую же бессонную, полную мечтаний ночь, на компьютере  своем  он
сотворил следующие строки:

ВОЛШЕБНИЦЕ ИЗУМРУДОВ

   О счастье смущает меня разговор
   Тот счастлив
   Чей страстный в порыве напор
   Увидит однажды
   Увидит в упор
   Чистейших воды два берилла
   Кому ты их взгляд подарила

   И руки нежнейшие
   Тоньше мечты
   Коснутся того кого выберешь ты

   То счастьем и будет
   Людмила

   О счастье смущает меня разговор
   Понятиям цели здесь
   Наперекор
   Удача
   Где счастье как жизнь на войне
   Где признаком жизни
   Как кажется мне
   Не пульса формальности сила

   Но жив только тот
   Чья Людмила

   О счастье смущает меня разговор где более смерти
   Мне страшен укор
   Того что дорога моя вдруг была
   Не туда
   На войну
   Где
   В оправе зеленой любовь
   Где яд миндаля
   Приготовь
   Для меня
   PARA BELLUM

   Самому Ивану  стихи  очень  понравились.  И  не  дожидаясь  утра,  он
"мылом", прямо на редакционный почтовый ящик, послал их Людочке.
   Но вышел со стихами казус.
   Людочка долго отмалчивалась, а потом....
   А потом вдруг выяснилось, что она не просто опубликовала эти стихи  в
ежегоднике издательства "Омега-Пасс", но и тут же, в  подготовленном  ею
как редактором сборнике, посвятила им собственную критическую статью...

   Стихи Ивана Ларина
   Как предвестник заката медного века русской литературы.
   Хам в русской литературе и ожидание реконкисты галантного времени.

   Предчувствующее смерть дерево  -  все  целиком,  все  свои  последние
жизненные  силы  бросает  в  семена.   Так,   подрубленный   кедр,   или
окольцованный по коре  дуб,  прежде  чем  умереть  и  не  проснуться  по
следующей  весне,  в  прощальное  лето  свое  -  дают  рекордный  урожай
кедрового орешка или желудя.
   Общество,  равно  как  и  любой  другой  живой  организм,   чувствует
приближение конца и тоже  бросается  в  последний  расцвет  семян  своей
культуры, и это явление не случайно названо декадансом, то есть закатом.
Серебряный век русской поэзии служит хорошим этому подтверждением.
   Прежде  чем  сгинут