жая Лиса, сэр...
   - Хэм...
   -  Верно,  Хэм...  ха-ха-ха...  прямо  как  папа  Хэм...  это  я  про
Хемингуэя... Нет, вообще-то не про Хемингуэя, а  про  Лису...  про  леди
Макбет, в смысле, Морвен. Она страшная  женщина,  сэр  Хэм,  страшная  и
прекрасная... Царица омфальская... ом-м...  фаллическая...  то  есть,  я
хотел сказать... Не смотрите ей в глаза, сэр  Хэм,  ни  за  что,  в  эти
глаза... ха-ха ха... Горгоны, а то  превратитесь  в....  горгональный...
ортогональный пентакль...
   Питер выронил стакан и головой вперед соскользнул на пол.
   Хэмфри Ли Берч поднялся и, не в силах  отвести  взгляда  от  лежащего
Дубойса, попятился к выходу. Рывком открыл дверь в коридор, дал отмашку.
   - Он ваш, ребята, - устало проговорил директор ФБР. - Вы знаете, куда
его доставить.
   Хэмфри Ли Берч медленно опустился в кресло, достал из кармана фляжку,
основательно приложился. Вновь посмотрел  на  Дубойса,  свернувшегося  в
позу эмбриона.
   - Таня... - чуть слышно пролепетал Питер и чмокнул губами.
   - А ведь из тебя, сынок, мог бы получиться отменный сыщик... Жаль...
   Берч отвернулся и закрыл глаза.

Леди Морвен - Питер Дубойс
Закрытое лечебное заведение "Сэнди плейграунд", Трентон, Нью-Джерси
Июль 1996

   Новое переодевание.
   Новая интрига.
   Новое перевоплощение...
   Последний раз Татьяна делала это не так уж и давно.
   Когда угрохала Фэрфакса и Лео...

   Теперь она шла на риск ради разговора  с  человеком  по  имени  Питер
Дубойс.
   Он сидел за  семью  замками  в  самом  закрытом  лечебном  учреждении
Штатов. Тем не менее в его руках был ключ  к  главной  проблеме  Таниной
жизни. Только он - узник специализированной клиники  "Сэнди  плейграунд"
Питер Дубойс мог вернуть ей маленького Нила-Ро...
   И поэтому она вновь шла на риск.
   Проникнуть  в  святая  святых  пенитенциарной  психиатрии   США   без
посторонней квалифицированной помощи лучше и не мечтать.
   И поэтому, слегка поколебавшись, свою часть дивидендов с Гейла Блитса
за  лоббирование  его  безумств  Таня  решилась  взять  с  помощью   его
специалистов. Первым ее условием было  то,  что  предоставленные  Гейлом
хакеры должны выполнять ее поручения, не выспрашивая ничего  лишнего.  И
им удалось.
   Им удалось  послать  в  "Сэнди  плейграунд"  официальное  уведомление
Министерства юстиции, что такого-то числа в такое-то время к ним приедет
инспектор министерства, которому необходимо устроить свидание с  Питером
Дубойсом...
   Далее  хакеру  удалось  перехватить   обратный   запрос   из   "Сэнди
плейграунд" в Министерство юстиции и послать на этот запрос  специальное
подтверждение...
   Но и это было не все.
   Хакеры Гейла Блитса проникли в базу данных отдела кадров министерства
и внесли туда файл, по которому Татьяна значилась  как  инспектор  Марша
Гринсдейл, сорока двух лет, рост  пять  футов  восемь  дюймов,  вес  сто
десять  фунтов  и  шесть  унций,  глаза  коричневые,  волосы  рыжеватые,
крашеные...
   Хакеры  вбили  в  идентификационный  файл  отпечатки  ее  пальцев   и
структуру сетчатки роговицы ее глаз...
   Они сделали ей магнитную карточку идентификатор...
   И теперь...
   И теперь она могла ехать...
   Она была холодна как лед.
   Она совершенно не волновалась.
   Но что же гнало ее сюда? Неужели ее сердце  превратилось  в  ледышку,
как у того маленького мальчика из сказки про Снежную Королеву, из той ее
любимой  с  детства  сказки.  Из  того  любимого  города  под  названием
Ленинград, где на Петроградской  жили  они  с  мамой,  папой  и  братцем
Никиткой!
   Неужели превратилась она в ледышку?
   Но нет!
   Кабы так - разве стала бы  она  рисковать,  ради  этого  разговора  с
Питером? Разговора, который мог бы дать ей надежду на возвращение к  ней
маленького Нила-Ро.
   А значит, не превратилось ее сердце в ледышку! Если ей так необходимо
тепло его маленького сердца!

***

   Чтобы  посмотреть  на  своих  подданных,  восточные  халифы  и  шейхи
надевали дырявые халаты, выцветшие чалмы и выходили на рыночные площади.
Бродили  по  грязным  и  узким  улочкам,  заговаривали   с   торговцами,
ремесленниками и бродягами. Им нужно было видеть лица  своих  подданных,
не искаженные страхом и раболепием. Они хотели знать, что думает  о  них
толпа.
   А вот  она...  Леди  Морвен.  Королева  могущественного  Ордена,  для
которого практически не существует границ, авторитетов, для  которого  в
пространственно-временных границах нет ничего  невозможного.  Зачем  она
гримируется, переодевается, как в те дни, когда была слепым орудием воли
Капитула?  Ради  чего?  Чтобы  просить  какого-то  мелкого   исполнителя
устроить ее личную жизнь? Просить своего подданного?
   А разве он - ее подданный?.. Гражданин свободной  страны.  Президент.
Выборы. Билль о правах. Звучит гимн. Тра-та-та. И слезы текут  по  щекам
налогоплательщиков... Она подарила ему жизнь, его жизнь принадлежала ей,
значит он ее подданный. Хотя и не догадывается о том. Не знает,  что  он
всего лишь раб, с которым она может сделать, что ее  величеству  угодно.
Она могла велеть случаю, и случайная смерть прервала бы его земной путь.
Могла привести его самого к печальному выводу, что смерть -  лучший  для
него исход. И он бы сам.... А могла бы вдруг  двинуть  агента  вверх  по
служебной лестнице. Что лестница! Да  хоть  в  космос...  "Пролетая  над
Туманным Альбионом, посылаю свои уверения в  совершеннейшем  почтении  к
моей госпоже и повелительнице..."
   Только он всего этого не узнает, как не  узнает  снежинка,  от  чьего
дыхания растаяла...
   И Таня  вдруг  отчетливо  представила  себе  обычный  зимний  день  в
Ленинграде. Девушка в черной шубке с распущенными рыжими  волосами  идет
по Владимирскому проспекту. Неба не видно,  вернее,  оно  опустилось  на
город и лежит на плечах прохожих. Поэтому снежинки появляются неизвестно
откуда. А если долго на них  смотреть,  можно  заметить,  что  некоторые
летят вверх. Рыжая  девушка  остановилась  среди  бело-серой  ряби.  Она
увидела  движение  вверх   немногих   избранных,   наперекор   всеобщему
послушному падению вниз. Красиво очерченный  рот  скривился  в  усмешке.
Вдруг что-то кольнуло ее  в  глаз.  Крупная  и  не  правильная  снежинка
задрожала на ресницах. Снежинка? А, может, осколок  от  кривого  зеркала
сказочного Тролля?..
   Таня  легким  волевым  усилием  отогнала  от   себя   ностальгическую
картинку. Но еще несколько километров по хайвэю она будто чувствовала  в
салоне машины запах питерского снега. Прибавила скорость, и воспоминания
остались где то позади на трассе. Снежинка так и  не  узнала,  кому  она
привиделась...
   Таков  современный  мир.  Способы  эксплуатации  человека   человеком
приобрели  изощренные  формы,  и  эксплуатируемый  не  знает,  что   его
эксплуатируют. А если смутно догадывается, то не знает кто. Но вот какой
парадокс! Даже эксплуататор не всегда знает, на чьих  костях  строит  он
свое  благополучие.  Все  чрезвычайно  запутанно  и  сложно.   Пока   не
достигнешь вершины.
   Но разве есть у нее ощущение вершины? Пасущиеся  стада  внизу,  орел,
парящий  с  ней  наравне?  Демон,  шепчущий:   "Спи,   родная,   лавиной
вернуся..."? Нет, ничего этого нет. Где же  это  чувство  горнего  мира,
мира избранных? Знал ли его Александр  Великий?  Он  шел  все  дальше  и
дальше, гнал своих гоплитов на  Восток,  называл  своим  именем  города,
жрецы причисляли его к сонму богов. Но не было у него чувства  опаленной
космическим холодом вершины. И он все шел и шел со своей фалангой...
   Горний мир... Титаны... Олимпийские боги... Она давно уже  спустилась
в долину. Ей нужен жалкий ягненок из пасущегося стада. Она просто  баба.
И как любой бабе, ей больше всего хочется  тишины  и  покоя  в  семейном
гнездышке, ровного горения домашнего очага. Вот  тебе  и  ледяной  блеск
вершин! Обыкновенная женщина среднего возраста,  со  всем  сопутствующим
набором игрушек...  Вот  почему  не  может  быть  в  истории  Александры
Великой. А у всех этих Екатерин, Елизавет, пришедших на готовенькое,  не
ими созданное... Как, впрочем, и леди  Морвен...  У  них  всегда  из-под
одеяла торчат мужские пятки. И как часто  чьи-то  пятки  решают  все.  И
столько из-за этого глупости, вздора, нелепостей...
   Татьяна сначала смеялась над тщательно продуманным  ритуалом  Ордена.
Теперь она сама - ревностный  хранитель  протокола.  Да,  ритуал  служил
неким напоминанием всем членам Ордена, что они члены единого  организма,
каста избранных, отделенных от низшего мира. Им  больше  позволено.  Они
могут решать за других. И еще, они ближе всех стоят к иному  миру,  воля
которого   не   передается   логическими   объяснениями,   не   доступна
человеческому разуму, но отражается в обряде и ритуале.
   В этом, по крайней мере, она была достойной  продолжательницей  лорда
Морвена. А все эти прагматики, технократы Петти, Макмиллан...  Не  верят
ни во что, кроме курса акций  и  цен  на  нефть.  Дай  им  волю,  и  вся
"театральная  мишура"  была  бы  предана  быстрому  огню.  Идиоты!   Без
церемонии и этикета Орден превратится в клуб зажравшихся буржуа. Что  ж?
Может, даже хорошо, что им не дано увидеть за внешним, земным,  холодных
темных высот другого мира. Они никогда не заглядывали туда. А Татьяна не
только заглядывала краешком глаза, она смотрела в непостижимые  глубины.
И теперь земная жизнь ее имеет другое измерение. Тот мир объявил ей день
Д и час Ч...
   Какой дурак Петти! Время Ч для него - такой-то день, столько часов  и
столько-то минут.
   Какую глупость он тогда нес в разговоре! Если бы было все так! День Д
и час Ч наступают не в заранее намеченный момент. Никто не знает,  когда
они грянут, но все этого ждут. День Д и час Ч -  главная  точка  военных
действий, странный  ориентир  в  постоянно  меняющейся,  непредсказуемой
обстановке. События уже неуправляемы, раскручено гигантское  колесо.  Но
все знают, что наступит день Д и час Ч и начнется новый отсчет  времени,
сразу же станут  действовать  другие  приказы,  другие  пароли  и  явки.
Ситуация попадает под другое измерение. И она, Таня Захаржевская,  знает
теперь об этом дне и часе, только не знает, когда...
   Она не стала бунтовать  перед  тем  миром.  Она  смирилась.  Кто  мог
бросить им вызов? Лермонтовский демон? А она не смогла. Слишком много  в
ней человеческого, женского. Не смогла... Та самая  слезинка  ребенка...
Слезинка Нюточки, слезинка Нила-Po...  И  леди  Морвен,  обабившись,  не
гонит фаланги гоплитов Капитула на Восток, в далекую и неведомую  Индию,
а мобилизует подданных на решение своих семейных проблем.  Вернуть  себе
маленького Нила,  прижать  к  сердцу  Нюточку.  И  тут  на  ее  пути  ни
Македонскому с его фалангой, ни  Цезарю  с  Десятым  легионом  лучше  не
становиться.
   Она, говоря языком протокола, использует служебное положение в личных
целях. Использует возможности Ордена, чтобы обрести  вечно  ускользавший
от нее семейный рай. Использует свою власть... Но насколько  реальна  ее
власть?  Она  будет  главой  Ордена  до  тех  пор,  пока  сможет  удачно
лавировать между противоборствующими группировками. Если же она  захочет
всей полноты власти, леди ждет судьба лорда.
   Все временно, пока какая-то группа миллиардеров не решит, что она  им
уже невыгодна. А самое главное, когда другие более  могущественные  силы
не объявят ей день Д и час Ч. Значит... Что же из этого следует?  Как  в
известной песенке в темпе  вальса:  "Следует  жить!"  Надо  пользоваться
нынешними практически неограниченными возможностями, чтобы помочь Павлу,
Нюточке, пусть ненадолго, пусть хоть на  несколько  дней  быть  рядом  с
Нилом-Ро, помочь тем людям, в судьбу которых она грубо вмешалась...
   Вот тебе и приехали. Началось все со слезинки ребенка, а  закончилось
- возлюби ближнего своего. Недолго же она была  на  Олимпе.  Прямо,  как
Геракл, в любимом мультфильме детства: "Я иду к людям!"
   Так ей думалось, когда она подъезжала к шлагбауму "Сэнди плейграунд".
   - Инспектор Марша Гринсдейл, - представилась Таня, не покидая  своего
водительского места.
   Чернокожий охранник взял ее пластиковую ай-ди-кард и провел ею сверху
вниз по узкой щелке в приборной панели.
   - Все о'кэй, мэм, -  сказал  он  бесстрастно,  поднимая  шлагбаум,  -
проезжайте.
   Та же церемония повторилась еще три раза, пока Татьяна,  наконец,  не
оказалась на территории собственно лечебницы...
   Всякое такого рода заведение решает  проблему  закрытости  по-своему.
"Сэнди плейграунд" отличалась ненавязчивостью  контроля.  Стены,  сетки,
решетки, здоровенные охранники не бросались в глаза, а если и появлялись
в тех местах, где без них нельзя обойтись, то присутствие их в глаза  не
бросалось. Но любой специалист в организации режимных  объектов  отметил
бы  здесь  перебор  в  компьютерных  кодах  и  ключах,  различных  видах
сигнализации,  перенасыщенность   камерами   наружного   и   внутреннего
наблюдения. Словом, это была модель  ограничителя  человеческой  свободы
будущего.
   Инспектору из Министерства юстиции  Марше  Гринсдейл  была  разрешена
получасовая беседа с клиентом без  свидетелей  в  специально  отведенном
помещении. Ее проконсультировали насчет тревожной кнопки,  хотя  она  не
сомневалась,   что   в   случае   чего   оперативное   вмешательство   в
непредвиденную ситуацию последует гораздо быстрее нажатия на кнопку.
   Таня отметила, что ей, должностному лицу,  был  предназначен  офисный
вращающийся стул, в то время  как  клиенту  заведения  -  мягкое  низкое
кресло,  в  нем  человек  буквально   утопал.   Сделать   стремительное,
неожиданное движение в его мягких объятьях было  затруднительно.  И  все
привинчено к полу. Тут сотрудники "Сэнди плейграунд" были неоригинальны.
   Любого   человека   в   подобных   заведениях   охватывает    чувство
беспокойства. Татьяна поймала себя на мысли, что касается руками стола с
некоторой опаской. Точно боится заразиться. Но  ведь  она  не  в  чумном
бараке. Откуда же это чувство, похожее  на  боязнь  подцепить  заразу  в
инфекционной   клинике?   Хотя   разум   утверждает   однозначно,    что
сумасшествием заразиться невозможно, подсознание точит  червь  сомнения.
Не Антон ли  Палыч  Чехов  своей  "Палатой  №  6"  привил  его  русскому
сознанию? А  простой  народ  всегда  сторонился  умалишенных  и  убогих.
Пелагея Ниловна Власова,  детище  великого  пролетарского  писателя,  их
очень боялась, а еще рыжих людей...
   Дверь открылась, и  двое  охранников  ввели  бледного  светловолосого
человека, проследили, чтобы он глубоко сел в кресло. Один указал Татьяне
на часы, другой - на тревожную кнопку. Затем они молча удалились.
   Он сидел в кресле,  опустив  голову.  Стрижка  явно  местного  салона
красоты. Зато открыт высокий лоб, впалые щеки, подбородок с  ямочкой.  В
руке лист белой бумаги. Сосредоточенно соединяет уголки, сгибает,  опять
разгибает.   Неужели   действительно   тронулся?   Или   это    действие
галоперидола?
   -  Господин  Дубойс,  мне  незачем  вам  представляться.   Достаточно
сказать, что моя организация может помочь вам в той непростой  ситуации,
в которой вы оказались.
   Татьяна говорила  четко,  размеренно,  отделяя  слова  и  предложения
значительными паузами. Так обычно говорят иностранцу, стараясь облегчить
для него процесс понимания чужого языка. Татьяна замечала, что некоторые
перед иностранцами  даже  говорят  с  акцентом.  Так  вот  постепенно  и
трогаются...
   - У нас с вами мало времени  для  беседы.  Поэтому  я  буду  говорить
исключительно по сути вашего дела.
   Что же он даже головы не поднимает?
   - Мистер Дубойс, давайте сразу договоримся.  Обозначим  две  исходные
позиции. Первая. Я знаю, что вы совершенно здоровый человек.  Вторая.  Я
вам не враг. Я не думаю, что вы сразу же поверили  мне,  объяви  я  себя
вашим другом. Но мне это сейчас не так важно. Мы можем стать союзниками.
Все зависит, как ни банально звучит, только от вас...
   Никакой реакции. Гнет свою бумажку. Самолетик что ли?
   - Насчет дружбы-вражды. Вам не приходило в голову... Еще  раз  говорю
вам, я уверена в вашей нормальности, даже больше... Вам не  приходило  в
голову, что в подобных случаях знающие слишком много просто не выживают?
Их находят со следами насильственной смерти или без каких-либо следов. А
то и вообще не находят. Земля, конечно, планета маленькая, но  глубокая.
Вы же, мистер Дубойс, почему-то живете, хотя и изолированно...
   Реагируй  хоть  как-нибудь.  Хоть  кашляни.  Просто  иллюстрация  для
словаря русских крылатых слов. "Как  об  стенку  горох".  "Хоть  кол  на
голове теши"... Делай свой самолетик побыстрее! Тупица! Туполев...
   - Мистер Дубойс, вы  отличный  агент,  вы  прекрасно  выполнили  свою
работу, даже больше... Вы далеко продвинулись в вашем расследовании.  Вы
знаете не только исполнителей убийств,  но  и  организаторов.  Вам  даже
удалось даже  выйти  на  организацию,  которую  вы  почему-то  называете
"Комитет Тридцати". Меня интересует вопрос: А на след убийц самого лорда
Морвена вы вышли? Или придерживаетесь официальной версии  о  технической
неисправности? Только один вопрос, ответ на который может изменить  ваше
нынешнее положение...
   Подними же свою умную башку!  Хватит  тебе  слюнявить  свою  бумажку,
придурок!
   - Перестаньте юродствовать, господин Дубойс! Я понимаю, вас напичкали
таблетками, отнюдь не проясняющими сознание, но вашу голову, я  уверена,
не так легко затуманить.  Или  я  ошибаюсь?  У  вас  есть  доказательные
выводы: кто убил лорда Морвена? У нас осталось  всего  несколько  минут.
Кто убил лорда Морвена? Вам понятен вопрос?
   Неужели доктор  Чехов  не  соврал?  Просчиталась,  королева?  Случай,
кажется, безнадежный...
   - Вам привет от Антона Палыча!
   И тут он впервые посмотрел на нее.  Она  увидела  серые  внимательные
глаза. Серые, как питерское зимнее небо. Грустные, потерянные.  Ребенок,
у которого отобрали любимую книгу. Мальчик...
   - Вы не знаете Антона Палыча?  А  ваша  палата,  случайно,  не  номер
шесть? Не в этой палате у вас лежат, вернее, сидят, спятившие  психиатры
и чересчур самоуверенные следователи? Что вы молчите? Сделали,  наконец,
свой идиотский самолетик?
   - Это не самолетик...
   Татьяна чуть не вздрогнула, так неожиданно прозвучал вдруг его голос.
Питер протянул руку и поставил на стол  готовую  бумажную  фигурку.  Это
была аккуратно сложенная в стиле японского искусства  оригами  птица,  с
опущенным клювом, опирающаяся на расправленные крылья.
   - Это ворон.
   - А почему он у вас белый?
   - Догадайтесь, - произнес он едва слышно.
   - Вы считаете себя белым вороном?
   Татьяна увидела его едва заметную улыбку. Первая улыбка, обращенная к
ней.
   - У меня нет черной бумаги...
   Открылась дверь, и в помещение вошли те же охранники. Время  свидания
закончилось.
   - Ну что ж, - сказала Татьяна, вставая со  стула,  -  я  привезу  вам
черную бумагу...

***

   Через два дня она ехала по той же дороге, с теми же документами  и  к
тому же человеку. Она  скользила  взглядом  по  бегущим  мимо  деревьям,
придорожным кафе, автозаправкам, не на чем не фиксируясь.  Вдруг  взгляд
словно споткнулся о что-то  выпуклое.  Какие-то  буквы,  слова  странным
образом  совпали  с  ее  внутренним  монологом.  Показалось?  А  почему,
собственно, показалось? С ней давно уже разговаривают. Ей не первый  раз
напоминают об отсрочке. Вот и  сейчас  на  рекламном  плакате  огромными
буквами было написано: "Day D - Hour H". Написано только для нее...
   Она помнила об этом все время, особенно  когда  оставалась  одна.  Но
одна она была всегда, даже когда вела светскую беседу,  разговаривала  с
секретарем, давала распоряжения  прислуге.  Вот  только  новая  странная
мысль пришла ей в голову. Будто кто-то толкнул ее, и она открыла глаза.
   Ведь обстоятельства ее нынешней жизни -  некие  картонные  декорации,
как орденский ритуальный топор. Она уже существует в другой  реаль