ю, - жмурясь от смущения, выдавила из себя Викуля. -  Я
все ваши фильмы видела.
   - Да, да. Только не  дрожите  так...  Ленечка,  у  тебя  такая  славная
подружка. Что ж ты ее раньше нам не показывал?  -  Таня  невинными  большими
глазами смотрела на Рафаловича.
   Леня, прикадривший Викулю минут пятнадцать назад, покосился на  Таню  и
после некоторой паузы пролепетал:
   - Да так как-то, не получалось... Давайте же к столу, душа горит...
   И поспешил затолкать Викулю в гостиную. Таня  не  удержалась  и  за  их
спинами победно улыбнулась Павлу. Тот тоже не удержался и прыснул в кулак.
   Рафалович закрутил застолье в спринтерском темпе. Подняв первый тост за
именинницу, он выпил полный фужер водки до дна, тут же  налил  по  второй  и
предложил выпить за дружбу. Глаза его лихорадочно  сверкали,  движения  были
порывистые и дерганые. В очень коротких перерывах между тостами он  успевал,
набив закуску за обе щеки, рассказывать смачные  анекдоты,  которые  Таня  и
Павел слушали с легким недоумением, а Викуля  поначалу  краснела,  а  потом,
отбросив смущение, принялась хохотать во все горло и больше уже не сводила с
Рафаловича восхищенных пьянеющих  глаз.  Павел  сидел  молча,  бокал  только
подносил к губам и ставил на место,  ковырялся  вилкой  в  полной  до  краев
тарелке и изо всех сил заставлял себя смотреть не только на Таню.
   - Ленечка, может быть, чаю пора? - спросила Таня, когда Рафалович начал
немного сбавлять обороты, зависая на Викулином плече.
   Леня встрепенулся, твердой рукой вылил себе в фужер остатки  коньяка  и
поднялся.
   - Последний тост, - провозгласил он. - Офицерский. ЗПЗД!
   Павел вытаращил  глаза,  Таня,  не  раз  слышавшая  этот  тост,  только
хмыкнула, а Викуля возмущенно вскинулась.
   - А материться-то зачем? - срывающимся голоском спросила она.
   - Это не мат, а принятое в вооруженных силах сокращение, - пояснил  он,
отхохотав. - Означает "За  присутствующих  здесь  дам!"  После  этого  тоста
желающие продолжают пить уже молча, а остальные переходят к  танцам,  чаю  и
прочему.
   Викуля облегченно вздохнула и заявила, что  теперь  хочет  потанцевать.
Рафалович отрывисто кивнул, включил кассетный магнитофон, остановился  перед
Викулиным стулом и кивнул еще раз.
   - Прошу, - сказал он, протянув  Викуле  руку.  Та  взялась  за  руку  и
поднялась.
   Они в обнимку закружились по комнате. У  Вику  ли  некрасиво  задралась
отсиженная мини-юбка. В магнитофоне проникновенно хрипела Алла Пугачева:
   - Лети, лети за облака...
   - Пойду-ка я соберу к  чаю,  -  решительно  сказала  Таня  и  принялась
собирать грязные тарелки и бокалы.
   Павел, задумчиво куривший,  развалясь  на  диване,  тут  же  вскочил  и
схватил блюдо из-под севрюги.
   - Я с тобой!
   На кухне Таня поставила стопку  тарелок  в  раковину  и  повернулась  к
Павлу.
   - Что ты ему сказал? Таким я его  никогда  не  видела.  Он  ведет  себя
как... как...
   - Как дезертир, которому расстрел заменили штрафбатом, -  резко  сказал
Павел. - Не трогай его. Он  сейчас  счастлив.  Только  нам  с  тобой  такого
счастья не понять. А что я ему сказал - это касается только нас с ним. И он,
и я свои решения приняли.  Дело  за  тобой.  Решай.  Едешь  со  мной  -  или
остаешься с ним... и с Викулей?
   От его голоса у Тани плыло в глазах и подкашивались коленки.
   - С тобой... Как кто? - прошептала она.
   Ее повело, она прижалась к нему, чтобы не упасть.
   - Он же сам сказал. Как моя невеста.
   - Таня уткнулась ему в плечо.

III

   Первый звоночек - предвестник встречи Марины Муриной с Ладой  Чарусовой
- прозвенел еще  в  феврале,  когда  под  конец  очередного  приема  к  Тане
Захаржевской на Кутузовский явился Вадим Ахметович, вместе  с  ней  проводил
гостей  и,  оставшись  наедине,  попросил  достать  проектор.   Нужно   было
посмотреть один слайд...
   - Ну как? - спросил он, , внимательно следя за реакцией Тани.
   Никто не посмел бы сказать, что Таня не разбирается в живописи. Еще  со
школьных лет она  водила  экскурсии  во  Эрмитажу  и  Русскому  музею,  а  в
московский период к этому прибавились Третьяковка, Пушкинский музей. К  тому
же имели место разные официальные,  полуофициальные  и  вовсе  неофициальные
вернисажи, устроители которых почитали за честь увидеть  Таню  на  открытии.
Она помнила сотни имен и полотен, но при этом честно признавалась себе,  что
ровным счетом ничего не понимает, а иначе пришлось бы заподозрить, например,
что пресловутая гениальность Ван Гога, Сезанна,  Малевича  или  Пиросмани  -
плод извращенного и изощренного розыгрыша каких-нибудь авторитетных эстетов,
а миллионы зрителей восхищаются нелепой  мазней  потому  только,  что  жутко
боятся прослыть ущербными. Тане нравились картины хорошо прописанные, изящно
детализированные, тем более - затейливые, с чертовщинкой,  вроде  Босха  или
Сальвадора Дали. Герхард Дау с его пляшущими  скелетами  привлекал  ее  куда
больше, чем все импрессионисты вместе взятые. Она  любила  картины,  которые
можно  долго  рассматривать  -  обильные  натюрморты   и   охотничьи   сцены
голландцев-фламандцев,  групповые  портреты  вроде   репинского   "Заседания
государственного совета". В общем, вкусы совсем неразвитые...  Не  то  чтобы
этот  факт  сильно  ее  волновал,  однако  же  свои  соображения  по  поводу
изобразительного искусства она предпочитала держать при себе.
   - Ничего вещица, - подчеркнуто небрежно сказала она. -  С  настроением.
Кто-то явно закосил под Эль Греко. Шеров посмотрел на нее с уважением.
   - Это и есть Эль Греко. Отпечатано с фотографии. Неплохо, скажи.
   - Самого Карузо я не слыхала, но мне Изя по  телефону  напел?..  Шеров,
милый, с каких это пор ты увлекся фотокопиями? Тем более эта картина  совсем
не в твоем вкусе. Ты ж омлетовские лики больше уважаешь.
   - Возьми шоколадку, - предложил Шеров. - Хочу я тебе кое-что рассказать
про эту картину.
   Они сидели в темной комнате, лишь на белой двери светилось  изображение
женщины с ребенком. Хотя над их головами  не  полыхало  ярких  нимбов,  было
понятно,   что   это   Богородица   с   младенцем   Иисусом.    Приглушенный
золотисто-охряной фон, простые темно-коричневые одежды  невольно  заставляли
взгляд  сосредоточиться  на  лицах  -  светлых,  характерно   удлиненных   и
большеглазых. Легкая асимметрия черных, пылающих глаз Марии  придавала  лицу
выражение   строгой   взыскательности   и   кротости.   Даже   явленная   на
посредственном слайде, эта кротость была для Тани мучительна и невыносима.
   - Выключи, - попросила она.
   - Что, цепляет? Да уж, сильное полотно,  с  настроением.  Знающие  люди
рассказали, что писал ее маэстро Теотокопули  по  заказу  одной  итальянской
герцогини, тоже гречанки по  рождению.  Потому  так  на  икону  православную
похоже. В каталогах эта  работа  называется  "Малая  Мадонна  Эль  Греко"  и
значится утраченной. Большинство  источников  говорит,  что  она  погибла  в
пожаре на вилле этого семейства в конце прошлого века,  но  некоторые  особо
дотошные специалисты выяснили, что незадолго  до  пожара  беспутный  потомок
этой герцогини проиграл  "Малую  Мадонну"  одному  из  графьев  Строгановых.
Картина ушла  в  Петербург,  в  революцию  исчезла  с  концами...  Не  стану
обременять тебя подробностями, но мне совершенно достоверно известно, что  в
данный  момент  находится  эта  "Мадонна"   у   одного   довольно   гнусного
старичка-коллекционера в твоем родимом Ленинграде, хотя на  обозрение  и  не
выставляется. И еще мне известно, что один крайне  обстоятельный  зарубежный
товарищ .не на шутку заинтересован ее получить и по первому сигналу высылает
своего  эмиссара  для  экспертизы  на  месте  и  вывоза  за   границу.   При
положительном результате экспертизы  эмиссар  уполномочен  вручить  продавцу
определенную сумму.
   - И какую же, любопытно?
   Почувствовав, что засиделась, Таня встала с  кресла  и,  пританцовывая,
прошлась по комнате.
   - Ты, Танечка, сядь лучше, чтоб не упасть. Четыреста тысяч зелеными.
   - Считай, что упала.
   - Четыреста тысяч, четыреста... - словно мантру повторял Шеров. -  Дашь
на дашь. Осталось только взять товар, за который деньги...
   - И это ты хотел бы поручить мне? Шеров замялся.
   - В общем... да. Я  имею  в  виду  разработку  общего  плана  операции.
Тонкость в том, что клиенту нужен товар чистый, без криминального следа. Без
шума, без взлома, без топорика в башке и финки в брюхе. Тихо-тихо.
   - Значит, внедренка? Дай недельку на обдумывание. А за это время собери
мне полное досье на всех лиц. Анкетные данные, внешность, привычки,  статуе.
Сам коллекционер, семья, окружение...
   -  Лиц  совсем"  немного.  С  коллекционером  самому  разик  пообщаться
довелось. Законченный параноик. Мурин...
   Таня рассмеялась. Шеров изумленно и чуть обиженно посмотрел на нее.
   - Что я такого смешного сказал?
   - Мурин - это фамилия или характеристика?
   - Что?
   - Так, ничего. Просто в старину на Руси так черта называли - мурин.
   - Правда? Ну,  скорее  не  черт,  а  кощей  бессмертный.  Мурин  Родион
Кириллович, ровесник первой русской революции... - Коротко описав личность и
трудовой путь товарища Мурина, уже известные читателю в страстном  изложении
Марины, Шеров перешел к семейному положению: - Живет один, уморил трех  жен,
детей нет. Из родственников - одна племянница, Мурина  Марина  Валерьяновна,
тридцати лет, разведена, бездетна, проживает в Купчино, в коммунальной,  как
ни странно, квартире, преподает историю  в  медицинском  училище.  Входит  в
число троих, допускаемых Муриным в  свою  квартиру  без  сопровождения.  При
Мурине исполняет обязанности домработницы и отчасти медсестры.
   - Счастливица! Он хоть платит ей?
   - Едва ли. Полагаю, держит видами на наследство.
   - Лучший способ заручиться родственной любовью... Кто остальные двое?
   - Некто Панов Даниил Евсеевич, доктор искусствоведения, один  из  самых
авторитетных экспертов страны, и Секретаренко Василий... отчества  не  знаю.
Деляга. Мурину клиентов поставляет, в доверии уже  лет  тридцать.  Скользкий
тип, хоть отчасти и наш агент во вражьем стане.
   - В каком смысле скользкий?
   - Под любого подстелется, кто больше заплатит.
   - Понятно... Панова на период операции убрать.
   - Ты оговорилась, наверное. Секретаренко.
   - Панова... Видишь ли, я уже поняла, что  внедряться  и  добывать  тебе
"Мадонну" придется мне самой. А Даниил Евсеевич пару раз бывал у нас дома, в
гостях у Ады, и меня видел. Если он, как ты  говоришь,  ведущий  эксперт,  у
него глаз -  рентген.  Под  любой  маскировкой  разглядит.  А  Секретаренко,
наоборот,  может  оказаться  очень  полезен.  Главное  -  чтобы   никак   не
догадывался, что я связана с тобой. Даже если и  начнет  что-то  подозревать
после исчезновения "Мадонны" - ничего страшного. Быстро смекнет, что в  этой
ситуации ему ловить нечего, и о  подозрениях  своих  постарается  забыть.  Я
правильно говорю?
   - Не начал бы под меня подкапываться. Он же знает о моем интересе.
   - А я вот не знала, что ты идиотов нанимаешь, - отрезала Таня. - Должен
же твой Секретаренко понимать, кто он и кто ты. Забьется  в  самую  глубокую
нору и носа не высунет, если жить хочет.
   - Так-то оно так, но кое во что его посвятить придется.
   - Зачем?
   - А под каким соусом он тебя в дом к Мурину введет?
   - Он? Зачем он? В дом меня введет племянница,  Марина  Валерьяновна.  Я
должна знать о  ней  все  и  как  можно  быстрее.  Чтобы  внедреж  правильно
провести.
   - Сделаем.
   - И последнее. Ты, помнится, называл цифру в четыреста тысяч.
   - Если все получится.
   - И сколько из них мои?
   - Сочтемся. Я хотел предложить тысяч пятьдесят. А твои условия?
   - Немного разберусь в обстановке, потом скажу, ладно?
   Шеров не возражал.
   Через  неделю,  получив  исчерпывающую  информацию  по  поводу   Марины
Валерьяновны Муриной и лично поглядев на нее - для этого  пришлось  съездить
на денек в гости к Аде и немного  покрутиться  возле  того  медучилища,  где
трудилась вышеозначенная гражданка Мурина, и даже прокатиться с ней в  одном
вагоне метро, - Таня принялась разрабатывать "легенду" и сценарий внедрения.
   Совсем в одиночку не потянуть.  Нужно  было  прикрытие  и  помощник  на
месте. С прикрытием решилось просто - знакомые уже  не  раз  говорили  Тане,
будто возле гостиницы "Космос", где Таня отродясь не бывала, видели женщину,
поразительно  похожую  на  нее,  и  только  по  вульгарному   и   совершенно
недвусмысленному наряду понимали, что это никак не она. Дамочку у  "Космоса"
оперативно отловили якобы дружинники,  но  вместо  отделения  отвезли  ее  к
Архимеду, где и побеседовали по душам. Таня наблюдала  за  разговором  из-за
раздвинутой ширмы в алькове. Выяснилось,  что  зовут  ночную  бабочку  Кирой
Кварт, что она лимитчица с Урала, работает  на  канатной  фабрике,  а  после
смены  подрабатывает  у  "Космоса",  правда,  не  очень  успешно.  Тане  она
показалась подходящей - издали и впрямь не отличить, сообразительная, бойкая
на язычок, жадная до денег.  В  разгар  беседы  Таня  вышла  из-за  ширмы  и
спокойно уселась рядом с оторопевшей Кирой. В течение десяти  дней  Кира  по
вечерам ходила вместо  "Космоса"  к  Тане  на  инструктаж,  а  при  переходе
операции в активную фазу предъявила  на  своей  фабрике  внушительного  вида
санаторную карту  и  отправилась  лечить  больные  легкие  в  санаторий  под
Одессой. Путевка и вторая  карта  были  оформлены  на  Татьяну  Всеволодовну
Захаржевскую. Для подстраховки в  сопровождающие  ей  был  выделен  Архимед,
которому так или иначе причитался отпуск.
   С помощником было несколько сложнее. Роль ему отводилась ответственная,
и  от  правильного  выбора  зависел  исход  всей  операции.  Невольно  помог
Илларион,  шеровский  шофер,  пришедший  к  патрону  просить   за   дальнего
родственника. Сергей Павлович Залепухин,  двадцати  одного  года,  служил  в
десантном подразделении в составе того, что официально стыдливо  именовалось
"ограниченным контингентом", а проще говоря, был отправлен Родиной на убой в
далекий Афганистан. Демобилизовавшись в декабре физически невредимым,  но  с
насмерть раненной  душой,  парень  в  нормальную  жизнь  не  вписался,  зато
вписался  в  бандитскую  команду,  промышлявшую  вышибанием  дани   с   двух
замоскворецких рынков и со  станции  техобслуживания.  Недавно  всю  команду
повязали менты, причем повязали шумно, со стрельбой и мордобоем.
   Сереге грозила серьезная статья, но шеровские адвокаты уладили  дело  в
полдня, и свободный, но временно безработный бывший десантник  приплелся  по
велению своего родственника к благодетелю на поклон. Немного  побеседовав  с
парнем,  Шеров  почувствовал  в  нем  перспективный  материал  и  немедленно
созвонился с Таней. Та тут же примчалась с  Кутузовского  на  улицу  Дмитрия
Ульянова,  моментально  очаровала  прибалдевшего   десантника,   втянула   в
разговор, внимательно слушала, приглядывалась, составляла впечатление.
   К вечеру Серега, еще сам того не зная, был в деле.
   Общение продолжилось на другой день  уже  на  Кутузовской,  в  шикарной
Таниной квартире, где Сергей  Павлович  и  поселился  до  самого  завершения
подготовительной фазы. В  качестве  постельного  партнера  этот  медвежливый
парнишка был ей малоинтересен, а от возможных поползновений  с  его  стороны
она  прикрылась  легким  намеком  на  особые  свои   отношения   с   Вадимом
Ахметовичем. Впрочем, в этом едва ли была  необходимость:  она  чувствовала,
что ее персона  настолько  прибила  мальчика,  что  сами  мысли  о  плотской
близости с нею были для него  сродни  святотатству.  Неделю  Таня  исподволь
вводила Серегу в курс  предстоящей  операции,  внимательно  выслушивала  его
соображения - пройдя такую школу, в некоторЫх вещах  он  разбирался  намного
лучше, чем она.  Только  пользоваться  его  фамилией  было  рискованно.  Она
предложила сделать оперативным псевдонимом его отчество. Серега Павлов - это
как раз что надо.
   Куда сложнее было с собственной легендой. И Мурина, и  ее  достославный
дядюшка, и Секретаренко, и все, кому сколь угодно случайно доведется попасть
в круг, должны были поверить в нее безоговорочно. А для этого  прежде  всего
должна была поверить она сама... Слишком высоки ставки, слишком велики  риск
и ответственность. Это вам не шлюх  гостиничных  морочить.  Здесь  на  одном
вдохновении  не  проскочишь.  И  торопливость  неуместна  -  без   железной,
пуленепробиваемой  легенды  начинать  операцию  было   самоубийственно.   От
напряжения Таня даже с лица спадать начала.
   Выход подсказал Серега. На третий  вечер  они  позволили  себе  немного
расслабиться,  пропустили  по  рюмочке,  и  он  ударился  в   рассказы   про
Афганистан. Таня слушала, молча, но поначалу невнимательно.  Потом  резануло
какое-то оброненное Серегой слово, заставило встрепенуться...
   - Ну-ка, ну-ка, еще раз про командировку к "тиграм". Подробнее.
   Довелось Сереге по осени  две  недельки  повоевать  бок  о  бок  с  так
называемыми "горными тиграми" -  элитной  диверсионной  группой,  специально
натасканной на  боевые  действия  в  горной  местности.  Серега  с  упоением
рассказывал  о  ночных  марш-бросках,  головокружительных  переправах  через
коварные горные реки, о стремительной и безмолвной атаке  на  тайный  лагерь
противника, после которой в  ущелье  осталось  сорок  душманских  трупов,  а
"тигры" потеряли только одного человека, причем бойцы умудрились  по  крутым
горам затемно дотащить тело товарища до своей базы, расположенной в тридцати
километрах. Особенно потрясла Серегу "тигрица"  -  женщина-прапорщик,  тетка
молчаливая и резкая, огромная, как медведь, и  стремительная,  как  кобра  в
броске. С работой справлялась не хуже мужиков, не знала жалости ни  к  себе,
ни, конечно же, к врагу. "Духи" слагали о ней легенды,  боялись  хуже  огня,
объявили за ее голову крупную награду в  долларах.  Только  хрен  им!  Когда
закончилась Серегина командировка, тетка была жива-здорова, дернула с ним на
прощанье добрый косяк отборной бханги... А как теперь - неизвестно.
   Таня слушала Серегин рассказ и мысленно примеряла этот колоритный типаж
на  себя,  подгоняя   под   свои   внешние   данные,   повадку,   прикидывая
психологическую фактуру. Резким, почти слышимым щелчком все встало  на  свои
места. И родилась Лада Чарусова. Дитя о двух матерях.
   Потом, конечно, шла кропотливая доводка, шлифовка. Над образом работали
оба, заражая друг друга энтузиазмом. В погожий денек отвалили на  ее  бывшую
дачу, ныне шеровскую, и вдали от посторонних устроили там  суточную  ролевую
игру на местности. Местность, правда, была не совсем та, но другой в наличии
не имелось. Вечером, вконец измочаленные, сообразили, что  жрать-то  нечего.
Кинули на морского, кому бежать в магазин, выпало  Тане.  Она  возвратилась,
волоча  тяжелые  сумки,   на   пороге   смерила   соответствующим   взглядом
бросившегося открывать Серегу. Он вдруг замер, а потом сполз  по  косяку  на
пол и восторженно заорал:
   - Ye-es! Oh, yes!!!
   - Чего разорался? - мрачно поинтересовалась Таня.
   - Понимаешь, она... Она именно так  смотрела,  когда  ребята  с  работы
приходили и кто-то  не  по  делу  выступал.  До  сих  пор  жуть  берет,  как
вспомню... Здравия желаю, товарищ прапорщик!
   - Вольно, сержант...
   Были, конечно, и организационные вопросы, но решались они, как правило,
без их участия.  Своевременно  были  подготовлены  нужные  ксивы,  подобрана
подходящая по  всем  параметрам  однокомнатная  квартира,  хозяйка  которой,
глухонемая жена глухонемого  же  бандюгана,  отбывающего  заслуженный  срок,
радостно отъехала в щедро оплаченный отпуск на юга.  Даниил  Евсеевич  Панов
был неожиданно отправлен в длительную зарубежную командировку, которой давно
и безуспешно добивался. Через подставных лиц  у  полоумного  пенсионера  был
снят дачный домик на самом краю полу дохлой деревеньки п