- Джо, если ты не угадаешь, свадьба отменяется! - заявила леди Морвен.
     - Джон, Лили, Роз... - задумчиво произнес Джо Цорес. - Роз, Лили, Джон, греческий остров... Боже мой, неужели?!..
     - По лицу вижу, что догадались. Но напоминаю - никому ни слова!..

***

     Литературная беседа продолжилась после ужина, когда леди и юный лорд отправились спать и в гостиной, за коньяком с сигарами, остались мужчины.
     - По-моему, Джо, вы напрасно не продолжили карьеру писателя, - сказал Нил Баррен. - Этот рассказ про голема, который извелся от одиночества и рабского положения и сделал себе собственного голема, а тот в свою очередь соорудил голема для себя, - в нем есть оригинальность, своеобразный горький юмор...
     - Что?! Вы читали мои рассказы? Но это невозможно, весь тираж уничтожен!..
     - Не весь... Видите ли, Джо, когда я узнал о матримониальных планах леди Морвен, я посчитал себя не только вправе, но и обязанным поинтересоваться личностью ее избранника. Как отец нынешнего лорда Морвена, я несу некоторую ответственность...
     - Я понимаю вашу озабоченность, Нил. Со своей стороны заверяю, что мы с леди Морвен готовы, если у вас не будет на то никаких возражений, отказаться от каких-либо притязаний как на ребенка, так и на титул, а в остальном руководствоваться пунктами завещания покойного лорда Эндрю Морвена, касающимися кондиций повторного замужества леди Морвен...
     - Ах, да, я и запамятовал, что вы не только литератор, но и дипломированный юрист. И, как юрист, вы должны понимать, что в этом случае управление практически всем фамильным состоянием Морвенов переходит ко мне, как отцу и единственному опекуну Нил-Нила. За леди Морвен остается лишь ее личное состояние... Так как, не передумаете?
     - Нет! - воскликнул Джо Цорес столь темпераментно, что Нил вздрогнул от неожиданности. - Извините... Знаете, Нил, одно то, что в жизни мне посчастливилось встретить такую изумительную, волшебную женщину, - это чудо. И за одно то, что эта женщина сумела понять меня, принять и даже полюбить, я почел бы за великое счастье взять ее вовсе без денег...
     - Понимаю. Но дорогой бриллиант требует дорогой оправы.
     - Об этом не беспокойтесь. Мы будем богаты. По желанию моей невесты в качестве свадебного подарка мой отец приобрел для нас ?Мунлайт Пикчерз?, одну из лучших голливудских студий. Мы уже заключили эксклюзивный контракт с самой Таней Розен, обладательницей ?Оскара?.
     - Как?! Таня Розен получила ?Оскара??
     - Примерно двенадцать часов назад. Странно, что вы не знали. Церемония транслировалась на весь мир.
     - Мы здесь редко смотрим телевизор... Надо же, Таня Розен. А ведь я знал ее как Татьяну Ларину, еще в Ленинграде. Она была женой моего соученика, я был даже немного в нее влюблен... Знаете, Джо, давайте выпьем за любовь.
     - Давайте. - Джо отпил из бокала и притих в задумчивости.
     - Что вы замолчали, Джо?
     - Знаете, Нил, у меня есть еще один тост. Грустный тост за женщину, которую мы оба любили.
     - Мы оба? Простите, Джо, я не совсем понял. Если вы о леди Морвен, то...
     - Нет, я не о леди Морвен... Возможно, вы тогда не знали моего имени, но Лиз не могла не рассказать вам... Рассказать про жениха, которого ей силком навязали два папаши - ее и мой, лорд Морвен и Джейкоб Цорес.
     - Лиз?! Вы говорите про Лиз Дальбер?! - Не в силах сдержать себя, Нил вскочил с кресла и принялся мерить шагами гостиную. - Так вы... вы были ее женихом?
     - А вы - отцом ее ребенка...
     Нил молча взял графин с коньяком, налил Джо, потом себе.
     Джо встал, держа бокал в руке:
     - Светлая ей память...
     Выпили, не чокаясь, до дна.
     Джо проснулся поздно, не раскрывая глаз, поелозил руками по широкой кровати, никого не нашел.
     - Милая, ау... Ты где?
     Не получив ответа, он потянулся к столику, нащупал мобильный телефон, посмотрел. Часы показывали 18:30. Несколько секунд Джо оторопело таращился на дисплей и только потом сообразил, что часы показывают нью-йоркское время, а сколько сейчас по здешнему, он понятия не имел. Примерно утро...
     Джо встал, потянулся, набросил на плечи махровый халат, подошел к окну. Внизу, в голубом овальном бассейне плескались оба Нила, а в шезлонге, укрывшись пледом - хоть и теплые здесь края, а начало декабря есть начало декабря, - с улыбкой посматривала на них ее высокородная светлость, леди Дарлин Морвен. И такой семейной идиллией веяло от этой картины, что у Джо защемило сердце. Все-таки что-то тут не чисто... Ой, не кошерно...
     Он долго, с непонятным самому себе остервенением намывался в душе, брился, протирался лосьонами и дезодорантами, сушил феном редкие волосы. Покончив с гигиеническими процедурами, Джо вновь выглянул в окно. Его невеста и хозяин Занаду дружно терли юного лорда большим махровым полотенцем. Джо нахмурился - и вдруг почувствовал, что зверски голоден.
     Он оделся, спустился вниз, из холла свернул в маленькую хозяйскую кухоньку, где можно было, не утруждая прислугу, сварить себе кофе, отжать соку, на скорую руку приготовить легкую закуску. Джо открыл стеклянную дверцу, вошел...
     - С добрым утром, любимый! - Леди Морвен затушила сигарету в пепельнице, отложила толстую книгу в мягкой обложке. Джо автоматически прочитал название. Джон Фаулз. ?Маг?. - Я и не предполагала, что ты такой лежебока. И не надо оправдываться джет-лэгом, разницей во времени... Кофе хочешь?
     - Но ты... Но я... Когда ты успела? Я только что видел тебя...
     - Привет, ребята! Хорошо ли спали?
     Вошел Нил Баррен в халате, с перекинутым через плечо полотенцем. Следом, уменьшенной копией отца, устремился к холодильнику Нил-Нил.
     - Омлет будете?
     - Спасибо, нет, я уже завтракала, - сказала леди Морвен.
     - А я буду. - Баррен вопросительно посмотрел на Джо. - А вы, Джо? Как насчет омлета?
     - Насчет омлета?.. Нил, что происходит, может быть, вы объясните мне?..
     - Вы о чем, собственно?
     - Только что я видел мою невесту с вами и вашим сыном у бассейна...
     - А, так это вы видели...
     - Это он меня видел!
     Джо обернулся на голос - и остолбенел от изумления. В дверях стояла вторая леди Морвен, отличавшаяся от первой разве что красным тренировочным костюмом.
     Нил Баррен улыбнулся.
     - Джо, позвольте представить вам мою невесту, мисс Ирэн Стеклер. Ирочка, это Джо Цорес, жених нашей Дарлин...
     - А мы вообще-то знакомы, - голосом леди Морвен сказала Ирэн. - Правда, мистер Цорес видел меня несколько в ином образе.
     Она извлекла из нагрудного кармана металлический кругляшок, похожий на крупную серебряную монету, приложила к горлу.
     - Элиас Клингзор, личный секретарь ее светлости, к вашим услугам, - произнес ее губами электронный баритон.
     - Мисс Стеклер - профессиональная актриса, обладающая уникальной способностью к перевоплощению, - пояснил Нил. - Но ее лучшая роль еще впереди.
     Джо оторопело переводил взгляд с одной женщины на другую.
     - Господи, - наконец пролепетал он. - И как же я теперь буду вас различать?
     - Сердце подскажет, - ласково проворковала леди Морвен.
     - Люди, за тарелками! - скомандовал Нил-Нил. - Кушать подано!

***

     - Тата, а Ирэн теперь будет леди Морвен, да? - спросил Нил-Нил, когда Таня, по давнему их обыкновению, прилегла рядом с ним на постель.
     - Она теперь будет миссис Цорес.
     - А ты? Ты насовсем останешься Ирэн Стеклер?
     - А я останусь миссис Баррен. Надеюсь, насовсем.
     - И насовсем моей мамой?

ЭПИЛОГ

     Да, беда пришла нежданно-негаданно. Ушла от него Алиска... Как там у Высоцкого было в песне?

     Весь год,
     Жила-была и вдруг взяла - собралась и ушла.
     И вот
     Такие грустные дела у меня...

     Грустные дела... Как же - грустные! Ужасно несносные теперь у него были дела! И самое страшное в ее уходе от него оказалось в том, что Иван больше не мог работать. Он срывал все сроки. И сроки издательству, и сроки для киностудии. Лева Брюшной уже присылал ребят - бить Ване морду. Но это не подействовало. Пара хорошеньких пощечин да угрозы замолотить его насмерть бейсбольными битами, если к следующему сроку сценарий и рукопись не сдаст, - не оказали должного действия.
     Ваня запил.
     Запил, как в старые добрые времена.
     И если садился теперь к компьютеру, то только для того, чтобы писать стихи или страстно-изнаночно-откровенные эссе... О том, как ему плохо.

***

     Когда Алиска, ?уже оттуда?, и-мэйлом уведомила его о своем намерении остаться на Западе, Иван с корешком-собутыльником забился на то, что, если и нашла она там себе кого, то непременно алжирского араба или негра из Французского Кот Д?Ивуар... И точно! Именно такого она там и нашла, как потом выяснилось. За бразильца она вышла, проживающего в Лиссабоне.
     Эх, видал их Ванька в достатке, когда после первого гонорара за бандитское ?Золото? две недели отдыхал на самой западной оконечности Европы, в городке с автогоночным названием Эшторил. Все они, эти бразильяно-португальцы, казались ему маленького росточка - черненькие, вороватые, вроде наших ?лиц кавказской национальности?, что трутся возле Мальцевского рынка...
     А Алиска написала ему: знаешь, я поняла, что португальцы очень похожи на нас...
     ?Не знаю, - подумал про себя Иван, - может, и похожи, когда гадят... Впрочем, ей виднее - она за этим Пуэбло Мария-Жу-Жу унитаз драит... Он, кстати, бухгалтером оказался. У него в Лиссабоне - аудиторская компания... Эх! ?Бухгалтер, милый мой, бухгалтер! Вот он какой - совсем простой...? И хобяк он у нее имеет положительный - программы для компьютера пишет... то-то у них, надо полагать, веселье дома! Писать программы в виде домашнего увлечения - это что-то по типу того, как раньше положительные во всех отношениях мужья лобзиком выпиливали или по фанерке выжиганием занимались... Класс! Луис Альберто из сериала! И маму его Чоле, наверное, зовут?.
     Гуляя по Авенидо Де Либердад в ихнем Лиссабоне, обратил Ваня внимание, что все португальцы невысоки: сто семьдесят - это у них самый рослый, и все поголовно в клетчатых пиджаках.
     У Ваньки тоже завалялся в шкафу клетчатый пиджак - он его года три как не носил. И Ванька подумал: ?Надо его послать Хосе Жу-Жу, пускай носит в свою бухгалтерию... Правда, пинжак ему будет великоват?.
     От великого до смешного - один шаг. Только Великий живет в Питере, а смешной - в Лиссабоне.
     Но живет с его Алиской!
     Вот беда!
     Встав утром в полпервого пополудни, похмелившись заблаговременно запасенной бутылкой пива, Ванька шел в магазин, затаривался... Потом выпи вал полбутылки водки и садился к компьютеру.
     Писать стихи...

     Когда твоя ладошка узкая в моей руке дрожала
     Подобно рыбке золотой
     И нежно пенною волной
     Вдоль моего виска бежала
     Я понял - утонуть в тебе удел завидный
     Охотнику до редкой красоты
     Поскольку море ты
     Где берегов в глазах не видно
     ? А.Лебедев

     Ах!
     И Иван наливал себе еще один стакан...
     В той самой Португалии - на пляже где-то меж ду Капо Дель Рока и Кашкайшем, из взятого Ванькиным приятелем напрокат автомобиля - соотечественники Алискиного Хосе Жу-Жу по их национальному обычаю - украли Ванькины вещи. Смешно вспоминать! Среди прочего был и сборник рассказов Довлатова. На русском-то языке! Зачем им?
     Ванька его творчеством никогда особенно не восторгался, но на днях услышал по ?Радио Свобода? передачу, где рассказывали о зарубежном этапе литературной деятельности покойного писателя, ну, и читали при этом некоторые письма, где в частности Довлатов писал своему другу издателю: ?Посылаю новую вещь - вроде эссе. Тут все негодяи выведены под собственными именами?.
     Ваньке тоже хотелось... Руки так и чесались, ну так и чесались...

***

     Он так и не состыковался с нею во времени.
     Разница в возрасте - это не просто разница в возрасте.
     Это пропасть между несовместимыми культурами.
     Ал иска - бесстыдница. Теперь время такое, и все они, дети перестройки, напрочь лишены того, что в недавнее время в женщинах еще так явственно проявлялось... Еще с детства Ваньке врезалось из где-то прочитанного: ?Если женщина не стесняется перед тобой своей наготы, значит, она тебя не любит...? Интересно, в некоторых женщинах он это прослеживал очень явственно.
     Но теперь... но нынче не знаешь, что и думать. Говорит ?люблю? - и ходит по квартире, в чем мать родила... Туда-сюда ходит - и говорит ?люблю?.
     А Алиска не признавала на окнах занавесок. Ванька ей говорил: ?Там же все мужики из соседнего дома к биноклям приникли?... А она только смеялась и с зажженным светом ходила по квартире туда-сюда.
     Но ночью... Он оценил. Он по достоинству оценил это окно без штор. С его луною в полнеба. С темно-серыми облаками, несущимися вдаль, как наши грехи несутся в ад, унося последние частицы нашего живого бессмертия.
     У нее в постели он помнил не столько саму - мягкую, послушную и желанную - Алиску, сколько ее окно...

***

     Он неделями не включал телевизор. Да и зачем? Любоваться опухшей физиономией Всенародно Избранного с его утробным ?ну-у, понима-ашь...?? Услаждать слух бездарной до цинизма попсой, официально именуемой ?современной российской эстрадой?? По сотому разу смотреть остохреневшее ?Золото наших цепей??
     Черный ?Панасоник? - Алискино наследство - без дела пылился в углу, ?ленивка? давно уже куда-то запропастилась.
     Но в тот день словно неизвестная муха его укусила. Неосознанно, будто делал это по нескольку раз на дню, он подошел к телевизору и нажал на кнопку.
     На подернутом пылью экране проступило изображение Тани Лариной - его бывшей, но до сей поры единственной жены. Держа в руках статуэтку золотого ?Оскара?, она что-то взволнованно говорила в микрофон. Ее слов не было слышно: кадр был смонтирован так, что под немую картинку шла звуковая дорожка с инструментальной версией ?Прощальной песни? из ее первого фильма, фоном к характерному тенорку известного телеведущего:
     - ...помним под именем Татьяны Лариной, талантливой молодой актрисы, подарившей нашему, советскому тогда еще, зрителю плеяду незабываемых образов. Это и графиня Ольга - героическая красная разведчица, и блистательная Каролина Собаньска, мучительная любовь Пушкина, и Александра Гончарова - Фризенгоф. Поэтому сегодняшний голливудский триумф Тани Розен - это отчасти и наш триумф, победа всего российского кинематографа...
     На экране Таня Розен подняла ?Оскара? над головой. На освещенном прожекторами лице блеснула слезинка...
     Три дня Иван пил по-черному. На четвертый, проведя несколько часов в обнимку с унитазом, кое-как добрался до компьютера, включил, вошел в текстовой редактор и, закусив бледную губу, не попадая дрожащими пальцами в клавиатуру, принялся торопливо набирать:

***

     ?Окно выходило на запад, но внезапный утренний свет, упав на лицо женщины, разбудил ее. Настырно кричали чайки.
     - Заче-ем? - сонно жмурясь, протянула она.
     Мужчина отошел от окна, склонился над нею и поцеловал в глаза, щекоча ей лицо светлой бородой.
     - Прости, зайчонок, но уже пора. У нас много дел. Сама знаешь.
     - Знаю. - Она вздохнула и потянулась. - Жалко. Я такой сон видела...
     - Хороший? - с некоторой тревогой спросил он.
     - Хороший. Я не помню, про что. Только самый конец: будто я летаю под высоченными расписными сводами какого-то дворца, и музыка играет, такая божественно чудесная, а внизу танцуют люди в старинных костюмах. Маленькие, красивые, как куколки... Глупо, правда??

***

     Ивана трясло, крупные капли пота градом выступили на лице, падали на клавиатуру. Тяжкое похмелье - время предельного истончения грани между жизнью и смертью - гнало его вперед, сквозь фразы и абзацы, заставляя спешить, спешить...
     Примерно на третьей странице что-то теплое запульсировало в области солнечного сплетения и, постепенно разрастаясь, заполнило его... Расслабляя, разжимая...
     Иван сунул в рот беломорину, затянулся - и продолжил стучать по клавишам.
     Он понял, зачем живет на этой земле.
Конец
     2003-2004, Санкт-Петербург