ю оперы.  Вот  смотрите, -  она
показала на большой плакат, изображавший поющего юношу во фраке и девушку  в
пышном  белом  платье.  -  Финал конкурса  молодых  вокалистов  имени  Ольги
Баренцевой. Может быть, есть смысл обратиться к кому-нибудь, кто  занимается
этим конкурсом...  Ну, Дитер, милый, я  вас очень  прошу, это так  важно для
меня... на едва сдерживала слезы.
     - Да,  Энн, я попробую... ледующие пять минут  казались вечностью. Но и
они истекли.
     Вахтер положил трубку и обратил к ней сияющий взор.
     - Ну вот,  похоже, ваши вещи отыскались. Третий этаж, кабинет  двадцать
восемь,  господин  фон Тресков. Там  на двери такой же  плакат,  так  что не
ошибетесь...   осподин  фон   Тресков,   во   внешности  которого  и  впрямь
наличествовало  что-то  рыбье, был корректен, но  по-немецки педантичен.  Не
угодно  ли  юной   леди  предъявить  документ,  подтверждающий,  что  она  в
действительности является  тем  лицом, за которое себя  выдает? Паспорт? Зер
гут!  Программа  фольклорного  конкурса  в   "Дойче-Опер"?  Так-так...   Ах,
американо-ямайский коллектив "Кул  Тафари"?  Зер  гут! Данке шен, юная леди,
прошу  на месте  проверить содержимое, после  чего  оставить  расписку,  что
передано в целости и сохранности... Да, разумеется, можно по-английски...
     Энн  сняла  оберточный  пластик, сорвала  бумажную обертку  с фанерного
ящичка,  размером  с  большой  художественный  альбом,  выдвинула  крышку  и
высыпала содержимое на стол.  Она брала в  руки каждый  предмет по очереди и
укладывала  обратно в  ящик.  Два  веера.  Кожаный амулет на  ниточке.  Пять
бисерных  фенечек   на   руки,  и   одна,   пошире  и  подлиннее,  на   шею.
Красно-желто-зеленая тюбетейка, той же  гаммы шаль и тонкие шаровары.  Набор
металлических   украшений,  блестящих,   как   новая  консервная   банка,  -
перстеньки, ручные и ножные браслеты, корона, чешуйчатый поясок...
     -  Все  на  месте...  осподин  фон  Тресков поднял  руку,  призывая  ее
подождать-  он начал  важный телефонный  разговор. олжно  быть, он не только
родился  в  Восточной,  еще недавно социалистической Германии, но и обучался
где-нибудь в Москве. Во всяком  случае, по-русски он говорил довольно чисто,
лишь интонации выдавали в нем немца.
     - О, господин Баренцев,  какая честь... Да, господин Баренцев, мы все с
волнением  ждем...  О  да, Ольгу Владимировну мы разместили в  лучшем номере
отеля  "Хилтон"...  Да,  мы предлагали, но ваша матушка предпочла  "Хилтон",
поскольку это совсем рядом с оперой...  Ах, так? О, мы несказанно счастливы,
ваше присутствие,  несомненно...  Буду  счастлив лично...  Да,  и  небольшой
банкет после концерта.  Министр культуры,  бургомистр,  несколько депутатов,
выдающиеся деятели  культуры, почетные гости... Да-да,  и позвольте заверить
вас, что если бы не  ваше щедрое участие... он Тресков положил трубку, обтер
пот с раскрасневшегося лица, тихо выдохнул:
     - Шайзе! то слово Энн знала прекрасно.
     - Что-то случилось, господин фон Тресков? - участливо спросила она.
     - Ничего... Трудно разговаривать с  очень  богатыми... Итак, юная леди,
все на месте?
     - Да, благодарю вас. Вы меня просто спасли.
     -  Пустое. Бумага на  столе. Пишите  расписку... устив  в ход все  свое
обаяние, Энн напоследок выпросила у администратора  пригласительный билет на
заключительный концерт финалистов.
     * * *
     - Остановите здесь, - распорядился Нил и сверился со светящимися часами
на приборной доске. - Сорок минут. С избытком. Вы все запомнили, Том?
     -   Да,   босс,   -  отозвался  мощный   охранник,   которого  Баренцев
переманил-таки из ФБР после инцидента в Мэриленде. - В двадцать пятнадцать я
появляюсь в  холле  "Хилтона"  с  чрезвычайно  озабоченным видом  и  передаю
срочный пакет для мистера Баррена. После чего мы отбываем на  Николас-Зее...
о знаку хозяина Том вышел из машины и открыл заднюю дверь.
     Нил вышел, с удовольствием вдохнул свежий вечерний воздух.
     - Все,  пока  свободны.  Вон  в  том  расцвеченном  магазинчике  подают
неплохой горячий шоколад.
     - Но, босс, я должен довести вас хотя бы до входа в отель.
     - Том,  это не  Москва. Это Берлин. Здесь стреляют только  в специально
отведенных  местах.  е  дожидаясь  ответа,  Нил  двинулся  наискосок   через
Жандармен-маркт. н  любил этот город. Откуда бы он ни прилетал, ни  приезжал
сюда, всякий раз чувство было такое, будто с  непогоды  возвращался в теплый
дом  и облачался  в  любимый,  перенявший  все  контуры тела  халат. Чувство
родины?  Тогда  почему  оно  дремало  в  Париже, где прожито столько  лет, и
сменялось   на   нечто  противоположное,  когда  Нилу   приходилось  изредка
заглядывать  на фактическую, анкетную родину? Даже немецкий язык, который, в
отличие от  английского  и  французского, Нил  не  изучал  ни в  школе, ни в
университете,  покорился  ему  быстро и  безболезненно,  словно  вынутый  из
неглубокой подкорки. Уж не дедовская ли немецкая кровь  была тому  причиной?
озле старинной церкви, построенной когда-то беглыми французскими гугенотами,
он замедлил шаг. До слуха явственно донеслось:

     li1134-То не ветер ветку клонит, е дубравушка шумит,
     То мое, мое сердечко стонет...
     li0ели двое. Женский,  почти девчоночий голос был небольшой, откровенно
любительский, но подкупавший чистотой и искренностью. Мужчина, наоборот, пел
профессионально, в мастеровитой джазовой манере, при этом чудовищно коверкая
русские слова.  азобравшись, откуда доносится  пение, Нил  принялся  огибать
громадный серый портик.  Песня резко, на  полуслове,  оборвалась. а площади,
под позеленевшим от времени памятником Шиллеру разворачивалась драматическая
сцена. Двое рослых мужчин, в которых даже на таком расстоянии, даже в густых
вечерних сумерках,  безошибочно  угадывались полицейские,  широко  расставив
ноги и поигрывая резиновыми дубинками, наблюдали за тем,  как  длинноволосый
парень  в  берете поспешно  запихивает в чехол  гитару.  Перед  полицейскими
стояла  стройная   девушка,  тоже  в  берете,  и   что-то  темпераментно  им
втолковывала, судя по всему, безрезультатно.
     Нил подошел поближе.
     - Но  мы участники международного  конкурса!  - восклицала по-английски
девушка. - Почему мы не можем здесь репетировать?!
     -   Ферботен,  ферботен...  -  устало  повторял  полицейский,  явно  не
понимавший ни слова.
     - Что здесь происходит? - осведомился Нил.  олицейский повернулся в его
сторону, мгновенно среагировал и на дорогой кожаный плащ, и на повелительную
интонацию, и на надменное нордическое лицо.
     - Уличные музыканты, майн херр! -  доложил он. - Иностранцы. Побирушки.
Не положено.
     - Ах  так... ил посмотрел на девушку.  Хорошенькое,  вполне европейское
лицо, трехцветный  растаманский берет и  чертова  уйма змеистых  африканских
косичек.
     - Какая-нибудь бумажка  с печатью  есть? -  быстро  и  тихо  спросил он
по-английски. - Для немца это все.
     -  Знаю,  просто  вытащить не успела.  Девушка  сунула  руку за  пазуху
расшитой бисером косухи.
     -  Молодые люди приглашены на  международный  конкурс,  -  пояснил  Нил
полицейскому.
     - Йа-йа... опорное лицо под фуражкой оставалось непроницаемым.
     - Вот!  евушка  с  торжествующим  видом  протянула  блюстителю  порядка
сложенную  вчетверо  бумаженцию.  Тот  развернул,  принялся  читать,  шевеля
губами.
     - Они красиво пели, - сказал ему Нил.
     -  Возможно,  - согласился тот и  вернул бумажку девушке.  - Переведите
молодым  людям, что даже участникам международного  конкурса не  разрешаются
несанкционированные   выступления   в   историческом  центре  города.  Пусть
отправляются за  Бранденбургские ворота, в Тиргартен,  и там репетируют хоть
до утра.
     - Я переведу, но позвольте им еще одну песню лично для меня.
     - Сожалею,  майн херр, не положено. материальном  поощрении Нил даже не
заикнулся-  с  берлинской полицией подобные  предложения  бесперспективны  и
чреваты неприятностями.
     - Увы,  ребята,  стражи порядка непреклонны. Предлагают репетировать  в
лесу, - сказал Нил по-английски.
     -  А  благодарные  белочки  будут  кидать  нам  орешки,  -  с  усмешкой
отозвалась  девушка. - Ладно, Линк, потопали  отсюда,  будем репетировать на
заднем дворе. ернокожий парень перекинул гитару через плечо.
     - Откуда вы такие, ребята? - спросил вдогонку Нил.
     - А  с  Африки, дяденька,  -  бросила  девушка через плечо.  По-русски.
видев, что инцидент исчерпан, полицейские с  достоинством  удалились.  А Нил
постоял еще несколько  секунд, глядя вслед уходящей  парочке,  и пошел своей
дорогой.
     * * *
     Ольга Владимировна Баренцева любила привлекать к себе  внимание, причем
с  годами  эта  склонность  только  усилилась.  За последние  десять лет она
изрядно раздалась вширь, но это обстоятельство  нисколько ее не смущало. Она
с нарастающей  активностью использовала яркий театральный макияж,  одевалась
то  в алое, то  в сверкающую  парчу, то  окутывала монументальный свой  торс
облачком черного шифона и, не стесняясь, радовалась тому обстоятельству, что
куда  бы  она ни  вошла, все  взоры моментально  обращались  на нее.  на  не
изменила себе и на этот раз- восседала в центральной нише, у всех на виду, в
синей  шляпке  с  полуметровыми  волнистыми  полями  и  прозрачным  шлейфом,
небрежно  переброшенным  через  спинку  диванчика,  и  звучно, на весь  зал,
выговаривала молоденькой официантке:
     -  Это, милочка, уже  ни в какие  ворота! Я же просила  минеральную без
газа, но с лимоном.
     - Опять проблемы? ил, незаметно подошедший сзади, склонился над  Ольгой
Владимировной и легонько поцеловал в щеку.
     -  Нилушка!  Боже,  ты  меня  напугал! Хорошо,  что  ты  пришел,  моего
немецкого не хватает, чтобы объяснить этой чучеле, что я хочу негазированной
воды с лимоном, чашку кофе и что-нибудь легонькое-легонькое... Кусочек торта
с меренгами и взбитыми сливками. Представляешь, врач велел воздерживаться от
жирной пищи, пришлось отказаться от супа...
     - Мама, вообще-то сливки- тот же жир.
     - Но не взбитые же! Там  один  воздух, и в меренгах тоже. К  тому  же у
немцев  такие  бесподобные  десерты,  такой   соблазн.  За  обедом  подавали
восхитительный апфель-штрудель, я не удержалась, съела две порции...
     - Значит, воду, кофе и пирожное со сливками?
     -  Тут  у  них   еще  есть  такой  вкусный-превкусный  кекс  с  ромовой
подливкой... ил улыбнулся и сделал заказ. Себе он взял цветочного чаю.
     - Представляешь, здесь все  меня узнают. И  постояльцы,  и  персонал, и
даже  прохожие  на улице. Улыбаются, рассыпают  комплименты моему вокальному
мастерству, несколько раз попросили автограф, а вчера утром принесли в номер
роскошную   корзину   цветов  от  неизвестного  поклонника...   -  оживленно
рассказывала Ольга Владимировна. -  Нет, что ни говори, а немцы- на редкость
культурный народ. Я даже подумала, что зря не взяла для сцены свою подлинную
девичью  фамилию. Хельга  Бирнбаум, представляешь!.. Теперь  уж поздно,  вся
Европа знает меня как Ольгу Баренцеву...
     Нил  молча  кивал.  Самое  интересное  заключалось  в  том,  что  Ольга
Владимировна нисколько  не  заблуждалась.  Европа действительно  знала ее. И
насчет  цветов  в  номер  никаких  распоряжений  Нил не  давал, и все  знаки
внимания  объяснялись  отнюдь  не  разительным  ее  сходством  с   Монсеррат
Кабалье...
     Конечно,  нельзя  было  не признать,  что  если  бы не сын,  про  Ольгу
Владимировну,  скорее  всего,  забыли  бы.  Ну,  не совсем, конечно- все  же
народная артистка, многолетняя прима  ведущего театра.  Почетные  проводы на
пенсию с присовокуплением какой-нибудь правительственной  награды, участие в
концертах  ветеранов  сцены,  появление  на  телеэкране  в  рубриках "Третья
молодость" или "Негаснущие  звезды"... Оперы  и сольные концерты были теперь
для нее исключены, часами выстаивать на ногах,  изящно  двигаться и  хотя бы
издали казаться молодой-  все это  осталось в прошлом. Да и голос, хоть и не
утративший былой наполненности и  мощи, предательски  дребезжал,  особенно в
высоких регистрах, и мог выйти  из-под контроля в самых  неожиданных местах.
На советской  сцене  она могла бы еще  продержаться некоторое  время,  но  в
условиях жестокой рыночной  конкуренции и при полном  бессилии  профсоюза...
Нил  нашел  матери  крупного  и  очень  дорогого  продюсера,  работавшего  с
несколькими звездами первой величины. В одной из лучших парижских студий был
записан  ее сольный альбом.  Достижения  современной  техники и ограниченное
лишь  платежеспособностью  количество  перезаписей  позволили вычистить  все
дефекты,  которые  невозможно   было  бы  спрятать  при   живом  исполнении.
Параллельно  были записаны два  эффектных, изобилующих компьютерной графикой
видеоклипа. Они с успехом прошли по ведущим музыкальным  телеканалам, а один
из  них,  экспериментальный,  в  перспективном  направлении  "фьюжен",  даже
выбился в европейские чарты  и  провисел там несколько недель. В музыкальном
отношении клип представлял собой прощальную арию Тоски, неожиданно и искусно
перемежаемую залихватским рэпаком типа "айс-айс  бэби". Что же до видеоряда-
достаточно   сказать,   что   Ольга  Владимировна   сама  себе   чрезвычайно
понравилась. За первым  альбомом последовал второй, удостоившийся престижной
музыкальной  премии,  участие  в  пышных  гала  концертах,  где  натуральная
Баренцева усердно  раскрывала  рот  под льющуюся из динамиков фонограмму  и,
если была  в ударе, совсем по-честному выдавала на бис что-нибудь несложное,
но эффектное. Свои вложения  в мамины  таланты  Нил отбил года за  полтора и
теперь получал с них очень неплохой дивиденд, на который изначально никак не
рассчитывал. Даже на родной матери ухитрился нажиться!
     -  Мы  так  редко  видимся! -  выговаривала  сыну  Ольга  Владимировна,
прихлебывая "Аполлинарис". - Это позор какой-то!
     - Мама, но я же здесь...
     -  Еще  бы ты не был здесь!  Конкурс имени твоей матери! Между  прочим,
пока еще живой матери, хотя тебе, наверное, глубоко безразлично! За три года
не удосужился побывать ни на одном моем концерте!
     - Дела...
     - Дела у него! Какие у тебя могут быть дела? На службу не ходишь, землю
не пашешь...
     - Между прочим, если бы я ходил на службу и пахал землю, мы бы здесь не
сидели. езкость слов Нил разумно смягчил вкрадчиво-мурлыкающей интонацией, и
Ольга, воспринимавшая любую речь  скорее музыкально,  чем смыслово,  на  эту
интонацию и среагировала:
     - Ладно, ладно, не подлизывайся, мог бы все-таки  хоть иногда навестить
старую,  больную мать... Кстати,  у нас в Петербурге  недавно опять грохнули
какого-то авторитета...
     - Мама, я ничего не понимаю, переведи, пожалуйста, на русский...
     - А это и есть современный русский язык, сейчас все  так говорят,  даже
очень  культурные  люди,  даже по  телевидению...  Так и  быть,  перевожу на
эмигрантский:  убили  одного  крупного  бандита,  то  ли   взорвали,  то  ли
застрелили,   неважно.  И   я   за  полцены  приобрела  у   его  наследников
замечательный  коттедж,  скорее, особняк  в  пригороде.  В  Парголово,  если
помнишь такое место. Три этажа, двенадцать комнат, сад с фонтаном, подземный
гараж, трехметровый бетонный забор с колючей проволокой...
     - Последнее скорее напоминает тюрьму.
     -  Состоятельные  люди  должны  заботиться  о  своей  безопасности,  не
перебивай... Чистейший воздух, рядом лес,  озеро, хорошая дорога, прекрасное
снабжение. Идеальное  место  для  жизни, для отдыха,  а  уж  детям-то  какое
раздолье... Ты не отворачивайся, ты лучше скажи, когда у матери внуки будут?
Самому вон через  полгода сорок стукнет, а все холостяку ешь. Ну, не вышло с
Сесиль, с  другой  выйдет, зачем  на  себе-то крест ставить? Думаешь, матери
приятно?. икогда еще Нил не был так рад появлению своего Геракла-охранника.
     - Том, я здесь! - крикнул он через зал и помахал рукой. - Мама, прости,
это мой... мой секретарь, должно быть, что-то важное..
     - Важнее родной матери, - проворчала Ольга Владимировна. ил сделал вид,
что не слышит ее.
     -  Срочный  пакет, сэр,  - сказал, приблизившись, Том. - От руководства
филиала  компании... Добрый  вечер, мэм. льга  смерила богатыря безразличным
взглядом и полностью переключила внимание на пропитанный ромом кекс.
     Нил вскрыл пакет, глазами пробежался по строчкам вложенного послания  и
встал со стула.
     -  Извини,  мама, непредвиденные обстоятельства, срочно созывают  совет
директоров, я должен там быть...
     - Вот  так  всегда! И часа для  матери выкроить не  хочешь! Вот  только
попробуй,  только попробуй мне не придти завтра на концерт! ил приложил руки
к сердцу.
     -  Приду! Приду  непременно!  Как там теперь в  России выражаются очень
культурные  люди?  Падла  буду,  век  воли  не  видать?  льга   Владимировна
рассыпчато засмеялась, махнула полной рукой.
     - Иди уж! Завтра не опаздывай!
     - Буду точен, как король!
     Нил  послал маме воздушный  поцелуй и,  застегивая  на ходу плащ, пошел
вслед за Томом.  Его ожидала партия в покер с президентом местного отделения
"Свитчкрафт",  онемеченным босняком  по имени  Христе Янычарович и  банкиром
Киссельгофом. Оба  партнера  были  ему  не  очень  симпатичны,  и  он  решил
выставить их на максимальные суммы.
     И  немедленно  из-за  квадратной  белой колонны  на  галерее показалась
физиономия Константина Сергеевича Асурова. Бывший  подполковник с прицельным
при  щуром посмотрел в удаляющуюся спину Нила, вновь скрылся за  колонной  и
появился с  противоположной  стороны уже  целиком. Приосанившись, ступил  на
широкую  лестницу, крытую красной дорожкой, неспешно спустился и приблизился
к столику Ольги Владимировны.
     - Солнышко, вот и я!
     - Костя! - в голосе Баренцевой слышался упрек. - Где ты пропадал?
     -  Прости, родное сердце, -  Асуров  прижался губами  к  лоснящейся  от
тонального  крема  щеке певицы.  - Всей  душой  летел к тебе,  но переговоры
сильно затянулись.
     -  Ты  много потерял. Здесь был Нил, он только что ушел, вы разминулись
буквально на  минуту.  Но не беда, завтра увидитесь в опере, я  обещаю,  что
примирю вас, и он снова возьмет тебя на работу...
     -  Душенька, если бы  это было так просто! Теперь  я, пожалуй, не смогу
пойти с тобой. И, знаешь, я не особенно жалею, вот если бы там пела ты, я бы
не пережил. Но зато  после  концерта  я тебе гарантирую волшебный  вечер. И,
само собой, волшебную ночь!.. Двои ной коньяк!  - кинул он  проходившей мимо
официантке и вновь обратился к Ольге. -  Надеюсь,  ты не  сказала ему, что я
здесь и с тобой.
     - Ты же просил не говорить,  хотя, мне кажется, совершенно напрасно Нил
очень отходчив, мне ли не знать собственного сына. Прошло уже четыре месяца,
и  он все  забыл. К тому  же,  он и  сам  повел себя  не лучшим  образом. Он
поступил с тобой слишком  жестоко, не мог же не понимать, что ты не по злому
умыслу, а по неопытности...
     -  Нет, нет, Нил Романович был справедлив и великодушен. Если бы не он,
я бы еще много лет гнил в тюрьме... суров подхватил очень кстати поднесенный
бокал и с чувством осушил.
     -  Noch  ein  Mal!  [Повторить!  (нем.  )]-  выдохнув,  скомандовал  он
несколько  опешившей  официантке  и  предварил  вполне ожидаемые  возражения
подруги: - Любимая, не беспокойся, я меру знаю.
     А хорошо бы, однако, надраться  до бесчувствия, чтобы хоть так, хоть на
одну  ночку избежать пылких объятий мадам. Что  то на седьмом десятке больно
уж  оне охочи сделались по этой части, прямо Мессалина какая-то,  о  душе бы
лучше  подумала,  самое  время...  Но,  конечно,  мечту  надраться  придется
отложить. Ни чего не попишешь, товарищ подполковник, платить надо за все...
     Скандал,  разразившийся тогда в  доме прославленного психиатра,  дорого
обошелся  Константину  Сергеевичу.  Разгоряченный стычкой, но  не потерявший
голову доктор сдел