иным
домашним и служебным телефонами и пометкой "Завтра в шесть у "Баррикады"".
   Дело довольно быстро передали в суд.  Учитывая  чистосердечное  признание
всех обвиняемых, их активную  помощь  следствию  и  отсутствие  гражданского
иска, суд проявил большую гуманность. Гражданка  Мальцева,  как  организатор
преступления, была приговорена к четырем годам  лишения  свободы.  Гражданин
Генералов получил три года, увы, строгого режима как  рецидивист.  Такой  же
срок схлопотали и прочие исполнители (Фургон с Воблой - условно,  как  ранее
не судимые несовершеннолетние), а водила, которого  научили  выставить  себя
полнейшим идиотом, пожелавшим подзаработать на перевозке утренних  туристов,
и вовсе отделался какими-то исправительными работами с  удержанием  двадцати
процентов.
   А  вместо  Тани  в  места  не  столь  отдаленные   отправилась...   мадам
Ясногородская. Это был самый гениальный ход следствия. Александра  Марковна,
то ли по жадности, то ли по глупости, то ли из расстроенных чувств, признала
своими все предъявленные ей вещи, включая и валюту. Возник  большой  конфуз.
Презумпция невиновности на  данный  случай  не  распространялась,  поскольку
наличие инвалюты в личной собственности гражданина СССР уже содержит  состав
преступления. Свыше ста рублей по курсу -  срок  автоматически.  Следователь
Никитенко,  препроводив  потерпевшую  в  КПЗ,  направил  несколько  орлов  в
управление торговли - пошуршать бумажками и поговорить с людьми. Сослуживцы,
справедливо   опасаясь   за   собственное   благополучие,   продали    мадам
Ясногородскую с потрохами, попутно навесив на нее  и  несколько  собственных
собак. Обыск, как-то миновавший квартиру Краузе, был с  блеском  проведен  в
квартире Ясногородских. При этом было вскрыто еще два тайника с ценностями.
   На  заседания  суда  потерпевшую  приводили   под   конвоем,   и   ничего
вразумительного она сказать не могла. Через полтора  месяца  суд  в  том  же
составе заслушал дело Ясногородской и на сей раз проявил принципиальность  и
строгость. Александре Марковне влепили двенадцать лет с полной  конфискацией
имущества. Отобрали и квартиру. Лиля, не ходившая в школу с начала  учебного
года, с одним обшарпанным чемоданчиком уехала к тетке  на  север.  Никитенко
получил повышение и благодарность с занесением в личное дело.
   - Ах, Адочка, вы не меня благодарите, - экспансивно  заявил  после  пятой
или шестой,  а  может  оыть  и  десятой  рюмки  дядя  Кока.  -  Вы  вот  его
благодарите, он ваш истинный благодетель. Это  ж  гений,  премудрый  змий...
Ахметыч, улыбнись!
   - Не слушайте его, Ариадна Сергеевна, - сказал Шеров, все же улыбнувшись.
- Я никакой не змий, а  самый  обыкновенный  советский  человек,  разве  что
привык смотреть на вещи трезво.
   Они  вчетвером  сидели  за  отменно  сервированным  столом   в   гостиной
Захаржевских. Раскрасневшаяся Ада, ни на полрюмки  не  отстававшая  от  дяди
Коки, с обожанием смотрела на него. блестящими глазами. Таня,  перехватившая
из ослабевших маминых ручек жезл хозяйки, проворно меняла  приборы,  уносила
опустевшие блюда и бутылки и приносила с  кухни  новые  -  салаты,  закуски,
горячее... В промежутках она садилась и молча слушала, потягивая шампанское.
   Шеров вкушал медленно, с достоинством, на виски, коньяк и  вино  особенно
не налегал и  в  разговор  вступал  не  слишком  часто.  Тане  он  показался
человеком интересным.
   После жаркого  Ада  поднялась,  грациозно  покачиваясь,  и  заявила,  что
приготовлением кофе  займется  сама,  поскольку  только  она  знает  секрет,
способный сделать этот напиток совершенно божественным. Дядя Кока немедленно
вызвался ей помогать.
   Таня осталась с Шеровьш один на один. Взгляды их встретились.
   - Таня, - сказал Шеров. - У меня для вас есть письмо. От Генералова. Если
очень хотите, можете его взять и прочесть.
   - Зачем? - сказала Таня. - С этим, скорей всего, покончено.
   Шеров одобрительно кивнул.
   - Вы, Таня, поразительно  умная  девушка.  Если  в  юности  не  научиться
сбрасывать с себя груз  прошлого,  с  годами  это  становится  все  труднее,
поверьте мне.
   Он встал и пружинистой походкой подошел к окну.
   - Лето проходит, - задумчиво произнес он. - Сейчас,  должно  быть,  очень
хорошо где-нибудь на природе...
   - Вадим Ахметович, - тихо и твердо сказала Таня. - Я  вам  обязана  очень
многим. Переяславлев уверяет Аду, что  вы  поступили  так  исключительно  из
дружеских побуждений и совершенно бескорыстно. Так не бывает. Назовите  вашу
цену. Я вполне платежеспособна.
   Шеров смотрел на нее, не говоря ни слова.
   - Десяти тысяч хватит? - настаивала Таня.
   Он пожал плечами.
   - Наверное. И как скоро вы можете со мной... расплатиться?
   - Когда вам будет угодно.
   - Тогда жду вас завтра в  одиннадцать  утра  на  выходе  из  метро  "Парк
Победы". Успеете?
   - Да.
   - Только постарайтесь не опаздывать. У меня много дел... О, вот  и  кофе.
Какой аромат! Ариадна Сергеевна, вы просто волшебница...
   Вечером Таня созвонилась с Машей Краузе,  с  утречка  заехала  к  ней  на
Гражданку и забрала кой-какие свои вещички, попросив Машу убрать в  кладовку
остальное - свое и Генерала.  Без  одной  минуты  одиннадцать  она  сошла  с
эскалатора на станции "Парк Победы". Шеров стоял  у  разменных  автоматов  с
журналом в руках.
   - Вы точны, - сказал он. - Пойдемте.
   - Куда? - спросила Таня.
   - В мою машину. Там нам никто не помешает. Надо же... оприходовать сумму.
- Он усмехнулся.
   Шагах в тридцати от входа стояла голубая  "Волга"  с  чуть  тонированными
стеклами. Когда до нее оставалось шагов десять,  из  машины  вышел  огромный
мощный мужчина с нерусским, непроницаемым  лицом.  Он  напомнил  Тане  Гойко
Митича в роли Чингачгука - только постарше и помассивней. Мужчина  распахнул
перед ними заднюю дверцу, а когда они сели, обошел машину кругом и уселся на
водительское место.
   - Здесь вообще-то стоять не  полагается,  -  сказал  Шеров.  -  Джабочка,
отъедем немножко.
   Машина остановилась в тихом переулке. Шеров повернулся к Тане и  протянул
руку:
   - Давайте!
   Он вскрыл все четыре пачки и тщательно  пересчитал  все  купюры.  Таня  с
улыбкой следила за ним. Возможно, она в нем ошиблась. Такое крохоборство  не
вписывалось в ее представления о Шерове.
   Тот отсчитал последнюю купюру,  аккуратно  вложил  деньги  в  надорванные
банковские  упаковки,  достал  из   кармашка   переднего   сидения   плотный
пластиковый пакет, положил в него  деньги...  и  протянул  пакет  Тане.  Она
отвела его руку.
   - Это все ваше, - сказала она.
   - Мое, - согласился Шеров. - И из своих денег я выплачиваю вам аванс.
   - За что?
   - За  ответственную  и  перспективную  работу,  которая,  не  сомневаюсь,
придется вам по вкусу.
   - Мне, знаете ли, не хочется повторять прошлых ошибок.
   Маленький недоверчивый зверек в ней хотел огрызнуться. Однако теперь  она
была осторожнее. Нельзя кусать спасающую руку. Но - ухо держать  востро,  не
расслабляться ни в коем случае. Мало ли чего взамен своей доброты потребует?
   Шеров улыбнулся.
   - Неужели я похож на Володю Генералова?
   - Нет.
   - В отличие от гражданина Генералова, я чту уголовный кодекс  и  того  же
ожидаю от своих людей.
   - Я уже ваш человек?
   - Для меня - да... Джабочка, поехали!
   - Куда? - спросила Таня. Она его пока изучала.
   - Хочу показать вам ваше будущее рабочее место и подробно обсудить с вами
наше... трудовое соглашение.
   "Волга" покатила на юг, а потом на восток по проспекту Славы.

III

   В десятый класс Таня Захаржевская пришла  совсем  обновленным  человеком.
Она вернулась в спортивную школу, стала  действительно  заниматься  с  Машей
русским  языком  и  литературой,  готовиться  к   вступительным   экзаменам.
Вспомнила старую затею - записалась в автошколу  ДОСААФ  и  весной  получила
водительские права.  Это  обстряпал  Шеров.  Она  еще  не  совсем  для  себя
понимала, как ему все удается. По документу выходило, что она постарше,  чем
есть. Медали она не заработала - сказались четверки, полученные  за  девятый
класс. Тем не менее блестяще  сдала  экзамены  в  университет  и,  преодолев
конкурс (формально восемь человек на место,  реально,  для  слабого  пола  -
сорок восемь), стала студенткой филологического факультета.
   Вадим Ахметович Танин выбор одобрил.  Работа  на  ранчо  требовала  много
времени и сил, но высшее образование получить все же следовало.  На  филфаке
же главное - чтобы не было проблем с языком. А с языком у  Тани  проблем  не
было. Английским с раннего детства занималась с дочерью  Ада,  прекрасно  им
владеющая. И  в  школе  этому  предмету  уделяли  большое  внимание.  Книги,
журналы, пластинки с песнями английских исполнителей  Таня  доставала  через
Никиту, через дядю Коку. А когда на горизонте появился Шеров, стало и  вовсе
вольготно - любые новинки можно было заказать прямо  по  каталогу.  Так  что
больших затруднений учеба не предвещала.
   Никакой тайной жизни у нее не было -  если  не  считать  зимних  каникул,
которые она провела вовсе не в лыжном лагере, как сказала Аде,  а  совсем  в
другом месте, входя в курс  новых  служебных  обязанностей,  к  которым  она
должна была приступить в полном объ„ме осенью.
   В конце августа поздравить новоиспеченную  студентку  и  ее  маму  пришли
Переяславлев  и  Шеров.  Они  долго  беседовали  с   Адой.   При   разговоре
присутствовала и Таня, которая привела несколько очень уместных  аргументов,
в конечном счете и убедивших Аду. Таня собрала вещички  и  уехала  вместе  с
мужчинами.
   На картошку с сокурсниками она не поехала -  принесла  в  деканат  вполне
убедительную  медицинскую  справку  и  путевку  в   санаторий   по   профилю
заболевания. Ее  отпустили.  Ни  в  какой  санаторий  она,  естественно,  не
поехала.
   На дальнем, "дачном" краю симпатичного городка Отрадное Кировского района
Ленинградской области, километрах в двух от железнодорожной  станции  Пелла,
стоял, несколько на отшибе, очень любопытный домик, скорее даже особнячок из
белого кирпича, с красным карнизом по периметру, красной черепичной  крышей,
с башенками, эркерами и витражами в  некоторых  окнах.  Судя  по  количеству
окон, в нем было не меньше двенадцати комнат или, может быть, комнат шесть и
огромная бальная зала. Располагался  он  на  пологом  склоне,  среди  редких
крупных сосен, на дальнем от дороги  конце  обширного  участка,  обнесенного
невысоким бетонным забором. Никаких посадок на  участке  не  было,  если  не
считать декоративного кустарника  и  большой  клумбы  непосредственно  перед
домом. Рядом разместился хозяйственный блок, соединенный  с  домом  коротким
переходом, а ближе к дороге, чуть в сторону от ворот  стоял  большой  гараж,
машины на три, к которому вела бетонированная дорожка. Эти  сооружения  были
выполнены в более функциональном стиле, нежели сам дом, но из того же белого
кирпича и с такой же черепичной крышей. Получался единый ансамбль.
   Надо сказать, что на  этом  конце  Отрадного  похожих  особнячков  белого
кирпича с гаражами имеется несколько штук, и этот,  хоть  и  был  пошикарнее
прочих, совсем уж из ряду не выбивался - не Зимний дворец все же.
   Записан дом был на Кугушева Джабраила, инвалида труда, а проживал он  там
круглый год совместно с женой, бессловесной восточной женщиной, имя  которой
знали разве что в паспортном столе. Жили Кугушевы уединенно, с  соседями  не
общались. Жена выходила из  дома  редко  и  только  по  магазинам,  где  она
показывала продавщице большой список продуктов, выполненный каллиграфическим
почерком, и, получив по этому списку то, что в магазине  имелось,  без  слов
расплачивалась и, взвалив на плечи тяжелый мешок, уходила. Сам  Джабраил  то
мотался в город на своей голубой "Волге", то занимался работами по дому и по
участку. Хозяин он, судя по всему, был отменный. Хотя он в Отрадном почти не
показывался и никогда ни с кем не заговаривал, все его знали  и  уважительно
побаивались. Такому отношению способствовала и внешность - он был огромен  и
могуч, с крупным мясистым лицом  кавказского  типа  (будучи  на  самом  деле
касимовским татарином).  На  этом  лице  совершенно  бесстрастное  выражение
сочеталось с тяжелым, жутким взглядом. Те немногие  из  соседей,  у  которых
хватало смелости обратиться к нему с какой-либо хозяйственной просьбой -  ну
там, насос одолжить или уголька немного, - всякий раз получали  искомое,  но
повторно обращаться не спешили. Как-то раз один отпетый пропойца  попробовал
выклянчить у Кугушева на водку, но получил в ответ такой взгляд, что чуть не
остался заикой навсегда.
   И все же жизнь в доме протекала достаточно  бурно.  Там  почти  постоянно
находился кто-то еще - то один, а то и несколько  сразу.  Одни  приезжали  в
красивых автомобилях, другие добирались со станции пешком, третьих  привозил
Кугушев. Кто-то оставался всего на несколько часов, некоторые жили неделями.
Народ к Кугушевым приезжал разный, судя по виду - из всех пятнадцати союзных
республик, а бывало и вовсе иностранцы. Генералы  и  большие  начальники,  и
обыкновенные граждане. То всю ночь напролет горел свет, играла музыка  и  до
соседей доносились отзвуки шумного веселья, то  было  тихо,  как  в  склепе.
Народу какое-то время было любопытно, но стоило лишь взглянуть на  Кугушева,
и   всякое   любопытство   пропадало.   Потом   попривыкли,   и   постепенно
любопытствовать перестали. Живут себе люди - и живут, никого не  трогают.  И
милиция ими не интересуется.
   Особенно часто наезжал и дольше всех жил один благообразный товарищ, явно
высокопоставленный, хотя не старый еще и не солидный фигурой. Но постоянно в
доме обитали одни Кугушевы.
   Но  вот  по  осени  поселилась  там  совсем  молодая,  хотя   и   заметно
самостоятельная краля, яркая, рыжая, приметная. На дочку не похожа -  то  ли
племянница, то ли полюбовница, то ли жена  вторая,  молодая.  Кто  их,  этих
мусульман, разберет, тем более Джабраила? Когда она проходила  по  Отрадному
от станции к дому, - а случалось это нечасто, только в ненастье, потому  что
обычно краля ездила в новеньких желтых "Жигулях", - все мужчины от  мала  до
велика смотрели ей вслед, а самые отчаянные пытались даже познакомиться.  Но
тут все получалось настолько глухо, что забеспокоившиеся  было  отрадненские
женщины не только успокоились, но и несколько обиделись -  что  ж  эта  фифа
совсем их мужичков не замечает?
   Тане было не до них. У нее было много, очень много  дел,  и  если  бы  не
железная самодисциплина, она просто не успевала бы  одновременно  учиться  в
университете и работать у Шерова, который ни малейших проколов  не  потерпел
бы. Недаром же он платил ей отменное жалование, не считая  купленного  лично
для нее автомобиля, полного пансиона, - и еще какого! - неограниченных  сумм
на представительские расходы, за которые, правда, приходилось  отчитываться,
и,  говоря  в  целом,  такого  качества  жизни,   о   котором   какая-нибудь
Ясногородская не могла и мечтать в свои самые золотые годы.
   Гипотетический некто, знающий о прошлых приключениях и наклонностях Тани,
мог бы подумать, что столь щедро оплачиваемая работа  заведомо  предполагала
какой-нибудь жуткий криминал, чреватый и  т.  д.  Такого  некто  ожидало  бы
жуткое  разочарование.  При  всей  своей  специфичности,  Танина  работа   и
времяпрепровождение в целом ничего преступного в себе не содержали.
   Масштабная  и  разнообразная  деятельность   Вадима   Ахметовича   Шерова
предполагала постоянные разъезды и многочисленные контакты с самыми  разными
людьми. Стремясь во всем к максимальному порядку и рациональности, он  давно
уже  определил  для  себя  несколько  географических  участков,  в   которых
сходились линии его интересов и пересекалось  наибольшее  число  нужных  ему
контактов. Помимо, естественно, Москвы,  это  были  Узбекистан,  Закавказье,
Украина, Восточная Сибирь и Ленинград. Проще всего было с Узбекистаном - там
в его распоряжении всегда была роскошная правительственная вилла, где он мог
совершенно  беспрепятственно  вести  свои  дела.  В  других   местах   Шеров
организовал себе резиденции или, как он сам называл  их,  ранчо.  Кавказские
дела он решал на таком ранчо в живописных окрестностях Кутаиси, украинские -
в курортной деревеньке под Львовом. Имелось ранчо и в  Отрадном,  откуда  до
Ленинграда было всего минут двадцать на автомобиле, а покой  и  благодать  -
почти  как  в  глухой  деревне.  Каждое  ранчо  обслуживали  два  специально
отобранных человека, на одного из  которых  оно  и  было  на  всякий  случай
оформлено. В Отрадном это были супруги Кугушевы.
   В последнее время интересы Вадима Ахметовича в северной столице,  Эстонии
и на Кольском  полуострове  существенно  расширились.  Появились  выходы  на
Финляндию. И ранчо в Отрадном следовало активизировать.
   Джабраил был идеальным охранником - и дома, и лично хозяина,  -  шофером,
мастером  па  все  руки  по  части  мелких   починок   и   всяких   домашних
приспособлений. Его жена, голоса которой никто не слышал, а имени  никто  не
знал - вслед за Джабраилом  все  называли  ее  просто  Женщина,  -  стирала,
прибирала, готовила со сноровкой и безропотностью автомата.  В  безграничной
преданности обоих Вадим Ахметович не сомневался. И все же этого  было  мало.
Ранчо, при всем его комфорте, не хватало стиля, класса, изыска.  Короче,  не
хватало очаровательной  "хозяйки",  способной  принести  все  это  с  собой.
Специфика  ранчо  требовала  от  подходящей  кандидатуры  особого  комплекса
свойств и талантов. И все это  Шеров  обнаружил  в  Тане,  когда,  повинуясь
своему  сверхъестественному  чутью,  взялся  за  совершенно,  казалось   бы,
неинтересное для него дело о квартирной краже. Особенно сильное  впечатление
на него произвело то, что Таня, явно будучи  с  Генералом  в  самых  близких
отношениях,  умудрилась  остаться   непорочной,   о   чем   свидетельствовал
приобщенный к делу протокол медицинского осмотра.  Это,  по  мнению  Шерова,
говорило  об  исключительном  хладнокровии.  Окончательно  же  его   убедило
предложение Тани оплатить его услуги, и оперативность. Ей не хвата-До только
одного - профессионального опыта. Но, как и Таня,  Шеров  умел  не  спешить.
Отвозя ее на ранчо в первый  раз,  он  уже  знал,  что  везет  туда  будущую
"хозяйку". Точно так же и Тане подсказывало внутреннее чутье,  что  ее  ждет
новая полоса в жизни, и жадный ум улавливал знамения иных приключений.
   Так Таня стала вершиной "отрадненского треугольника" Шерова.
   Она  быстро  приучилась  вставать  в  шесть  часов  утра,  облачаться   в
спортивный костюм,  совершать  пробежки  по  парку  и  минут  тридцать-сорок
разминаться с Джабой, обучавшим ее боевым искусствам. Потом  Джаба  шарковал
ее ледяной водой в специально оборудованном подвале. За  завтраком  -  кофе,
сок, поджаренный хлебец, а остальное по желанию - они согласовывали планы на
день, Таня делала пометки в блокнот. Примерно без десяти восемь она садилась
в свои желтые "Жигули" и отправлялась в город -  на  занятия  и  по  текущим
делам: забрать из кассы билет для отбывающего гостя, загрузиться  продуктами
на базе, заказать вечернее платье в ателье.  Да  мало  ли?  Вернувшись,  она
оставляла машину на попечение Джабы, вставала под циркулярный  душ,  наскоро
обедала и садилась за телефон.
   При зачислении в штат Шеров выдал ей совершенно поразительный документ  -
алфавитно-тематическую картотеку. В ней было все,  что  могло  потребоваться
"хозяйке": адреса и телефоны ресторанов, театров, билетных касс,  магазинов,
оптовых баз и т. д., вплоть до главврача больницы  Свердлова  и  заместителя
начальника управления УВД - на всякий случай. На каждой  карточке,  рядом  с
названием  учреждения,  стояло  два-три   телефонных   номера,   в   порядке
предпочтения, с фамилией, именем и отчеством соответствующего  служащего,  а
напротив  -  координаты  лица,  от  имени  которого