где он. Еще было  темно,  а  свет  из
противоположного окна уже не горел. Она  спала  беспокойно,  Нил  только
угадывал ее лицо. Вдруг она заговорила.  Нил  переспросил,  не  разобрав
слов - и, не получив ответа, понял, что девушка говорит во  сне.  Прошло
еще немного времени, и он услышал:
   - Стас, милый, посмотри., где соска, я не могу найти,  Ника  плачет..
принеси... он  заболел...  горячий,  Стас,  помоги,  он  умирает,  Ника,
мальчик мой...
   Ира бормотала по-русски, голова ее металась по подушке. Нил  погладил
девушку по волосам, успокаивая.
   - Тише, тише, все хорошо, спи.
   Потом обнял ее напряженное тело и прижал к себе,  спасая  от  ночного
кошмара.
   Когда он проснулся, то сразу увидел ее. Она сидела в розовом пушистом
халатике за туалетом и что-то писала.
   - Доброе утро! - Ира быстро закрыла блокнот, и повернулась к Нилу.  -
Ну что, кофе?
   - Пожалуй.
   - Ты не вставай, я сейчас принесу.
   Поднос с чашками она поставила  на  кровать  и  осторожно,  чтобы  не
расплескать, пристроилась рядом. Настроение у  Нила  было  превосходное,
воспоминания прошедшей ночи все еще немного возбуждали его, и совсем  не
хотелось подниматься. Он запустил руку под розовый халат, но  Ира  мягко
отстранилась.
   - Тебе пора. Уже одиннадцать утра.
   Нил все понял, и сентиментальные чувства мигом вылетели из головы.  В
крохотной прихожей уже одетый Нил достал бумажник и принялся отсчитывать
деньги.
   - Ириш, - позвал он,  -  посмотри,  я  правильно  понял,  как  бы  не
обсчитать тебя!
   - Вряд ли правильно, - отозвалась из комнаты она.
   - Ну, ты скажи, у меня никакого опыта пока в этом вопросе нет.
   - Шестьсот шестьдесят шесть франков и ни сантимом меньше.
   Даже если бы провалился пол, и пришлось пролететь  все  пять  этажей,
Нил испугался бы гораздо меньше. Он медленно, на негнущихся ногах  вошел
в комнату и встал как вкопанный.
   - Ты? ... Почему ты не сказала сразу, я бы  никогда,  зачем  все  это
было нужно...
   - Давай без истерик и интервью. Я жду тебя здесь ровно через двадцать
один день, ровно в десять вечера,  сюда  все  и  принесешь,  а  вот  это
возьми, потом, после прочтения знаешь, что делать, детективы-то читал  в
детстве, вот и действуй согласно  законам  жанра...  Все,  пока,  милый,
ступай, я еще посплю. Имею полное право на отдых,  согласно  конституции
СССР... А ты ничего, приятный мужик, не то что эти  аборигены  -  только
слюни распускают, да мифы про  свою  суперсексуальность,  а  на  деле  -
полное ничто... Да не переживай  ты  так,  прямо  побелел  весь,  ничего
страшного не будет. Привет жене!
   Ира незло рассмеялась и нырнула под одеяло.
   Сесиль трясла Нила и била по щекам, все тело ее сотрясали рыдания.
   - Негодяй, алкоголик! Посмотри, во что ты превратил дом! Тебя  нельзя
оставить ни на один день, вставай немедленно!
   На  полу  валялись  разнокалиберные  бутылки,  фрагменты   одежды   и
перевернутые  пепельницы  завершали  натюрморт,   созданный   Нилом   за
последние сутки. Он, бормоча жалкие оправдания, поплелся в душ  и  долго
сначала пил холодную воду из крана, потом, под струями  воды,  понемногу
начал приходить в себя. Пришлось отвлечься от тяжелых  мыслей,  так  как
трудовая повинность под чутким руководством жены не  давала  возможности
сосредоточиться.
   - Доктор Вальме рекомендовал мне пройти курс, так  что  я,  наверное,
сегодня  же  созвонюсь  и  начну  лечение,   дорогая,   -   сказал   он,
распрямившись и  утерев  трудовой  пот.  -  Иди,  взгляни,  похоже,  все
прибрал...
   - Потом, я занята! - крикнула из кабинета Сесиль. - И не наверное,  а
точно, и звони прямо сейчас при мне. Как я устала от твоих пьянок!
   Нил прошел на кухню и успел-таки отхлебнуть  прямо  из  горлышка  для
поправки органов значительный глоток.
   - Все, все, звоню.
   С доктором договорились на четверг.  Сесиль  немного  успокоилась  и,
написав список поручений, уехала на работу.
   Как всегда, группа  была  в  полном  составе.  Прогулы  были  большой
редкостью среди слушателей Аш-Э-Се. Раздав  задания  и  дожидаясь,  пока
студенты справятся с  ними,  Нил  сидел  на  преподавательском  месте  и
смотрел на своих подопечных. Смотрел совсем  другими  глазами,  мысленно
сбивая досье на каждого, восстанавливая в  памяти  полученную  в  разное
время информацию. Мерзко было на сердце. Он, Нил  Баренцев,  никогда  не
опускавшийся до предательства, должен стать  обычным  стукачом.  Как  бы
сделать так,  чтобы  и  отчеты  устроили  Асурова,  и  вред  ребятам  не
привести... Нил думал напряженно, но так ничего и не приходило в голову.
Да и перехитрить такую машину дело почти безнадежное...
   Самое сложное  -  это  раздобыть  личные  дела,  в  них  та,  главная
информация на каждого, которую ждут органы.  Надо  же  так  назваться  -
органы, что-то патологоанатомическое, расчлененное, гадкое. Самое то для
прославленной конторы гэбистов.
   Разжиться анкетами удалось без проблем,  толстая  секретарша  Франсин
частенько оставляла свое хозяйство без присмотра, да и это  были  на  ее
взгляд не настолько важные документы, чтобы  их  прятать  в  сейф.  Двух
минут хватило на то, чтобы перебрать все листочки, щелкнуть  над  каждым
специальной авторучкой, полученной  от  Иры  вместе  с  инструкциями,  и
шутливым  комплиментом  встретить   Франсин,   несущую   чашечку   кофе,
собственноручно сваренного ею для душки-профессора из России.
   Сесиль по вечерам после работы уезжала в свой клуб, вернее это был не
клуб, а студия художника, американца  по  имени  Вэнс.  Вэнс  воевал  во
Вьетнаме, вернулся совершенно больной на голову,  а  после  клиники  ему
посоветовали  заняться  творчеством,  чтобы  хоть  как-то  забываться  и
приложить свои силы к делу. Ни на какую другую  работу  он  был  уже  не
способен. Он экспатриировался в Париж, завел новых друзей, и как-то само
собой получилось, что вместе с ними  он  начал  организовывать  домашние
постановки. Сами придумывали сценарии и костюмы, сами подбирали музыку и
все записывали на  видео,  потом  коллективно  просматривали.  Это  всем
давало выход творческой энергии. Критики и зрители были сами  участники,
и поэтому никаких злобных споров и сплетен в  студии  никогда  не  было.
Сесиль никогда не приглашала Нила к  Вэнсу,  да  и  не  распространялась
особо, чем там они занимаются.
   Теперь отсутствие жены по вечерам, а иногда и по выходным  стало  для
него спасением. В эти дни он спокойно печатал на  машинке  материалы  на
студентов, месяц со дня получения привета от Асурова подходил к концу, а
значит, надо встречаться с Ирой для передачи ненавистной информации. Нил
успокоил  свою  совесть  совершенно,  найдя   в   задании   определенный
патриотический смысл. Все-таки надо  знать,  кто  из  иностранцев  будет
трудиться на территории СССР, и что у них, на самом деле, на уме - чтобы
предотвратить возможный ущерб для государства. Стадия подозрительности и
постоянного напряженного ожидания прошла, и Нил даже  был  отчасти  рад,
что появилась ясность и стабильность.
   Анатоль Петипа был для него постоянным раздражителем,  но  признаться
себе в этом Нил никак не хотел. Хромой, отталкивающе некрасивый  человек
был при  всем  этом  всегда  душой  общества.  Петипа  всегда  знал  все
парижские новости и сплетни, непонятно было, откуда у него всегда свежая
и очень точная информация. Он успевал бывать на  премьерах,  вернисажах,
водил  знакомства  со  звездами  театральных  и  эстрадных   подмостков.
Последнее особенно ценилось среди девушек. Петипа приносил  автографы  и
легко раздавал  фанаткам,  не  прося  ничего  взамен.  Свою  фамилию  он
отрабатывал честно - не только не пропускал  ни  одной  премьеры,  но  и
часто  помогал  танцовщицам  то  деньгами,  то   связями.   Нил   как-то
обмолвился, что его мать - солистка Кировского театра, и сразу авторитет
его у Петипа заметно прибавился. Даже готовясь  к  занятиям,  Нил  ловил
себя на мысли, что  ведет  внутренний  спор  с  Анатолем.  Порой  лекции
превращались в  долгую  дискуссию.  Петипа  был  хорошо  начитан,  и  по
некоторым вопросам ловил преподавателя на недостаточно  глубоком  знании
предмета. Это  особенно  раздражало  Нила,  советская  высшая  школа  не
научила его такому демократичному подходу к преподаванию. Часто спор так
и не заканчивался в аудитории, и они продолжали его в привычной для Нила
"Ротонде" за чашкой кофе или стаканчиком вина.  Петипа  не  пил  крепких
напитков и не курил, аллергия на табачный дым у него была с детства,  он
и в непогоду предпочитал сидеть в открытых кафе. Его любили все: шикарно
одетая элита и сомнительного вида личности находили какие-то дела с этим
странным хромым. Нил никак не мог понять девчонок, которые вились вокруг
урода и было заметно, что с некоторыми из них у него отношения более чем
дружеские. Загадочные существа эти женщины...
   Однажды Петипа заехал за какой-то книжкой к Нилу домой, и после  кофе
Нил обнаружил еще одно достоинство своего  русского  студента  -  Петипа
прекрасно умел  играть  в  шахматы,  что  и  продемонстрировал  хозяину,
довольно красиво поставив мат. Рисунок  Лиз,  навечно  поселившийся  над
диваном в гостиной, привлек его внимание.
   - Неплохая работа для начинающего, - заметил он. - Но погрешностей  в
фигуре лошади много. Заметно, что художник  не  силен  в  анатомии  этих
прекрасных животных.
   Нил кинулся на защиту милого сердцу предмета.
   -  Сам-то  ты  не  рисуешь,  критиковать  можно  все  что  угодно,  -
раздражался Нил.
   - Нет, я не рисую, но лошадей, поверьте, знаю неплохо.  В  Нейи  есть
очень неплохой ипподром. Нил Романович, давайте съездим  в  воскресенье,
уверен, вы получите большое удовольствие и  публика  там  колоритная,  с
точки зрения французоведения, думаю, вам будет любопытно.
   Нил как всегда хотел возразить, и как всегда согласился.
   Пакет с компроматом на слушателей, подготовленный Нилом, был  положен
в пакет для передачи Ирине, но он все  придумывал  себе  дела  по  дому,
чтобы оттянуть встречу. Он даже забыл, что наврал Сесиль, будто идет  на
Мольера в "Комеди Франсэз".
   - Что ты возишься? Ты опять хочешь  опоздать?  Это  неприлично,  тебя
пригласили, дали контрамарку, а ты даже вовремя не  способен  прийти!  -
зудела она.
   Нил почти бегом спустился по  лестнице  и  направился  по  известному
адресу.
   Ира совсем не соответствовала его  воспоминаниям.  Джинсы  и  свитер,
волосы, схваченные  заколкой,  зачесаны  назад.  Нил  растерялся  сразу.
Целовать ее, или так в подобных случаях не делают? Все-таки  прикоснулся
щекой. Тон, каким его  встретила  Ира,  сразу  расставил  все  по  своим
местам.
   - У меня мало времени, поэтому давай по-быстрому, я даже  не  успеваю
сделать тебе кофе.
   Она равнодушно взяла пакет и положила на туалет. Трудно было узнать в
строгой девушке темпераментную, необузданную путану. Видеофильм  первого
свидания  прокрутился  в  памяти  со  всеми  подробностями.   Нестерпимо
захотелось опять увидеть ее тело и остаться. Нил стоял в дверях комнаты,
той комнаты, где он был с ней, где они были  вместе  просто  мужчиной  и
женщиной. Дикое желание вспыхнуло снова.
   - Ну, что ты, Нил? Прямо вскипаешь на месте.
   - Ириша, ну хоть полчаса, я  просто  умираю,  ну  сжалься  над  моими
страданиями...
   - Нет, дорогой -  к  жене,  к  жене  и  только  туда.  Не  будем  это
обсуждать. Пока! Да, это тебе. - Она  протянула  ему  пухлый  конверт  с
рекламой страховой компании, он был точно таким же, как и в прошлый раз.
- И не советую обращаться в бюро добрых французских услуг.
   Весна  в  Париже  больше,  чем  весна.  Даже  запущенные   пессимисты
испытывают, как минимум, мышечную радость, не говоря уже о романтическом
настрое всех нормальных, переживших слякотную зиму.
   Нил был нормальным, поэтому великолепные погодные условия и  цветение
всего,  что   может   только   расцветать   весной,   вызвали   у   него
невосприимчивость ко всем прошлым и будущим неприятностям.
   Школа готовилась к завершению семестра и к приему  новых  слушателей,
составленная Нилом  программа  будущего  курса  была  давно  утверждена,
лекции закончились. Выпускники уже месяц  как  разъехались,  а  похмелье
после выпускного вечера  забылось  без  следа.  Сесиль  была,  наоборот,
загружена по горло.  Научная  деятельность  и  перспективы,  которые  ей
нарисовал шеф, заставляли ее засиживаться в лаборатории допоздна.
   По вечерам Нил пристрастился  играть  на  бильярде,  а  компанию  ему
составлял доктор Вальме  -  высокий,  худощавый,  с  козлиной  бородкой,
сильно смахивающий  на  карикатурного  дядю  Сэма.  С  этим  остроумным,
профессионально обходительным человеком Нилу всегда было легко.  Но  еще
больше бильярда Нил полюбил бродить по вечернему городу.
   Он уже неплохо знал  Париж.  Прогулки  с  Петипа  открыли  многие  не
публичные, но  увлекательные  уголки  старинного  "сердца  Европы".  Нил
частенько забредал в  весьма  нереспектабельные  местечки,  где  обитали
клошары. Их почти русские лица и почти русские выражения, словно магнит,
притягивали Нила.
   Однажды он познакомился с аборигеном парижского  дна.  Это  случилось
еще зимой. Шел снег с дождем, но старик - а Нил был уверен, что это  был
старик,  -  такой  же  грязный  и  замерзший  как   сопровождающая   его
собаченция, плелись по набережной. Старик был без зонта,  он  совершенно
промок, но, казалось,  погода  его  мало  волновала.  Он  попросил  Нила
закурить, и Нил отдал ему  начатую,  но  почти  полную  пачку  "Голуаз".
Как-то само собой они разговорились. И Нил прошагал за беседой до  самой
лачуги нового знакомого. Филипп  оказался  еще  не  старым  мужиком.  По
дороге они зашли в кабачок, где пропустили по  стаканчику,  естественно,
за счет Нила. Нилу было интересно слушать его неторопливую, живую  речь,
окрашенную необычными ругательствами, которыми он постоянно наделял свою
верную псину. Она была всегда третьим собеседником в любом  диалоге.  Во
всех своих речах Фил обращался за подтверждениями к своей  Жажа.  И  та,
подняв мордочку, выразительно смотрела на хозяина, поддерживая  так  его
во всех спорах и не спорах.
   После этой первой встречи, шагая по направлению к  дому,  Нил  поймал
себя на  мысли,  что  завидует  этому  грязному,  голодному,  бездомному
клошару, завидует его абсолютной свободе и в мыслях, и в поступках, и  в
любви.
   Потом он долго не  попадал  в  тот  район  возле  моста  Толбиак,  но
вспоминал эту встречу  и  корил  себя,  что  никак  не  может  выбраться
навестить Фила и Жажа.
   "Они тоже радуются весне, теперь им полегче станет, да и  с  ночлегом
проблем не будет. Лето во Франции жаркое, а любая  скамейка  в  парке  -
идеальная кровать в теплую ночь", - думал Нил. На вечер у него  не  было
запланировано ничего важного, и он решил пройтись.
   Ноги вынесли  его  на  набережную  Сены,  он  выпил  кофе  в  любимом
крохотном  кафе  на  острове  Сан-Луи,  потом  чесанул  через  Латинский
Квартал, и вскоре уже шел по бульвару Распай.
   Вечер был превосходен. В скверах цвели каштаны. Нил шел, насвистывая,
складывая в уме письмо любимой, далекой Лиз.  Он  знал,  что  все  равно
никогда не напишет этого письма, не  отправит  его,  потому  что  он  не
знает, где искать ее. Может быть, написать Гоше в  Ленинград,  попросить
разыскать ее, все-таки, наверное, не  так  много  в  Академии  Художеств
студентов из Франции.  Наверное,  не  стоит,  скорее  всего,  Лиз  давно
сбежала от всех незавидных  прелестей  советского  быта,  а  если  и  не
сбежала, то вряд ли  и  вспомнит  теперь,  кто  таков  этот  самый  Нил,
случайный попутчик, герой случайного романа. А если и вспомнит - захочет
ли читать всю ту восторженную, влюбленную чушь, эти бездарные вирши, что
так и роятся в  голове?..  Между  тем,  чувства  телеграфом  отстукивали
строчку за строчкой.  Очень  сильно  хотелось  любить  и  быть  рядом  с
любимой, драгоценной и нереальной сильфидой,  которая  мелькнула  в  его
жизни и навсегда осталась в ней...
   Нил, одурманенный воспоминаниями,  сам  не  заметил,  как  добрел  до
"Ротонды". Он оторопело поглядел на ярко освещенные окна, вошел, сел  за
столик и оглядел публику.  В  углу,  составив  столы,  засела  компания,
как-то непривычно тихо было вокруг. Никто не обратил привычного внимания
на его приход. Музыка была почти  не  слышна.  Взяв  бокал  божоле,  Нил
поднялся и направился к ребятам, уже издали  узнав  почти  всех  сидящих
вокруг стола, непривычно уставленного большим количеством бутылок.
   - Что это никто не здоровается сегодня?  И  по  какому  поводу  столь
бурное начало  вечера?  Давайте,  выкладывайте,  жадюги.  Что  празднуем
сегодня? - как-то очень громко прозвучал Нил.
   Никто из тех, кто сидел спиной, не повернулся в  его  сторону.  Анна,
молодая певица из уже очень популярной группы, подняла на Нила глаза. Он
сразу увидел  размазанное  от  слез  лицо  и  понял,  что  его  тон  был
совершенно неуместен.
   - Что случилось, ребята, извините, я сразу не понял.
   Нил стоял со стаканом в руке, но  как-то  подозрительно  долго  никто
ничего не говорил.
   - В чем дело, Анна, ты объяснишь, в конце концов. -  Очень  неприятно
стало на душе.
   - Петипа умер, - тихо, почти одними губами проговорила Анна, и  слезы
уже в который раз за вечер хлынули, безжалостно смывая грим, вся женская
половина присоединилась к ней, не  скрывая  и  не  сдерживая  горя.  Нил
опустился на стул, очень медленно и аккуратно поставил стакан на стол.
   - Как? - еле проговорил Нил, и опять схватил стакан со стола.
   - Никто ничего толком не знает, но говорят, он  покончил  с  собой  в
Москве, его нашли в служебной квартире. Тело  привезут  только  в  конце
недели, там какое-то расследование, мать его вылетела в Россию... Он, он
звонил мне три дня назад, поздравлял с премьерой, ничего такого не было,
может  только,  голос  был  грустный,  даже  попросил   выслать   запись
последнего концерта. Да, еще он что-то говорил про погоду, что в  Париже
весна, а в Москве еще зима и пошутил, что, наверное,  в  Москве  круглый
год зима  и  холодно.  Попросил  прислать  посылочкой  кусочек  весны...
Смеялся...
   Нил встал и, не оборачиваясь, вышел на улицу. Какое страшное слово  -
умер. После него всегда не получается говорить. Тысячи страниц  написано
о смерти, философских, успокоительных, поучительных, сострадательных - и
все ложь. Смерть  нельзя  понять,  нельзя  объяснить,  ее  можно  только
ненавидеть. Страшнее всего быть к ней причастным. И Нил четко понял, что
он и есть причастный. Оправдать себя хотелось больше всего на свете. То,
что  это  мог  быть  несчастный  случай,  он  не  верил.  Этот   хромой,
язвительный и некрасивый человек стал для Нила роднее  родного.  Вся  их
дружба была постоянным противостоянием, но никогда не враждой. Он  любил
его, и сам себе прежде никогда не хотел признаться в этом. Теперь, когда
его не стало, Нил понял, что Петипа унес с собой частицу его  самого,  и
там образовалась жуткая пустота, которая как в  воронку  затягивала  его
всего.
   - Куда, мсье? Нил назвал  таксисту  адрес  Ирины.  Он  поднимался  по
знакомой лестнице очень медленно,  на  площадке  перед  квартирой  опять
закурил, обдумывая предстоящую встречу  и  тяжелый  разговор.  Ненависть
помутила его разум. Как лев перед прыжком, он не спешил заходить к своей
жертве. "Она скажет все, я заставлю ее  говорить,  что  бы  мне  это  не
стоило", - думал Нил.
   Он нажал на кнопку звонка и не отпускал, пока окончательно не  понял,
что ему никто не откроет. В сердцах он двинул  ногой  по  двери,  и  она
неожиданно легко открылась. Нил через секунду стоял на пороге комнаты.
   Ира лежала между тахтой и туалетом в узком проходе, пуфик  был  залит
кровью, и все вокруг тоже было  в  крови,  только  на  красном  шелковом
покрывале кровь была не видна, но Нилу показалось,  что  самым  кровавым
было именно оно, покрывало. Он не  стал  трогать  тело