ня
особое значение. Лучше бы вы просто пригласили меня на обед и  тогда  я,
возможно, ответила бы согласием.
   — А вы согласны  пообедать  со  мной?  —  спросил  Клинг,  совершенно
ошарашенный таким оборотом дела.
   — Согласна, — сказала Нора.
   — Значит, этого вашего друга вообще не существует, правда?  —  сказал
он.
   — А вот тут вы ошибаетесь, Берт. Друг есть, и я очень люблю его. И  к
тому же я собираюсь выйти за него замуж, как только он... — она оборвала
фразу и сразу же снова отвернулась.
   — Когда он — что? — спросил Клинг.
   — А вот и скрипачи, — сказала Нора.
   Итак, снегопад обещанный ранее, оказался унесенным в сторону моря, но
теперь приближался следующий, и, пожалуй, на этот раз  прогнозу  суждено
было сбыться. Первые снежинки еще были очень редки  и  безобидны,  когда
Карелла шел по улице по направлению к «Салуну»,  но  предчувствие  пурги
уже носилось в воздухе. Это ощущалось во всем,  и  к  утру  этот  чертов
город наверняка превратится в заснеженную тундру. Карелла очень не любил
снег. Самые приятные воспоминания о снеге сохранились  у  него  от  того
случая, когда несколько лет назад из толпы  подонков  кто-то  швырнул  в
него бутылку с бензином и  ему  удалось  погасить  пламя,  бросившись  в
сугроб. Но разве может долго продолжаться любовь,  основанная  на  таком
единичном факте? Нет, едва ли. И когда  на  следующей  же  неделе  снова
пошел снег, и ему наравне с почти  миллионом  других  обитателей  города
пришлось,  чертыхаясь,  скользить,  падать  и  подниматься  с  идиотским
выражением на лице, благодарная его  любовь  довольно  быстро  пошла  на
убыль. Сейчас он недружелюбно  поглядел  на  небо,  нахмурился  и  вошел
внутрь «Салуна».
   «Салун» оказался просто  салуном,  то  есть  нормальным  американским
пивным баром, какие можно встретить в любом заштатном городишке.
   Прожженый  сигаретами  бар-стойка,  а  за   ним   засиженная   мухами
зеркальная  стена.  Кабины  за  деревянными  перегородками  и  мебель  с
пластиковой обивкой. Вазочки  с  орешками  и  чипсами.  Радиола-автомат,
хрипящая и захлебывающаяся, играла рок. Запах испарений от множества тел
и развешанной тут же  одежды.  Непрекращающийся  гул  голосов,  звучащих
одновременно и глухо, и слишком громко. Он повесил пальто на  колченогую
вешалку рядом с автоматом для продажи сигарет и, с трудом  отыскав  себе
относительно свободное местечко в  дальнем  конце  бара,  уселся  там  и
заказал пива. Он прикинул, что  судя  по  наплыву  посетителей,  истечет
порядочный отрезок времени, прежде чем он сможет спокойно  поговорить  с
барменом. Как он и предвидел, ему не удалось  этого  сделать  вплоть  до
половины двенадцатого, когда время выпивки заканчивалось и наступал  час
подведения итогов.
   — Они являются сюда в любом часу ночи, — сказал бармен, — а ищут  все
того же. Озабочены одним и тем же. Понимаете, что я хочу сказать? Что за
озабоченность я имею в виду? Вот так тут и идут дела.
   — Да, просто какое-то безумие, — сказал Карелла.
   — Безумие, говорите? Правильно, так оно и  есть.  Настоящее  безумие.
Все посходили с ума — и мужчины, и женщины.  Но  больше  мужчины.  Но  и
женщины тоже заходят сюда с той же целью,  вы  понимаете  меня?  Но  для
женщин тем не менее требуется больше смелости, чтобы прийти в пивной бар
в полном одиночестве, даже если это  такой  бар,  как  этот,  куда  люди
приходят просто для того, чтобы встретиться с такими же людьми, как  они
сами, понимаете? Смелость нужна. Вы понимаете, в каком смысле  я  говорю
это?
   — Да, — сказал Карелла.
   — Вот возьмем, например, вас, — сказал бармен. —  Вы  ведь  заглянули
сюда в надежде познакомиться с девушкой, я прав?
   — Ну я-то, в основном, зашел сюда, чтобы выпить несколько кружек пива
и отдохнуть, — сказал Карелла.
   — Отдохнуть? Под такую  музыку?  С  таким  же  успехом  вы  могли  бы
попытаться отдохнуть на поле боя. Вы участвовали во Второй мировой?
   — Да, участвовал, — сказал Карелла.
   — Это была настоящая война, — сказал бармен.  —  Все  войны,  которые
были после нее,  дерьмо  собачье.  А  Вторая  мировая?  —  он  улыбнулся
радостно и с чувством превосходства. — Это была самая  настоящая  война!
Героическая война! Вы понимаете, что я хочу этим сказать? Героическая!
   — Да, — сказал Карелла.
   — Простите, но мне нужно обслужить клиента на  том  конце,  —  сказал
бармен и отошел от него.
   Карелла задумчиво потягивал пиво.  Сквозь  оконное  стекло  ему  было
видно, что на улице уже вовсю валит снег. «Вот и отлично», — подумал  он
и глянул на часы.
   Бармен смешал несколько коктейлей, поставил их перед  посетителями  и
тут же вернулся.
   — А чем вы занимались во время войны? — спросил он.
   — Придуривался по большей части, — сказал Карелла и улыбнулся.
   — Нет, я серьезно. Не нужно шутить.
   — Я служил в пехоте, — сказал Карелла.
   — А кто в ней не служил? В Европе были?
   — Да.
   — И где?
   — В Италии.
   — В боях участвовали?
   — Немного участвовал,  —  сказал  Карелла.  —  Послушайте...  а  вот,
возвращаясь к теме о том, чтобы встретиться тут у вас с кем-то...
   — Да, здесь все крутится вокруг этой темы.
   — Честно говоря, я надеялся на то, что встречу здесь одного человека.
   — И кого же? — спросил бармен.
   — Девушку, которую зовут Седди Коллинз.
   — Да-да, — протянул бармен и кивнул.
   — Вы ее знаете?
   — Да.
   — А не видели ли вы ее здесь в последнее время?
   — Нет. Она, бывало, заходила сюда, но я не  видел  ее  уже  несколько
месяцев. А на кой черт вам понадобилось связываться с ней?
   — А что? Что в ней такого особенного?
   — Знаете, что я вам скажу? — сказал бармен. Поначалу я даже принял ее
за проститутку. Я даже чуть было не выставил  ее  отсюда.  Наш  босс  не
любит, чтобы здесь вертелись проститутки.
   — А почему вы решили, что она проститутка?
   — По агрессивности. Вы понимаете, что я хочу сказать?  Агрессивность,
да. Она обычно являлась сюда в платье с разрезом вот от сих и до сих, да
и в остальном у нее все было явно через край, даже если  учитывать  моды
нашего времени. Она была в полной боевой готовности,  понимаете?  У  нее
были выставлены на витрине все ее товары.
   — Так ведь подавляющее большинство женщин...
   — Нет, к  подавляющему  большинству  женщин  она  не  имела  никакого
отношения, и не морочьте мне голову  этим  большинством.  Она  приходила
сюда, выбирала нужного ей мужика и шла на него с  таким  отчаянием,  как
будто в полночь должен наступить  конец  света.  И  все  это  с  деловой
целенаправленностью  настоящей  проститутки,   только   что   денег   не
требовала. Она знала, что ей нужно, и шла прямо к цели. И я всегда точно
знал, кого она выберет, даже до того, как она сама сообразит это.
   — А как вы об этом догадывались?
   — А она всегда выбирала мужиков одного типа.
   — И какого же?
   — В первую очередь, здоровенных парней.  Вы,  например,  несмотря  на
комплекцию, не имели бы у  нее  никаких  шансов,  так  что  можете  даже
радоваться, что ее здесь нет. Нет, дело вовсе не в том, что вы не  вышли
ростом,  поймите  меня  правильно.  Просто  Седди   выбирала   настоящих
гигантов. Понимаете, что я хочу сказать? Гиганты — вот  избранные  Седди
типы. Да, они должны были быть еще при  этом  и  прохвостами.  Я  просто
окидывал взглядом зал,  выбирал  самого  рослого  и  самого  подонистого
сукиного сына и точно знал, что Седди зарулит на него. И знаете,  что  я
вам скажу?
   — Что?
   — Я даже рад, что она больше здесь не появляется. Она всегда  внушала
мне беспокойство. Что-то было в ней такое, знаете... ну просто,  сам  не
знаю, что. — Бармен сокрушенно покачал  головой.  —  Вроде  в  ней  было
что-то насильственное,  что  ли.  Вы  понимаете,  что  я  хочу  сказать?
Насильственное.
   Они расстались с Норой у двери ее квартиры, и там  она  уже  привычно
подала ему руку на прощанье и сказала, как он и ожидал: «Благодарю  вас,
мне было очень приятно», а потом он, спускаясь вниз на лифте, раздумывал
над тем, какой бы следующий ход ему предпринять. Он уже окончательно  не
верил в существование этого ее друга-врача (что-то за последнее время  у
него слишком много неприятностей из-за друзей-врачей), но одновременно с
этим он воспринимал как данное, что у нее и в самом деле  есть  какой-то
мужчина, вполне реальный, из плоти и крови, о котором она  по  известным
только ей причинам не желает  разговаривать.  Клингу  не  нравилось  это
безымянное соперничество. Он уже подумывал, а не  повести  ли  ему,  что
называется, лобовую атаку:  позвонить  сразу  же,  как  только  вернется
домой, после этого позвонить ей утром, потом послать с посыльным  дюжину
роз, потом сделать еще дюжину звонков, отослать телеграмму и сразу же  —
новая дюжина роз и новая  дюжина  звонков,  то  есть,  провести  обычную
концентрированную артподготовку, предназначенную для того, чтобы убедить
девушку в том, что кто-то и в самом деле сходит с ума по ней.
   Заодно он размышлял и над тем, а в самом ли деле он влюблен в нее.
   И решил, что это не так.
   Так с какой стати ему расходовать столько энергии? Он  вспомнил,  что
где-то прочел, что если  мужчина  и  женщина  расходятся,  обычно  вновь
женится после этого именно мужчина. Он подумал о том, что те  отношения,
которые связывали его с  Синди,  можно  в  определенном  смысле  считать
супружескими и что неожиданный разрыв их мог... впрочем, глупо  было  бы
рассматривать их как супружество. Но в  конце  концов,  поразмыслив,  он
пришел к выводу, что прекращение их — а они явно исчерпали себя —  можно
было бы считать в известной  степени  разводом.  И  в  этом  случае  его
настойчивость в отношении Норы не что иное, как реакция на...
   К чертовой матери все это! Стоит только  пообщаться  с  психологом  и
можно стать психопатом.
   Он вышел из лифта, быстро прошел через холл и шагнул из дома прямо  в
слепящую метель. Минут десять назад, когда  такси  высадило  их,  ничего
подобного не было. Снег так и валил огромными хлопьями, да еще  и  ветер
сердитыми порывами швырял его в  лицо.  Он  поглубже  упрятал  голову  в
воротник и, сунув руки в карманы пальто, зашагал в  сторону  освещенного
проспекта, который виднелся в конце квартала. Он уже совсем было  пришел
к бесповоротному решению никогда больше не встречаться с Норой  Симонофф
и даже  не  звонить  ей,  когда  трое  мужчин,  вышедших  из  ближайшего
подъезда, преградили ему путь.
   Он слишком поздно обратил на них внимание.
   Из летящего навстречу снега вырвался кулак и со страшной силой ударил
его прямо в лицо. Он отлетел назад,  так  и  не  успев  вынуть  руки  из
карманов. Двое других мужчин ухватили  его  с  обеих  сторон  под  руки,
крепко прижав его руки к бокам. Стоявший перед ним человек снова  ударил
его в лицо. Голова его беспомощно запрокинулась назад. Он  почувствовал,
как из разбитого носа хлещет кровь. «Держись-ка  подальше  от  Норы»,  —
прошептал этот тип и принялся обрабатывать кулаками его живот  и  грудь.
Удар сыпался за ударом, а Клинг все пытался высвободить  руки,  но  силы
покидали его, сопротивление ослабевало. Парни продолжали крепко  держать
его за руки, а тот, что стоял перед ним, все бил и бил, пока  Клингу  не
захотелось закричать во все горло, а потом ему просто захотелось умереть
поскорее, и наконец он с облегчением почувствовал, что сознание покидает
его. Он так и не заметил, когда они отпустили его — он  просто  свалился
плашмя, лицом вниз, на мягкий пушистый снег, а  вокруг  его  лица  сразу
начала образовываться теплая красная лужа.
   Глава XII
   — Замечательно, — сказал Бернс, — теперь  один  из  моих  полицейских
лежит в больнице и я,  черт  побери,  очень  хотел  бы  знать,  как  это
получилось?
   В это раннее утро солнце заливало  своими  лучами  маленький  кабинет
лейтенанта. Ночная метель прекратилась, и снегоуборочные  машины  успели
уже пройтись по  улицам,  нагромоздив  целые  горы  снега  на  обочинах,
которые особенно высоко вздымались на поворотах улиц. Оставалось  четыре
дня до Рождества, температура держалась на пару градусов ниже  нуля,  и,
если оттепель не застигнет город врасплох,  двадцать  пятого  снег  явно
сохранится.
   Артур Браун был чернокожим. При росте шесть футов и четыре  дюйма  он
весил  двести  двадцать  фунтов  и  больше  всего  походил  фигурой   на
боксера-тяжеловеса. Он стоял перед лейтенантом, щурясь  от  падающего  в
окно солнца.
   — Насколько я понимаю, вы в это время следили за Флетчером, —  сказал
Бернс.
   — Да, следил, — подтвердил Браун.
   — Вот и прекрасно, Флетчер и девушка  Берта  живут,  черт  побери,  в
одном и том же доме. На Клинга напали в то время, когда  он  выходил  из
этого дома. Так что, если вы вели наблюдение за Флетчером...
   — Я вел наблюдение с семнадцати часов вчерашнего дня, с тех  пор  как
он покинул свою контору в центре,  —  Браун  сунул  руку  во  внутренний
карман пиджака. — Здесь все  расписано  по  часам,  —  сказал  он.  —  Я
вернулся на Сильвермайн-Овал только после полуночи, а  к  этому  времени
Берта уже увезли в больницу.
   — Дай-ка мне поглядеть, — сказал Бернс и взял листок  с  машинописным
текстом у Брауна, а потом долго рассматривал его.
   ОТЧЕТ О НАРУЖНОМ НАБЛЮДЕНИИ Объект  наблюдения:  Джералд  Флетчер  20
декабря, понедельник.
   16 ч. 55 м. Сменил детектива Капека перед адм. зданием по ул. Батлер,
4400. Подозреваемый появился из здания в 17 ч.  10  м.,  сел  в  машину,
стоявшую в местном гараже, и поехал домой ул.  Сильвермайн-Овал  №  721.
Вошел в здание в 17 ч. 27 м.
   19 ч. 26 м. Подозреваемый вышел из здания, сначала направился в южном
направлении, потом вернулся, переговорил с привратником, подождал,  пока
он подаст его автомобиль. Поехал по адресу ул.  Норт-Крейн,  д.  №  812,
припарковал машину. Подозреваемый вошел в этот дом в 20 ч. 04 м.
   20 ч. 46 м. Подозреваемый вышел из дома № 812  по  ул.  Норт-Крейн  в
сопровождении рыжеволосой женщины в меховом манто (цв. черный) и зеленом
платье, зеленых туфлях, рост прибл. 5 футов, 6 дюймов,  вес  прибл.  120
ф., приблиз. тридцати лет. Подъехали к ресторану «Рудольф»,  д.  №  127,
ул. Харроу. Наблюдатель (черной расы) попытался получить столик, но  ему
сказали,  что  нужно  заказывать  заранее.  Вышел  наружу  и   продолжал
наблюдение из машины, 21 ч. 05 м.
   Бернс оторвался от листка.
   — Что это за чепуха насчет заказа места заранее? Что у них там, места
все были заняты?
   — Нет, но сами понимаете...
   — А можно им что-нибудь пришить, как думаешь, Арти?
   — Это же нужно доказать, — сказал Браун.
   — Вот безмозглые сволочи, — сказал Бернс.
   22 ч. 20 м. Подозреваемый и рыжеволосая женщина вышли из  «Рудольфа»,
поехали на машине обратно к д. 812 по ул. Норт-Крейн, прибыли туда в  22
ч. 35 м., вошли внутрь. В отсутствие привратника  наблюдающий  проник  в
холл незамеченным, световое табло указывало,  что  лифт  остановился  на
одиннадцатом  этаже.  Проверка  почтовых   ящиков   показала,   что   на
одиннадцатом этаже размещены восемь квартир (имя, фамилия и  цвет  волос
жильцов на ящиках не указаны).
   Бернс прервался и, резко вскинув  голову,  поглядел  на  Брауна.  Тот
улыбался. Бернс продолжил чтение отчета.
   23 ч. 40 м. Подозреваемый вышел из здания, дошел до ул. Глейд, где он
припарковал машину. Оттуда поехал прямиком домой, прибыв туда  в  десять
минут первого. Оживление у д.  №  721  по  Сильвермайн,  две  патрульных
полицейских машины на проезжей части, патрульный полицейский  допрашивал
привратника. Подозреваемый обменялся несколькими словами с  привратником
и вошел внутрь дома. Детектив Боб О'Брайен, который уже  был  на  месте,
чтобы сменить наблюдающего, доложил, что на Клинга  совершено  нападение
полчаса назад, и что его увезли в больницу на  Калвер-Авеню.  Сменен  на
посту О'Брайеном в О ч. 15 м.
   — А когда туда О'Брайен приехал? — спросил Бернс.
   — Я связывался с ним по радио, когда отъезжал от дома этой женщины, и
сказал О'Брайену, что подозреваемый, по всей  вероятности,  направляется
домой, и попросил его сменить меня прямо там уже. Он сказал, что приехал
минуты через две после полуночи. «Скорая помощь» уже успела приехать  на
место и увезти Берта.
   — А как Берт? — спросил Бернс.
   — В последний раз я справлялся несколько минут назад. Он в  сознании,
но они решили подержать его у себя для наблюдения.
   — Он что-нибудь сказал?
   — Сказал, что на него внезапно напали три парня, — ответил Браун.
   — Вот сволочи, — сказал Бернс.
   Карелла не успел еще переговорить ни с Солом Декотто, ни  с  Ричардом
Феннером, которые шли последними в списке из записной книжки  Сарры,  но
он понимал, что не имеет смысла дальше идти  по  этому  следу.  Его  уже
сводили в те бары, где Сарра, а вернее, Седди, выбирала их, и хотя он не
относился к числу людей, которые судят о книге по  ее  обложке,  у  него
все-таки составилось  представление  о  том,  кем  могли  оказаться  эти
мужчины. Здоровенные внешне и  полнейшие  прохвосты  по  характеру,  как
сказал о них бармен в «Салуне».
   Самый жестокий урок, который дала ему жизнь, состоял  для  Кареллы  в
том, что в этом мире существуют и просто прохвосты как таковые. В юности
он всегда думал, что люди ведут себя плохо только вследствие того, что у
них было тяжелое детство или что им не повезло в любви, или что в  семье
у них кто-то умер, или вообще  вследствие  какой-нибудь  иной  из  тысяч
возможных травм. Однако, поступив на работу в полицию, он  избавился  от
этой иллюзии. Здесь  он  узнал,  что  бывают  и  хорошие  люди,  которые
совершают дурные поступки, но есть  и  гнуснейшие  подонки,  которые  их
совершают. Хорошие за эти поступки попадают в тюрьму точно так же, как и
подонки, однако по-настоящему следует опасаться именно подонков.  Насчет
того, почему  Сарра  Флетчер  выбирала  партнеров  именно  среди  рослых
подонков, включая и одну женщину, можно  было  только  догадки  строить.
Если записи в записной книжке велись в хронологическом порядке, то можно
сделать вывод, что она опускалась все ниже и ниже,  закончив  посещением
такого заведения, как «Отдых у Квигли».
   Но ради чего? Для того, чтобы  с  лихвой  отыграться  на  собственном
муже? Если он шлялся с кем-то, проводя там буквально каждый уик-энд,  то
возможно, что Сарра решила отплатить ему той же  монетой,  превратившись
не просто в Седди, а в ту Седди, которая, по отзывам  ее  же  партнеров,
была «бешеной сукой», «чертовой идиоткой» или «великолепной». И казалось
совершенно неизбежным, что Карелла услышит и от Ричарда  Феннера,  и  от
Сола Декотто примерно то же самое. А  лишнее  подтверждение  аналогичных
выводов абсолютно никуда не вело и было бы пустой тратой времени.
   «Ищите женщину» — этот весьма распространенный афоризм,  по-видимому,
пользуется большим успехом не только во Франции, но и в  87-ом  участке.
Не  без  него  Браун  вышел  на  одну  из  особ  женского  пола   —   на
тридцатилетнюю рыжеволосую обитательницу дома №  812  по  Норт-Крейн,  с
которой Джералд Флетчер провел почти четыре часа прошлым  вечером.  Было
бы совсем несложно отправиться к этому дому и выяснить, кто  она  такая,
однако Карелла решил не прибегать к столь примитивному образу  действий.
Болтовня с привратником,  сколь  бы  случайной  она  ни  выглядела,  или
расспросы соседей, как деликатно их ни проводи, все равно могли бы дойти
до ушей самой  этой  женщины  и,  следовательно,  насторожить  Флетчера.
Флетчер был подозреваемым — иногда Карелла должен был себе напоминать об
этом. Сарра таскалась со странными типами как мужского, так  и  женского
пола, по крайней мере, с пятью из них, согласно  ее  собственной  записи
(а, бог ее знает, скольких еще она не внесла в этот список,  и  бог  его
знает, что означают эти  буквенные  обозначения  «СД»,  поставленные  ею
после четырех  имен);  ее  явная  неверность  могла  послужить  Флетчеру
мотивом для убийства, несмотря на его собственные эскапады по  уик-эндам
по н