с ним приключится завтра.
   — Но ты считаешь, Сай, что все пройдет благополучно?
   — Промашки быть не может, — сказал Сай. Он снова обернулся в  сторону
Кэти. — Ты слышишь, Кэти? Промашки быть не может. План наш  сработает  и
ничто не сможет остановить нас. Итак, мы станем богачами.  Теперь  ничто
на свете не загонит меня снова в метро — я теперь ни разу  не  поеду  на
нем за всю оставшуюся жизнь. Знаешь, ведь и  в  самом  деле  есть  такие
люди, которые ходят себе в шелковом нижнем белье? Так вот, я буду  одним
из таких типов, — он с восторгом хлопнул ладонью по столу. — Расскажи ей
обо всем, Эдди. Расскажи ей,  сколько  нам  пришлось  поработать  и  как
здорово мы все спланировали. Твоя жена, пожалуй, думает,  что  мы  здесь
заняты детскими игрушками.
   — Слушай, давай мы просто выполним все, что придумали, — сказал Эдди.
— Какой смысл рассусоливать сейчас на эту тему?
   — Я хочу, чтобы она все знала, потому что это великолепный план,  вот
почему об этом стоит поговорить. И вообще, что это с тобой творится?  Ты
что — стыдишься нашего плана? Нет, дружок,  план  наш  просто  чертовски
хорош.
   — Да, я знаю, но...
   — Утром мы позвоним Кингу и дадим ему точные инструкции  относительно
того, где он должен оставить деньги, и во всем  городе  не  найдется  ни
одного полицейского, который сможет остановить нас, не говоря уж о  том,
чтобы поймать! — Сай сделал многозначительную паузу.  —  Ну,  Кэти,  как
тебе нравится такой план?
   — Звучит это очень хитро, — вяло подтвердила Кэти.
   — А он и задуман хитро. Это, черт побери, очень хитроумный план. Даже
сам Кинг не будет знать, где он должен положить эти деньжищи, поэтому он
никак не сможет рассказать об этом  полицейским,  даже  если  ему  будет
очень этого хотеться. Единственное, что ему будет известно, так это  то,
что мы поджидаем эти денежки. Но он не будет знать, где мы их ждем. — Он
явно насладился удивлением, которое отразилось на лице Кэти.  —  Ага,  —
сказал он. — В том-то и вся штука. И это обязательно  сработает.  И  все
это
   — благодаря Эдди и этому чудовищу, которое он  притащил  сюда.  —  Он
кивком головы указал на радиодетали у стены.
   —  Зачем,  как  ты  думаешь,  мы  так  долго  шныряли  по  всем  этим
радиомагазинам? Только для того, чтобы Эдди было чем забавляться?
   — Я  думала,  что  вы  хотите  сделать  приемник,  чтобы  можно  было
подслушивать  переговоры  между  полицейскими,  —  сказала  Кэти,   явно
озадаченная всем услышанным.
   — И мы стали бы строить такой агрегат для  этого?  Только  для  того,
чтобы подслушивать полицейских. А глянь-ка на ту здоровую штуковину, что
стоит за приемником  у  стены.  Что  это,  по-твоему?  Так  вот,  это  —
передатчик. Правильно я говорю, Эдди?
   — Ага, все верно. Видишь ли, Кэти, мы собираемся...
   — Мы собираемся прежде всего,  —  сказал  Сай,  —  устроить  отличный
сюрприз и Кингу, и этим его полицейским. Как только Кинг выйдет из дому,
на всем белом свете не будет ни одной  живой  души  кроме  него  самого,
которая бы знала, что он будет делать. Никакие полицейские  и  вообще  —
никто. Только сам Кинг и мы. И как только он  выедет  из  дому  с  этими
деньгами...
   — Слишком много здесь этих «если», — сказала Кэти. — Если  он  выедет
из дома, если он возьмет с собой  деньги,  если  он  вообще  захочет  их
вносить.
   — Тогда я посвящу тебя в один маленький секрет,  красотка,  —  сказал
Сай. — Лучше ему все-таки выехать из дома и лучше ему иметь при себе эти
деньги, иначе... — Рука его скользнула в карман и  пружинный  нож  снова
появился на белый свет. Не было слышно никакого щелчка, когда  он  нажал
на кнопку, поэтому лезвие выскочило из рукоятки совершенно бесшумно. Сай
многозначительно глянул на Джеффа, который стоял сейчас подле кровати  с
расширившимися от ужаса глазами.
   — Так что лучше ему все-таки решиться уплатить  этот  выкуп,  —  тихо
сказал Сай.
   Глава IX
   Во главе полицейской лаборатории стоял человек, которого звали  Сэмом
Гроссманом, и был он в чине лейтенанта.
   В глазах любого дилетанта  лаборатория  казалась  просто  помещением,
заполненным длинными белыми столами и высокими зелеными стеллажами. Одни
столы были освещены флюоресцентным, другие — ультрафиолетовым светом,  а
на стеллажах хранились образцы бирок всех прачечных  города,  пистолетов
всех систем и калибров, патронов к ним, гильз, пуль, рисунков  покрышек,
аналитические таблицы и образцы стекла, образцы растений и вообще  всего
на свете, что может быть  использовано  в  случае  необходимости,  чтобы
путем сравнения дать заключение по поводу  присланного  на  обследование
предмета, относительно которого имелись подозрения в  том,  что  он  был
использован при совершении преступления. А такие подозрительные предметы
поступали в  лабораторию  ежечасно,  причем  в  любой  день  недели.  На
заключение могли поступать самые различные предметы — от осколков стекла
передней фары  автомобиля,  сбившего  пешехода  и  скрывшегося  с  места
происшествия, до отрезанной руки, завернутой в обрывок «Нью-Йорк Тайме»,
на котором сквозь кровавые пятна просматривались  объявления  о  продаже
недвижимости.  Далеко  не  всегда  приятно  было  работать  с  подобными
пакетами, часть из которых подбрасывалась на порог лаборатории,  подобно
сироткам в канун Рождества. Иногда работа эта была просто отвратительной
и люди со слабыми нервами  или  желудками  поскорее  старались  добиться
перевода в бюро криминальной идентификации или даже в морги каких-нибудь
местных больниц. Видите ли, сталкиваться с  насильственной  и  внезапной
смертью в ходе активных служебных действий — это одно  дело.  Но  совсем
другое дело встречаться с нею, когда смерть должна быть сведена к  некой
научной формуле, когда приходится иметь дело с отрезанными  конечностями
или мельчайшими капельками чьей-то спермы, исследовать тончайшие волоски
и ниточки, прилипшие к тупым орудиям убийства,  всесторонне  исследовать
пули,  расплющенные  или  деформированные  при  столкновении  с  костью.
Воображение  может  весьма  разыграться  при  виде  всех  этих  побочных
продуктов и подручных средств человекоубийства  и  прочих  преступлений.
Длинный  белокурый  волос,  прилипший  к  рубящей  поверхности   топора,
способен громче и настойчивей взывать к вашей совести и  чувству  долга,
чем вид окоченелого женского трупа, лежащего в морге. Недосказанность  —
могущественное оружие поэтов и писателей с самого момента  возникновения
литературы — давно уже превратилась  здесь  в  тот  оселок,  на  котором
специалисты-криминологи оттачивают свои эмоции.  Сэм  Гроссман,  человек
весьма  эмоциональный  по  своей  природе,   но   вынужденный   в   силу
особенностей своей профессии проявлять крайнюю  сдержанность,  руководил
своей   лабораторией   с   бескомпромиссной   твердостью   христианского
миссионера, исполняющего свой долг  где-нибудь  в  дебрях  Африки.  Ведь
лаборатория — и Гроссман отлично знал это — могла значительно  сократить
срок расследования и облегчить труд оперативных работников.
   Лаборатория может помочь в поимке преступника и в привлечении  его  к
ответственности за содеянное. И когда ему удавалось реально и действенно
помочь в  этом,  Гроссман  чувствовал,  что  жизнь  его  не  расходуется
впустую. Иногда ему приходилось сталкиваться в  работе  с  исключительно
сложными задачами. Но иногда, как это было в случае с гипсовой отливкой,
полученной Кроингом с оттиска покрышки,  функция  Гроссмана  оказывалась
весьма легкой. Он просто подошел к одной из  своих  полок  и  менее  чем
через пять минут отыскал нужный ему  образец  покрышки.  По  образцу  он
сразу же определил, что покрышка  с  таким  узором  относится  к  модели
«Тирьюбем» и  производилась  она  фирмой  «Руббер  Тайер  Корпорейшн  оф
Америка», чья контора  в  этом  городе  находилась  в  доме  №  1719  по
Картер-Авеню в  Айсоле.  Покрышки  данной  модели  использовались  всеми
автомобилями «Дженерал Моторз»
   1948 года выпуска. В 1949 и 1950 годах они  стали  использоваться  на
всех  поточных  линиях  «Форда».  В  1954  году  покрышками  этой  фирмы
оснащались все автомобили фирмы «Крайслер». Так что, на  первый  взгляд,
выбор моделей был весьма широк.
   Однако благодаря отливке удалось  определить,  что  размеры  покрышки
составляли 670 х 15 дюймов. Это позволило сразу же исключить  из  поиска
все машины, выпущенные до
   1949 года, поскольку  у  машин,  выпущенных  до  1949  года,  диаметр
покрышек составлял шестнадцать дюймов. Переход на новый стандарт во всей
автомобильной  промышленности  произошел  именно  в  1949  году.   Обвод
покрышки позволял, кроме  того,  исключить  все  более  крупные  модели,
выпускаемые  как  «Фордом»,   так   и   «Крайслером».   Так,   например,
«Форд-Меркурий» выпуска 1949 года имел покрышки с параметрами 710 х  15,
«Линкольн» — 820 х 15. Следовательно, сфера поисков сужалась до наиболее
мелких моделей этих фирм.
   Полученная же проба краски и вовсе устранила всяческие сомнения.  Как
только  ребята  Гроссмана  подвергли  образцы   спектральному   анализу,
рассмотрели их затем под  микроскопом  и  определили  химический  состав
микроэлементов, они могли утверждать с полной достоверностью,  за  каким
именно зверем им предстоит охотиться. Для этого они  просто  сопоставили
полученные  данные  с  данными,  имеющимися  в  лаборатории,   аккуратно
собранными, систематизированными и разложенными  по  папкам  на  полках.
Сопоставление это дало им следующие результаты:
   1. Краска произведена компанией «Форда».
   2. Она носит название «Бирч-Грей».
   3. Использовалась она на моделях этой компании, изготовленных в  1949
году.
   4. От выпуска ее отказались в 1950 году, заменив ее краской несколько
иного оттенка,  который  кампания  продолжает  выпускать  под  названием
«Доувер-Грей».
   Сэм Гроссман внимательно изучил все  представленные  ему  данные.  Он
проанализировал их со всей  тщательностью  и  объективностью  настоящего
ученого. Он долго и сосредоточенно осмотрел все лежащие перед ним  цифры
своими холодными  глазами,  сквозь  очки,  которые  выглядели  несколько
неуместно на его грубом лице потомственного фермера из Новой Англии.  Он
не спешил с выводами. Наконец он удовлетворенно кивнул. Искомая  машина,
вне всяких сомнений, была серым «Фордом» модели 1949 года. Теперь ему не
оставалось ничего иного, как позвонить в резиденцию Кинга  и  ознакомить
его с полученными результатами.  Этим  он  как  бы  передаст  эстафетную
палочку работающим там полицейским, которым и предстоит понести эстафету
дальше. Сэм Гроссман снял очки, прикрыл глаза и  потер  веки  большим  и
указательным пальцами. Затем водрузил  очки  на  переносицу  и  принялся
набирать номер телефона резиденции Кинга.
    
   Звонок Сэма Гроссмана застал Мейера в гостиной. Дуглас Кинг  сидел  в
этот момент в кресле у камина, молча наблюдая за языками  пламени,  пока
Мейер тщательно заносил в блокнот все  полученные  лабораторией  данные.
Казалось, что Кинг вовсе  не  прислушивается  к  тому,  что  говорят  по
телефону Отблески огня падали на его грубо вылепленное  лицо,  играли  в
седине, покрывавшей виски.
   — Я все записал, Сэм, — сказал Мейер. — Отличная работа.  Что?..  Ну,
здесь у нас вообще царило затишье, но теперь у нас  есть  хоть  какие-то
исходные данные, будем знать, хотя бы что нам искать... Да, конечно,  мы
их тут же разошлем.  Огромное  спасибо,  Сэм.  —  Он  повесил  трубку  и
поглядел на Кинга. — Серый «Форд» модели 1949 года. Это
   — машина, которой они пользуются Мне, пожалуй, нужно срочно  передать
полученные данные лейтенанту, чтобы тот поскорее сверился с имеющимся  у
него списком похищенных машин, — сказал он как бы про себя. Он некоторое
время молча присматривался к Кингу. — Многое я отдал  бы  за  то,  чтобы
угадать ваши мысли, мистер Кинг,
   — добавил он наконец.
   — Вот и проиграли бы, детектив Мейер, —  отозвался  тот.  —  Все  мои
мысли сейчас, право, не стоят ломанного гроша.
   — Мгм... Ну, ладно, мне сейчас все равно придется выйти на минутку  и
попытаться разыскать лейтенанта. Крикните мне, если зазвонит телефон.
   — Обязательно, —  пообещал  Кинг.  Мейер  надел  пальто  и  вышел  из
комнаты. Когда за ним захлопнулась дверь, Кинг так и не поднял глаз.  Он
продолжал всматриваться в пламя камина столь сосредоточенно,  как  будто
там горела его собственная душа, будто он мог в этом мелькании красных и
желтых огоньков прочесть свою судьбу. Он не  отвел  взгляда  от  огня  и
тогда, когда Диана Кинг вошла  в  комнату.  Она  решительно  направилась
прямо к нему и остановилась, закрывая собой пламя очага.
   — Ну, хорошо, — произнесла она едва слышно. — Пит все рассказал  мне.
— Она помолчала. — Ты не мог всерьез принять такое решение.
   — Нет, Диана, это совершенно серьезно.
   — Не верю.
   — Я не стану платить выкупа. И лучше тебе  постараться  привыкнуть  к
этой мысли, Диана. Выкупа я платить не стану.
   — Но ты же должен его уплатить.
   — Ничего я никому не должен.
   — Но ведь они именно у тебя потребовали деньги.
   — Верно. Кучка грабителей требует у меня денег. Но  почему  я  должен
подчиняться им?  Почему  я  должен  играть  в  их  игру,  да  еще  и  по
придуманным ими правилам?
   — Какая игра? Какие правила? Речь идет о мальчике.
   — Речь идет здесь об очень многом и помимо этого мальчика,  —  сказал
Кинг.
   — Речь может идти только о мальчике и ни о чем ином, — возразила  ему
Диана. — Если ты не внесешь деньги, они его убьют.
   — А может они уже давно успели его убить.
   — Такую возможность ты просто и рассматривать не можешь.
   — Почему это вдруг не могу? Я должен рассматривать всю эту  проклятую
ситуацию буквально со всех сторон. От меня требуют уплаты пятисот  тысяч
долларов за ребенка, который для меня лично абсолютно  ничего  собой  не
представляет. И тут уж я имею полное  право  взвесить  все  возможности.
Одной из таких возможностей  как  раз  и  является  то,  что  ребенок  к
настоящему времени вполне может оказаться мертвым.
   — Они же сказали тебе, что он жив. Ты же сам это прекрасно знаешь.  И
ты не можешь искать себе оправдания в том...
   — А вторая возможность состоит в том, что они все  равно  убьют  его,
даже если я и  уплачу  им  эти  деньги.  Спроси  у  полицейских.  Валяй,
поговори с ними и посмотри, что они...
   — Но если ты не уплатишь этих денег, то  они  почти  наверняка  убьют
его.
   — Тоже не обязательно.
   Кинг поднялся с кресла, с неохотой покинув место у огня, и направился
к стоявшему у противоположной стены бару.
   — Хочешь бренди? — спросил он.
   — Нет, не хочу я никакого бренди. — Она внимательно следила  за  тем,
как он наливает в бокал бренди. Рука,  сжимавшая  горлышко  бутылки,  ни
разу не дрогнула. Янтарная жидкость мерно текла на дно объемного сосуда.
Он закрыл пробкой бутылку, вернулся к креслу, удобно устроился на нем  и
принялся вертеть  бокал  в  своих  больших  руках.  Все  это  время  она
неотрывно глядела на него. Наконец  она  заговорила  вновь.  —  Дуг,  ты
просто не имеешь права так спокойно рассуждать о жизни Джеффа.
   — Да? Не имею? А кто же, скажи  на  милость,  имеет  на  это  большее
право, чем я? У кого они требуют деньги? Что предпринимает Рейнольдс для
возвращения своего сына? Он сидит себе на своей заднице  точно  так  же,
как просидел на ней всю свою жизнь. Почему это  вдруг  именно  я  должен
платить выкуп за его сына?
   — Дуг, я изо всех сил  стараюсь  сдерживаться.  Я  из  последних  сил
стараюсь сдержать себя, чтобы не закричать на весь этот дом.
   — А зачем сдерживаться? Кричи себе на здоровье, если  тебе  от  этого
будет хоть немного легче. А вообще-то здесь просто нет причин для крика.
Они вообще не должны были требовать с меня этот выкуп и, естественно,  я
не собираюсь его им уплачивать. Вот, собственно, и все. Для меня  это  —
решенное дело.
   — Но это же — ребенок! Ребенок!
   — А какая разница — кто. Это — не мой ребенок. — Он помолчал, как  бы
подыскивая,  чем  подтвердить  свое  утверждение.  —   Я   вообще   даже
недолюбливал его, если хочешь знать.
   — Но он же — ребенок, черт побери!
   — Ну, хорошо, он — ребенок. А что это меняет? Я что — ответственен за
него? Почему это именно я должен отвечать за кого бы то  ни  было  —  за
ребенка, за взрослого, за марсианина? И какого черта взваливать на  меня
ответственность за них?
   — Но ведь они хотели захватить Бобби, — сказала Диана. — Поэтому и за
Джеффа ты должен нести равную от...
   — Да, хотели, но они его не захватили, так  ведь?  У  них  получилась
накладочка. А в результате они сумели украсть всего лишь Джеффа. —  Кинг
сделал паузу и продолжил. — Понимаешь, дорогая, вот был я на  фронте  и,
случалось, пуля попадала в кого-нибудь из тех, кто стоял рядом со  мной,
и он падал мертвым. Но я совсем не чувствовал себя ответственным за  его
смерть, я не был в ней виноват. Более того — я до смерти был  рад  тому,
что пуля эта не попала в меня. А сам я за эту смерть  не  чувствовал  ни
вины, ни ответственности. Это не я  стрелял  из  той  винтовки,  которая
выпустила убившую его пулю. И руки у меня были чисты. Точно так  же  они
чисты и сейчас.
   — Это совсем иное дело, — сказала Диана. — И ты  не  настолько  глуп,
чтобы не видеть разницы.
   — А я вообще не отношу себя к категории глупых людей.  Но  как,  черт
побери, я могу отдать им эти деньги? Неужто ты думаешь, что я  не  отдал
бы их, если бы мог это сделать?
   — Но они у тебя есть! Не надо лгать мне,  Дуг!  Ради  бога,  прекрати
паясничать!
   — Но для осуществления этой сделки мне нужны все наличные  деньги  до
последнего цента. Это составляет семьсот пятьдесят тысяч  долларов.  Так
как же я могу вдруг отдать две трети этой суммы?  Неужто  ты  не  можешь
этого понять?
   — Нет, я прекрасно понимаю. Вопрос стоит в том, что главнее — деловая
сделка или жизнь ребенка.
   — Нет! Речь здесь идет о том, что главнее — моя жизнь или жизнь этого
мальчишки! — выкрикнул Кинг.
   — Не надо, Дуг, считать меня такой  примитивной!  Потеря  этих  денег
вовсе не прикончит тебя. Не нужно так легко швыряться словом «жизнь» как
будто...
   — Это и есть жизнь! Моя жизнь! — стоял на своем Кинг. — Именно это  я
и имел в виду. Тут все, ради чего я трудился с тех пор как  помню  себя.
Этот бизнес и есть важнейшая составная часть моей жизни. Диана,  неужели
ты до сих пор так и не поняла этого?
   — Да пропади он пропадом, этот твой бизнес, — резко  бросила  она.  —
Мне это совершенно безразлично. Если ты завладеешь «Гренджером» или  там
«Юнайтед Стил» и сделаешь это, обрекши на смерть ребенка...
   — Не ребенка! Здесь речь идет о моей жизни!
   — Нет, речь здесь идет о его смерти! На весах сейчас твоя  жизнь,  но
его смерть!
   — Не пытайся сбить меня с толку,  играя  словами,  —  сердито  сказал
Кинг. Он поставил свой стакан  на  кофейный  столик  и  резко  поднялся.
Некоторое время он молча мерил гостиную своими большими шагами.  —  Речь
идет именно о моей смерти, можешь в этом не сомневаться. Что  произойдет
со мной, если я выплачу им  этот  выкуп?  Могу  объяснить  тебе  и  это.
Бенджамин и все его стервятники быстро снюхаются со Стариком и вышвырнут
меня прямо на улицу. Вот ты тут недавно тревожилась по поводу того,  как
я поступил с Робинзоном, сокрушалась о том, как ему удастся потом  найти
работу. О'кей, а как, по-твоему, они поступят со  мной?  Мое  имя  будет
облито грязью в глазах  всех  производителей  обуви.  Я  для  всех  буду
человеком, который пытался вышибить из седла своих боссов и  потерпел  в
этом полное фиаско! Неужто ты думаешь, что  найдется  хоть  одна  фирма,
которая захочет  иметь  со  мной  дело  после  всего  этого?  Неужто  ты
возомнила, что потом я смогу начать все  сначала  и  добиться  таких  же
успехов? Это прикончит меня окончательно.  Я  буду  конченым  человеком,
Диана.
   — Но ты мог бы начать сначала. Ты мог бы...
   — Где? Где это я мог бы начать? И так