ске. Мистер, у меня ослабели  коленки.  Большие  синие  глаза,  а
какое тело! Оно поет, оно играет сонаты, оно лучше  струнного  оркестра.
Она говорит, что хочет стать моделью. Я спрашиваю, у вас есть опыт? Нет,
говорит, но я хочу, чтобы мои фотографии были в журналах. Господи, я уже
представляю себе — у меня — целое состояние. Все журналы, фотографии  во
всех казармах, студенческих  общежитиях.  Я  звоню  Джейсону  Пулу.  Тот
принимается за  дело.  Его  камера  щелкает  не  переставая.  Клик-клик!
Снимает всю ночь.
   — А дальше?
   — Он приносит чудесные фотографии невероятной девушки с таким  телом,
что даже железобетон тает. Я уже считаю деньги. И чем все кончилось?
   — Чем?
   — Тем, что на следующее утро я разорен. У меня  больше  нет  конторы.
Нет клиентов. Какая-то наглая девка подает на меня в суд, утверждая, что
я распространял ее фотографии — самые разные — а она несовершеннолетняя.
Откуда мне это знать? У меня в руках чудесные фотографии  Люси  Митчелл,
но я ничего не могу сделать с ними, потому что та, другая,  бессовестная
девка разорила меня.
   — А фотографии Митчелл?
   — Не знаю. Пока длилась суматоха,  шел  суд,  фотографии  исчезли.  Я
снова открыл контору, но фотографий Люси Митчелл так и  не  нашел.  И  я
знаю, что они не были опубликованы.
   — Сколько их было?
   — Примерно три дюжины.
   — И все такие впечатляющие?
   — Мистер! — благоговейно произнес Блайер.
   — Люси Митчелл сегодня пришла за своими фотографиями?
   — Да. Но как она  изменилась!  А  платье!  Будто  вышла  из  женского
монастыря. Я говорю ей, что у меня нет фотографий.  Она  обвинила  меня,
что я в сговоре с каким-то Саем Крамером. Я говорю  ей,  что  она  не  в
своем уме. Не знаю никакого Крамера, кроме парня по  имени  Дин  Крамер,
выпускающего  журнал  с  голыми  девочками.  Она  спрашивает,  а  он  не
родственник того Крамера? Я отвечаю, что  не  знаю.  Я  что,  библиотека
конгресса?
   — Ну а дальше?
   — Она потребовала адрес Дина Крамера. Я дал  его,  чтобы  отвязаться.
Одного  не  понимаю:  прошло  столько  лет,  и  ей  вдруг   понадобились
фотографии! Не понимаю, и все.
   — Значит, вы не знакомы с Саем Крамером?
   — Что? И вы против меня?
   — Так знакомы или нет?
   — Не знаком. Я даже Дина Крамера и то  плохо  знаю.  Всего  полдюжины
фотографий ему и продал. Уж  очень  он  образованный.  Ему,  видите  ли,
просто голые девочки не годятся.
   — А что ему нужно?
   — Чтобы каждый снимок сопровождался рассказом. Он  считает,  наверно,
что таким образом ему удастся обмануть читателей и заставить их  думать,
что они не просто смотрят на голую женщину, а читают "Войну и мир".  Да,
как изменилась Люси Митчелл! Зачем она носит  эту  старую  хламиду?  Она
что, боится, что на нее будут смотреть с восхищением!
   — Может, и так, — задумчиво произнес Хоуз.
   — В те годы... — пробормотал Блайер, погруженный  в  воспоминания.  И
затем снова благоговейно прошептал: — Мистер!
   Глава седьмая
   У журнала было очень мужественное название.
   Открывая дверь редакции, Хоуз подумал, что в английском языке нет  ни
единого мужественного слова, которое уже не было напечатано  на  обложке
одного из журналов для мужчин. Он подумал, что придет время, и  появятся
такие названия:
   "ТРУС" — журнал для нас с тобой.
   "НЕРЯХА" — для мужчин, которым на все наплевать.
   Хоуз усмехнулся  и  вошел  в  приемную.  На  стенах  висели  картины,
написанные маслом и изображающие обнаженных до  пояса  мужчин,  делающих
что-то опасное. На одной картине был нарисован голый до пояса мужчина  с
кинжалом в руке, борющийся с акулой; на другой — голый до пояса мужчина,
заряжающий пушку; на третьей — голый  до  пояса  мужчина,  скальпирующий
индейца; еще один голый до пояса мужчина  с  бичом  в  руке,  угрожающий
другому голому до пояса мужчине с таким же бичом.
   Почти голая до пояса девушка сидела в углу  приемной  и  печатала  на
машинке. Хоуз чуть не влюбился в нее, но справился со своими  чувствами.
Девушка подняла голову.
   — Мне нужен Дин Крамер, — сказал Хоуз. — Я  из  полиции.  Он  показал
удостоверение. Девушка равнодушно посмотрела на него и нажала на  кнопку
звонка.
   — Проходите, сэр. Комната десять, в середине коридора.
   — Спасибо, — сказал Хоуз,  довольный,  что  не  влюбился.  Он  открыл
дверь, ведущую в  коридор.  Стены  коридора  были  увешаны  фотографиями
старых пушек, спортивных автомобилей и девушек в  купальных  костюмах  —
вещами, без которых не мог бы существовать ни один  журнал  для  мужчин.
Редактор каждого такого журнала инстинктивно понимал, что все мужчины  в
Америке  интересуются  старыми  пушками,  спортивными   автомобилями   и
девушками в купальных костюмах. Интерес к девушкам  был  понятен  Хоузу,
однако единственная пушка,  интересовавшая  его,  висела  под  мышкой  в
кобуре, а забота об автомобильной промышленности  ограничивалась  старым
"фордом", возившим его на работу.
   У комнаты десять не было двери. Не  было  у  нее  и  настоящих  стен.
Вместо них возвышались до  уровня  плеч  перегородки.  Широкий  проем  в
перегородке, образовавшей переднюю стенку, служил  входом.  Хоуз  поднял
руку и тихо постучал по перегородке справа от  входа.  Мужчина,  сидящий
внутри во вращающемся кресле, повернулся.
   — Мистер Крамер?
   —Да.
   — Я — детектив Хоуз.
   — Заходите, — пригласил Крамер. Это был человек небольшого  роста,  с
нервным лицом, карими глазами и длинным носом. Его  черные  волосы  были
растрепаны. Под носом росли пышные черные усы. Их назначением, по мнению
Хоуза, было сделать владельца  старше.  Если  так,  то  успех  был  лишь
частичным:  Крамер  не  выглядел  старше  двадцати  пяти.  —   Садитесь,
садитесь, — сказал Крамер.
   Хоуз опустился в кресло напротив.  Стол  был  завален  иллюстрациями,
фотографиями, письмами от литературных агентов в папках разного цвета.
   Крамер перехватил взгляд Хоуза.
   — Редакция  журнала,  —  пояснил  он.  —  В  сущности,  все  редакции
одинаковы. Только журналы разные.
   — Понятно, — сказал Хоуз.
   — Итак, чем могу помочь?
   — К вам сегодня приходила женщина по имени Люси Митчелл?
   Крамер удивленно поднял брови:
   — Да, приходила. Но откуда вы это знаете?
   — Что она хотела от вас?
   — Она считала, что у меня хранятся фотографии,  принадлежащие  ей.  Я
убедил ее, что это не так. Кроме того, она полагала, что  я  родственник
ее знакомого.
   — Сая Крамера?
   — Да, она назвала это имя.
   — Вы родственники?
   — Нет.
   — А вам не попадались фотографии Люси Митчелл?
   —  Мистер  Хоуз,  через  мой  стол  проходят   фотографии   голых   и
полуобнаженных женщин весь день. Я не смогу  отличить  Люси  Митчелл  от
Маргарет Митчелл. — Он замолчал,  нахмурился  и  произнес:  —  "Скарлетт
О'Хара не была красавицей, но мужчины  вряд  ли  отдавали  себе  в  этом
отчет, если они, подобно близнецам Тарлтонам,  становились  жертвами  ее
чар".
   — Что это? — озадаченно спросил Хоуз.
   — Первые строки романа "Унесенные ветром".  У  меня  такое  хобби.  Я
запоминаю первые строки знаменитых романов. Мне кажется, что они — самые
важные в романе. Разве вам это не известно?
   — Нет, не известно.
   — Это совершенно точно, — сказал  Крамер.  —  У  меня  целая  теория.
Поразительно, как много авторы вкладывают в первые строки.
   — Относительно фотографий... — начал Хоуз.
   — "Бак Маллигэн торжественно спускался по  лестнице,  держа  в  руках
тазик с мыльной пеной, на котором лежали зеркальце и бритва".
   — Откуда?
   —  "Улисс",  —  сказал  Крамер.  —  Джойс.   Это   блестящий   пример
характеристики героя, данной  ему  в  первой  же  строчке.  А  вот  это,
например. — Он задумался на  мгновение  и  произнес:  —  "Это  был  день
свадьбы Ванг Лунга".
   — "Добрая земля", — ответил Хоуз.
   — Верно. — Удивленный Крамер посмотрел на Хоуза: — А вот  это?  —  Он
снова сосредоточился. — "Стану ли я героем повествования  о  собственной
жизни,  или  это  место  займет  кто-нибудь  другой  —  должны  показать
следующие страницы".
   Хоуз молчал.
   — Это старый роман, — подсказал Крамер. Хоуз продолжал молчать.
   — "Давид Копперфилд", — сказал Крамер.
   — Да, конечно.
   — Я помню тысячи примеров, — с энтузиазмом  воскликнул  Крамер,  —  и
могу...
   — Лучше вернемся к фотографиям Люси Митчелл.
   — Зачем?
   — Она сказала вам, почему их разыскивает?
   — Нет, она только сказала, что уверена в том, что они у  кого-то.  Ей
казалось, что они у меня. Я убедил ее, что ни она, ни ее  фотографии  не
вызывают у меня ни малейшего интереса. — Внезапно лицо Крамера  засияло.
— А вот это настоящая жемчужина. Слушайте.
   — Давайте лучше...
   — "Окончив укладывать вещи, он вышел на лестничную площадку  третьего
этажа казармы, отряхивая пыль  с  рук,  —  аккуратный,  кажущийся  худым
молодой человек в  летнем  хаки,  выглядевший  по-утреннему  свежим".  —
"Отсюда в вечность". Джоунз вкладывает в эти строки невероятно много. Он
говорит, что было лето, он говорит, что это происходит утром, что вы — в
воинской части с  солдатом,  готовящимся  к  отъезду  куда-то,  и  дает,
наконец, краткое описание героя.
   — Может, вернемся к Люси Митчелл? — нетерпеливо спросил Хоуз.
   —  Разумеется,  —  ответил  Крамер,  энтузиазм  которого  ничуть   не
уменьшился.
   — Что говорила она о Сае Крамере?
   — Она сказала, что фотографии были у него, но она совершенно уверена,
что сейчас фотографии у кого-то другого.
   — Она не сказала, почему уверена в этом?
   — Нет.
   — И вы ничего больше не можете добавить?
   — Нет.
   — Но она уверена, что фотографии в чьих-то руках?
   — Да. Именно это она и сказала.
   — До сегодняшнего дня вы с ней не встречались?
   — Нет.
   — Большое спасибо, мистер Крамер, — сказал Хоуз. Они пожали  руки,  и
Хоуз направился к выходу. За его спиной Крамер начал цитировать:  "Ночью
мне приснилось, что я снова в Мандерлее. Мне  казалось,  что  я  стою  у
железных ворот... "
   Хоузу казалось, что на  данном  этапе  расследования  кое-что  начало
проясняться.
   С самого начала не было сомнений в том,  что  Крамер  вымогал  каждый
месяц у Люси Менкен 500 долларов. Очевидным было и то, что  в  противном
случае он  угрожал  передать  газетам  компрометирующие  ее  фотографии,
неизвестно как попавшие к нему в руки. Люси Менкен говорила о том, что в
ноябре муж будет баллотироваться в сенат. Попади эти фотографии  в  руки
другой партии — или даже  в  руки  газеты,  выступающей  против  Чарльза
Менкена, — результаты для Менкена были бы трагическими. Вполне  понятно,
что Люси Менкен старалась разыскать их и уничтожить. Она  прошла  долгий
путь от  деревенской  девушки,  раздевавшейся  перед  камерой  фотографа
Джейсона Пула.  На  этом  пути  она  вышла  замуж  за  Чарльза  Менкена,
поселилась в роскошном имении, родила двух детей. Фотографии ставили под
угрозу политическую карьеру ее мужа и — если  он  не  подозревал  об  их
существовании — могли разрушить плавное течение ее семейной жизни.
   Патрик Блайер сказал, что всего было тридцать шесть фотографий.
   Чек на 500 долларов высылался ежемесячно, как и чек на  300  долларов
от Эдварда Шлессера и чек на 1100 долларов  неизвестно  от  кого.  После
получения чека от  Шлессера  Крамер  высылал  ему  очередную  ксерокопию
письма. Шлессер надеялся, что когда-нибудь  запас  ксерокопий  иссякнет.
Возможно, он не знал, что можно сделать ксерокопии с  ксерокопий  и  что
Крамер мог вымогать деньги всю жизнь. А может быть,  он  понимал  это  и
просто не придавал никакого значения,  рассматривая  вымогательство  как
одну из статей деловых расходов, вроде рекламы.
   Но если Крамер поступал так же с Люси Менкен, разве он не  мог  после
получения очередного чека на  500  долларов  высылать  ей  фотографию  и
негатив? Тридцать шесть фотографий по 500 долларов за  штуку  составляли
18 тысяч — значительная сумма, особенно если  пытаться  держать  дело  в
секрете. Ведь для покупки пары платьев не берут из банка 18 тысяч.
   Ну а если Крамер  рассчитывал  на  пожизненный  доход?  Если  он  мог
сделать неограниченное количество ксерокопий письма Шлессера,  разве  он
не мог отпечатать  неограниченное  количество  цветных  фотографий  Люси
Менкен —  высокого  качества,  на  глянцевой  бумаге,  —  которые  можно
воспроизвести в газетах? И разве он не мог,  выслав  последний  негатив,
сообщить ей, что у него остались отпечатки и он хочет за каждый получить
столько-то.
   Догадывалась ли Люси Менкен об этом?
   Могла ли она организовать убийство Крамера?
   Не исключено.
   А теперь в деле появился неожиданный поворот. Люси Менкен  уверена  в
том, что фотографии попали в руки кого-то еще. Несомненно, она узнала об
этом в течение нескольких последних дней и сразу отправилась к Блайеру и
Дину Крамеру, издателю журнала.  Значит,  кто-то  получил  фотографии  и
пытается вымогать деньги, как будто смерти Крамера  и  не  было?  И  кто
это?
   Наконец, если Люси была виновата в смерти  Крамера,  не  приведет  ли
новая попытка шантажа ко второму убийству?
   Хоуз задумчиво кивнул.
   По-видимому, настало время прослушивать телефон Люси Менкен.
   Мастер, приехавший в  машине  телефонной  компании,  был  чернокожим.
Когда  Люси  Менкен  открыла  ему  дверь,  он  тут  же  предъявил   свое
удостоверение. Дело в том, объяснил он, что линия, ведущая в ее дом, уже
давно беспокоила компанию, и ему придется кое-что проверить.
   Мастера звали Артур Браун, и он был детективом 87-го участка.
   Он установил подслушивающие устройства на все три телефона в  доме  и
протянул провода через задний двор усадьбы Менкенов. Там он перекинул их
по столбам через дорогу и подключил к  магнитофону  в  будке  телефонной
компании. Отныне всякий раз, когда в доме будут снимать трубку на  одном
из телефонов, магнитофон будет автоматически включаться и записывать все
разговоры, ведущиеся как  из  дома  Менкенов,  так  и  в  дом  с  других
телефонов.  Звонки  к  парикмахеру,  к  мяснику,  звонки  от  друзей   и
родственников — словом, все разговоры будут записаны и затем  прослушаны
в 87-м участке. Разумеется, ни один из них не может быть  использован  в
судебном процессе.
   Но один из них может навести  на  след  человека,  снова  угрожавшего
благополучию Люси Менкен.
   Глава восьмая
   Когда Марио Торр зашел в участок, Берт Клинг говорил по  телефону  со
своей  невестой.  Увидев  посетителя,  Клинг  положил  трубку  и  жестом
предложил  ему  войти.  Как  и  раньше,  Торр  был  одет  с  безупречной
заурядностью. Он опустился на стул  рядом  со  столом  Клинга,  подтянув
вверх колени брюк, чтобы сохранить складку.
   — Шел мимо и решил зайти. Все в порядке? — спросил он.
   — В полном, — ответил Клинг.
   — Напали на след?
   — Более или менее.
   — Отлично! — с  удовлетворением  воскликнул  Торр.  —  Сай  был  моим
другом. Вы по-прежнему считаете, что это было наемным убийством?
   — У нас несколько версий, — сказал Клинг.
   — Хорошо, — ответил Торр.
   — А почему ты не сказал, что имеешь судимость?
   — Что?
   — Два года в Кэстлвью за попытку вымогательства. Ты отбыл один год  и
был досрочно освобожден. Почему, Торр?
   — Ах, да, — сказал Торр. — Наверно, вылетело из головы.
   — Вот как.
   — Я выбрал путь честного человека. Зарабатываю хорошие  деньги.  Быть
преступником просто невыгодно.
   — Равно как иметь друзей среди преступников. — Каких друзей?
   — У честного человека не должно быть друзей вроде Сая Крамера.
   — У нас были чисто личные отношения. Я не интересовался его делами, и
он не рассказывал мне о них.
   — Но ты считал, что он во что-то замешан?
   — Да,  ведь  Сай  хорошо  одевался  и  ездил  в  дорогом  автомобиле.
Естественно, я считал, что он занимается чем-то выгодным.
   — Ты встречался с его девкой?
   — С Нэнси О'Хара? Мистер Клинг, она — не  девка.  Если  вы  хоть  раз
видели ее, вы не назвали бы ее девкой. Совсем наоборот.
   — Значит, ты с ней встречался?
   — Только однажды. Сай приезжал с ней в своем "кадиллаке".  Я  помахал
рукой, он остановился и познакомил нас.
   — Она утверждает, что ничего не знает о его делах.  Ты  думаешь,  это
правда?
   — Да. Кто сказал, что женщине нужны  мозги?  Мозги  находятся  у  них
между...
   — Значит, вы оба ничего не знали о делах Крамера.
   — Я просто считаю, что Сай был замешан во что-то  крупное,  —  сказал
Торр. — А как же иначе? Мужик вдруг покупает пару автомобилей, роскошную
квартиру, обставляет ее так, что у тебя глаза на лоб лезут,  —  конечно,
на это нужны деньги. И большие деньги.
   — А что ты считаешь малыми деньгами?
   — Когда их едва хватает на жизнь. Ясно?
   — Нет, неясно.
   — Пара сотен в месяц. Да вам это известно лучше меня. А  сколько  ему
платили?
   — Достаточно, — ответил Клинг.
   — Я имею в виду не крупные деньги, а те, которые  он  получал  каждый
месяц.
   — Откуда ты знаешь, что были крупные деньги и ежемесячные взносы?
   — Догадываюсь, — сказал Торр. — Мне кажется, что крупные деньги пошли
на  покупку  автомобилей  и  квартиры,  а  те,   которые   выплачивались
ежемесячно, шли на повседневные расходы. Я прав?
   — Может быть.
   — Не может быть, а точно. Именно крупные деньги оплачивали  роскошную
жизнь Сая.
   — Наверно, — сказал Клинг.
   — А вам известно, откуда он получил эти деньги?
   — Нет. — А ежемесячные взносы?
   — Возможно.
   — Сколько человек платили ему?
   — Знаешь, Торр, тебе бы работать полицейским.
   — Я просто хочу, чтобы восторжествовала справедливость. Сай был  моим
другом.
   — Справедливость всегда торжествует, — заметил  Клинг.  —  Знаешь,  у
меня много работы.
   — Конечно, — сказал Торр. — Не буду мешать. И он вышел.
   Дэнни Гимп позвонил Карелле и сказал, что надо бы встретиться, но  не
в полицейском  участке.  Карелла  понял,  что  его  осведомитель  что-то
разнюхал. Раньше — до дня своей глупости — Карелла давал  свой  домашний
телефон только родственникам, близким друзьям и,  разумеется,  дежурному
сержанту. Он не любил, когда ему  звонили  домой.  Карелла  нарушил  это
правило для Дэнни.
   Отношения между детективом и его  стукачом  —  даже  если  они  и  не
испытывают  дружеских  чувств  друг  к  другу  —  основаны  на  доверии.
Раскрытие преступлений — это гонка с препятствиями, и жокеев  приходится
выбирать со всей тщательностью. Жокей, работающий для тебя,  не  сообщит
результат утренней пробежки  сопернику  из  соседней  конюшни.  Решающим
фактором в деловых отношениях между "быками" 87-го участка и их стукачом
были деньги. Просто и ясно. Однако доверие  тоже  играет  немалую  роль.
Полицейский платит за информацию и надеется, что она стоит этого. Стукач
верит, что полицейский  заплатит,  получив  информацию.  Полицейские  не
любят работать с осведомителями, которых они не знают.  И  осведомители,
источником дохода которых являются слухи, полученные  здесь  и  там,  не
слишком  уж  любят  рекламировать  свои  товары  перед  неизвестным   им
полицейским.
   Когда стукач звонил своему детективу в участок, он был готов говорить
с ним, и только с ним. Если детектива не было у себя — он  вышел  или  у
него выходной, — стукач просто вешал трубку. Часто опоздание приводило к
тому, что преступники ускользали от ареста. При  расследовании  убийства
опоздание могло привести к новому убийству. Поэтому у Дэнни был домашний
телефон Кареллы, и как  только  дежурный  сказал,  что  Карелла  сегодня
выходной, Дэнни повесил трубку и позвонил Карелле домой.
   Они договорились встретиться на пляже в Риверхэде.  Карелла  напомнил
Дэнни, чтобы тот не забыл плавки.
   Они лежали на горячем песке, как  два  старых  приятеля,  обсуждающих
достоинства проходящих мимо красавиц.
   — Что у тебя? — спросил Карелла.
   — Прошлое Крамера.
   — Валяй.
   — Он жил на широкую ногу в течение нескольких лет,  но  по-настоящему
разошелся за несколько последних месяцев. Сечешь?
   — Секу.
   Мальчишка, пробежавший мимо, осыпал их песком.