ностью да и,  честно  говоря,
умом. Фрику  нравилась  работа  полицейского,  но  еще  больше  капитану
хотелось стать кинозвездой. Кинозвезды постоянно общаются  с  роскошными
женщинами,  а  полицейские  капитаны   только   орут   на   незадачливых
подчиненных.
   — Должен ли я понимать, Генеро, что ты не  знаешь,  кто  оставил  эту
сумку на тротуаре — мужчина или женщина? Так?
   — Да, сэр.
   — Ты не можешь отличить мужчину от женщины, Генеро?
   — Да, сэр. Я хочу сказать, могу, сэр, но лил дождь.
   — Ну и что?
   — Лицо этого человека было спрятано под зонтом, сэр.
   — Этот человек был в платье?
   — Нет, сэр.
   — В юбке?
   — Нет, сэр.
   — В штанах?
   — Вы имеете в виду брюки, сэр?
   — Да, конечно, я имею в виду брюки! — взорвался Фрик.
   — Да, сэр. Вернее, они могли быть брюками, которые носят и женщины, и
мужчины, сэр.
   — И что ты сделал, когда увидел на тротуаре сумку, Генеро?
   — Я закричал вслед автобусу, сэр.
   — И что дальше?
   — Затем я открыл сумку.
   — И когда ты увидел, что находится в сумке?..
   — Я... я, кажется, слегка растерялся, сэр.
   — Ты побежал за автобусом?
   — Н... н... нет, сэр.
   —  Ты  знаешь,  что  следующая  остановка  находится  всего  в   трех
кварталах?
   — Нет, сэр.
   — Эх ты, Генеро. Ты понимаешь, что ты мог остановить машину,  догнать
автобус и арестовать человека, который оставил сумку?
   — Да, сэр. Я хочу сказать, что тогда я этого не понял, сэр. Но сейчас
понимаю, сэр.
   — И тем самым нам бы не  пришлось  посылать  сумку  в  лабораторию  и
гонять детективов в аэропорт?
   — Да, сэр.
   — И не искать другие части тела, чтобы установить  личность  убитого?
Это ты хоть понимаешь, Генеро?
   — Да, сэр.
   — Тогда почему же ты такой осел?
   — Не знаю, сэр.
   — В автобусной компании нам сказали, что автобус, который отъехал  от
той остановки в 2.30... в 2.30, Генеро?
   — Да, сэр.
   — ... в 2.30, имеет номер 8112. Мы разговаривали с водителем.  Он  не
помнит никакого человека в черном, который сел на том углу, ни  мужчины,
ни женщины.
   — Я видел этого человека, сэр. Я видел его или ее, сэр,  собственными
глазами.
   — Мы тебе верим, Генеро. Водитель автобуса  не  обязан  помнить  всех
своих пассажиров. Как бы там ни было, Генеро, мы до сих пор так ничего и
не выяснили. А все потому,  что  ты  не  подумал.  Почему  ты  тогда  не
подумал, Генеро?
   — Не знаю, сэр. Наверное, я очень растерялся.
   — Господи, бывают времена, когда я жалею, что я не кинозвезда или еще
что-нибудь в этом роде,  —  страдальчески  проговорил  капитан  Фрик.  —
Ладно, иди. Живи, Генеро.
   -Да, сэр.
   — Давай, выметайся!
   — Слушаюсь, сэр. — Генеро отдал  честь  и  поспешно  покинул  кабинет
начальника участка, благодаря свою счастливую звезду: никто не знал, что
он перед тем, как нашел сумку, выпил два стакана вина у Макса Манделя.
   Фотография сумки лежала на столе Нельсона Пиата.
   — Да, это наша сумка, верно, — сказал он. — Отличная  фотография.  Вы
снимали?
   — Вы имеете в виду меня лично? — переспросил  детектив  Мейер  Мейер.
—Да.
   — Нет, полицейский фотограф.
   — Да, это наша  сумка,  —  повторил  Пиат.  Он  откинулся  на  спинку
кожаного вращающегося кресла, которое стояло у огромного  окна.  Кабинет
находился на четвертом  этаже  административного  здания  международного
аэропорта.  Окна  выходили  на  взлетную  полосу,  мокрую  от  дождя.  —
Проклятый дождь! — добавил Нельсон Пиат. — Он нам так мешает.
   — Вы не можете летать, когда идет дождь? — поинтересовался Мейер.
   — Можем. Мы  можем  летать  почти  в  любую  погоду.  Но  полетят  ли
пассажиры, вот в чем вопрос? Как  только  начинается  дождь,  все  сразу
начинают отказываться от билетов. Боятся. Все  боятся,  —  Пиат  покачал
головой и опять принялся изучать глянцевую фотографию размером 8,5 х  11
дюймов. Сумку сфотографировали на белом фоне. Снимок  действительно  был
отличным. Название фирмы и девиз виднелись отчетливо, словно неоновые. —
Ну и что случилось с этой  сумкой,  джентльмены?  Какой-нибудь  взломщик
держал в ней инструменты или еще что-нибудь в этом роде? — Он рассмеялся
собственной шутке и взглянул сначала на Клинга, потом на Мейера.
   Клинг ответил за обоих:
   — Не совсем, сэр. Убийца прятал в ней часть трупа.
   — Часть?.. Ого,  ясно.  Да,  это  плоховато,  даже  очень  плохо  для
бизнеса. — Пиат замолчал.  —  Или  нет?  —  Он  опять  замолчал,  что-то
обдумывая. — Газеты будут писать об этом деле?
   — Сомневаюсь, — ответил Мейер. — Оно слишком кровавое для публики,  и
к тому же в нем нет ни  изнасилования,  ни  роскошной  женщины.  Слишком
скучно.
   — Я подумал... знаете... фотография сумки на первых  страницах  газет
могла бы нам здорово помочь. Черт возьми,такую  рекламу  трудно  достать
обычным путем. Кто знает, может, она нам даже поможет?
   — Да, сэр, — терпеливо согласился Мейер.
   Если Мейер Мейер обладал добродетелями, то терпеливость,  несомненно,
относилась к их числу. Он родился  терпеливым.  Дело  в  том,  что  отец
Мейера был шутником,  человеком,  который  с  удовольствием  рассказывал
гостям во время обеда, что они едят из  грязных  тарелок.  Да,  это  был
настоящий шутник. И вот, когда этот  хохмач  стал  слишком  стар,  чтобы
подтирать носы младенцам и менять пеленки, произошло  маленькое  чудо  —
его жена забеременела.
   Природа сыграла хорошенькую шутку над  королем  весельчаков.  Старший
Мейер долго дулся и даже на время перестал шутить,  подготавливая  месть
природе. Когда акушерка приняла голубоглазого  мальчика  весом  в  шесть
фунтов шесть унций, Мейер решил нанести свой последний удар. Отец назвал
ребенка Мейером. Так мальчик стал Мейером Мейером.
   Согласитесь, это была замечательная шутка! Старик Мейер не переставал
смеяться целую неделю. Однако Мейеру-младшему  оказалось  не  до  смеха.
Мейеры жили в районе, в котором не было евреев. Если  мальчишки,  жившие
по соседству, и нуждались  в  дополнительном  поводе  (кроме  еврейского
происхождения) для того, чтобы ежедневно колотить  Мейера  Мейера,  этим
поводом вполне явилось его имя.
   Только спустя много лет Мейер Мейер узнал, что невозможно  драться  с
двенадцатью противниками одновременно, но что  иногда  можно  отговорить
эту  дюжину  от  драки.  И  он  терпеливо  уговаривал.  Иногда   уговоры
срабатывали, чаще нет. Несмотря на результаты,  терпеливость  постепенно
стала основной чертой  его  характера.  Именно  эта  особенность  Мейера
Мейера, очевидно, явилась причиной его полного облысения в тридцать семь
лет.
   Но с другой стороны, разве можно было  лишить  стареющего  комедианта
последней, его самой удачной шутки?
   — Как распределяются эти сумки,  мистер  Пиат?  —  терпеливо  спросил
Мейер Мейер.
   — Распределяются? Они совсем  не  распределяются.  Их  просто  выдают
нашим пассажирам. Отличная реклама.
   — Эти сумки дают всем вашим пассажирам?
   — Не совсем. Видите ли, у нас несколько классов полетов.
   — Вот как?
   — У нас есть Высший класс, в котором между сиденьями больше  места  —
целых двадцать дюймов. Хватит, чтобы вытянуть ноги;  напитки;  несколько
блюд в обеде; специальное багажное отделение...  короче,  самое  лучшее,
что мы можем предложить нашим пассажирам.
   Еще у нас есть Первый класс, который  отличается  от  Высшего  только
отсутствием напитков. Конечно,  при  желании  их  можно  купить.  Еще  в
обеденном меню только одно блюдо — обычно ростбиф или ветчина.
   — Понятно.
   — Следующий Туристический класс. Всего шестнадцать дюймов для ног, но
во всем остальном то же самое, включая обед, как в Первом классе.
   — Ясно. Сумки...
   — Второй класс. Столько же места для ног, как и в  Туристическом,  но
три места в каждом ряду с обеих сторон от прохода. На обед  подают  одни
сэндвичи и, конечно, нет напитков.
   — Из всех классов какой?..
   — Еще у нас есть Низший класс, который, боюсь, вообще не очень удобен
по сравнению с другими классами, хотя сам по себе он ничего.  Двенадцать
дюймов для ног и...
   — Это ваш последний класс? — терпеливо поинтересовался Мейер.
   — Сейчас мы работаем еще над одним, который будет еще дешевле. Видите
ли, мы пытаемся убедить летать  людей,  которые  предпочитают  старинные
средства передвижения, такие, как поезда, машины или корабли.
   — Кому дают сумки? — не выдержал Клинг.
   — Что? О да, сумки. Мы выдаем их всем пассажирам  Высшего  и  Первого
класса.
   — Всем пассажирам?
   — Всем.
   — И когда вы начали раздавать их?
   — Как минимум, шесть лет назад, — ответил Пиат.
   — Значит, все, кто летал у вас Высшим или Первым классом за последние
шесть лет, мог получить такую сумку, правильно?
   — уточнил Мейер.
   — Правильно.
   — И, как по-вашему, сколько таких людей?
   — О, тысячи и тысячи, — с гордостью ответил Нельсон Пиат.
   — Вы должны не забывать, детектив Мейер...
   — Да?
   — "Мы летаем вокруг земного шара".
   — Ах, да, — согласился Мейер. — Простите. Со всеми вашими классами я,
кажется, запутался...
   — Существует возможность, что это дело все же попадет в газеты?
   — Возможность всегда существует. — Детективы встали.
   — Вы мне  сообщите,  если  она  станет  реальностью?  Если,  конечно,
узнаете заранее. Мне хотелось бы предупредить наш отдел рекламы.
   — Конечно, — ответил Мейер. — Спасибо, мистер Пиат.
   — Не за что. — Нельсон Пиат пожал руки детективам. Когда они  подошли
к двери, Пиат выглянул в огромное  окно  на  мокрую  от  дождя  взлетную
полосу.
   — Чертов дождь! — пробормотал он.
   Глава 5
   Пятница, утро. Дождь.
   Когда он был ребенком,  то  часто  бегал  под  дождем  в  библиотеку,
которая находилась в шести  кварталах  от  дома.  Он  поднимал  воротник
куртки и думал, что похож на  Авраама  Линкольна.  Как-то  раз,  сидя  в
теплом, обитом  деревянными  панелями  читальном  зале,  он  с  каким-то
необычным удовольствием читал, а дождь шелестел за окнами.
   А иногда ливень начинался  неожиданно  на  пляже.  Неизвестно  откуда
появлялись  тучи  и  мчались  к  берегу,  как  черные  всадники.  Молнии
рассекали небо, как удары сердитых скимитаров. Девчонки хватали  свитера
и пляжные  сумки.  Кто-то  забирал  переносной  проигрыватель  и  стопку
пластинок. Ребята держали над  головами  одеяла,  как  навес,  пока  все
бежали к находившемуся неподалеку ресторану. Потом они стояли на террасе
и смотрели на умытый дождем пляж, на изогнутые  и  перепачканные  губной
помадой соломинки в забытых бутылках "кока-колы".
   В Корее Берт Клинг узнал, что существует и другой  дождь.  Он  узнал,
что  есть  жестокий  и  противный  дождь,  который  превращает  землю  в
непроходимую скользкую жижу,  останавливающую  и  людей,  и  машины.  Он
узнал, что значит постоянно быть мокрым и мерзнуть. Именно  после  Кореи
Клинг перестал любить дожди.
   Утренний дождь в пятницу ему тоже не нравился.
   День начался с посещения бюро розыска пропавших лиц, где  Берт  Клинг
возобновил знакомство с детективами Амброузом и Бартольди.
   — Ого, кто к нам пожаловал! — воскликнул Бартольди.
   — Бог-солнце 87-го участка, — подхватил Амброуз.
   — Само Белокурое Чудо!
   — Он самый, собственной персоной, — сухо сказал Клинг.
   — Чем сегодня можем служить, детектив Клинг?
   — Кого вы посеяли на эту неделю, детектив Клинг?
   — Мы ищем белого мужчину в возрасте от 18 до 24 лет, —  ответил  Берт
Клинг.
   — Слышал, Ромео? — спросил Амброуз Бартольди.
   — Слышал, Майк, — ответил Бартольди.
   — Сколько, по-твоему, белых мужчин в возрасте от 18 до 24 лет  у  нас
числится?
   — По приблизительным подсчетам 6723, — ответил Бартольди.
   — Не считая тех, кого мы еще не успели занести в картотеку.
   — Как мы можем успеть,  когда  фараоны  со  всего  города  ежеминутно
мешают нам.
   — Как им не стыдно! — холодно произнес Клинг. Ему хотелось избавиться
от  чувства  робости,  которое  он  постоянно  испытывал  в  присутствии
полицейских, проработавших больше него. Он знал, что он молод, но ему не
нравилось  автоматическое  предположение,  которое  возникало  у   более
опытных копов, что он  ипсо  факто  плохой  детектив  из-за  возраста  и
недостатка опыта. Он не считал себя плохим детективом.  Наоборот,  Клинг
думал, что он отличный детектив. А Ромео с Майком пусть идут к черту!
   — Могу я посмотреть картотеку? — спросил он.
   — Ну конечно же! — с энтузиазмом откликнулся Бартольди. —  Для  этого
она здесь и находится. Чтобы каждый коп в городе с грязными  лапами  мог
трогать карточки. Правильно, Майк?
   — Еще бы не правильно. Что же нам еще делать, если не  перепечатывать
постоянно залапанные и изорванные карточки? В противном случае  пришлось
бы взяться за оружие.
   — Нет уж, лучше оставим игры с  пушками  более  молодым  и  проворным
парням, таким, как ты, Клинг.
   — Да, таким героям, — добавил Амброуз.
   —  Угу,  —  мрачно  произнес  Берт  Клинг,   тщетно   пытаясь   найти
убийственный ответ.
   — Поосторожнее с карточками, — предупредил  Бартольди.  —  Утром  мыл
руки?
   — Мыл.
   — Ну и отлично. Только выполняй вон те  инструкции,  и  все  будет  в
порядке, — Бартольди показал на большой плакат:  "Делайте  с  карточками
что угодно, но оставляйте их такими, какими они были до вашего прихода".
   — Понял? — спросил Амброуз.
   — Я здесь не в первый раз, — ответил Клинг. — Вам пора поменять  ваши
инструкции. Когда читаешь их в сотый раз, находишь в этом мало веселого.
   — Они здесь не для развлечения, — возразил Бартольди.
   — Осторожнее с карточками, — повторил Амброуз. — Если станет  скучно,
загляни в папку дамы по  имени  Барбара  Цезаре,  известной  также,  как
Бабблз Цезарь. Она исчезла в  феврале.  Ее  папка  там,  ближе  к  окну.
Барбара занималась стриптизом в  Канзас-Сити  и  приехала  поработать  в
наших клубах. В ее папке отличные фотографии.
   — Как тебе не стыдно, Майк! — укоризненно  заметил  Бартольди.  —  Он
всего лишь мальчишка, а ты привлекаешь его внимание к подобным вещам.
   — Прости меня, Ромео. Ты прав. Забудь о Бабблз Цезарь, Клинг.  Забудь
об отличных фотографиях в февральской папке около окна. Слышишь?
   — Уже забыл, — угрюмо ответил Берт Клинг.
   —  Нам  нужно  кое-что  напечатать,  —  Бартольди  открыл  дверь.   —
Развлекайся.
   — Цезарь, — бросил, выходя из комнаты, Амброуз. — Ц-Е-3-А-Р-Ь.
   — Бабблз, — добавил Бартольди, закрывая дверь.
   Клинг, конечно, вовсе не был обязан  просматривать  все  6723  папки,
заведенные на  людей,  пропавших  без  вести.  Скорее  всего,  Бартольди
несколько преувеличил цифру. На самом деле в городе, в  котором  работал
Берт Клинг, ежегодно пропадало около двух  с  половиной  тысяч  человек.
Если разделить это число на двенадцать, то получится чуть больше двухсот
человек в месяц. Самыми напряженными месяцами являлись май  и  сентябрь,
но Клинга, к счастью,  не  особенно  интересовали  май  и  сентябрь.  Он
ограничился папками за январь, февраль и начало марта.  Так  что  работы
оказалось не так уж много.
   Тем не менее это все же было не очень веселым занятием.  Просматривая
папки пропавших за февраль, он заглянул в дело танцовщины с экзотическим
именем  —  Бабблз  Цезарь.  После  изучения  нескольких  фотографий  ему
пришлось согласиться, что человек,  придумавший  ей  прозвище,  подобрал
удачное  словцо.  Рассматривая  фотографии,  он  сразу   вспомнил   Клэр
Таунсенд, а мысли о Клэр вызвали сожаление о том, что сейчас утро, а  не
вечер.
   Клинг закурил,  печально  поставил  папку  мисс  Цезарь  на  место  и
вернулся к работе.
   К одиннадцати часам он обнаружил только двух  подходящих  кандидатов.
Клинг пошел с них делать фотокопии. Ему помог Бартольди, который  сейчас
разговаривал вполне серьезно.
   — Нашел что-нибудь, парень? — спросил он.
   — Пока только возможные кандидаты. Посмотрим, что выйдет.
   — А что произошло? — поинтересовался Бартольди.
   — Один из наших полицейских нашел сумку с человеческой кистью.
   — Ого! — Бартольди скорчил гримасу.
   — Да! Прямо на улице, около автобусной остановки.
   — Ого! — повторил Бартольди. — Мужчина или женщина?  Я  имею  в  виду
кисть.
   — Мужская, — ответил Клинг.
   — А что за сумка? Для покупок?
   — Нет, нет. Самолетная сумка. Ну, знаешь, они раздают пассажирам свои
сумки, такие маленькие, синие? Эта — по заказу "Серкл Эйрлайнз".
   — Убийца высокого полета, да? — пошутил Бартольди. — Ну что же, держи
свои фотокопии, малыш. Счастливо. — Спасибо, — поблагодарил Берт Клинг и
взял конверт. Он набрал номер "Фредерик  7  —  8024"  и  попросил  Стива
Кареллу.
   — Слушай, я откопал тут двух кандидатов, — сообщил он.
   — Думаю проверить одного до ленча. Хочешь со мной?
   — Конечно, — ответил Карелла. — Где встретимся?
   — Это матрос с торгового корабля. Он исчез 14  февраля  в  Валентинов
день. Об исчезновении заявила жена. Она живет  на  Детановере,  рядом  с
Южной улицей.
   — Встретимся на углу?
   — Идет, — согласился Клинг. — Мне не звонили?
   — Клэр звонила.
   — Что-нибудь просила передать?
   — Чтобы ты позвонил ей, как сможешь.
   — О'кей, спасибо. Встретимся через полчаса?
   — Хорошо. Смотри, не стой под дождем. — И Карелла положил трубку.
   Стоя под дождем на наиболее открытом, пожалуй, во всем  городе  углу,
Клинг  пытался   поглубже   забраться   в   свое   полупальто,   создать
водонепроницаемую оболочку, втянуть шею, как черепаха, но все тщетно. Он
весь промок. Где, черт возьми, этот Карелла?
   "Жаль, что я не ношу шляпу, — подумал Берт Клинг. — Лучше  бы  я  был
бизнесменом. Они, по крайней мере, чувствуют себя в шляпах очень уютно".
   Белокурые волосы намокли и прилипли к голове. Клинг стоял на  углу  и
наблюдал за:
   — открытой парковочной стоянкой на одном углу;
   — оградой парка на третьем углу;
   — голой стеной какого-то склада.
   Ни одного козырька, под который можно спрятаться, ни одной  двери,  в
которую можно нырнуть, ничего,  кроме  широкого  открытого  пространства
Изолы и дождя, который низвергался на него, как  казачья  лава  в  одном
итальянском фильме.
   "Черт бы тебя побрал, Карелла, где ты? Ну иди же, Карелла,
   — заклинал Клинг, — неужели у тебя нет сердца?"
   Наконец к тротуару подъехала полицейская машина без эмблем. На столбе
висело  объявление:  "С  8.00  до  18.00   не   останавливаться   и   не
парковаться". Карелла вылез из машины.
   — Привет. Давно ждешь?
   — Почему ты, черт возьми, задержался? — возмутился Клинг.
   — Перед самым отъездом позвонил Гроссмак из лаборатории. — Ну и как?
   — Он занимается и  кистью,  и  сумкой.  Сказал,  что  завтра  пришлет
заключение.
   — Снимет отпечатки пальцев?
   — Едва ли.  Кончики  пальцев  изрезаны  в  клочья.  Послушай,  может,
обсудим это за чашкой кофе? Зачем мокнуть? Мне к  тому  же  хотелось  бы
взглянуть на карточку того моряка перед тем, как пойдем к  его  жене,  —
предложил Стив Карелла
   — Я бы не отказался от кофе, — согласился Клинг.
   — Она знает о нашем приходе?
   — Не знает. Думаешь, надо было ей позвонить?
   — Нет, так будет лучше. Вдруг мы  найдем  ее  с  телом  в  сундуке  и
огромным ножом в изящной ручке.
   — В середине квартала — кафе. Давай выпьем кофе там. Пока  ты  будешь
смотреть карточку, я позвоню Клэр.
   — Хорошо.
   Они вошли в кафе, сели в кабину и заказали по чашке кофе. Пока  Клинг
звонил  своей  невесте,  Карелла,  отхлебывая  кофе  дважды  внимательно
прочитал фотокопию розыскной карточки.
   Когда Клинг вернулся к столу, на его лице играла улыбка.
   — Что случилось? — спросил Карелла.
   — Ничего особенного. Отец Клэр сегодня утром уехал в Нью-Джерси,  вот
и все. Вернется только в понедельник.
   — И это дает тебе пустую квартиру для уик-энда, да?
   — Я об этом и не думал, — возразил Клинг.
   — Рассказывай, — не поверил Карелла. — Когда ты собираешься  жениться
на ней?
   — Она сначала хочет получить степень бакалавра.
   — Зачем? — удивился Карелла.
   — Откуда я знаю.
   —  А  что  она  захочет  после  этого?  Докто