служб
департамента, или откроете массовый доступ к этим  карточкам,  наподобие
дня открытых дверей в высшей школе?
   — За что я особенно люблю этих «быков»  из  восемьдесят  седьмого,  —
сказал Амброуз, — так это за то, что там собрались сплошные комики. Если
появляется хотя бы один из них, просто очень трудно бывает удержаться от
того, чтобы не промочить штаны со смеху.
   — От радости тоже, — сказал Бартольди.
   — Именно это и свидетельствует о качествах хорошего  полицейского,  —
продолжил Амброуз. —  Юмор,  человечность  и  любовь  к  незначительным,
казалось бы, деталям.
   — Вы забыли еще о терпении, — сказал Клинг. — Так будет мне дозволено
заглянуть в эти ваши чертовы карточки или нет?
   — Ах, горячность, горячность и нетерпение юности, — сказал Бартольди.
   — И какой же период вы намерены охватить? — спросил Амброуз.
   — Последние примерно шесть месяцев.
   — А мне показалось, что речь шла о том,  что  утопленница  пробыла  в
воде только четыре месяца.
   — Но о ее пропаже могло быть заявлено несколько раньше.
   — И умен вдобавок ко всему, — сказал Бартольди. —  Господи,  да  этот
город давно обратился бы в груду дымящихся развалин, если бы  не  ребята
из восемьдесят седьмого.
   — Ну, ладно, пошли вы все знаете куда, — сказал Клинг,  поворачиваясь
к двери. — Я сейчас пойду и скажу лейтенанту, что вы отказываете  нам  в
допуске к этой своей картотеке. Всего, ребята.
   — И он с плачем убежал к своей мамочке, — сказал Бартольди, ничуть не
обеспокоенный.
   — Можете быть уверены, что эта мамочка очень  расстроится,  —  сказал
Клинг. — Мамочка, как правило, совсем не против хорошей шутки, но она не
любит,  когда  спектакль  устраивается  за  счет  оплачиваемого  городом
рабочего времени.
   — Делу время, потехе час... — начал было Бартольди, но тут же оборвал
себя, увидев, что Клинг всерьез уходит.
   — Ну, ладно, торопыга, — сказал  он,  —  идите  и  смотрите  себе  на
здоровье. У нас тут хватит этих карточек не менее чем на год работы, так
что можете считать себя отныне нашим постоянным сотрудником.
   — Премного благодарен, — сказал Клинг и пошел вслед за детективом  по
коридору.
   — Наша картотека составлена по разным параметрам,
   — говорил по пути Амброуз.  —  Конечно,  назвать  это  полным  банком
компьютерных данных трудно, но здесь сделано все для облегчения поисков.
Прежде всего карточки расставлены по  алфавиту,  но  имеется  картотека,
расположенная и в хронологическом  порядке  —  в  соответствии  с  датой
поступления заявления об исчезновении данного  лица.  А  кроме  того  мы
разделили их также на мужчин и женщин.
   — Чтобы не было неприятностей и баловства, мы  мальчиков  помещаем  к
мальчикам, а девочек к девочкам, — сказал Бартольди.
   — По  папкам  разложено  все,  что  может  вам  понадобиться.  Там  и
медицинские карточки с историями болезней, если  нам  удалось  раздобыть
их, и карточки дантистов, и даже личные письма и разные там документы.
   — Только вы уж постарайтесь не перепутать все эти папки, иначе  здесь
снова появится  красавица-стенографистка  из  главного  управления  и  в
который раз будет пытаться расставить все по местам.
   — А мы  здесь  терпеть  не  можем  красавиц-стенографисток,  особенно
длинноногих блондинок, — сказал Амброуз.
   — Мы просто выталкиваем их в  шею  всякий  раз,  когда  они  пытаются
проникнуть на нашу территорию.
   — И все это потому, что мы солидные и женатые мужчины.
   — Которые героически не поддаются никаким соблазнам, —  подвел  черту
Бартольди. — А вот и ваши любимые карточки. — И он величественным жестом
указал на полки с бесчисленным множеством зеленых  папок,  расставленных
вдоль стен. — Сейчас у нас апрель, а вам  нужны  сведения  за  последние
шесть месяцев. Значит вам придется начать с ноябрьских поступлений, — он
снова неопределенно повел рукой. — Это где-то в том направлении. — Потом
он подмигнул Амброузу. —  Ну,  значит,  будем  считать,  что  отныне  мы
сотрудничаем с вами и оказываем вам всяческое содействие, не так ли?
   — Вы оказываете мне неоценимую поддержку, — сказал Клинг.
   — Надеюсь, что вам удастся разыскать здесь все необходимое, —  сказал
Амброуз, открывая дверь. — Пошли отсюда, Ромео.
   Бартольди вышел вслед за ним.
   Клинг тяжело вздохнул, оглядел ряды полок с  папками  и  закурил.  На
стене у полок висела табличка с надписью:
   МОЖЕТЕ БРОСАТЬ ИХ, ТРЯСТИ ИХ, ТОПТАТЬ
   НОГАМИ, МОЖЕТЕ ОБНИМАТЬ ИХ — ТОЛЬКО
   НЕПРЕМЕННО СТАВЬТЕ ИХ ПОТОМ НА ТО МЕСТО, С
   КОТОРОГО ВЫ ИХ ВЗЯЛИ!!!
   Он прошелся по комнате и  наконец  высмотрел  ту  полку,  на  которой
размещены были папки с заявлениями об исчезновении  людей,  датированные
ноябрем прошлого года. Чтобы дотянуться до них ему  пришлось  придвинуть
стул и встать на него. Достав нужную папку,  он  принялся  перелистывать
ее, так и не слезая со стула.
   Если  вам  приходится  рассматривать  одно  за  другим  заявления   о
пропавших без вести лицах, то очень скоро у вас возникает желание самому
поскорее куда-нибудь исчезнуть, пропасть без вести. Вскоре все они стали
путаться и превратились в какую-то безликую  массу,  единственной  целью
которой было занудить вас до смерти. Вскоре вы уже не  могли  вспомнить,
кто именно из них имеет родинку на левой груди, а кто  —  татуировку  на
большом пальце. А спустя еще некоторое время вам уже было  наплевать  на
все эти детали.
   Встречались тут, правда, и отдельные забавные  случаи,  которые  хоть
как-то прерывали монотонность этого неблагодарного труда, но встречались
они довольно редко. Как, например, заявления со  стороны  мужа  и  жены,
которые умудрились вдруг исчезнуть  в  один  и  тот  же  день,  а  потом
одновременно подали заявления об исчезновении друг друга. Клинг  не  мог
без смеха читать эти заявления, помеченные одной  и  той  же  датой.  Он
представил себе этого мужа, пишущего заявление  где-нибудь  в  Бразилии,
лежа в объятиях жгучей брюнетки. Он попытался представить себе  также  и
супругу, но не сумел подыскать для нее подходящей ситуации.
   Закурив новую сигарету, он снова углубился в поиски карточки,  данные
которой  примерно  совпадали  бы  с  приметами  утопленницы,  являющейся
предметом забот детективов 87-го участка.
   Занимаясь этими розысками, Клинг искурил две пачки сигарет. Первую из
них он прикончил еще до ленча. Потом он вышел в буфет и взял там сэндвич
с ветчиной, чашку кофе и новую пачку сигарет, успев при этом подумать  о
том, что выкуривая их с такой скоростью,  можно  легко  вогнать  себя  в
гроб. К концу рабочего дня он докурил все-таки и вторую  пачку,  однако,
сумел отобрать довольно приличную стопку папок с заявлениями  о  пропаже
людей, содержавших  данные,  довольно  близко  совпадавшие  с  описанием
внешности их утопленницы.
   Одно из этих заявлений казалось  Клингу  особенно  перспективным.  Он
раскрыл  папку  и  снова  принялся  просматривать  содержащиеся  в   ней
документы.
   Изучая отчет о произведенном  расследовании,  подписанных  детективом
Филлипсом  из  отдела  по  розыску  пропавших  без  вести  лиц  главного
управления полиции, Клинг обнаружил в нем  некоторые  разночтения.  Так,
например, вначале там было указано, что девушку в последний  раз  видели
по ее домашнему адресу 31 октября в двадцать три сорок пять. Но ниже,  в
графе «Примечания» указывалось, что девушку в последний  раз  видели  на
железнодорожном вокзале в Скрантоне утром следующего дня. Клинг пришел к
выводу, что причиной этого разночтения явилось дальнейшее  расследование
заявления уже со стороны полиции. Заявление было  написано  неким  Генри
Прошеком, который просил разыскать его дочь. И он-то скорее всего  видел
ее в последний раз дома поздним вечером 31 октября. Но, по-видимому, был
еще кто-то, кто видел ее на железнодорожном вокзале наутро и  сумел  при
этом разглядеть ее достаточно хорошо, поскольку успел заметить  даже,  в
чем она была одета. Но  это  лицо  было  не  тем,  от  имени  кого  было
составлено заявление, отсюда и разночтение. Кроме  того,  Клинг  обратил
внимание на знак вопроса, поставленный в  графе  «Багаж».  Он  пришел  к
выводу, что либо у пропавшей без вести действительно  не  было  с  собой
багажа, либо это должно было означать, что лицо, видевшее  разыскиваемую
на станции, просто не обратило на багаж внимания.
   Было там еще несколько пометок типа «см. письмо в конверте». Означало
ли это, что имелось еще какое-то письмо, но без конверта? Может, в таком
случае была  и  прощальная  записка,  оставленная  родителям?  Следовало
поискать все это в приложениях.
   Клинг снова раскрыл папку. В ней оказалось одно-единственное  письмо.
По-видимому, второе,  более  длинное  письмо,  так  никогда  и  не  было
отправлено.  И  скорее  всего,  отсутствие  этого   письма,   способного
разъяснить  положение  дел,  и  заставило  Генри  Прошека  обратиться  в
ближайший полицейский участок.
   Испытывая некоторую неловкость, Клинг принялся читать письмо, которое
Мэри-Луиза Прошек написала своим родителям.
   «1 ноября. Дорогие мамочка и папочка!
   Я знаю, вы не боитесь, что меня кто-то похитил, или  что-нибудь  еще,
потому что Бетти Андерс выследила меня на станции этим утром,  и  сейчас
уже наверняка весь город знает об этом. Поэтому я  понимаю,  что  вы  не
волнуетесь, но я думаю, что вы можете интересоваться насчет того, почему
я уехала и когда вернусь.
   Наверное, мне  не  стоило  удирать  так,  без  объяснений,  но  я  не
рассчитывала на  то,  что  вы  поймете  меня  или  одобрите  то,  что  я
собиралась сделать. Я уже давно запланировала это и все равно  я  должна
была это сделать, и ради этого я оставалась у Джонсонов, потому что  так
я экономила деньги все эти годы. Сейчас у меня скопилось  более  четырех
тысяч  долларов  и  я  получила  их  у  вас   только   благодаря   своей
настойчивости. Ха-ха!
   Я напишу вам более подробное письмо, как только все здесь  утрясется.
Я начинаю здесь совершенно новую жизнь, папочка, и, пожалуйста, не очень
сердись на меня. И вообще, попробуйте меня понять. Люблю и целую.
   Ваша любящая дочка Мэри-Луиза.»
   Кем бы ни был этот детектив Филлипс из отдела пропавших без вести, он
весьма добросовестно провел  работу  по  розыску  пропавшей  Прошек.  Он
дозвонился в полицию города Скрантона и с  ее  помощью  выяснил,  что  с
банковского счета девушки были сняты четыре тысячи триста семьдесят пять
долларов, и сделано это было 31 октября,  то  есть  накануне  того  дня,
когда она покинула город навсегда. На заявлении о закрытии счета  стояла
ее личная подпись и к заявлению этому была приложена  погашеная  чековая
книжка. Затем Филлипс проверил в каждом из банков города,  не  открывала
ли  в  них  Мэри-Луиза  Прошек  нового  счета.  Из  всех  банков  пришел
отрицательный ответ. Филлипс  также  попытался  проверить,  откуда  было
отправлено ее единственное письмо, которое было написано на поставляемой
гостиницей почтовой бумаге, и установил,  что  это  была,  по  существу,
дешевая ночлежка. Письмо было отправлено заказным из одного из  почтовых
отделений, расположенных в самом  центре  города.  Кроме  того,  Филлипс
раздобыл копию зубоврачебной карточки Прошек, на которой  были  отмечены
все пломбы, коронки и удаленные зубы. Клинг извлек эту карточку из папки
и бегло ознакомился с ней.
   Он помнил, что у  трупа  утопленницы  оказались  выпавшими  за  время
пребывания в воде передние зубы нижней  челюсти,  но  он  никак  не  мог
припомнить, какие из сохранившихся ее зубов оказались запломбированными,
а какие и вовсе удалены. Он тяжело вздохнул и попытался выяснить,  какая
еще полезная информация содержится в папке.
   Следует сказать, что предварительное расследование было проведено еще
до того, как дело о пропавшей Прошек было передано в  отдел  по  розыску
пропавших без вести.  Когда  Генри  Прошек  обратился  с  заявлением  об
исчезновении своей дочери в 14-й участок, детектив, который беседовал  с
ним,  немедленно  проверил,  не  числится  ли   Мэри-Луиза   в   списках
задержанных или попавших в больницу в своем участке. Потом он связался с
главным управлением, чтобы выяснить, не попадал ли кто-нибудь, сходный с
ней по внешности, в какие-либо больницы или  морги.  Когда  же  все  эти
поиски не  принесли  результатов,  он  связался  с  отделом  по  розыску
пропавших без вести  и  заполнил  требуемые  официальные  формы  в  трех
экземплярах. И  потом  в  подтверждение  своего  запроса  он  выслал  на
следующий же день один из этих экземпляров в отдел по розыску  пропавших
без вести.
   Отдел, получив эту бумагу, тут же телетайпом известил о  пропаже  все
полицейские участки города, а также известил об этом  ближайшие  города.
Таким образом имя Мэри-Луизы Прошек оказалось в  списках  пропавших  без
вести, который ежедневно рассылается  по  автобусным  и  железнодорожным
станциям, больницам и прочим местам, где беглец может искать  пристанища
или помощи.
   И все же, несмотря на всю проделанную работу, обнаружить девушку  так
и не удалось.
   Очень может быть, что именно ее труп был выловлен в реке.
   Но если Клинг не мог припомнить  какие-то  подробности,  связанные  с
зубами утопленницы, то  он  прекрасно  помнил  об  одной  примечательной
подробности — на правой ее руке между большим  и  указательным  пальцами
было вытатуировано сердечко с буквами «МИК».
   Однако  в  графе  анкеты  Мэри-Луизы  Прошек,  озаглавленной  «Особые
приметы», против слова «Татуировки» было записано: «Не имеется».
   Глава V
   Генри  Прошек  оказался  человеком   маленького   роста   с   глубоко
посаженными карими глазками  и  совершенно  лысой  головой.  Работал  он
забойщиком на угольной шахте и угольная пыль навечно въелась  в  морщины
его лица, не говоря уже о черноте под ногтями.
   Готовясь к отъезду из Скрантона, он вымылся самым тщательным  образом
и вырядился в лучший свой воскресный костюм, но если бы не знать о  том,
что он честно добывает уголь где-то глубоко под землей, его  можно  было
бы, несмотря на все  его  старания,  принять  за  грязного  и  неряшливо
одетого старикашку.
   Он  сидел  сейчас  в  дежурной  комнате  87-го  участка   и   Карелла
внимательно приглядывался к нему. В глазах у Прошека  застыло  выражение
высокомерного презрения, высокомерие это было  настолько  яростным,  что
Карелла никак не ожидал встретить его в глазах обычного шахтера.
   Прошек только что выслушал краткие пояснения Клинга и сразу же  после
этого в глазах у него появилось это высокомерное выражение. Карелла даже
подумал, не обидело ли его что-нибудь  в  словах  Клинга.  Он  пришел  к
выводу, что причиной здесь мог быть только Клинг. Он был новичком  здесь
и при этом довольно молодым парнем и, видимо, еще не успел понять  того,
что существует множество способов, чтобы известить человека о  том,  что
дочь его умерла, и что нужно очень старательно выбрать наилучший способ.
Ну что ж, у Клинга еще все впереди. Научится.
   Прошек молча сидел с этим высокомерным выражением на лице, но наконец
обуревавший его гнев нашел свое выражение в словах.
   — Она не могла умереть, — сказал он.
   — Тем не менее она умерла, мистер Прошек, — сказал  Клинг.  —  Видите
ли, сэр, я весьма сожалею, но...
   — Она не умерла, — твердо стоял на своем Прошек.
   — Сэр...
   — Она не умерла! — снова сказал он. Клинг бросил на Кареллу умоляющий
взгляд и тот с необычайной легкостью поднялся из-за стола.
   — Мистер Прошек, —  сказал  он,  —  мы  сверили  зубы  утопленницы  с
карточкой, присланной нам зубным врачом вашей дочери, которая  хранилась
в отделе по розыску пропавших без вести. Они совершенно совпадают,  сэр.
Поверьте, сэр, мы ни в коем случае не допустили бы...
   — Произошла ошибка, — сказал Прошек.
   — Ошибка, к сожалению, исключена, сэр.
   — Да как она могла умереть? — спросил Прошек. —  Она  приехала  сюда,
чтобы начать новую жизнь. Она сама так говорила. Она даже  написала  мне
письмо об этом. Так с чего бы это ей вдруг умереть?
   — Ее тело...
   — А кроме того, если уж кто и утонул здесь у  вас,  так  это  не  моя
дочь. Моя дочь прекрасно плавает. Она даже получила медаль  на  школьных
спортивных соревнованиях именно за плавание. Не знаю, что это у вас  там
за утопленница, но это никак не Мэри-Луиза.
   — Сэр...
   — Да я бы ей шею свернул, если бы у нее оказалась татуировка на руке.
Моя Мэри-Луиза и подумать бы не посмела о такой наглости.
   — Именно это мы и хотели выяснить у вас, сэр, — сказал Карелла. —  Вы
заверили нас в том, что у нее не было никаких татуировок. Следовательно,
ей сделали татуировку уже где-то в этом городе. А кроме того, мы и  сами
знаем, что ока не утонула. Видите ли, в воду  она  попала  уже  мертвой.
Поэтому если нам удастся связать эту татуировку с...
   — Эта мертвая девушка никакая не моя дочь,  —  сказал  Прошек.  —  Вы
заставили меня приехать сюда из самой Пенсильвании, а  тут  эта  девушка
оказалась совсем не моей дочерью. Да как вы могли так распоряжаться моим
временем? Я потерял целый день на то, чтобы добраться до вас.
   — Сэр, — проговорил Карелла самым решительным тоном,  —  эта  девушка
несомненно является вашей дочерью. Пожалуйста, попытайтесь понять это.
   Прошек ответил на эту тираду взглядом полным ненависти.
   — Был ли в числе ее друзей человек по имени Мик? — спросил Карелла.
   — Не было у нее таких друзей, — сказал Прошек.
   — А может, Майк или Майкл или еще как-нибудь?
   — Не было. У моей дочки было не очень-то  много  ухажеров,  —  сказал
Прошек. — Она... она была не очень красивой девушкой. У нее были хорошие
волосы и цвет лица, как у ее матери — знаете, голубые глаза и  белокурые
волосы считаются хорошей комбинацией, но она не  была...  Ну,  в  общем,
хорошенькой ее трудно было  назвать.  Я...  я  даже  жалел  ее  за  это.
Мужчина... ну для мужчины не так-то уж и важно, красив он или нет. Но  с
девушкой, с девушкой совсем другое, для девушки внешность — это  все,  и
поэтому мне всегда было жалко ее. — Он умолк,  поглядел  на  Кареллу,  а
потом повторил, как бы в пояснение всего сказанного раньше: —  Она  была
не слишком-то красива, моя дочь.
   Карелла с высоты своего роста поглядел на  Протека,  отлично  отдавая
себе отчет в том, что говоря о своей дочери, шахтер употреблял прошедшее
время, и понимая, что в душе Прошек уже считал ее мертвой. Он  никак  не
мог понять, почему человек этот так яростно противится  осознанию  этого
факта, прекрасно понимая, что дочь его  мертва  и  что  умерла  она,  по
меньшей мере, три месяца назад.
   — Очень прошу вас подумать, мистер Прошек, — сказал он. — Мог ли быть
у нее хоть кто-нибудь, кто мог бы называться Миком?
   — Нет, — сказал Прошек. — При чем тут моя Мэри? Луиза к какой-то  там
Мик? Ведь эта ваша девушка совсем не Мэри-Луиза. — Он помолчал, а  потом
вдруг ему пришла новая идея. — Я хочу поглядеть на эту вашу девушку.
   — Нам бы не  хотелось  подвергать  вас  такому  испытанию,  —  сказал
Карелла.
   — Я должен  видеть  ее.  Вы  тут  говорите,  что  это  моя  дочь,  вы
показываете мне какую-то там карточку дантиста и всякое прочее дерьмо. Я
хочу посмотреть на эту утопленницу. Уж я-то смогу сказать вам,  является
она или нет моей Мэри-Луизой.
   — Вы так и называли ее? — спросил Карелла. — Мэри-Луиза?
   — Именно этим именем я  окрестил  ее.  Мэри-Луиза.  Все  называли  ее
просто Мэри, но это совсем не то, чего я хотел. Я  выбрал  для  нее  имя
Мэри-Луиза. Это же очень красивое имя, правда? Мэри-Луиза. А Мэри —  это
как-то... слишком просто. —  Он  растерянно  пожал  плечами.  —  Слишком
просто. — Он снова пожал плечами. — Я хочу видеть эту  утопленницу.  Где
она тут у вас?
   — Она находится в морге больницы, — сказал Клинг.
   — Так вот и отвезите меня туда.  Считается,  что  родственник  должен
опознать... тело, так ведь? Разве вы не за этим меня сюда привезли?
   Клинг вопросительно поглядел на Кареллу.
   — Мы сейчас закажем машину и отвезем мистера Прошека  в  больницу,  —