ропорядочный
насос, перегоняющий кровь, в  некое  средоточие  эмоций,  отделив  таким
образом любовь от ума и  приписав  массу  благороднейших  качеств  этому
комку мышц.
   Правда, могло бы получиться и кое-что похуже. Они,  например,  вполне
могли сосредоточить свои усилия и на печени. В конце концов, с таким  же
успехом они могли бы превратить в цитадель любви любой внутренний орган.
Писатели ведь отлично знают свое дело.
   Форма  сердца  легко  изображается  графически,  символ  этот   легко
узнаваем и его легко навязать в  качестве  предмета  восхищения.  Глаза,
уши, нос и, наконец, мозг — все эти  органы  и  части  тела,  с  помощью
которых мы видим, слышим, принюхиваемся и познаем другого  человека,  то
есть  все  органы,  с  помощью   которых   другой   человек   становится
неотъемлемой частью вашей личности, такой же важной, как, например, сама
ваша способность мыслить, — все это отбрасывается и  не  принимается  во
внимание. Да,  у  святого  Валентина  совсем  не  плохой  специалист  по
рекламе.
   Второй утопленник также оказался лицом женского пола.
   У нее также была обнаружена татуировка на коже руки между  большим  и
указательным пальцами. Татуировка  эта  изображала  сердечко.  И  внутри
этого сердечка было вытатуировано слово. И слово это  тоже  состояло  из
трех букв «НИК».
   Да, совершенно очевидно, что татуировка эта была ошибкой. Несомненно,
что тот мужчина или женщина, которому было уплачено за это украшение  на
коже, допустил ошибку.  Наверняка  ему  было  поручено  выколоть  внутри
сердечка слово «МИК» и таким образом как бы впечатать это мужское имя  в
саму плоть девушки. А он напортачил. Наверное он был в тот момент  пьян,
а может быть, устал, а скорее всего, просто наплевательски  относился  к
своей работе — вы ведь и сами знаете, что бывают такие  люди  —  они  не
гордятся своим трудом.
   Но как бы там ни было, а имя получилось не то. На этот раз  вышло  не
«МИК», а «НИК». Должно быть, мужчина, который бросил после этого девушку
в реку, был просто вне себя от злости.
   Да и кому может нравиться, если знак его фирмы пишут с ошибкой.
   По замыслу это было соединение приятного с полезным.
   Сама идея не очень-то нравилась Стиву Карелле. Он уже успел пообещать
Тедди встретить ее в центре ровно в восемь часов  вечера,  а  звонок  из
ателье, в котором делали татуировки, раздался  за  пятнадцать  минут  до
назначенного часа свидания и не оставалось  никакой  возможности,  чтобы
предупредить ее. Позвонить  он  ей,  естественно,  не  мог,  потому  что
телефоном жена Кареллы никогда  не  пользовалась.  В  таких  случаях  он
обычно,  вопреки  существующим  правилам,  нередко  направлял   к   дому
патрульную машину, поддерживающую  радиосвязь  с  участком,  только  для
того, чтобы вручить Тедди записочку.
   Комиссар полиции, хотя и считал Кареллу  очень  хорошим  полицейским,
наверняка не одобрил бы эту сверхплановую деятельность патрульных машин.
И поэтому Карелла, несмотря на всю свою открытость,  никогда  о  ней  не
заговаривал.
   Сейчас он стоял на углу под часами на здании банка, стараясь укрыться
от дождя под парусиновым тентом над входом в банк.
   Он надеялся, что на этот раз дело обойдется  без  попыток  ограбления
банка. Уж чего ему меньше всего хотелось на свете,  так  это  заниматься
предотвращением попытки ограбления банка во внерабочее время, да  еще  в
тот момент, когда он ждет свидания с самой прекрасной женщиной в мире.
   Естественно, свободным от службы он мог считать себя  чисто  условно.
Полицейский — и он прекрасно знал это — считается занятым на службе  все
двадцать четыре часа в сутки всех трехсот шестидесяти пяти дней обычного
года и трехсот шестидесяти шести — високосного.
   Именно поэтому ему и предстояло навестить сейчас ателье  татуировщика
и, следовательно, он не мог считать свой рабочий день завершенным,  пока
он не сходит туда, а потом еще предстояло сообщить по телефону дежурному
в участок о результатах своего визита.
   Итак, он надеялся на то,  что  в  эти  минуты  не  будет  предпринята
попытка ограбить  банк,  а  также  на  то,  что  дождь  в  конце  концов
прекратится, потому что эта промозглая сырость пронизывала до  костей  и
вызывала боль в давно заживших ранах. Подумать только, у него  уже  есть
старые раны.
   Мысли  о  боли  в  ранах   он   попытался   отодвинуть   подальше   и
сосредоточиться на чем-нибудь приятном. А  самое  приятное  для  Кареллы
было думать о своей жене. Он понимал, что в этом было что-то  безнадежно
мальчишеское. Но он любил, любил ее всегда, и это было  раз  и  навсегда
установленным фактом, и он совсем не собирался что-нибудь  предпринимать
с целью изменения существующего положения.  Вполне  возможно,  что  были
где-то на  свете  женщины  красивее  ее,  но  такие  женщины  что-то  не
попадались ему на жизненном пути. Возможно, что они могли  быть  нежнее,
утонченней, а возможно,  и  более  страстными.  Но,  честно  говоря,  он
сомневался в этом. А простая истина заключалась  в  том,  что  она  была
приятна ему во всех отношениях. Черт  побери,  до  чего  же  ему  бывает
приятно с ней! Он никогда не уставал любоваться ее лицом, лицом, которое
умело превращаться в тысячи самых различных лиц и каждое из них при этом
было по-своему прекрасно.
   При полном параде, сияя великолепными карими глазами, с удлиненными и
накрашенными ресницами, с этими полными  губами,  четкие  линии  которых
подчеркивались помадой, она была  одним  существом  —  и  он  любил  эту
старательно подчеркнутую красоту,  тщательно  уложенные  волосы  и  чуть
тронутое пудрой лицо.
   А по утрам она могла  быть  совершенно  иной.  Теплая  ото  сна,  она
открывала  вдруг  глаза  и  улыбалась  ему.  Лицо  ее,  лишенное  всякой
косметики, было в этот  момент  таким  доверчивым,  губы  ее  были  чуть
припухшими, а пряди иссиня-черных волос черными  змеями  растекались  по
подушке, а тело было желанным  и  податливым.  Он  любил  ее  и  в  этом
состоянии,  любил  ее  легкую  улыбку,  блуждающую  на  губах,  любил  и
внезапную настороженность во взгляде.
   Да, лицо ее было тысячей самых различных лиц. Спокойное и задумчивое,
когда они шли вдвоем по пустынному берегу босиком, когда  только  мерный
гул разбивающихся о дальние рифы океанских  волн  доносился  со  стороны
моря  —  звук,  который  она  не  могла  услышать,  погруженная  в  свой
безмолвный мир. В приливе гнева ее лицо могло моментально  перемениться.
Черные брови хмурились, глаза становились матовыми, губы обнажали ровные
белые ряды зубов, а тело напрягалось подобно туго натянутой струне,  как
бы красноречиво повествуя о тех гневных тирадах, которые  она  не  могла
швырнуть  в  лицо  собеседнику,  поскольку  не  могла  говорить,  кулаки
судорожно сжимались. Или взять, например, слезы, которые тоже совершенно
изменяли ее лицо. Плакала она не часто, но если уж  плакала,  то  всегда
самозабвенно. Казалось, что будучи уверенной в  своей  красоте,  она  не
боялась того, что лицо ее вдруг окажется искаженным горем.
   Многие мужчина мечтают о том дне, когда корабль их причалит в  родной
гавани.
   Корабль Кареллы уже оказался в такой гавани  —  и  гавань  эта  сияла
тысячей различных лиц.
   Случались,  конечно,  моменты,  как,  например,  сейчас,   когда   он
подумывал о том, что крейсерская скорость его корабля  заметно  упала  и
неплохо, если бы она была побольше на пару  узлов.  На  часах  уже  было
двадцать минут девятого, а она пообещала прийти ровно в восемь  и,  хотя
ему никогда не надоедало мысленно любоваться  ее  образом,  он  все-таки
предпочел бы материальное его воплощение...
   Он заметил ее сразу же. И на этот раз он ничуть не удивился тому, что
с ним способно сделать одно только ее появление. Он уже успел привыкнуть
к тому, что  сердце  начинало  биться  в  учащенном  ритме,  а  на  лице
совершенно автоматически  появлялась  улыбка.  Она  его  еще  не  успела
разглядеть и он следил  за  ней  из  своего  укрытия  и  даже  испытывал
некоторую неловкость от того, что наблюдает за ней  как  бы  исподтишка.
Надо же!
   На ней была черная юбка с  красным  свитером,  поверх  которого  было
накинуто вязаное полупальто, черное с красной оторочкой. Полупальто  это
было распахнуто и едва достигало колен. У  нее  была  очень  женственная
походка, в которой не было ничего наигранного. Она шагала очень  быстро,
потому что опаздывала и  до  него  доносился  стук  каблуков  ее  черных
лакированных туфель. С некоторым чувством  затаенного  превосходства  он
наблюдал за тем,  как  даже  под  дождем  мужчины  приостанавливались  и
провожали взглядами его жену.
   Заметив его, она сразу же перешла на бег. Он  никак  не  мог  понять,
почему у них получалось так, что даже самая короткая разлука казалась им
страшнее  долгих  лет  в  какой-нибудь  строгой  тюрьме.  Как   тут   не
поворачивай, отрицать этого было нельзя. Она бросилась в его распахнутые
объятия и он не смог удержаться, чтобы не поцеловать ее, и  плевать  ему
на всех прохожих. Пусть снимают с них сейчас  какую-нибудь  трогательную
сцену для фильма под названием «Любовь в джунглях».
   — Ты опоздала, — сказал он.  —  Но  только  не  нужно  оправдываться.
Выглядишь ты так великолепно, что  и  говорить  не  о  чем.  Нам  только
придется еще заглянуть в одно местечко на несколько минут,  надеюсь,  ты
не против?
   Она вопросительно глянула на него.
   — Мы зайдем тут в одно ателье, где людям делают  татуировки.  Парень,
работающий там, говорит, будто  к  нему  заходила  женщина,  похожая  на
Мэри-Луизу Прошек. Поскольку это можно считать  служебным  заданием,  мы
сможем поехать туда на служебной машине.  А  заодно  это  означает,  что
сегодня  вечером  тебе  не  придется  доставлять   меня   домой.   Умеет
устраиваться твой муженек, согласись.
   Тедди улыбнулась и теснее прижалась к нему.
   — Машина стоит здесь прямо  за  углом...  Нет,  выглядишь  ты  просто
великолепно. Да и  пахнешь  очень  приятно.  Что  это  у  тебя  за  духи
сегодня?
   Тедди в ответ потерла ладонью о ладонь, как бы изображая мытье рук.
   — Неужели только вода да мыло? Нет, это просто  невероятно!  Подумать
только — ты  и  мыло  —  и  эта  комбинация  заставляет  источать  такой
аромат... Понимаешь, дорогая, я должен забежать туда минут  на  пять.  У
меня тут в машине есть несколько фотографий этой Прошек  и  может  быть,
этот  парень  узнает  на  них  свою  клиентку.  А  уж  после  этого   мы
назаказываем в каком-нибудь уютном  кабачке  всякой  всячины  по  твоему
выбору. Я мог бы себе позволить и выпить чего-нибудь, а как ты  на  этот
счет?
   Тедди согласно кивнула.
   — И почему это люди говорят: «Позволить себе  выпить?»  Если  человек
свободен и хочет выпить, то что же тут позволять или не позволять? —  Он
еще раз пригляделся к ней. —  Что-то  я  сегодня  разболтался.  Наверное
потому, что безумно рад. Мы  ведь  уже  бог  знает  сколько  времени  не
выбирались вот так, куда-нибудь. Да  и  выглядишь  ты  сегодня  особенно
хорошо. Ты еще не устала от этих моих восторгов?
   Тедди отрицательно покачала головой и даже в  этом  движении  таилась
какая-то скрытая нежность. Он уже успел привыкнуть к ее глазам и,  может
быть, поэтому не замечал, как  этими  глазами  она  все  время  посылает
какой-то сигнал.
   Они подошли к машине, он открыл для  нее  дверцу,  а  потом  зашел  с
другой стороны, уселся и запустил мотор. Тут же замелькал красный огонек
полицейской рации и мужской голос заполнил  все  тесное  пространство  в
машине.
   «Двадцать  первая,  двадцать  первая.  Сигнал  номер  один.  На  углу
Сильвермайн и Сороковой Северной...»
   — Я проявлю  сознательность  и  не  стану  его  отключать,  —  сказал
Карелла,  указывая  на  рацию.  —  Может  быть,  какая-нибудь  рыженькая
красавица пытается сейчас выйти на связь со мной.
   Тедди притворно нахмурилась, изображая гнев.
   — Разумеется, по поводу расследуемого мной дела, — пояснил он.
   Разумеется, подтвердила глазами она.
   — Господи, до чего же я люблю тебя, — сказал он, на  минутку  опустив
руку на ее колено. Он чуть сжал пальцы, а потом снова взялся за руль.
   Они медленно продвигались в потоке городского транспорта.  При  одной
из остановок постовой наорал на Кареллу, когда тот тронулся с места,  не
дождавшись  переключения  с  красного   света   на   зеленый.   Дождевик
полицейского  оплывал  водой.  Сидевший  в  полицейской  машине  Карелла
внезапно почувствовал себя обманщиком.
   Дворники на переднем  ветровом  стекле,  поскрипывая,  стирали  капли
дождя. Покрышки мягко шелестели по асфальту городских улиц.  Весь  город
был затянут плотной пеленой дождя. Люди неуверенно  ежились,  выходя  из
парадных, и торопились раскрыть зонтики.  Город  погрузился  в  какую-то
серую апатию, как будто дождь вдруг положил конец  всякой  активности  в
отменил все назначенные игры жизни.
   Постепенно дома с престижными квартирами оставались позади  вместе  с
дорогими модными магазинами и возвышающимися башнями рекламных агентств,
редакциями влиятельных газет и шумным весельем района  развлечений.  Они
въезжали  сейчас  в  запутанный  лабиринт   узеньких   улочек,   забитых
уставленными  вдоль  тротуаров  тележками  мелких  маленьких  торговцев,
полными фруктов и  овощей,  а  в  витринах  маленьких  лавочек  за  ними
виднелись связки колбас к острая итальянская снедь.
   Глава X
   Ателье, в котором делали желающим татуировки, расположилось на  одной
из таких боковых улочек на самой границе  китайского  квартала,  зажатое
между баром и прачечной. Такая комбинация заведении  выглядела  довольно
абсурдной. Район этот уже давно пережил период своего расцвета и если он
и знавал дни славы, то они явно остались  в  далеком  прошлом.  В  очень
далеком. Подобно старику, больному раком,  район  этот  привычно  терпел
боль и дожидался неизбежного конца —  этим  его  неизбежным  концом  был
проект  архитектурной  реконструкции  города.  А  пока  что  все  как-то
забывали сменить ему вовремя грязные простыни. Да и  чего  тут  особенно
беспокоиться, если он все равно умрет?
   Хозяином ателье оказался китаец. На вывеске значилось: «Чарли Чжен».
   — Все меня зовут тут Чарли Ченом, — пояснил он. — Знаете,  знаменитый
детектива Чарли Чен, как Шелока Хомса. А Чжен, Чжен. Кто такая Чжен?  Вы
знаете Чарли Чена, да?
   — Знаю, — сказал, улыбаясь, Карелла.
   — Я читай Чарли Чена. Большая детектива, — сказал Чжен. — Сам  умный,
а сыновья глупые. — Чжен расхохотался. — Моя сыновья тоже глупые,  но  я
не детектива.
   Это был кругленький толстый человечек и, когда он  смеялся,  все  его
тело сотрясалось от смеха. У него были маленькие усики на верхней  губе,
толстые  подвижные  пальцы.  Кольцо   с   овальным   нефритом   украшало
указательный палец на левой руке.
   — Вы детектива, да? — спросил он.
   — Да, — сказал Карелла.
   — Эта леди тоже полицейская детектива? — спросил Чжен.
   — Нет. Эта леди — моя жена.
   — О! Это очень хорошо. Очень хорошо, — сказал Чжен. — Очень красивая.
А может, она хочет татуировку? Я  ей  на  плече  сделаю  очень  красивую
бабочку. Очень красиво, когда открытая  платья.  Очень  красивая.  Очень
украшает. Тедди отрицательно покачала головой, улыбаясь.
   — Очень красивая леди. Вы очень счастливый детектив,
   — сказал Чжен. И он  снова  обратился  к  Тедди:  —  Можно  и  желтую
бабочку. Очень красиво. — Он широко раскрыл свои глаза  и  застыл  перед
ней с миной искусителя. — Каждый будет  говорить:  «Очень  красиво».  Но
Тедди снова покачала головой.
   — А может, леди нравится красная бабочка?  Красное  вам  хорошо,  да?
Красивая красная бабочка, да?
   Тедди не могла удержаться от улыбки.
   Она продолжала, улыбаясь, отрицательно качать головой, чувствуя  себя
приобщенной к работе мужа, радуясь случаю, позволившему ей вместе с  ним
нанести визит сюда. Странно, но она совсем не представляла  себе  его  в
роли  полицейского.  Вся  его   работа,   связанная   с   осуществлением
полицейских функций, проходила как-то помимо нее, хотя он и говорил дома
о своих служебных делах. Она знала, что ему там приходится  сталкиваться
с преступлениями и с теми,  кто  совершает  преступления,  и  она  часто
задумывалась  над  тем,  как  он  держится  при  исполнении  этих  своих
служебных обязанностей. Какой он? Равнодушный? Нет, она  не  могла  себе
представить своего мужа в роли равнодушного человека. Жестокий?  Нет,  и
этого не может быть. Строгий, суровый? Это возможно.
   — Так вот — насчет той девушки?  —  заговорил  Карелла,  обращаясь  к
Чжену.  —  Когда  она  обратилась  к  вам,  чтобы  вы  сделали  ей   эту
татуировку?
   — О, очень давно, — сказал Чжен. — Может, пять, может, шесть  месяцев
назад. Хорошая леди. Не такая красивая, как ваша леди, но очень хорошая.
   — Она пришла одна?
   — Нет. Она пришла с высоким  мужчиной.  —  Чжен  внимательно  оглядел
Кареллу. — Мужчина красивее вас, детектив.
   Карелла улыбнулся.
   — А как этот мужчина выглядел?
   — Высокий. Кинозвезда. Очень красивый. Много мускулов.
   — Какого цвета у него волосы?
   — Желтые, — ответил Чжен.
   — Глаза? Чжен пожал плечами.
   — Еще что-нибудь вы запомнили?
   — Все время улыбаться, — сказал Чжен. — Очень  красивые  зубы.  Очень
красивый мужчина. Кинозвезда.
   — Расскажите, как это было?
   — Они приходить вместе. Она держать его за руку. Она смотрела на него
и у нее в глазах — звезды. — Чжен помолчал.  —  Совсем  как  ваша  леди.
Только не такая красивая.
   — Они женаты? — Чжен пожал плечами. — А не было  у  нее  обручального
кольца на пальце?
   — Я не видеть, — сказал Чжен и улыбнулся Тедди.  Тедди  улыбнулась  в
ответ. — Леди любит бабочки? Красивые черные крылья.  Идемте,  я  покажу
вам.
   Он ввел их внутрь. Занавеска из разноцветных бусинок закрывала вход в
заднюю комнату. Все стены были увешаны образцами  татуировок.  Настенный
календарь  с  изображением  голой  девицы  висел  на   стене   рядом   с
занавешенной дверью. Кто-то из посетителей в  шутку  разукрасил  все  ее
тело татуировками. Чжен показал на изображение бабочки, висящее на одной
из стен.
   — Вот бабочка. Нравится? Выберите цвет. Любой цвет. Чжен все сделает.
Я сделаю ее вам на плече. Очень красиво.
   — Расскажите мне все-таки, как было  с  этой  девушкой,  —  сказал  с
мягкой настойчивостью Карелла.
   Тедди с любопытством глянула на  него.  Ее  мужу  явно  нравился  тот
шутливый разговор, который происходил между  ней  и  Чженом,  но  он  не
забывал при этом о цели их прихода сюда. Он  пришел  сюда  с  намерением
отыскать след, который мог бы  вывести  его  впоследствии  на  человека,
который убил Мэри-Луизу Прошек.  И  она  вдруг  поняла,  что  если  этот
шутливый диалог станет уводить его в сторону от цели, муж ее способен  в
довольно резкой форме положить ему конец.
   — Они пришли сюда вместе. Он сказал, что девушка хочет татуировку.  Я
показал им образцы на стенах. Я хотел продать  им  бабочку.  Но  они  не
захотели. Бабочку я сам нарисовал.  Очень  красивая.  Я  сделал  бабочку
одной леди. Но на спине, у самого копчика. Очень красиво.  Но  никто  не
видит. А на плече хорошо. Я предлагал им бабочку, но мужчина сказал, что
он хочет сердце. Она сразу сказала, что  хочет  сердце  тоже.  Звезды  в
глазах, понимаете? Большая любовь — великое дело, в комнате светлеет.  Я
показал им большое сердце. У меня  есть  очень  красивые  сердца,  очень
сложные, разные цвета.
   — Но большого сердца они не захотели?
   — Мужчина хотел маленькое сердце.  И  показал,  где.  —  Чжен  развел
большой и указательный пальцы. —  Здесь.  Очень  трудно.  Кожа  трудная.
Иголка  может  попасть   глубже   чем   нужно.   И   очень   болезненно.
Чувствительное место. Он сказал, что хочет здесь. Она сказала, что  если
он хочет здесь, то и она тоже хочет здесь. Глупо.
   — А кто сказал, какие буквы нужно вытатуировать внутри?
   — Мужчина. Он сказал вытатуировать внутри сердца буквы М И К.