щем  пол  комнаты,  направился  к  овальному  туалетному
столику у стены.  Столик,  похоже,  служил  Тинке  заодно  и  письменным
столом.  Карелла  уселся  там  на  пуфик  и  принялся   разглядывать   и
сортировать бумаги, рассыпанные по  его  поверхности.  Явный  беспорядок
указывал на то,  что  детективы  из  отдела  убийств  уже  просматривали
бумаги,  но  по-видимому,  не  сочли  их  достойными  внимания.   Тяжело
вздохнув, он взял конверт с яркой окантовкой — «авиа»,  повертел  его  в
руках, прочел обратный адрес. Письмо это было от Денниса Закса,  бывшего
мужа Тинки. Отправлено оно было  из  Рейнфилда,  штат  Аризона.  Карелла
вытащил из конверта письмо и принялся читать его.
   «6 апреля, вторник. Дорогая моя Тинка!
   Я сижу здесь прямо  посреди  пустыни  и  пишу  тебе  это  письмо  при
мигающем свете керосиновой лампы, прислушиваясь к  завываниям  ветра  за
полотняными стенками моей  палатки.  Все  остальные  уже  давно  уснули.
Никогда я не  чувствовал  себя  так  безнадежно  оторванным  от  шумного
города, и от тебя.
   Программа Оливера, по которой мы сейчас работаем, раздражает  меня  с
каждым днем все сильнее и сильнее, но все это, наверное, просто  потому,
что я отлично знаю, что приходится испытывать сейчас тебе, и поэтому все
остальное кажется мне мелким и  незначительным,  по  сравнению  с  твоей
героической  борьбой.  Да  и  кому  может   быть   интересно   выяснять,
действительно ли хохокамы пересекали пустыню на своем  пути  из  Древней
Мексики? И кому  какая  разница,  разыщем  мы  тут  их  следы  или  нет?
Единственное, в чем я абсолютно уверен, так это в том,  что  мне  сейчас
страшно недостает тебя, что я с глубочайшим уважением отношусь к тебе  и
молю бога за успех твоего предприятия. Надеюсь я только на то,  что  все
твои мучения скоро закончатся и  отношения  наши  опять  станут  такими,
какими они были с самого начала, до того, как начался весь этот кошмар и
наша любовь разлетелась вдребезги. Я позвоню на Восток в субботу.  Прими
заверения в самой искренней любви к Энни... и к тебе.
   Деннис.»
   Карелла вновь аккуратно сложил листок письма и спрятал его в конверт.
Таким образом ему удалось  сейчас  узнать,  что  Деннис  Закс  находился
последнее время в пустыне, работая над каким-то  проектом,  связанным  с
какими-то хохокамами (черт их знает, кто они такие), и что он,  судя  по
письму, по-прежнему питает самые нежные чувства  к  своей  бывшей  жене.
Однако наряду с этим он узнал  также,  что  Тинка,  оставаясь  одна,  по
словам того же Денниса, «ведет героическую борьбу»  и  в  связи  с  этим
испытывает адские «мучения». Что это могут быть за мучения? Что  это  за
борьба? И что собственно за кошмар, на который ссылается Деннис в  своем
письме? А очень может быть, что именно сама борьба и является кошмаром и
мучением. Деннису Заксу позвонили сегодня утром в  Аризону  из  детского
приюта и, скорее всего, он сейчас уже в пути на Восток. Догадывается  он
или нет, но по прибытии ему предстоит ответить на массу вопросов.
   Карелла опустил письмо в  карман  пиджака  и  принялся  просматривать
остальные разбросанные по столу бумаги. Тут были счета за электричество,
за телефон — в основном, за разговоры по городскому телефону, — а  также
счета многих местных торговых фирм. Попалось ему и  письмо  от  женщины,
которая занималась уборкой в  квартире  Тинки.  В  нем  сообщалось,  что
больше она не  сможет  работать  у  нее,  потому  что  вместе  с  семьей
возвращается  на  Ямайку.  Было  письмо  от  издателя  модных  журналов,
извещавшее Тинку о намерении снимать целый ряд выставок мод,  в  которых
предполагалось  использовать  Тинку   вместе   с   несколькими   другими
манекенщицами, что должно было состояться этим  летом.  Издатель  просил
уведомить, найдется ли у Тинки Закс свободное  время  на  летний  сезон.
Карелла бегло просмотрел эти бумаги и сложил их на овальном  столике.  В
одном из ящичков стола он нашел ее записную книжку с адресами.
   В этой маленькой книжечке в красной кожаной обложке  оказалось  масса
имен, адресов и телефонных номеров. В основном, это были мужские  имена.
Карелла внимательно изучил каждое имя, несколько раз пролистав книжку от
начала и до конца. Большинство этих имен были самыми заурядными и  часто
встречающимися, вроде Джоджей, Фрэнко или Чарли, другие оказались  более
редкими,  как  например,  Клайд  или   Адриан,   встречались   и   вовсе
экзотические: Рион, Динк, Фритц. Но ни одно из этих имен ему лично ни  о
чем не говорило. Карелла наконец захлопнул книжку и опустил ее в  карман
пиджака, а потом занялся остальными бумагами, но среди них он  не  нашел
ничего  интересного.  Разве  что   наброски   какого-то   стихотворения,
написанного почерком Тинки:
   Когда я задумываюсь о том, что есть Я,
   И чем я могла бы быть,
   Я дрожу от страха. Я пугаюсь ночи,
   Но кое-как проталкиваюсь сквозь день,
   Стараясь не задумываться о таящихся во
   Мраке чудовищах.
   Почему они...
   Он свернул и этот листок с наброском и тоже  спрятал  его  в  карман.
Потом он поднялся с пуфика, подошел к двери и, окинув напоследок комнату
внимательным взглядом,  выключил  свет.  По  коридору  он  направился  к
выходной двери. Последний бледный луч умирающего дня  пробирался  сквозь
окно детской  и  выхватывал  из  темноты  восковые  личики  кукол  Энни,
расставленных рядами на книжных полках. Он вошел в детскую  и  осторожно
снял одну из кукол с верхней полки. Повертев куклу  в  руках,  он  вновь
поставил ее на место и тут вдруг узнал  еще  одну  куклу  —  именно  ту,
которую Энни держала в руках, когда он разговаривал с ней в субботу.  Он
потянулся и снял ее с полки.
   Патрульный полицейский,  который  был  поставлен  на  пост  у  дверей
квартиры, был не на шутку удивлен, когда увидел как  взрослый  серьезный
мужчина, а кроме того, еще и детектив, пробежал мимо него с  куклой  под
мышкой. Карелла вбежал в лифт, нажал кнопку, а  затем  стал  лихорадочно
искать что-то в записной книжке Тинки.  В  голове  у  него  промелькнула
мысль, не лучше ли было позвонить сейчас в дежурку и сообщить,  куда  он
направляется, а возможно, и призвать Клинга  на  помощь  при  проведении
ареста. Но тут ему припомнилось, что Клинг сегодня рано ушел из участка.
Это опять возродило в нем прежнюю злость. Да ну его к черту,  решил  он,
и, выйдя на улицу, бегом бросился к своему автомобилю. Мысли метались  у
него в голове, обгоняя одна другую. «Подумать только, какая  жестокость,
какая скотская, звериная жестокость! Удастся ли все-таки провести  арест
одному? Господи, подумать только, ребенок слушал, как убивали его  мать!
Может, мне все-таки следовало бы позвонить в участок и позвать на помощь
Мейера, но что если этот тип приготовился смыться? Подумать  только,  он
наносил ей один удар за другим...»
   Он сел в машину.  Кукла  девочки  лежала  рядом  с  ним  на  переднем
сиденье. Он снова глянул на имя, записанное  в  книжке  Тинки.  «Ну»,  —
подумал он. — «Что будем делать? Пошлем за помощью или справимся  сами?»
И он нажал на педаль газа.
   Он припарковал машину у нужного дома и вышел из нее, оставив куклу на
переднем сиденье. Он справился о фамилиях жильцов,  список  которых  был
вывешен в холле. Нужный ему человек фигурировал в этом  списке.  Быстрым
шагом он стал подниматься на третий этаж. На площадке второго  этажа  он
вытащил из кобуры револьвер.
   На площадке третьего  этажа  он  остановился  и  огляделся.  Судя  по
надписи на почтовом ящике, ему нужна была тридцать  четвертая  квартира.
Она оказалась в самом конце коридора и, подойдя к ней, он приложил ухо к
двери, прислушиваясь к тому, что творилось внутри.  До  него  доносились
приглушенные голоса мужчины и женщины. «Нужно вышибить дверь»,  —  решил
он. У него сейчас  было  достаточно  оснований  для  ареста.  Оставалось
вышибить  ногой  дверь,  ворваться  в   квартиру   и,   если   возникнет
потребность,  открыть  огонь.  Преступнику  некуда  будет  деваться.  Он
отодвинулся от двери, изучающе осмотрел ее, затем отступил еще немного и
с размаху нанес сильный удар ногой туда, где, по  его  расчетам,  должен
был находиться замок.
   Дерево  двери  не  выдержало  удара,  замок  оказался   сорванным   с
удерживающих  его  шурупов,  и  дверь  распахнулась.  Не  раздумывая  ни
секунды, он бросился внутрь, держа наготове револьвер в правой руке.  Он
увидел красивую брюнетку, сидящую скрестив ноги на диване лицом к двери.
Лицо ее отражало крайнее изумление. Но где же мужчина, голос которого он
слышал из-за двери. Где?..
   Он быстро повернулся, вдруг сообразив, что  квартира  расположена  по
обе стороны  от  входной  двери  и  что,  следовательно,  мужчина  может
оказаться вне  поля  его  зрения,  где-то  справа  или  слева  от  него.
Естественно, что сначала он глянул вправо — дело в том, что левшой он не
был и револьвер держал в правой руке. Здесь-то  он  и  совершил  ошибку,
которая могла стоить ему жизни.
   Мужчина  находился  слева  от  него.   Карелла   услышал,   как   тот
приближается,  но  было  уже  поздно.  Он  даже  успел  боковым  зрением
разглядеть силуэт человека с  прямыми  светлыми  волосами  как  у  Сонни
Тафтса, а потом что-то твердое и тяжелое ударило его в лицо.
   Глава IV
   В комнате не было никакой мебели, если не считать деревянного  стула,
стоявшего справа от двери. Стена, противоположная двери, имела два окна,
но окна эти были плотно занавешены портьерами зеленого цвета.  Размерами
комната была примерно пятнадцати футов в  длину  и  футов  двенадцать  в
ширину.  Радиатор  отопления  был  расположен   по   центру   одной   из
пятнадцатифутовых стен.
   Часто мигая, Карелла вглядывался в окружающий его полумрак.
   Из-за окон до него доносился  шум  ночного  города  и  в  узкую  щель
портьеры он мог разглядеть мигающие огни рекламы. Он  понятия  не  имел,
который может быть сейчас час и попытался взглянуть  на  запястье  левой
руки, но тут же обнаружил, что рука его с помощью наручников прикована к
радиатору центрального отопления. Наручники были его  собственными.  Кто
бы ни был человек, который приковал его к радиатору, действовал он  явно
в спешке и в крайнем раздражении — зубчики наручника буквально впились в
кожу его руки. Второй наручник был защелкнут на стойке  радиатора.  Часы
его исчезли, как, впрочем, и револьвер, бумажник и запасные  патроны.  С
него даже умудрились снять  ботинки  с  носками.  Голова  болела  просто
жутко. Правой рукой он попытался ощупать голову и обнаружил, что щека  и
висок его покрыты засохшей кровью.  Он  осмотрел  стойку  радиатора,  на
которой был защелкнут второй наручник, затем попытался  заглянуть  и  за
радиатор, чтобы определить, каким образом он прикреплен  к  стене.  Если
окажется, что крепление его расшатано, то...
   Он услышал, как в дверной замок  вставляют  ключ.  Внезапно  до  него
дошло, что он ведь остался жив, но осознание этого факта  не  только  не
вызвало в нем прилива  радости,  а,  наоборот,  заставило  его  испытать
страх. С чего это вдруг им понадобилось оставлять его  в  живых?  А  что
если тот, кто открывает эту дверь, решил зайти  сюда  только  для  того,
чтобы исправить это упущение?
   Ключ повернулся в замке.  Включенная  под  потолком  лампочка  залила
комнату ярким светом. В  комнату  вошла  крупная  брюнетка.  Это  ее  он
разглядел на диване, когда так храбро и безрассудно вышиб дверь. В руках
у нее был поднос и  по  комнате  распространился  аромат  кофе.  Правда,
аромат этот он почувствовал как только она вошла, — аромат кофе и  запах
ее духов.
   — Привет, — сказала она.
   — Привет, — отозвался он.
   — Хорошо выспались?
   — Просто отлично.
   Она оказалась очень рослой и крупной женщиной. Тогда, на диване,  она
показалась ему намного меньше ростом. Сложение и фигура ее  были  вполне
типичными  для  девиц,  выступающих  в  шоу-бизнесе  —  рост  около  ста
восьмидесяти  сантиметров,  весьма  объемистый   бюст,   выпиравший   из
простенькой кофточки, и широкие мощные бедра, обтянутые  мини-юбкой.  Ее
длинные и стройные ноги с сильно развитыми икрами и узкими  лодыжками  —
походили на ноги профессиональных танцовщиц. Она была в домашних туфлях.
Она затворила за собой дверь ногой, сделав это совершенно  беззвучно,  а
потом с мягким шелестом этих шлепанцев направилась к нему через комнату.
   Движения ее были заторможенными. В ней было что-то  сладострастное  и
это подчеркивалось медлительностью ее движений. Казалось, она  прекрасно
понимала притягательность своего роскошного  тела.  В  каждом  ее  жесте
присутствовало знание того, что кем бы она ни была  —  домохозяйкой  или
шлюхой, смертной грешницей или святой — мужчины все равно будут пытаться
завладеть этим  телом  и  несомненно  преуспеют  в  этом,  и  так  будет
повторяться долго, и пощады ей не будет ни от кого. Она была  жертвой  и
поэтому двигалась с настороженностью человека, неоднократно встречавшего
удары в прошлом и постоянно ожидающего нападения со всех сторон.  Нос  у
нее когда-то был исправлен пластической операцией, но операция эта  была
сделана давно и он снова  начал  утрачивать  приданную  ему  благородную
форму и теперь казался просто сломанным кем-то. И это тоже придавало  ей
вид жертвы. Рот ее был ярко накрашен. Это был  рот  шлюхи  или  куколки.
Чувствовалось, что рот этот не знал никаких ограничений в выборе слов и,
конечно же, делал все, что его заставляли делать.
   — Я принесла кофе, — сказала она. Произнесла она это шепотом.
   Он приглядывался к  ней  по  мере  того,  как  она  приближалась.  Он
чувствовал, что  она  с  равным  успехом  способна  убить  человека  или
поцеловать его, и снова ему пришел на ум вопрос, ради чего они  оставили
его в живых.
   Тут он впервые увидел пистолет, который  лежал  на  подносе  рядом  с
кофе. Девушка взяла пистолет и, направив его ствол ему в живот,  держала
теперь поднос одной рукой.
   — Назад, — скомандовала она.
   — Куда еще дальше?
   — Послушай, не пытайся заговаривать мне зубы, — сказала она. —  Делай
то, что я тебе говорю.
   Карелла отодвинулся назад, насколько позволяла ему прикованная  рука.
Девушка присела и пододвинула ему поднос. Юбка  ее  при  этом  задралась
немилосердно. Однако лицо ее  продолжало  хранить  мрачную  серьезность.
Пистолет оказался тридцать восьмого калибра. Предохранитель на левой его
стороне был снят и пистолет мог выстрелить, когда она пожелает.
   Девушка снова выпрямилась во весь рост и, пятясь, отошла к  стоявшему
у двери стулу. Пистолет ее все время был направлен на него.
   Кофе оказался крепким и горячим.
   — Ну, нравится? — спросила она.
   — Кофе отличный.
   — Я сама его готовила.
   — Спасибо.
   — Позже я принесу тебе мокрое полотенце, — сказала она.  —  Чтобы  ты
мог стереть кровь. Вид у тебя просто ужасный.
   — А кроме того здесь не очень-то жарко, — сказал Карелла.
   — Ну и что, а кто приглашал  тебя  сюда?  —  спросила  девушка.  Она,
по-видимому, хотела было улыбнуться, но передумала.
   — Да, не приглашал никто, это уж точно, — он снова пригубил кофе. Она
внимательно следила за всеми его движениями.
   — Стив Карелла, — сказала она. — Да?
   — Совершенно верно.  А  как  тебя  зовут?  —  Вопрос  этот  он  задал
совершенно естественно, без паузы, однако она не попалась в эту ловушку.
   — Детектив второго разряда, — продолжила она. —  Восемьдесят  седьмой
участок полиции. — Она помолчала. — А где это?
   — По другую сторону парка.
   — Какого парка?
   — Парка Гроувер.
   — А, этого, — сказала она. —  Это  очень  приятный  парк.  Он,  можно
сказать, самый красивый парк во всем этом проклятом городе.
   — Да, — подтвердил Карелла.
   — А знаешь, я ведь спасла тебе жизнь, —  сказала  она  самым  обычным
тоном.
   — Правда?
   — Да. Он хотел убить тебя.
   — Меня удивляет, что он не выполнил своего намерения.
   — Не горюй, может он еще сделает по-своему.
   — Когда?
   — А тебе что — не терпится?
   — Да нет, можно и повременить. — В комнате воцарилась тишина. Карелла
снова отхлебнул порядочный глоток кофе.  Девушка  продолжала  пристально
вглядываться в него.
   — А который сейчас может быть час? — спросил он.
   — Около девяти. А в чем дело? У тебя свидание с кем-нибудь?
   — Просто я думаю о том,  сколько  может  пройти  времени,  пока  меня
хватятся, вот и все, — сказал Карелла, внимательно  следя  при  этом  за
выражением ее лица.
   — Только не рассчитывай запугать меня, —  сказала  она.  —  Меня  уже
невозможно запугать.
   — А я вовсе и не собирался запугивать тебя. Девушка  лениво  почесала
ногу, а потом сказала:
   — У меня есть к тебе несколько вопросов.
   — Только я не уверен, что стану отвечать на них.
   — Станешь, — заверила она его. Тон  ее  был  спокойным,  уверенным  и
таящим смертельную угрозу. — Станешь, это я тебе гарантирую. Раньше  или
позже, но обязательно ответишь.
   — В таком случае, надеюсь, что это будет как можно позже.
   — Не пытайся умничать со мной, у тебя ничего не получится.
   — А я уже успел прийти к одному неглупому выводу.
   — К какому же?
   — Я, например, считаю, что меня потому и оставили в живых, что вы  не
знаете ответов на эти вопросы.
   — А может, тебя оставили в живых только потому, что я захотела этого,
— сказала девушка.
   — А чего ради?
   — А у меня никогда в жизни не бывало такой игрушки, как ты, — сказала
она и впервые с момента появления в этой комнате она улыбнулась.  Улыбка
ее также явно таила в себе смертельную угрозу. Карелла почувствовал, как
волосы зашевелились у него на  голове.  Он  облизал  губы  и  пристально
поглядел на нее, она  ответила  таким  же  прямым  и  тяжелым  взглядом,
продолжая при этом улыбаться.
   — Вопрос о твоей жизни и смерти решаю я, —  сказала  она.  —  Если  я
скажу ему убить тебя, он тут же это сделает.
   —  Но  ты  не  скажешь  ему  этого,  пока  не  получишь  ответов   на
интересующие вас вопросы, — сказал Карелла.
   — О, ответы мы обязательно получим. У нас  в  запасе  масса  времени,
чтобы вытащить их из тебя. — Улыбка сошла с ее лица. Она сунула руку  за
ворот кофточки и бездумно почесала грудь. Потом она снова вперила в него
свой взгляд и спросила. — Как ты сюда добирался?
   — Я добрался сюда на метро.
   — Это вранье, —  сказала  девушка.  В  голосе  ее  не  было  и  капли
торжества. Она просто равнодушно констатировала факт, а потом  пояснила.
— Внизу стояла твоя машина. Документы лежали в отделении для перчаток. А
кроме того, за передним  стеклом  была  бумажка,  в  которой  говорилось
что-то  вроде  того,  что  машина  поставлена  здесь  офицером  полиции,
находящимся при исполнении служебных обязанностей.
   — Ну что ж, не отрицаю, я действительно приехал сюда на машине.
   — Ты женат?
   — Да.
   — Дети есть?
   — Двое.
   — Девочки?
   — Девочка и мальчик.
   — Значит, это ты для своей девочки припас куклу, — сказала она.
   — Какую куклу?
   — А ту, что была у тебя в машине. Она лежала на переднем сиденье.
   — Да, — сказал Карелла. — Я приготовил ее для  дочки.  Завтра  у  нее
день рожденья.
   — Он принес эту куклу сюда наверх.  Она  сейчас  в  гостиной.  —  Она
помолчала немного. — А тебе хотелось бы подарить своей дочке эту куклу?
   — Да.
   — И ты хотел бы снова увидеть свою дочку?
   — Да.
   — Тогда отвечай на все вопросы, которые я задаю тебе и перестань  мне
вкручивать мозги болтовней о метро и о прочем.
   — А какие у меня гарантии?
   — Гарантии чего?
   — Того, что меня оставят в живых.
   — Я твоя гарантия.
   — А почему я должен тебе верить?
   — Ты должен теперь доверять мне, — сказал девушка. — Ты ведь теперь —
мой. — И она снова улыбнулась и снова Карелла почувствовал, как  холодок
страха пробежал у него по спине.
   Она поднялась со стула, почесала живот, а  потом  направилась  в  его
сторону, все теми же осторожными шагами, как будто ожидала, что в  любой
момент ее могут ударить, и готовилась к тому, чтобы стерпеть этот удар.
   — У ме