сразу же утратил всякий интерес ко второму пассажиру.
   — А ты утверждаешь, что именно второй и был карманным вором?
   — Я не знаю, кто вытащил этот кошелек  и  кто  был  карманным  вором.
Единственное, что я знаю, так это то, что я не карманный вор. Как я  уже
сказал вам, я честно зарабатываю себе на жизнь.
   — И кем ты работаешь?
   — Я работаю бухгалтером-экспертом. — И где?
   — В фирме «Бинкс и Ледерле». Это  одна  из  старейших  фирм  в  нашем
городе, специализирующихся на бухгалтерской экспертизе. Я  проработал  в
ней уже много лет.
   — Ну что ж, Крис, —  сказал  шеф,  —  рассказ  твой  звучит  довольно
убедительно. Но последнее слово в этом деле остается за судьей.
   — А знаете, есть на свете люди, — сказал Дональдсон,
   — которые не прочь возбудить дело о возмещении  ущерба,  причиненного
неоправданным арестом.
   — Но мы ведь пока не знаем, так ли уж неоправдан был твой  арест,  не
так ли?
   — Для меня это было ясно с самого начала, — сказал  Дональдсон.  —  Я
честно работаю и совершенно не желаю связываться с полицией.
   — Никто  не  хочет  с  ней  связываться,  —  философски  заметил  шеф
детективов. — Следующее дело.
   Дональдсон спустился со сцены.
   Клинг смотрел на него и раздумывал  над  тем,  можно  ли  верить  его
словам, но  он  опять-таки  не  увидел  никакой  связи  между  белокурым
спутником Мэри-Луизы Прошек и  человеком,  который  утверждал,  что  его
ложно обвинили в карманной краже.
   — Даймондбек, первое, — объявил шеф детективов. — Перейра Дженевьева,
сорока семи лет, обвиняется в нанесении резаной раны своему  мужу  ножом
для резки хлеба. Никаких заявлений при задержании не сделано. Так что же
случилось, Дженни?
   Дженевьева Перейра оказалась  женщиной  маленького  роста  с  хитрыми
голубыми глазками. Стояла она, поджав губы  и  сложив  руки  на  животе.
Одета она была очень аккуратно  и  без  крикливости,  единственное,  что
нарушало стиль ее одежды, было довольно большое кровавое пятно на платье
спереди.
   — Я обнаружила ошибку в приводимых вами сведениях,
   — сказала она.
   — В самом деле?
   — Вы ошиблись в определении моих хронологических данных на два  года.
Возраст мой составляет всего сорок пять лет.
   — В таком случае, простите меня, Дженни, — сказал шеф.
   —  А  кроме  того,  у  меня  создается  впечатление,   что   подобная
фамильярность с вашей стороны в  данных  условиях  является  неуместной.
Только самые близкие  мои  знакомые  называют  меня  Дженни.  Вам  же  я
предложила бы пользоваться моим полным именем — Дженевьева.
   — Благодарю вас, — сказал шеф  детективов  со  смешком  в  голосе.  —
Следовательно, именно так мне и следует вас именовать?
   — Да, в случае необходимости обращения ко мне, — сказала Дженевьева.
   — Так почему же это вы пырнули своего супруга ножом, Дженевьева?
   — Я его не пыряла, — ответила Дженевьева.  —  Если  ему  и  причинено
какое-либо  ранение,  то  в  любом  случае,  это  всего  лишь  небольшой
поверхностный порез. Я уверена, что он очень скоро полностью восстановит
свое здоровье.
   — А вы отлично говорите по-английски, — сказал шеф.
   — Ваша  похвала,  возможно,  и  не  вполне  обоснованная,  —  сказала
Дженевьева, — воспринимается мною с благодарностью.  Я  всегда  стараюсь
избегать в разговорах заезженных клише и вульгарных выражений.
   — Должен сказать, что получается это у вас отлично.  Клинг  уловил  и
здесь нотку сарказма.
   — Любой человек, проявив  должную  настойчивость,  способен  овладеть
английской разговорной речью, — сказала Дженевьева. — Единственное,  что
для  этого  нужно,  это  прилежание.  И,  естественно,  высокий  уровень
природного ума, а также ненависть к тривиальности.
   — Это, например, к какой?
   — Я не уверена, что так сразу смогла  бы  подыскать  примеры.  —  Она
помолчала. — Мне необходимо бы поразмышлять над этим некоторое время. Но
взамен могу порекомендовать целый ряд популярных  изданий  по  проблемам
лингвистики, которыми я пользовалась в свое время с большой пользой  для
себя.
   — И что же это за книги? — спросил шеф, и  на  этот  раз  не  скрывая
насмешки в голосе. — Английский для марсиан? Или, может, английский язык
как смертоносное оружие?
   — Мужчин с потугами на сарказм я нахожу вульгарными.
   — А ударить собственного мужа ножом вы вульгарным не считаете?
   — Я не наносила ему удара ножом. Я его  всего  лишь  оцарапала.  И  я
просто не понимаю, почему  вы  решили  придать  этому  делу  федеральные
масштабы.
   — А за что вы все-таки пырнули его?
   —  А  также  я  не  вижу,  —  невозмутимо  продолжала  Дженевьева,  —
достаточно основательных причин,  чтобы  обсуждать  свои  семейные  дела
перед  сборищем  необразованных  варваров.  —  Она  замолчала  и  потом,
откашлявшись, продолжила. — И если вы соблаговолите прекратить  копаться
в наших семейных проблемах, я с удовольствием покину эту...
   — Да, да, конечно,  —  сказал  шеф.  —  Следующее  дело.  Так  это  и
продолжалось.
   Когда перекличка наконец-то закончилась, Клинг с  Брауном  спустились
вниз и закурили.
   — Так тут и не оказалось нашего жулика, — сказал Браун.
   — Эти переклички — вообще пустая трата времени,  —  изрек  Клинг.  Он
выпустил длинную струю дыма. — А как тебе понравилась эта пара  красивых
подонков?
   Браун пожал плечами.
   — Давай побыстрее сматываться отсюда, — сказал он, — нам же еще нужно
попасть в участок.
   А двое красивых подонков отделались на этот раз довольно легко,  если
учесть то обстоятельство, что один из них был убийцей.
   Карл Хантер был признан виновным  в  предъявленном  ему  обвинении  с
уплатой штрафа в пятьсот долларов плюс возмещение убытков.
   Крис Дональдсон был оправдан. И оба  снова  были  выпущены  на  улицы
города.
   Глава XII
   Берт Клинг ожидал неприятностей и получил их. Обычно  у  них  с  Клэр
Таунсенд дела шли как надо. Правда, и у них бывали ссоры, но кто посмеет
утверждать, что  пути  настоящей  любви  должны  быть  всегда  гладкими?
Фактически, особенно, если учесть нескладное  начало  их  романа,  можно
просто удивляться, что любовь у  них  развивалась  так  спокойно.  Самое
трудное время пришлось на  самый  первый  период,  когда  Клинг  пытался
вырвать светоч, который она держала в своих удивительно сильных пальцах.
Это ему удалось. Как-то благополучно  они  прошли  стадию  спорадических
встреч первого периода и быстро перешли к той стадии, которая у  жуликов
от литературы, занятых описанием таких вещей,  называется  устойчивой  и
прочной связью, а потом  пошли  еще  дальше,  к  так  называемой  стадии
обручения, и теперь, если они не опомнятся, то в скором времени перейдут
к супружеской жизни, а значит, и к  тому  кошмарному  итогу,  который  у
упомянутых выше писателей определен словами: «а потом они завели детей».
   И все это ставилось в зависимость от того, удастся ли  им  преодолеть
тот особо сложный барьер, который поставил на их пути сегодняшний вечер.
   И нужно сказать, что барьер этот оказался очень высоким.
   Клинг постепенно познавал, может, и с некоторым запозданием,  которое
мешало ему хоть как-то предварительно обезопасить себя, что женский гнев
страшнее адского огня.
   Следует отметить, что разгневанная женщина в данном случае была еще и
довольно высока по американским стандартам. Если она и не  была  слишком
высока для Клинга, то прочих молодых американцев,  не  наделенных  столь
героической внешностью, она приводила в немалое смущение,  пока  в  один
прекрасный день не догадалась приходить хотя бы  на  первое  свидание  в
туфлях на  низком  каблуке.  Разгневанная  эта  женщина  носила  коротко
подстриженные  черные  волосы,  у  нее  были  карие  глаза,  пылающие  в
настоящий момент от гнева, а  ее  очень  красивые,  яркие  губы  в  этот
драматический момент были искривлены саркастической  усмешкой.  К  этому
следует  добавить,  что  разгневанная   женщина   была   обладательницей
стройной, хотя  отнюдь  не  костлявой  фигуры  и,  честно  говоря,  была
чертовски хорошенькой, даже несмотря на ее гнев.
   — Ты же знаешь, — говорила она, —  что  это  означает,  что  никакого
твоего обещанного отпуска у нас просто не будет и, значит, никуда мы  не
поедем, так ведь?
   — Ничего этого я не знаю, — ответил Клинг. — И более того, я в это не
верю.
   — Послушай, позволь тебе заметить, что  с  таким  безразличным  видом
можно разве что выписывать штраф за превышение скорости. Мы  же  говорим
всерьез.
   — Я совсем не хотел бы, чтобы  все  получилось  именно  так,  как  ты
говоришь,  —  сказал  Клинг,  несколько  удивленный  тем,  что  спор  их
становится  таким  горячим  и,  одновременно  думая  о  том,  что   Клэр
умудряется выглядеть так здорово даже в гневе, при этом он даже  был  бы
не прочь запечатать  этот  прекрасный  рот,  чтобы  у  нее  исчезла  эта
саркастическая усмешка с губ.
   — Я, конечно, понимаю, что ваш  восемьдесят  седьмой  участок  просто
кишмя кишат всякими там гениями, которые к тому же к  по  выслуги  имеют
превосходство  над  глупеньким  полицейским,  который  только  что   был
произведен в детективы. Но ради всего святого, Берт... Ведь ты  все-таки
действительно раскрыл дело об убийстве, этого  уж  ты  никак  не  можешь
отрицать! И комиссар полиции лично выразил тебе благодарность за зто,  а
потом своим личным приказом произвел тебя в детективы! Так  что  же  еще
должен ты совершить только ради того, чтобы отпуск твой  не  совпадал  с
экзаменационной   сессией   твоей   невесты?   Прекратить   какую-нибудь
братоубийственную войну? Излечить эпидемию гриппа?
   — Клэр, ведь вопрос не в том, что...
   — Все, что ты должен был совершить, ты уже совершил! — резко  бросила
Клэр. — Из всех идиотских дат для начала отпуска  ты  умудрился  выбрать
самую идиотскую! Из всех самых нелепых...
   — Но, Клэр, поверь, я тут  никак  уж  не  виноват.  Понимаешь,  Клэр,
график отпусков у нас составляет лейтенант и...
   —... дат для отпуска ты выбираешь десятое июня, да это же все  равно,
что выбрать ванну на меху!
   — Ну, хорошо, — сказал Клинг.
   — Хорошо, —  повторила  она.  —  А  что,  интересно,  ты  видишь  тут
хорошего? Это  просто  безобразие!  Это  бюрократический  произвол!  Это
тоталитаризм!
   —  Ну,  хорошо,  действительно,  получилось  чертовски  неудобно,   —
согласился с ней Клинг. — Ну, чего ты  сейчас  хочешь,  чтобы  я  бросил
работу? Может, мне и в самом деле найти себе  местечко  где-нибудь,  где
заведены более демократические порядки: я мог бы стать  сапожником  или,
например, мясником, или...
   — О, да прекрати ты...
   — Будь я каким-нибудь карликом, — сказал Клинг, — я мог бы, например,
устроиться на работу, начиняя венские сосиски. Все дело в том...
   — Прекрати, — снова сказала она, но на этот раз она уже улыбалась.
   — Ну, чувствуешь себя немножечко получше? — спросил он с  надеждой  в
голосе.
   — Да меня просто тошнит, — ответила она. — Приятная новость.
   — Давай чего-нибудь выпьем.
   — Предлагаю чистого рома, — сказал он. Клэр внимательно посмотрела на
него.
   — Я вижу, ты разнервничался, шеф, — сказала Клэр.
   — Успокойся. В конце концов, это еще не  конец  света.  Если  уж  все
пойдет на перекосяк, ты, в крайнем случае, сможешь отправиться в  отпуск
с другой девушкой.
   — Звучит очень заманчиво, — сказал Клинг, прищелкнув пальцами.
   — Но в этом случае я переломаю тебе ноги, — сказала Клэр.
   Она наполнила два низеньких стаканчика ромом и поставила один из  них
перед Клингом.
   — Выпьем за благополучное разрешение нашей проблемы.
   — А ты уже нашла самое удачное решение проблемы,
   — сказал Клинг, поднося стаканчик к губам. — Другая девушка.
   — Ты и думать не смей об этом! — сказала Клэр.
   — Скажи пожалуйста, это верно, что экзаменационная сессия начнется не
раньше семнадцатого июня?
   — Это совершенно точно.
   — А нельзя как-нибудь сдвинуть что-либо?
   — Что, например?
   — Не знаю.
   Клинг вперился в донышко стакана.
   — О, черт, — сказал он. — Ну что ж, выпьем за удачное решение, — и он
залпом допил остатки. Клэр тоже допила ром и глазом не моргнув.
   — Нам нужно хорошенько обдумать все, — сказала она.
   — Сколько тебе предстоит сдать экзаменов? — спросил Клинг.
   — Пять.
   — И когда кончаются занятия?
   — Аудиторные кончаются седьмого июня. Потом у  нас  будет  неделя  на
подготовку. И только после этого, семнадцатого июня, начнутся экзамены.
   — И когда же они закончатся?
   — Ровно через две недели. Это будет официальным завершением семестра.
   — Значит, двадцать восьмого июня?
   — Да.
   — Да уж, действительно, ничего не скажешь. Я, пожалуй, выпью еще.
   — Выпивку пока прекратим. Нам нужны трезвые головы.
   — А что, если тебе сдать экзамены в ходе последней недели  аудиторных
занятий?
   — Это невозможно.
   — Почему?
   — Просто по тому, что у нас это не принято.
   — Но бывали в прошлом такие случаи?
   — Очень сомневаюсь.
   — Черт побери, но у тебя же особые обстоятельства.
   — Ты так считаешь? Берт, Женский  университет  означает,  что  это  —
чисто женское высшее учебное  заведение.  И  ты  считаешь,  что  в  этом
заведении можно запросто явиться в деканат и объявить им,  что  я  прошу
разрешения сдавать экзамены, начиная с третьего июня, потому что парень,
который ухаживает за мной, уходит в отпуск на следующей неделе и  хочет,
чтобы я провела этот отпуск с ним?
   — А почему бы и нет?
   — Да они просто выгонят меня. У нас исключали девчонок и  за  меньшее
нахальство.
   — А я, черт побери, ничего плохого здесь не  вижу.  Клинг  задумался,
взвешивая все «за» и «против», а затем решительно заговорил.
   — Ничего не может быть плохого в том,  что  ты  собираешься  провести
отпуск вместе со своим женихом — учти, что не просто с  парнем,  который
ухаживает за тобой, а именно с женихом —  особенно,  если  ты  и  впрямь
собираешься выйти за него замуж в самое ближайшее время.
   — У тебя это звучит еще более подозрительно, чем у меня.
   — В таком случае это означает только то, что у тебя на уме еще  более
грязные мысли, чем у этого твоего деканата.
   —  Можно  подумать,  что  твои  мысли  просто  сверкают  белизной   и
непорочностью. Клинг рассмеялся.
   — Это бесспорно, — сказал он.
   — Все равно это не сработает.
   — В таком случае, налей-ка мне еще стаканчик и мы потом погрузимся  в
обдумывание всяких военных хитростей.
   Клэр снова наполнила стаканчики.
   — Итак, за военные хитрости, — произнесла она краткий тост.
   Оба они опрокинули стаканчики и она снова наполнила их.
   — Само собой разумеется,  мы  могли  бы  сказать  им,  что  ты  ждешь
ребенка.
   — В самом деле?
   — Конечно. И что тебе во время сессии придется  лечь  в  больницу  на
обследование и поэтому ты вынуждена попросить  у  них  разрешения  сдать
экзамены досрочно. Ну, как, убедительно?
   — Да уж, ничего не скажешь, — сказала Клэр. — Деканат будет просто  в
восторге от такого известия. — Она залпом выпила содержимое стаканчика и
тут же наполнила его снова.
   — Не очень-то нажимай на спиртное, — посоветовал ей Клинг.
   Он выпил свою порцию и знаком попросил наполнить стакан снова.
   — Нам нужна сейчас ясная голова. Вернее, головы.
   — А что если... — начала задумчиво Клэр.
   — Да?
   — Нет, это тоже не годится.
   — Да ты хоть скажи, а потом вместе решим.
   — Нет, нет, это не сработает.
   — А что именно?
   — Ну, просто мне пришло в голову — а что, если бы нам и в самом  деле
пожениться, а потом сказать им, что мне  придется  пропустить  экзамены,
потому что я уезжаю в свадебное путешествие. Ну, как ты думаешь?
   — Если ты говоришь это с целью напугать меня, — сказал  Клинг,  —  то
ничего у тебя не выйдет.
   — Но я все время считала, что ты хотел дать мне возможность закончить
образование.
   —  Именно  этого  я  и  хочу.  Так  что  не  искушай   меня   другими
возможностями.
   — О'кей, — согласилась Клэр. — Ух ты, я чувствую, что ром уже  ударил
мне в голову.
   — Покрепче держи себя в руках, — сказал  Клинг.  Он  некоторое  время
молча обдумывал что-то, потом изрек:
   — Принеси-ка мне ручку и листок бумаги.
   — Зачем?
   — Будем составлять письмо к декану, — сказал Клинг.
   — Ну, хорошо, —  согласилась  Клэр  и  направилась  через  комнату  к
стоявшему у стены секретеру. Клинг проводил ее взглядом.
   — И, пожалуйста, не верти так задницей, — сказал он.
   — А ты старайся сосредоточиться на предстоящем труде и не  отвлекайся
на постороннее, — сказала Клэр.
   — Ты не посторонняя. А кроме того, ты — труд всей моей жизни.
   Клэр рассмеялась и снова вернулась к нему. Она опустила ему  руки  на
плечи, а потом неожиданно поцеловала в губы.
   — Нет, знаешь, ты лучше принеси все-таки бумагу и ручку —  на  всякий
случай, — сказал он.
   — Ладно, принесу на всякий случай, — ответила она.
   Она снова направилась к секретеру и он снова проводил ее взглядом.
   На этот раз она возвратилась  с  двумя  листками  почтовой  бумаги  и
авторучкой.
   Клинг положил листки на кофейный столик и задумался,  вертя  ручку  в
руках.
   — А как зовут вашего декана? — спросил он.
   — Какого? У нас их несколько.
   — Ну того, который ведает каникулами.
   — Такого у нас нет.
   — А всякими разрешениями, касающимися ваших занятий?
   — Энн Кейл.
   — Она мисс или миссис?
   — Мисс, конечно, — сказала Клэр, — замужних деканов не  существует  в
природе.
   — «Дорогая мисс Кейл», — проговорил вслух Клинг,  начиная  письмо.  —
Ну, как тебе нравится такое начало?
   — Начало просто блестящее, — подтвердила Клэр.
   — «Дорогая мисс Кейл! Я пишу  Вам  по  поводу  моей  дочери  и  Вашей
студентки Клэр Таунсенд. Мы обращаемся к Вам  с  просьбой  разрешить  ей
начать сдачу экзаменов  не  в  предусмотренное  экзаменационной  сессией
время, а досрочно.  Она  могла  бы  приступить  к  сдаче  экзаменов  уже
третьего июня и в течение недели завершить их».
   — Тебе нужно было сделаться писателем,  —  сказала  Клэр.  —  У  тебя
просто врожденный талант.  Кстати,  а  какое  у  вас  там  предусмотрено
наказание за подделку?
   —  Не  будем  сейчас  об  этом,  —  сказал  Клинг  и  продолжил  свое
сочинительство. — «Как вам, несомненно, известно, Клэр —  добросовестная
и старательная студентка...» — Он приостановился. — Это и в  самом  деле
так?
   — Да, я с первого же курса участвовала в самых  различных  конкурсах,
причем не только спортивных, и почти всегда занимала призовые  места,  —
сказала Клэр.
   — Надо же, не разглядел такого гения, — сказал  Клинг  и  вернулся  к
письму. — Так значит, «... Клэр добросовестная и старательная  студентка
и я полагаю, что на нее можно положиться в том смысле, что она не станет
передавать содержание экзаменационных билетов  другим  студенткам,  если
получит к ним доступ досрочно. Я никогда не посмел бы обращаться к Вам с
подобной просьбой, если бы не стечение обстоятельств. Дело  в  том,  что
моя сестра собралась в турне по Западу с познавательными целями и  турне
это должно начаться с десятого июня...»
   — Турне по Западу! — восхитилась Клэр.
   — «...десятого июня, — продолжал Клинг, — и она  предложила  взять  с
собой и  племянницу.  Полагаю,  что  подобную  возможность  упускать  не
следовало бы, поскольку тут представляется случай значительно  расширить
— я глубоко уверен в этом — культурный  и  общеобразовательный  диапазон
девушки, и именно это соображение  позволяет  мне  обратиться  к  Вам  с
просьбой несколько изменить  сроки  сдачи  экзаменов.  Надеюсь,  что  Вы
согласитесь с тем, что полученные  в  этом  путешествии  знания,  причем
полученные под руководством старшей особы, могут оказаться  для  девочки
очень полезными. Надеюсь  также,  что  Вы  не  наложите  запрет  на  это
путешествие, которое так обогатит знания Вашей студентки. Глубоко уверен
в том,  что  Вы  решите  вопрос  самым  рациональным  образом.  Искренне
уважающий Вас, Ралф Таунсенд».
   Клинг отвел руку с письмом в сторону, любуясь своим шедевро