скажи.
   — Мотив есть всегда, — убежденно повторил Стив Карелла. — Это  точно.
Черт, если бы мы знали больше. Уехала ли Бабблз с Чипарадано? Бросила ли
она моряка из-за барабанщика? Не надоел ли  ей  этот  барабанщик,  и  не
избавилась ли она от него? Дальше, зачем отрезать кисти, и где остальное
тело? Если это не его кисти, то чьи? А может, Бабблз и Чипарадано вообще
не имеют никакого отношения к кистям? Может, мы опять на ложном пути?  О
господи, как жаль, что я не сапожник!
   — Ты не хочешь быть сапожником, — заявила Тедди.
   — Только не рассказывай мне, чего  я  хочу,  а  чего  нет.  Ты  самая
большая спорщица, какую я встречал в жизни. Поцелуй  меня,  пока  мы  не
начали всерьез. Ты ведь ждала скандала с той самой минуты, как я  пришел
домой. Тедди улыбнулась и обняла мужа.
   Глава 1 4
   На следующий день у Стива Кареллы произошла та самая стычка,  которую
он так искал накануне.
   Как это ни странно, стычка произошла с другим копом.
   Это было тем более странно, потому  что  Карелла  отличался  довольно
спокойным характером. Он понимал, что портить отношения с  коллегами  не
следует. Полицейский в своей работе должен в большой мере полагаться  на
помощь коллег. Стиву Карелле всегда раньше удавалось  избегать  подобных
столкновений. Так что можно было предположить, что  это  "дело  кистей",
как его стали называть, вызвало у него нервный срыв.
   Стычка произошла рано утром.  Это  было  одно  из  тех  столкновений,
которые достигают апогея без видимых причин, как летняя  гроза  внезапно
затемняет улицы ливнем.
   Карелла звонил  Тэффи  Смит,  третьей  соседке  Барбары  Цезарь.  Ему
начинало казаться,  что  это  проклятое  дело  напоминает  телевизионные
похождения знаменитого частного детектива, на которого  со  всех  сторон
набрасывались роскошные красотки. Он не очень  возражал  против  женской
красоты. Все же лучше было иметь дело с ними, чем  расследовать  дело  в
доме для престарелых. В то же время все  эти  девочки,  похоже,  вели  в
никуда. Наверное, эта мысль особенно досаждала Карелле  в  то  утро,  и,
вероятно, именно она вызвала столкновение.
   За соседним столом Эрнандес печатал рапорт. Через  зарешеченные  окна
просачивался солнечный свет, отбрасывая тень на  дверь.  Кто-то  включил
электрический вентилятор, не потому, что  было  действительно  жарко,  а
из-за солнца. Просто после долгого дождя оно вызвало иллюзию жары. Дверь
в кабинет лейтенанта Бернса была приоткрыта.
   — Мисс Смит? — спросил детектив Карелла.
   — Да. Кто это?
   — Детектив Карелла из 87-го участка.
   — О господи, — пробормотала Тэффи Смит.
   — Мисс Смит, мы хотели бы поговорить с вами о вашей пропавшей подруге
Бабблз Цезарь. Можно сегодня к вам заехать?
   — О, я не знаю. У меня сегодня репетиция.
   — Во сколько, мисс Смит? — В одиннадцать.
   — И когда закончится?
   — Ну... трудно сказать. Иногда они тянутся целый день.  Надеюсь,  что
сегодня мы закончим быстро. Вчера мы очень напряженно поработали.
   — Назовите время хотя бы приблизительно, — попросил Карелла.
   — Ну, где-то в три часа, но я  не  уверена.  Хорошо,  в  три.  Только
позвоните около трех, перед тем как выезжать, о'кей?  Если  я  задержусь
или еще что-нибудь, я оставлю послание телефонистке. О'кей? Согласны?
   — Отлично.
   — Или, если хотите, я оставлю ключ. Тогда  вы  сможете  сделать  себе
кофе. Хотите? — спросила мисс Смит.
   — Нет. Так будет лучше.
   — О'кей. Значит, до трех.
   — Прекрасно, — ответил Стив Карелла.
   — Только позвоните обязательно перед выездом, хорошо? И... если я  не
успею, я оставлю послание. О'кей?
   — Спасибо, мисс Смит, — поблагодарил детектив и положил трубку.
   В комнату детективов вошел Энди Паркер и швырнул шляпу на стол.
   — Ну и денек, ребята, — проворчал он.  —  Передавали,  что  будет  21
градус. Можете себе представить? Это в марте-то? Наверное,  дождь  вымыл
всю зиму из города.
   — Наверное, — согласился Карелла. Он записал время свидания с Тэффи в
блокнот и отметил, что перед выездом в 2.30 нужно будет позвонить ей.
   — У вас дома какая погода, Чико? — спросил Паркер у Эрнандеса.
   Фрэнки Эрнандес печатал и не мог расслышать, что  сказал  Паркер.  Он
перестал печатать и спросил:
   — Что? Ты со мной говоришь, Энди?
   — Угу. Я сказал, что у тебя дома такая же погода.
   — Дома? — переспросил Эрнандес. — Ты имеешь в виду Пуэрто-Рико?
   — Конечно.
   — Я родился здесь, — сообщил Фрэнки Эрнандес.
   — Конечно, знаю, — кивнул Паркер. — Все  пуэрториканцы  говорят,  что
они родились здесь. Послушать их, так на  Пуэрто-Рико  вообще  никто  не
рождается.  Послушать  вас,  так  нет  даже  острова,  который  называют
Пуэрто-Рико.
   — Это неправда,  Энди,  —  мягко  возразил  Эрнандес.  —  Большинство
пуэрториканцев очень гордятся своей родиной.
   — Но только не ты! Ты же отрицаешь, что родился на Пуэрто-Рико?
   — Я родился здесь, — сказал Фрэнки Эрнандес и продолжил печатать.
   Эрнандес не рассердился, и Паркер, судя по его внешнему виду, тоже не
рассердился. Карелла  не  обратил  особого  внимания  на  перепалку.  Он
составлял список телефонных  звонков,  которые  они  с  Коттоном  Хоузом
должны сегодня сделать. Когда Паркер заговорил опять, Стив Карелла  даже
не поднял голову.
   — И это делает тебя американцем, да, Чико? — начал  Паркер.  Эрнандес
оторвался от машинки.
   — Ты со мной говоришь?
   — Да, с тобой, Чико, — ответил Паркер. — Поразительно, как это вы все
не слышите, чего не хотите...
   — Хватит, Энди, — неожиданно вмешался Карелла.
   — Что это с тобой, черт подери? — Паркер повернулся к Карелле.
   — Перестань. Ты мне мешаешь в моей комнате.
   — С каких пор, черт побери, она стала твоей?
   — Сегодня я сижу на телефоне, а ты вообще  выходной.  Так  что  пойди
проветрись. Если хочешь, поищи ссору на улице.
   — С каких это пор ты стал  защитником  угнетенных?  —  саркастическим
тоном поинтересовался Энди Паркер.
   — С этой самой минуты, — ответил Стив Карелла и вскочил на ноги.
   —Да?
   —Да.
   — Можешь засунуть тогда это себе...
   И Стив Карелла ударил.
   До последней доли секунды он не  собирался  наносить  удар,  до  того
момента, когда его кулак, встретившись с челюстью Паркера, отбросил того
к стене. Карелла знал, что он зря ударил Паркера, но он знал и  то,  что
ему не хочется  сидеть  и  слушать,  как  в  такое  прекрасное  утро  на
Эрнандеса льют помои. "И все же, — сказал себе  Карелла,  —  зря  я  его
ударил".
   Энди Паркер не произнес ни слова. Он оттолкнулся от стены и  бросился
на Кареллу, который нанес удар правой в живот.  Когда  Паркер  согнулся,
Стив Карелла ударил его по шее. Энди Паркер упал на стол.
   Паркер поднялся и уставился на Кареллу с уважением и злобой. На  долю
секунды  он  словно  забыл,  что  Стив  Карелла  такой  же   опытный   и
тренированный противник, как и он сам. Он забыл, что Карелла мог драться
честно и нечестно, в зависимости от ситуации. Ситуации  обычно  вызывали
нечестные драки, и это стало их второй натурой.
   — Я тебе все кости переломаю, Стив,  —  сказал  Энди  Паркер.  В  его
голосе слышался упрек, как у  отца.разговаривающего  с  напроказничавшим
сыном.
   Он сделал ложный замах левой и, когда  Карелла  отпрянул  в  сторону,
ударил справа Стива прямо в нос. Карелла быстро  дотронулся  до  носа  и
увидел кровь.
   — Перестаньте, вы, психи! — закричал Фрэнки Эрнандес,  вскочив  между
ними. — У шефа дверь открыта. Хотите, чтобы он вышел?
   — Конечно, Стиви, тебе же наплевать? Вы же с шефом дружки!
   Карелла опустил кулаки и дрожащим от ярости голосом сказал:
   — Закончим как-нибудь в другой раз, Энди.
   — Можешь быть уверен. — И Энди Паркер вылетел из комнаты.
   Стив Карелла вытащил из заднего кармана платок  и  приложил  к  носу.
Эрнандес положил ему на затылок холодный ключ.
   — Спасибо, Стив.
   — Не стоит, — отозвался Карелла.
   — Не стоило беспокоиться. Я привык к Энди.
   — Зато я не привык.
   — Все равно спасибо.
   В комнату детективов вошел Коттон Хоуз. Увидев окровавленный платок в
руках Кареллы, он бросил быстрый взгляд на дверь в кабинет лейтенанта  и
спросил шепотом:
   — Что случилось?
   — Ничего, просто я увидел красную тряпку, — ответил Карелла.
   Хоуз еще раз взглянул на платок.
   — По-моему, ты до сих пор ее видишь, — сказал он.
   Тэффи Смитт оказалась ни пышной, ни высокой, ни даже хорошенькой. Это
была крошечная, по-воробьиному  щуплая  девушка  с  волосами  пепельного
цвета.  Нос  усеивали  веснушки,  из-за  смешных  очков  смотрели  самые
блестящие голубые глаза, какие видели Карелла и Хоуз.
   Очевидно, в ее мании варить кофе было нечто фрейдовское. Наверное,  в
детстве она часто видела, как мать колотит отца кофейником. Или,  может,
кофейник опрокинулся и ошпарил ее. Возможно, Тэффи воспитала тетка-тиран
из Бразилии, где, как поется в  песне,  кофейные  зерна  превращаются  в
денежки. В любом случае она отправилась  на  кухню  и  быстро  поставила
кофейник на огонь, пока детективы сидели в гостиной. Сиамский кот, узнав
Хоуза, подошел к нему и принялся тереться о ноги с идиотским мяуканьем.
   — Знакомый? — удивился Карелла.
   — Я его как-то накормил.
   В гостиную вернулась Тэффи Смит.
   — Черт, как я устала после репетиции, — пожаловалась она.
   — Мы ставим  "Детективную  историю".  Я  играю  воровку.  Можете  мне
поверить, это довольно утомительная роль.
   — Как вам нравится жить с танцовщицами из стриптиз-клуба?  —  спросил
Хоуз.
   — Очень нравится, — ответила Тэффи. — Что плохого  в  стриптизе?  Они
отличные девочки. Я уже давно сижу без работы. Кто-то же должен  платить
за квартиру. Они молодцы, когда дело касается денег.
   — Они? — переспросил Карелла.
   — Барбара и Мэрла, — пояснила  девушка.  —  Конечно,  сейчас  Барбара
уехала. Вы же знаете. Послушайте, как выглядит эта "форма Б"?
   — Что? — не понял Стив Карелла.
   — "Форма Б", у нас в пьесе. Действие происходит в комнате детективов.
Знаете такую?
   — Да, знаю.
   — Ну так вот. Там говорится о "форме  Б",  и  наш  реквизитор  с  ума
сходит, пытаясь выяснить, как она выглядит. Не можете подарить одну?
   — Ну... нам не разрешают дарить официальные документы,
   — с сомнением произнес Хоуз.
   — О, а я и не знала! — Тэффи замолчала. — Но  у  нас  есть  настоящие
наручники. Их ведь тоже нельзя выдавать?
   — Да, нельзя. Где вы их взяли?
   — Один  парень  раньше  работал  копом.  У  него  остались  связи,  —
подмигнула девушка.
   — Может, мы сумеем достать вам "форму Б", — пообещал Карелла. —  Если
вы никому не скажете, где ее достали.
   — Было бы прелестно! — воскликнула Тэффи Смит.
   — А теперь давайте вернемся к вашей сожительнице Барбаре. Вы сказали,
что с ней прекрасно жить? Она вам порой не казалась дикой?
   — Дикой?
   —Да.
   — Вы хотите сказать, не била ли она посуду? Что-нибудь в этом роде?
   — Нет, я имею в виду мужчин.
   — Барбара? Дикая?
   — Да. Она здесь развлекалась со многими мужчинами.
   — Барбара? — Тэффи заразительно ухмыльнулась. — За все время, пока  я
здесь живу, она ни разу не приводила мужчин сюда на квартиру.
   — Но ей звонили по телефону?
   — Конечно.
   — И никто из них сюда не приходил?
   — Я никого не видела. Извините, кофе. Девушка вышла на кухню и быстро
вернулась с кофейником и тремя бумажными стаканчиками.
   — Вам придется пить из бумажных стаканчиков. Мы стараемся, чтобы было
поменьше посуды для мытья. Обычно у нас каждый вечер собирается компания
выпить кофе. Ребята, которые любят  поговорить  или  просто  посидеть  в
удобном кресле. У нас прекрасная квартира, вы не находите?
   — Да, — согласился Карелла.
   — Я люблю варить кофе, — заявила Тэффи Смит. — Эта  привычка  у  меня
возникла  во  время   первого   замужества.   Я   думала,   что   высшее
предназначение брака заключается в том, что вы можете выпить чашку  кофе
в собственном доме, когда захотите. —  Девушка  еще  раз  улыбнулась.  —
Наверное, поэтому я сейчас разведена. Женитьба — это значительно больше,
чем чашка кофе. Как бы там ни было, я люблю варить кофе.
   Тэффи разлила напиток, отнесла  на  кухню  кофейник  и  вернулась  со
сливками, сахаром и ложечками.
   — На этих полуночных собраниях, где вы делаете кофе...  Барбара  тоже
присутствовала? — спросил Карелла.
   — О, конечно.
   — И она вела себя дружелюбно?
   —Да.
   — Но Барбара никогда не приводила сюда мужчин?
   — Никогда.
   — Никогда здесь ни с кем не развлекалась?
   — Нет. Видите ли, у нас  только  три  комнаты  —  кухня,  гостиная  и
спальня. В  спальне  две  кровати.  Этот  диван  тоже  раскладывается  в
кровать. Так что всего у нас три  кровати.  Приходится  поэтому  крутить
любовь по расписанию. Если кто-то из девочек  думает  пригласить  своего
друга на стаканчик, гостиная должна  быть  свободна.  Вообще-то  это  не
такая  уж  сложная  задача,  потому  что  Барбара  никого   не   водила.
Беспокоиться приходилось нам с Мэрлой.
   — Но Барбара встречалась с мужчинами?
   — Естественно. И не с одним.
   — И если ей хотелось пригласить кого-нибудь  выпить,  она  не  делала
этого, правильно?
   — Правильно. Еще кофе?
   — Нет, спасибо, —  отказался  Хоуз.  Он  успел  сделать  только  один
глоток.
   — Тогда куда же она их водила? — не выдержал Стив Карелла.
   — Прошу прощения?
   — Своих друзей? Куда она с ними ходила?
   — О, куда угодно. В клубы, театры, везде, куда они ее  приглашали,  —
объяснила девушка.
   — Нет. Я спрашивал, куда они шли, если хотели выпить?
   — Может, она ходила к ним.
   — Она не могла ходить к Андровичу, — заявил Карелла.
   — Что вы сказали? — не поняла Тэффи Смит.
   — В городе полно отелей, Стив, — предложил Хоуз.
   — Да, — согласился Стив Карелла. —  Мисс  Смит,  Барбара  никогда  не
говорила о другой квартире?
   — О другой квартире? Зачем  ей  нужна  вторая  квартира?  Вы  знаете,
сколько стоит квартира в этом городе? — поинтересовалась девушка.
   — Знаю. Но, может, она что-нибудь говорила?
   — Мне нет. Зачем ей другая квартира?
   — Очевидно, мисс Смит, Барбара встречалась с несколькими мужчинами  и
была... в довольно дружеских отношениях с ними.  Квартира,  которую  она
делила с двумя другими  девушками,  могла  бы...  ну,  каким-то  образом
ограничить ее свободу.
   — Я понимаю, что вы имеете  в  виду,  —  медленно  произнесла  Тэффи.
Несколько секунд она что-то обдумывала и наконец спросила: — Вы говорите
о Барбаре Бабблз?
   —Да.
   — Никогда не думала, что она сходит с  ума  по  мужчинам.  —  Девушка
пожала плечами. — Мне казалось, она ими совсем не интересуется.
   — В тот день, когда Барбара исчезла, она собиралась уехать с одним из
них, — пояснил Стив Карелла. — Возможно, что она исчезла не с ним,  а  с
другим.
   — Барбара? — не поверила девушка. — Бабблз?
   — Да, Барбара, Бабблз. Можно воспользоваться  вашим  телефоном,  мисс
Смит?
   — Пожалуйста. Можете звонить по этому. В спальне стоит  параллельный.
Извините, там не убрано. Моя подруга такая неряха.
   Стив Карелла пошел в спальню.
   — Мэрла мне о вас рассказывала, — прошептала Тэффи.
   — Да? — спросил Коттон Хоуз.
   — Да. Вы собираетесь позвонить ей?
   — Не знаю. Нужно сначала распутать это дело.
   — Конечно, — согласилась Тэффи Смит. — Мэрла прекрасная девушка.
   —  Да,  она  производит  впечатление  прекрасной  девушки.   —   Хоуз
почувствовал себя очень неловко.
   — Вы работаете по ночам? — поинтересовалась актриса.
   — Иногда.
   — Когда будете свободны, загляните на чашечку кофе.
   — Хорошо. Может, зайду.
   — Отлично. — Тэффи улыбнулась. В гостиную вернулся Стив Карелла.
   — Звонил Карлу Андровичу. Думал, может, он скажет, была ли у  Барбары
вторая квартира.
   — Ну и как?
   — Сегодня утром он уплыл в Японию, — ответил Карелла.
   Глава 15
   Существует теория, что все большие города  обладают  феноменом  "пяти
часов". Причем данная теория относится только к большим городам. Если вы
выросли в маленьком городке, вам не узнать этот феномен. Если вы выросли
в одном из тех городов, которые, притворяясь  большими,  на  самом  деле
являются всего лишь переросшими  малышами,  вы  видели  только  имитацию
большого города в "пять часов".
   Понимаете, большой город можно сравнить только с женщиной.  Маленький
городишко может быть соседской девочкой, стариком в  кресле-качалке  или
долговязым юнцом, выросшим из своих брюк.  Только  большой  город  может
быть женщиной. И так же, как  женщина,  он  способен  вызвать  любовь  и
ненависть, уважение и презрение, страсть и безразличие.
   Это всегда одна и та же женщина, но какая  она  многоликая!  Если  вы
родились в одном из его домов, если вам знакомы его улицы и  настроения,
значит, вы любите эту женщину. Эту любовь невозможно контролировать. Она
с вами с того мгновения, как вы вдохнули  воздух,  в  котором  смешались
аромат цветущих вишен и двуокись углерода, духи и свежий запах весеннего
дождя, воздуха, в котором находится что-то такое, что нельзя увидеть или
представить.  Само  ощущение  городского  воздуха,  жизни,  которую   вы
вдыхаете в легкие, впитываете в свое тело, и есть большой город.
   Еще город  —  это  лабиринт  улиц,  на  которых  вы  учились  ходить,
потрескавшийся бетон, липкий асфальт, сотни  тысяч  углов,  за  которыми
поджидают сотни миллионов сюрпризов. Это город, и он улыбается,  плачет,
манит. Его улицы иногда чисты, а иногда на них  слышится  шорох  летящих
газет, которые мчатся по этим улицам в ритме его сердца. Вы смотрите  на
него и не можете наглядеться — так  много  в  нем  достойного  внимания,
запоминающегося, мириады фактов для сокровищницы  памяти.  И  вы  любите
все, что видите, потому что город не может поступить неправильно —  ведь
это ваша любимая женщина.
   Вы помните каждое тончайшее  настроение,  отражающееся  на  ее  лице,
запоминаете  ее  глаза,  то  испуганные,  то  нежные,  то  плачущие.  Вы
запоминаете ее смеющийся рот, развевающиеся волосы, жилку,  пульсирующую
на горле. Это не мимолетное чувство, потому что она с  вами  всегда  так
же, как отпечатки ваших пальцев.
   Вы влипли.
   Вы влипли, потому  что  эта  женщина  может  менять  свои  лица,  как
перчатки, она даже может менять свое тело. Теплое и мягкое, внезапно оно
превращается в холодное и бессердечное. И, несмотря на всю ее ветреность
и непостоянство, вы все  же  любите  ее.  Вы  будете  любить  ее  вечно,
независимо от того, кто предъявляет на нее права. Она все тот же  город,
который вы видите невинными глазами юности, она — ваша.
   В пять часов она надевает другое лицо, которое нравится вам  так  же,
как предыдущее. Вы любите все, что связано с ней — и роскошные наряды, и
лохмотья. Это абсолютная любовь. В пять часов пустынные улицы неожиданно
оживают. Целый день эта женщина томится в пыльной гостиной, и вот в пять
часов она выходит на улицу, и вы ждете, ждете ее, чтобы заключить в свои
объятия. В ее походке ощущается и упругость, и  скрытая  усталость.  Она
воплощает образ  прошлого  и  настоящего,  настоянного  на  предощущении
будущего. На горизонте  собираются  сумерки,  нежно  лаская  саблевидные
небоскребы. Звезды ждут своего  часа,  чтобы  вымыть  улицы  серебристым
светом. Огни города с нетерпением ждут минуты, когда они наденут  на  ее
руки браслеты,  на  шею  —  ожерелье,  увешают  ее  миллионом  роскошных
украшений. Вы слушаете поспешный стук  ее  туфелек  на  шпильке.  Издали
доносится ворчание саксофона. Издали  потому,  что  еще  пять  часов,  а
настоящая музыка начинается позже. Ворчание саксофона доносится пока  из
глубины ее горла. Сейчас на какое-то мгновение достаются высокие стаканы
для коктейлей и раздается приглушенный шум  разговоров  и  легкий  смех,
плывущий в воздухе, словно звон разбитого стекла. И вы  сидите  рядом  с
ней, и вы заглядываете ей в глаза, многозначительные и  глубокие,  и  вы
ловите каждое ее слово. Вы хотите знать, кто она и чем занимается, но вы
никогда не узнаете этого. Вы будете любить эту женщину д