ельницу компании  и  повесил  трубку.  И
все-таки  Закс   мог   слетать   туда   и   обратно   до   понедельника,
воспользовавшись для этого вымышленным именем. Однако проверить  это  не
представлялось возможным, а единственный человек,  который  мог  бы  его
опознать, числился в пропавших без вести с вечера двенадцатого апреля.
   Собрание состоялось в кабинете лейтенанта Бернса в пять  часов  этого
же  дня.  На  нем,  помимо  самого  Бернса,  присутствовало   еще   пять
детективов. Мисколо принес кофе, однако они рассеянно прихлебывали  его,
обратив все свое внимание на Бернса, который в  данный  момент  проводил
собственное расследование, что было делом неслыханным.
   — Мы собрались здесь, чтобы  обсудить  события  второй  половины  дня
минувшего понедельника, — сказал им Бернс.  Тон  у  него  был  предельно
деловой, а лицо — совершенно невозмутимым. —  Здесь  передо  мной  лежит
график работы на понедельник двенадцатого апреля. Из него  следует,  что
Клинг, Мейер и Карелла дежурили с восьми утра и до четырех  дня,  причем
Мейер должен был сидеть в дежурке на подхвате. Сменить  их  должны  были
Хейвс, Уиллис и Браун, из которых Браун должен был оставаться в дежурке.
Все совпадает?
   Присутствующие подтвердили это кивками.
   — Коттон, ты в котором часу пришел сюда? — Хейвс стоял, прислонясь  к
полкам у стены и потягивая  из  стакана  чай.  Он  был  единственным  из
присутствующих здесь детективов, который выбрал вместо кофе чай.
   — Я пришел сюда где-то около пяти, — сказал он.
   — Стив еще находился здесь?
   — Нет.
   — А как у тебя, Хол?
   — Я, Пит, пришел сюда немного раньше, — сказал Уиллис.  —  Мне  нужно
было сделать несколько звонков.
   — В котором часу это было?
   — В половине пятого.
   — Стив все еще находился здесь?
   — Да.
   — Ты разговаривал с ним? — Да.
   — О чем?
   — Он говорил, что вечером собирается вместе с Тедди сходить в кино.
   — А еще о чем?
   — Да вроде бы больше ни о чем.
   —  Я  тоже  разговаривал  с  ним,  Пит,  —  сказал  Браун.  Из   всех
присутствующих он один был негром. Сейчас он сидел на  деревянном  стуле
чуть справа от стола Бернса, держа в  своей  огромной  ручище  картонный
стаканчик с кофе.
   — И что же он говорил тебе, Арт?
   — Он сказал, что по дороге домой ему еще придется заехать куда-то.
   — Он сказал, куда?
   — Нет.
   — Ну, хорошо, теперь  давайте  расставим  все  по  своим  местам.  Из
пришедших на смену трех человек он видел только  двоих  и  при  этом  не
сказал им, куда он направляется. Так?
   — Да, так, — сказал Уиллис.
   — А ты еще был здесь, когда он уходил, Мейер?
   — Да, я сидел тут и составлял отчет.
   — Он что-нибудь говорил тебе?
   — Он попрощался со мной, а потом еще немного  похохмил  насчет  того,
что, дескать, я добиваюсь повышения. Ну, понимаете, это по поводу  того,
что смена уже пришла, а я все сижу и вкалываю.
   — Что еще говорил он?
   — Больше ничего.
   — А раньше, во время рабочего  дня?  Особенно  насчет  того,  что  он
собирается куда-то заехать?
   — Нет, ничего, вроде, не говорил.
   — А с тобой, Клинг?
   — Нет, со мной он тоже ни о чем не говорил.
   — Ты был здесь когда он уходил?
   — Нет.
   — А где ты был тогда?
   — Я уже был на пути к дому.
   — В котором часу ты ушел отсюда?
   — Примерно в три часа.
   — А почему так рано? — В комнате воцарилось молчание.  —  Почему  так
рано? — повторил свой вопрос Бернс
   — Мы поругались.
   — Из-за чего? — По чисто личным делам.
   — Человек мертв, — резко сказал Бернс. — А это означает,  что  теперь
не может быть чисто личных дел.
   — Он отослал меня обратно в участок, потому что ему  не  понравилось,
как я вел себя во время дознания. Ну, я, естественно,  и  разозлился,  —
Клинг снова помолчал. — Вот из-за этого мы и поругались.
   — И поэтому ты ушел отсюда в три часа?
   — Да.
   — Даже несмотря на то, что ты должен был работать вместе  с  Кареллой
по делу об убийстве Тинки Закс, я правильно тебя понял?
   — Да.
   — А было тебе известно, куда он собирался пойти после  того,  как  ты
ушел отсюда?
   — Нет, сэр.
   — А не говорил ли он, что собирается допросить  еще  кого-нибудь  или
просто встретиться еще раз с кем-то?
   — Говорил только насчет лифтера. Он сказал, что неплохо было  бы  еще
разок перепроверить его.
   — Для чего?
   — Чтобы уточнить время, указанное им.
   — И ты считаешь, что именно туда он направился?
   — Я не знаю, сэр.
   — А сам ты поговорил с этим лифтером?
   — Нет, сэр, я не смог отыскать его.
   — Он числится в пропавших без вести с вечера понедельника,  —  сказал
Мейер. — В соответствии с отчетом Берта, он ждал тогда к себе  человека,
который позвонил к нему и назвался Кареллой.
   — Эта верно? — спросил Бернс.
   — Да, — сказал Клинг. — Только я не считаю, что это был Карелла.
   — А почему не считаешь?
   — Я все объяснил в своем отчете, сэр.
   — Мейер, ты читал этот отчет?
   — Да.
   — И каковы твои впечатления?
   — Я согласен с мнением Берта.
   Бернс встал из-за стола. Потом он  подошел  к  окну  и  постоял  там,
сцепив за спиной руки и уставившись невидящим взглядом на улицу.
   — Он что-то нашел, — сказал он как бы  про  себя.  —  Это  совершенно
точно. Он что-то нашел или нашел кого-то и именно поэтому был убит. — Он
резко обернулся в сторону собравшихся. — И ни один человек из всех  вас,
черт побери, не знает, куда он отправился. Даже тот, кто, как считается,
работал над этим делом вместе с ним. — Он снова вернулся на  свое  место
за столом. — Клинг, останьтесь. Остальные могут идти.
   Все заторопились к выходу и только Клинг,  смущенный  и  растерянный,
остался стоять у  стола  лейтенанта.  Тот  сидел  в  вертящемся  кресле,
которое было сейчас повернуто чуть в сторону от Клинга и  поэтому  Клинг
не мог понять, куда он смотрит. Впрочем, ему казалось, что  шеф  смотрит
сейчас просто в пространство, а вернее, никуда не смотрит.
   — Я полагаю, что тебе известно, что Стив  Карелла  был  моим  большим
другом, — сказал Бернс.
   — Да, сэр.
   — Большим другом, — повторил Бернс. Он на какое-то  мгновение  умолк,
продолжая глядеть куда-то мимо Клинга, просто вдаль, а потом  сказал.  —
Ну как ты мог позволить ему поехать одному, Клинг?
   — Я уже говорил вам, сэр. Мы с ним поссорились.
   — И только поэтому ты позволил себе уйти с работы в три  часа,  когда
тебе, черт побери, прекрасно известно, что смена должна прийти не раньше
шестнадцати сорока пяти. Ну как можно назвать такое поведение, Клинг?
   Клинг молчал.
   — Я увольняю тебя из этого проклятого участка, — сказал Бернс. —  Мне
уже давно следовало бы это сделать. Одним словом, я подаю рапорт о твоем
переводе, а теперь убирайся отсюда к чертовой матери.
   Клинг повернулся и направился к двери.
   — Нет, погоди минуту, — сказал Бернс. Теперь он чуть развернул кресло
в направлении Клинга. Выражение его лица было страшным —  казалось,  что
он вот-вот заплачет, но слезы не могут  вырваться  наружу,  сдерживаемые
охватившей его злостью.
   — Надеюсь, вы, Клинг, и  сами  знаете,  что  я  не  вправе  полностью
отстранить вас от работы. Да, конечно,  вам  это  хорошо  известно.  Это
может сделать только  комиссар  полиции  или  его  заместители,  которые
являются  гражданскими  лицами.  Но  полицейского  можно  отстранить  от
службы, если он  нарушает  законы  или  устав  или  когда  он  совершает
уголовно наказуемые деяния. Лично я считаю, что вы повинны и в том, и  в
другом.  Вы  нарушили  и  закон,  и  устав,  покинув  место   работы   и
направившись домой в то  время,  как  должны  были  находиться  здесь  и
выполнять свои служебные обязанности. Кроме того вы совершили  уголовное
преступление, вынудив Кареллу поехать куда-то в одиночку,  в  результате
чего он был убит.
   — Но, лейтенант, я...
   — Если бы  я  имел  право  лично,  своим  решением,  отобрать  у  вас
револьвер и жетон детектива, Клинг,  то  я  сделал  бы  это  немедленно,
можете мне поверить. Но, к сожалению, это не в моей компетенции.  И  тем
не менее, не пройдет и двух минут после того, как вы  уберетесь  отсюда,
как я свяжусь по телефону с шефом детективной  службы,  чтобы  попросить
его  об  отстранении  вас  от  работы  вплоть   до   окончания   полного
расследования.  Я  попрошу  его  также  ходатайствовать  об  этом  перед
комиссаром полиции. Я сделаю все,  чтобы  добиться  вашего  отстранения,
Клинг, и я его добьюсь, даже если мне придется просить  об  этом  самого
мэра.  Я  добьюсь  того,  чтобы  в  результате  тщательного   служебного
разбирательства вас привлекли к ответственности. Я сам  подам  заявление
об этом. В конце концов я добьюсь того, чтобы вас вышвырнули из полиции.
Уж это я вам обещаю совершенно точно. А теперь убирайтесь с глаз моих.
   Клинг молча подошел  к  двери,  открыл  ее  и  вошел  в  дежурку.  Он
опустился там за свой стол и  некоторое  время  сидел  там,  уставившись
взглядом в пространство. Потом он услышал, как зазвонил телефон на столе
Мейера, как Мейер снял трубку. — Да? — сказал Мейер. — Да, Пит.  Хорошо.
Хорошо. Ладно, я обязательно скажу ему. — Потом он  услышал,  как  Мейер
положил трубку.
   Мейер поднялся со своего места и подошел к его столу.
   — Это звонил лейтенант, — сказал он. — Он приказал мне  принять  дело
об убийстве Тинки Закс.
   Глава VIII
   Сообщение, поступившее по телетайпу в  участок  незадолго  до  десяти
часов в четверг, содержало следующую информацию:
   ПРОПАВШИЙ БЕЗ ВЕСТИ ТРЕБУЕТСЯ ДЛЯ
   ДОПРОСА В СВЯЗИ С ДЕЛОМ ОБ УБИЙСТВЕ XXX
   ЭРНЕСТ МЕССНЕР ОН ЖЕ ЦИКЛОП МЕССНЕР XXX
   БЕЛЫЙ МУЖЧИНА 68 ЛЕТ XXX РОСТ 6 ФУТОВ XXX
   ВЕС 170 ФУНТОВ XXX ПОЛНОСТЬЮ ЛЫСЫЙ XXX
   ГЛАЗА ГОЛУБЫЕ ЛЕВЫЙ ГЛАЗ ОТСУТСТВУЕТ И
   ПРИКРЫТ ЧЕРНОЙ ПОВЯЗКОЙ XXX В ПОСЛЕДНИЙ
   РАЗ ВИДЕЛИ ПОДЛЕ ДОМА 1117 ГЕНСБОРО АВЕНЮ
   РИВЕРХЕД 12 АПРЕЛЯ В ДВАДЦАТЬ ДВА ТРИДЦАТЬ
   XXX СВЕДЕНИЯ СООБЩИТЬ ОТДЕЛУ ПРОПАВШИХ
   БЕЗ ВЕСТИ ИЛИ ДЕТЕКТИВУ 2 Р МЕЙЕРУ МЕЙЕРУ
   ВОСЕМЬДЕСЯТ СЕДЬМОЙ УЧАСТОК ХХХХХХ
   Это извещение детектив Мейер Мейер вытащил  из  стоявшего  в  дежурке
телетайпа, и, читая его, подивился тому,  что  детективы  из  отдела  по
розыску  пропавших  без  вести  лиц  решили  почему-то  вставить   слово
«полностью» перед словом «лысый». Мейер, который и сам был  лысым,  счел
такое определение излишним, надуманным и к тому же  унизительным.  Лично
он считал, что лысый человек это и есть человек, у которого нет волос на
голове. Вообще нет. Можете убедиться — они  просто  отсутствуют.  Тогда,
скажите на милость,  зачем  это  человек,  составлявший  этот  бюллетень
(Мейер живо представил его себе — волосы торчат во все стороны,  широкие
черные брови, длиннющие усы и густая черная борода), решил перед  словом
«лысый» вставить слово «полностью», как бы для того,  чтобы  еще  больше
унизить всех тех, у кого не было на голове растительности. В раздражении
Мейер схватил  с  полки  толковый  словарь  и  принялся  рыться  в  нем,
отыскивая нужное слово. Вот оно:
   ЛЫСИНА, -ы, ж. 1. Место на голове,  где  выпали  и  не  растут  более
волосы,  а  также  место,  где  не  растет  шерсть...  2.  Прогалина   в
растительном покрове — Лысины во всходах. 3. Белое пятно в шерсти на лбу
у животного — Теленок с белой лысиной.
   ЛЫСЫЙ 1. Имеющий лысину (в 1  знач.)  Лысая  голова,  л.  старик.  2.
Лишенный растительности. Лысая гора.
   ЛЫСЫЙ БАРСУК, то же, что медоед.
   ЛЫСЫЙ ОРЕЛ (диал.), то же, что белоголовый орел.
   Мейер поставил словарь на место, ворчливо отметив про себя, что  быть
не полностью лысым это примерно  то  же,  что  девушке  быть  наполовину
беременной.  И  все  же  этот  волосатый  подонок,   который   составлял
бюллетень,  по-видимому  прав,  называя   Циклопа   «полностью   лысым».
Следовательно, если вдруг и сам Мейер в один прекрасный  день  умудрится
пропасть без вести, его опишут точно таким же образом.  И  все-таки  это
копание в словаре оказалось не таким уж и бесплодным.  В  дальнейшем  он
будет иметь право считать себя человеком, у которого просто  не  хватает
на голове некоторого  количества  волос.  Впрочем,  это  как  повернуть.
Словарь допускает разную трактовку. А что,  если  у  него  просто  белое
пятно на голове, как у теленка? А еще лучше — как у орла. Решено, отныне
он будет зваться Лысым Орлом. Звучит совсем неплохо — Лысый Орел — гроза
преступного мира, защитник обиженных, униженных и оскорбленных!
   — Берегись Лысого Орла! — неожиданно произнес он вслух и Артур  Браун
удивленно глянул на него из-за своего стола. К счастью, тут  на  выручку
Мейеру пришел телефонный звонок. Он поспешно снял трубку.
   — Восемьдесят седьмой участок, — сказал он.
   — Это говорит Сэм Гроссман из лаборатории. Кто у телефона?
   — У телефона Лысый Орел, — сказал Мейер.
   — Да?!.
   — Да.
   — В таком случае считай, что с тобой говорит  Волосатая  Обезьяна,  —
сказал Гроссман. — Что это там с вами? Весенняя лихорадка?
   — Весеннее солнышко влияет на всех, — сказал Мейер, глядя на  залитое
дождем окно.
   — Клинг на мете? Мне нужно кое-что сообщить ему по делу связанному  с
убийством Тинки Закс.
   — Сейчас этим делом занимаюсь я, — сказал Мейер.
   — Да? В таком случае ты, может, действительно займешься делом или  ты
предпочитаешь парить под облаками, высматривая добычу?
   — Считай, что ты сейчас моя добыча, — сказал Мейер и расхохотался.
   — Послушай, я вижу, что и в самом деле выбрал неподходящее время  для
звонка, — сказал Гроссман. — Ну ладно, может, попозже  у  тебя  найдется
свободная минутка, вот тогда ты и позвони мне сам. Ладно? Я...
   — У Лысого Орла не бывает свободных минуток, — объявил Мейер.  —  Так
что там у тебя? Есть что-нибудь новенькое?
   — Я  звоню  по  поводу  кухонного  ножа.  Это  предполагаемое  орудие
убийства. Согласно этикетке, его нашли у самой двери в спальню,  видимо,
этот тип бросил его, убегая.
   — Верно. Так что же с ним?
   — Ничего особенного. Разве только то, что он  полностью  совпадает  с
теми ножами, которые были найдены  у  нее  на  кухне,  а  следовательно,
скорее всего принадлежал ей. Ножи из одного набора. Я хочу этим сказать,
что убийца не пришел к ней со своим ножом, если такая подробность  может
вам пригодиться.
   — Значит, он просто взял этот нож  из  целой  кучи  таких  же  ножей,
которые хранились у нее на кухне, так?
   — Нет, я так бы не сказал. Я полагаю, что нож этот уже был  у  нее  в
спальне.
   — Зачем ей мог понадобиться кухонный нож в спальне?
   — Я считаю, что она пользовалась им, когда разрезала лимон.
   — Да?
   — Да. На туалетном столике у нее стоял чайник с чаем и тут же  лежали
два разрезанные пополам  лимона.  На  подносе  были  обнаружены  остатки
лимонного сока, а также мелкие царапинки, оставленные ножом. Мы  склонны
сделать вывод, что она принесла из кухни поднос с чаем,  лимоны  и  нож,
чтобы разрезать их. А потом она разрезала  прямо  на  подносе  лимоны  и
выдавила их в чай.
   — Пока что для меня все это дело  как  китайская  грамота,  —  сказал
Мейер.
   — Ну в том, что я говорю, нет ничего сложного. Поул  Блейни  проводил
медицинское обследование. Он утверждает, что обнаружил остатки  лимонной
кислоты на левой  руке  женщины,  то  есть  на  той  руке,  которой  она
придерживала лимон. Резала же она правой. Все проверено, Мейер.  Она  не
была левшой.
   — Ну хорошо, будем считать, что она попила чайку перед  тем,  как  ее
убили, — сказал Мейер.
   — Совершенно верно. На стакане, который стоял  на  ночном  столике  у
постели, мы обнаружили принадлежащие ей отпечатки пальцев.
   — А какие отпечатки были обнаружены на ноже?
   — Там не обнаружено ни чьих отпечатков, — сказал Гроссман. — А вернее
было бы сказать, что мы нашли там чьи  угодно  отпечатки.  Они  там  все
спутаны и наложились один на другой, да к тому же еще все там смазано.
   — А удалось найти что-нибудь  интересное  в  ее  записной  книжке?  В
отчете Клинга говорилось...
   — Та же самая картина, нам не удалось обнаружить  ни  одного  четкого
отпечатка. А кроме того в квартире не найдено буквально ни гроша  денег.
Я, например, считаю, что убийца ее к тому  же  еще  и  ограбил.  —  Угу,
значит, так, — сказал Мейер. — И это все?
   — Да, все. Ты разочарован, да?
   — Я, по правде говоря, рассчитывал на то, что  хотя  бы  вам  удастся
что-нибудь найти.
   — Весьма сочувствую.
   — Ну, что поделаешь. —  Гроссман  некоторое  время  молчал,  а  потом
решился. — Мейер? Ты считаешь, что убийство Кареллы связано с этим?
   — Не знаю, — сказал Мейер.
   — Мне очень нравился этот парень, — сказал Гроссман и повесил трубку.
   Харви Сэдлер был  не  только  адвокатом  Тинки  Закс,  но  и  старшим
партнером в адвокатской конторе «Сэдлер, Мау-Интайр  и  Бруке»,  которая
располагалась в центре города на  Фишер-стрит.  Мейер  приехал  туда  за
несколько минут  до  полудня  и  там  выяснилось,  что  Сэдлер  как  раз
собирается отправиться в Ассоциацию молодых христиан. Мейер сообщил ему,
что он приехал за тем, чтобы узнать, оставила ли Тинка  Закс  завещание.
Подтвердив,  что  завещание  такое  и  в  самом  деле  имеется,   Сэдлер
осведомился, не согласится ли Мейер поехать вместе с ним в ассоциацию  и
тогда они смогли бы поговорить обо всем по дороге.  Мейер  заверил  его,
что он с удовольствием составит ему компанию и  оба  вышли  на  улицу  в
надежде поймать такси.
   Сэдлер оказался мужчиной лет сорока пяти,  могучего  телосложения,  с
грубыми чертами лица. Он охотно  рассказал  Мейеру,  что  некогда  играл
полузащитником за Дармут. Правда было это еще в 1940 году, но  он  играл
вплоть  до  призыва  в  армию.  А  теперь  вот  старается   поддерживать
спортивную форму, дважды в неделю по понедельникам и четвергам  играя  в
гандбол в клубе при Ассоциации молодых христиан. Во всяком  случае,  это
хоть как-то помогает поддерживать спортивную форму. Правда,  гандбол  не
может компенсировать того, что ему приходится сидеть за столом по восемь
часов в день.
   Мейер сразу же заподозрил намек. Уже несколько недель как он особенно
чувствительно относится к собственному весу. Началось  это  после  того,
когда он узнал, что именно имеет  в  виду  его  четырнадцатилетний  сын,
называя его «Старый Криска». Небольшое расследование помогло установить,
что  на  школьном  жаргоне   это   означает   «толстяк»   —   достаточно
неуважительное прозвище, хотя,  возможно,  и  с  примесью  симпатии.  Он
наверняка выпорол бы сына за это, если бы жена его  Сарра,  не  заявила,
что, может, мальчик не так-то уж и не прав. «Мы ведь  не  замечаем,  что
толстеем понемножку, —  сказала  она  Мейеру,  —  и  тебе  наверняка  не
помешало бы немного  позаниматься  в  гимнастическом  зале  при  главном
управлении  полиции.»  Мейер,  чье  детство  прошло  под  издевательства
инаковерцев, уж никак не ожидал подобного удара  со  стороны  того,  чьи
пеленки  когда-то  портили  ему  жизнь.  Он  подозрительно  взглянул  на
Сэдлера, как на лазутчика вражеского  лагеря,  а  потом  неожиданно  ему
пришло в голову, что сам-то он, если глянуть со  стороны,  скорее  всего
просто типичный еврей, помешанный на своем еврействе. Просто  нормальный
маньяк.
   Его подозрения как относительно себя,  так  и  относительно  Сэдлера,
несколько рассеялись, когда он попал  в  раздевалку  Ассоциации  молодых
христиан, в которой стоял точно такой же запах, который мог бы стоять  и
в раздевалке Ассоциации молодых евреев, если бы таковая имелась  в  этом
городе. Как-то сразу убедившись в том, что ничто в  мире  не  рассеивает
столь успешно подозрительность и  предубежденность,  как  запах  мужской
раздевалки  при  спортивном  зале  —  раздевалки,  которой   свойственна
атмосфера грубоватой мужской дружбы, товарищества и взаимовыручки, Мейер
прислонился  к  шкафчикам  раздевалки  в  ожидании  того,  когда  Сэдлер
переоденется в  свои  гандбольные  шорты  и  продолжит  свой  рассказ  о
завещании Тинки.
   — Она оставила все своему бывшему мужу, —  сказал  Сэдлер.  —  Именно
таково е