за стола, отодвигая  стул.  —  Приятно  было  познакомиться.
Надеюсь еще увидимся где-нибудь.
   — Позвольте заказать вам что-нибудь, — предложил Кастаньеда.
   — Нет, спасибо. У меня еще целый час до смены, — ответил  Дельгадо  и
направился к выходу.
   Кастаньеда приветливо помахал ему вслед рукой.
   Было уже семь часов вечера, когда Браун  смог  наконец  добраться  до
Мэри Эллингхэм,  той  самой  женщины,  которая  двенадцать  часов  назад
позвонила в участок и сообщила о пропаже мужа. Хотя уже совсем стемнело,
но ночь еще не вступила в свои права. Город сейчас переживал именно  тот
период, который  определяется  словом  «вечер».  Это  поэтическое  слово
всегда вызывало некое движение души у Брауна, может быть, только потому,
что в детстве он как-то вовсе не выделял это время суток и слово «вечер»
для него не существовало и употреблять он его стал  только  после  того,
как встретился с Конни — своей  будущей  женой;  тогда  время  перестало
просто делиться на «ночь» и «день», на черное и белое; Конни привнесла в
его жизнь полутона и за это он будет благодарен ей до конца дней.
   Норс-Тринити представляла собой коротенькую,  всего  в  два  квартала
улочку, соединяющую Силвермайн-Овал и Силвермайн-Роуд у  самой  северной
окраины территории участка.  С  того  места,  где  Браун  поставил  свою
машину, можно было видеть воды реки Харб,  а  если  смотреть  в  сторону
делового центра города, то можно было разглядеть и разрозненные  огоньки
вилл  в  Смоук-Райз  и  яркую  иллюминацию  моста  Гамильтона.  Окна  на
Норс-Тринити мягко светились домашним уютным светом. Браун отлично знал,
что  за  этими  окнами  большинство  владельцев   квартир   наслаждались
отведенным для коктейлем часом. В этом городе  всегда  можно  определить
социально-экономический статус кого угодно, спросив у  него,  в  котором
часу он садится за обеденный стол. В трущобах типа Даймондбэк  обеденный
час уже давно кончился. На Норс-Тринити  обитатели  ее  только  начинали
садиться за свои предобеденные коктейли.  А  ближе  к  деловому  центру,
например на Смоук-Райз, обеденное  время  наступит  не  ранее  девяти  —
половины десятого вечера, хотя коктейли  могут  начать  подавать  уже  с
полудня. Браун почувствовал, что здорово проголодался.
   В окнах дома номер 742 по Норс-Тринити света не было. Браун  поглядел
на часы, пожал плечами и позвонил во входную дверь. Он подождал  немного
и позвонил вторично, а затем сошел с крыльца на тротуар и  посмотрел  на
окна второго этажа, в которых внезапно загорелся свет. Он снова поднялся
на ступеньки крыльца и остановился перед дверью. Он услышал чьи-то шаги,
кто-то выглянул в глазок двери.
   — Да? — спросил женский голос.
   — Миссис Эллингхэм?
   — Да?
   — Детектив Браун, Восемьдесят седьмой участок полиции.
   — Ох, — сказала миссис Эллингхэм. — Ох, одну минуточку, прошу вас.  —
И он услышал звук отпираемого замка.
   Мэри Эллингхэм на вид было лет сорок.  На  ней  был  накинут  мужской
халат. Волосы ее были в беспорядке, а лицо горело.
   — Прошу прощения, что я не смог заехать к вам раньше, — сказал Браун.
— У нас сегодня выдался очень тяжелый день.
   — Ох, — сказала миссис Эллингхэм. — Да?
   — Я отниму у вас совсем немного времени, — сказал Браун, доставая  из
кармана блокнот и ручку.  —  Вам  нужно  будет  только  дать  мне  более
подробное описание внешности вашего мужа...
   — Ох, — сказала миссис Эллингхэм.
   — Его зовут Дональд Эллингхэм, правильно?
   — Да, но...
   — Его возраст?
   — Понимаете ли...
   Браун  перевел  взгляд  с  блокнота  на  женщину.  Миссис   Эллингхэм
выглядела необычайно смущенной. Не успела она еще  ничего  сказать,  как
Брауну вдруг стало ясно, в  какую  ситуацию  он  попал,  и  тут  он  сам
неожиданно смутился.
   — Видите ли, — сказала миссис Эллингхэм, — он вернулся.  Мой  муж,  я
говорю. Он вернулся совсем недавно.
   — Ох, — сказал Браун.
   — Да.
   — Ага.
   — Да. Простите меня, пожалуйста. Я, по всей вероятности, должна  была
вам позвонить...
   — Нет, нет, все в порядке, — сказал Браун, засовывая обратно в карман
блокнот и ручку. Другой рукой он уже нашаривал дверную ручку у  себя  за
спиной. — Очень рад, что у вас все утряслось.
   — Да, — сказала миссис Эллингхэм.
   — Спокойной ночи, — сказал Браун.
   — Спокойной ночи, — ответила она.
   Она мягко притворила за ним  дверь  и  Браун  медленно  спустился  по
ступенькам вниз. Перед тем как сесть в свой автомобиль, он снова  бросил
взгляд на дом. Окна в верхнем этаже успели уже погаснуть.
   В дежурном помещении участка тем временем трое детективов, отозванных
из отпусков для пополнения сил, ворчали по  поводу  того,  что  им  тут,
похоже, заняться нечем, учитывая, с какой  быстротой  Карелле  и  Брауну
удалось распутать дело о зеленной лавке. Одно дело, когда тебя  отзывают
из отпуска в виду крайней необходимости, черт побери,  но  совсем  иное,
если срывают нормальный отдых только ради того, чтобы заставить  высунув
язык бегать по всей округе и собирать никому не нужные данные, а  другие
в это самое время идут себе по  горячему  следу  и  спокойно  производят
задержание преступников.
   — А знаете, чем  я  планировал  спокойненько  заниматься  сегодня?  —
вопрошал Ди Мазо.
   — Чем?
   — Я хотел смотреть по телевизору футбольный матч, а потом  мы  должны
были  закатить  отличнейший  семейный  обед.  Приехала  моя  сестра   из
Скантона. Она и приехала-то только потому, что знала,  что  я  сейчас  в
отпуске. И вместо всего этого я должен  был  весь  день  протрепаться  с
людьми, которым наплевать на то, застрелили хозяина  овощной  лавки  или
нет. А уж на то, что при этом подстрелили и полицейского, им и тем более
наплевать.
   — Ладно, ребята, —  проговорил  наиболее  мирно  настроенный  из  них
Меривезер. — Все это — только составная часть нашей работы. Этого всегда
следует ожидать.
   В двух изолированных комнатах в конце коридора Уиллис проводил допрос
Сони Соболев, а Дженеро — Роберта Хамлинга. Ни один из этой  парочки  не
воспользовался своим правом на присутствие  адвоката.  Хамлинг  объявил,
что скрывать ему нечего и, казалось,  был  даже  рад,  что  рассказ  его
заносится в протокол. Он почти дословно повторял все, сказанное  им  при
задержании:  Люис  Скотт  находился  под  воздействием  какого-то  очень
сильного наркотика и выбросился в окно, несмотря на все попытки Хамлинга
удержать его и воспрепятствовать самоубийству.  Полицейский-стенографист
внимательно вслушивался в каждое его слово и шлепал на своей машинке.
   Соня Соболев не воспользовалась услугами адвоката потому, видимо, что
не считала себя причастной к  смерти  Люиса  Скотта.  Однако  ее  версия
весьма отличалась от версии Хамлинга. Если верить Соне, Хамлинг встретил
этого бородатого Скотта вчера днем и они болтались  по  городу,  отлично
проводя время. Скотт и в самом  деле  что-то  отмечал  —  он  праздновал
приход из дому денежного перевода на сумму в двести долларов, которые он
уже получил десятидолларовыми купюрами и таскал за собой в  укрытом  под
рубашкой специальном поясе для денег. Хамлинг пришел на квартиру  Скотта
и сначала попытался напоить того  до  бесчувствия.  Когда  же  из  этого
ничего не вышло, он спросил у Скотта, как тот относится к тому, чтобы их
мужскую компанию оживить женским присутствием. Скотт счел  это  отличной
идеей, и тогда Хамлинг спустился вниз, чтобы позвонить Соне.
   — Что он сказал вам, когда вы с ним встретились? — спросил Уиллис.
   — Ну, когда я сошла с поезда метро,  —  сказала  Соня,  —  Бобби  уже
дожидался меня на станции. Он сказал,  что  тут  неподалеку  у  себя  на
квартире нас поджидает один работающий под хиппи  пижон,  у  которого  в
поясе хранятся двести долларов, и что он Бобби, решил добыть их  у  него
во что бы то ни стало. Он сказал, что единственным способом добраться до
этого пояса будет попытка уговорить этого пижона раздеться. А для  этого
нужно, чтобы я разделась  первой,  —  Соня  пожала  плечами.  —  Ну,  мы
поднялись к нему.
   — Так, а что было потом?
   — Ну, потом я зашла там в совмещенный  туалет,  причесалась  и  сняла
блузку. Потом вошла в комнату уже без блузки. Хотела посмотреть, удастся
ли мне, ну, как это сказать, завести его. Ну, чтобы он тоже разделся. Мы
там выпили довольно много вина.
   — А вы курили?
   — Вы про марихуану? Нет, мы ее не курили.
   — Ну, и что же произошло?
   — Ну, наконец он тоже пошел в туалет и разделся там. На нем до  этого
были голубые джинсы и рубашка с коротким рукавом. У него и в самом  деле
был пояс с деньгами. Он носил его на себе.
   — И он его снял там — в санузле?
   — Да.
   — И что потом?
   — Из ванной он вышел и сразу же плюхнулся на матрас. Ну и мы стали  с
ним баловаться. Ну, в общем —  обжиматься,  понимаете?  Я  старалась  не
давать ему скучать, чтобы он не заметил, что  там  Бобби  делает  с  его
поясом. Но он все-таки углядел  Бобби.  Он  тогда  сразу  же  вскочил  с
матраса и бросился к Бобби, который как раз стоял с этим поясом в руках.
Они стали драться и тогда... тогда Бобби и  вытолкнул  его  в  окно.  Мы
сразу смылись оттуда. Я просто накинула свой  жакет,  а  Бобби,  нацепил
свою куртку. А про блузку я вспомнил уже потом.
   — А где сейчас находится этот пояс? — спросил Уиллис.
   — В комнате у Бобби. Он лежит у него под матрасом.
   В другой комнате Хамлинг продолжал настаивать на том, что Люис  Скотт
под воздействием сильного наркотика выбросился  из  окна  и  разбился  о
бетонный тротуар. Ди Мазо постучал в дверь, просунул голову в комнату  и
спросил: «Дик, ты посылал в лабораторию какую-то траву на анализ?»
   — Ага, — сказал Дженеро.
   — Только что позвонили оттуда. Они говорят, что это  —  приправа  для
мяса.
   — Спасибо, — сказал Дженеро. И  он  снова  обернулся  к  Хамлингу.  —
Травка, которую держал у  себя  в  холодильнике  Люис  Скотт,  оказалась
приправой для мяса, — сказал он.
   — Ну, и что? — сказал Хамлинг.
   — А то, что хватит здесь трепаться на тему о  закоренелом  наркомане.
Придумай что-нибудь еще.
   В дежурке Карелла сидел сейчас за пишущей машинкой и печатал отчет  о
задержании  Голденталя  и  Гросса.   Голденталя   отвезли   в   больницу
Буэнависта, ту самую, в которой лежал и раненный им Энди  Паркер.  Гросс
молчал как рыба и не отвечал ни на один из вопросов. Он был заключен под
стражу по обвинению в вооруженном грабеже и убийстве  первой  степени  и
препровожден в одну из камер в подвале. Карелла выглядел  измотанным  до
предела.
   Когда на его столе зазвонил телефон, он некоторое время с недоумением
глядел на него, как бы не очень соображая, что к чему.
   — Восемьдесят  седьмой  участок  полиции,  —  сказал  он.  —  Карелла
слушает.
   — Стив, это я — Арти Браун.
   — Привет, Арти, — сказал Карелла.
   — Я сейчас только что  утряс  это  дело  по  поводу  пропажи  мужа  с
Норс-Тринити.  Малый  вернулся  домой  и  они  сейчас   наслаждаются   в
постельке.
   — Счастливые люди, — сказал Карелла. — С каким удовольствием я сейчас
сам валялся бы в постельке!
   — Как ты считаешь, я могу тебе понадобиться?
   — А который у нас час?
   — Полвосьмого.
   — Иди-ка ты домой, Арти.
   — Ты так считаешь? А как же с отчетом?
   — Я его как раз печатаю.
   — Ну, тогда — о'кей. До скорого, — сказал Браун.
   — Пока, — сказал Карелла  и  повесил  трубку.  Потом  он  со  вздохом
поглядел на часы.
   На столе Карла Капека зазвонил телефон.
   — Восемьдесят седьмой участок, — сказал он. — Капек у телефона.
   — Это Дэнни Джимп, — сказал голос на другом конце провода.
   — Привет Дэнни. У тебя есть что-нибудь для меня?
   — Ничего, — сказал Дэнни.
   Ди  Мазо,  Меривезер   и   Левин   собирались   по   домам,   надеясь
беспрепятственно догулять свои отпуска. Левин был уверен,  что  Браун  и
Карелла непременно получат  повышения  за  сегодняшнее  дело;  повышения
всегда  легко  давались,  если  кто-то  распутал  что-то,  связанное   с
нападением на полицейского. Ди Мазо выразил  полное  согласие  с  ним  и
заметил,  что  некоторым  вечно  везет.   Втроем   они   спустились   по
металлическим ступенькам и прошли мимо канцелярии. На крыльце  Меривезер
приостановился, чтобы завязать шнурок на ботинке. Алекс Дельгадо как раз
возвращался в участок. Перебросились несколькими фразами, распрощались и
Дельгадо вошел внутрь. Было уже почти без четверти восемь  и  в  участок
понемногу стекалась ночная смена.
   Пройдет еще несколько минут и дневная смена разойдется по домам.
   С восьми вечера Капек ходил из одного бара в другой по  всему  Стему.
Сейчас было уже двадцать минут двенадцатого и сердце его дрогнуло, когда
чернокожая девушка в красном платье промелькнула в дверях  бара  «Ромео»
на Двенадцатой улице. Наметанным глазом она окинула мужчин,  сидящих  на
высоких стульях у бара, и направилась к дальнему концу  стойки  рядом  с
телефонами, где и уселась, закинув ногу на  ногу.  Капек  дал  ей  минут
десять, чтобы она успела  осмотреть  каждого  из  посетителей,  а  затем
направился мимо нее к телефону. Он набрал номер участка и  наткнулся  на
Финча — дежурного ночной смены.
   — А ты что делаешь? — поинтересовался Финч.
   — Да так, решил кое-что посмотреть, — сказал Капек.
   — Я думал, что ты уже давно дома.
   — Нет отдыха усталым ветеранам, — сказал Капек.  —  Я  тут  собираюсь
доставить вам кое-кого. Если, конечно, повезет.
   — Помощь нужна?
   — Нет, — сказал Капек.
   — Так какого же черта ты звонишь?
   — Просто захотелось немного потрепаться, — сказал Капек.
   — У меня тут поножовщина на Эйнсли, — ответил  Финч.  —  Потрепись  с
кем-нибудь другим.
   И Капек решил последовать его  совету.  Он  повесил  трубку,  пощупал
пальцем,  не  вернул  ли  случайно  автомат  опущенную  в  него  монету,
разочарованно пожал плечами и отправился к столику рядом  с  девушкой  в
красном.
   — Готов держать пари на что угодно, что вас зовут Сюзи, — сказал он.
   — Вот и проиграли бы, — сказала  девушка  с  улыбкой.  —  Меня  зовут
Белиндой.
   — А ты — лакомый кусочек, Белинда, — сказал Капек.
   — Вы так считаете, да?
   — Богом клянусь, что именно  так  я  и  считаю,  —  сказал  Капек.  —
Разрешите заказать вам что-нибудь?
   — Буду польщена, — сказала Белинда.
   Они поболтали еще минут двадцать. Белинда дала  понять,  что  считает
Капека весьма привлекательным, — ведь это трудно даже  представить,  что
можно вот так выйти на минутку из дома  и  встретить  человека  с  таким
пониманием и такой интеллигентностью, как у Капека. Она прямо так ему  и
сказала.  Не  удержалась  она  при  этом  и  от  признания,  что  она  с
удовольствием провела бы чуть  позже  с  ним  некоторое  время.  Однако,
учитывая то, что муж ее ужасно ревнив, ей нельзя  будет  выйти  из  бара
вместе с Капеком, потому что ему обязательно донесут об  этом,  а  тогда
подымется такое, что хоть  святых  выноси.  Капек  с  полным  пониманием
отнесся к ее ситуации.
   —  И  все-таки  я  с  удовольствием  провела  бы  с  вами,  дорогуша,
часок-другой.
   Капек только одобрительно кивнул.
   — А что же нам делать, как вы считаете? — спросил он.
   — Но ведь вы можете встретить меня где-нибудь на улице, не так ли?
   — Конечно, — сказал он. — Но где?
   — Давайте выпьем за это. А потом я выйду, а вы сможете последовать за
мной через несколько минут. Как вам нравится такой выход?
   Капек глянул на висящие  на  стене  часы.  На  них  было  без  десяти
двенадцать.
   — Такой выход мне кажется просто великолепным, — сказал он.
   Белинда приветственно подняла стакан с чистым виски  и  осушила  его.
Она подмигнула ему и, элегантно  соскользнув  со  стула,  направилась  к
выходу из бара. В дверях она снова глянула в его сторону, подмигнула еще
раз и вышла. Капек дал ей пять минут. Он допил  свой  виски  с  содовой,
расплатился за себя и за нее и пошел вслед за ней. Белинда поджидала его
у первого же угла. Она подала ему знак и быстро зашагала по Стему. Капек
согласно кивнул и последовал за ней. Она  прошагала  так  два  квартала,
потом снова оглянулась и резко  свернула  влево  на  Пятнадцатую  улицу.
Капек подошел к углу и вытащил пистолет. Он на секунду задержался  перед
поворотом, прокашлялся, чтобы они знали, что  он  уже  совсем  рядом,  и
после этого свернул за угол.
   Белый мужчина стоял, занеся кулак, прямо за углом.  Капек  сунул  ему
пистолет прямо в лицо со словами: «Не шевелиться!»
   Белинда повернулась, собираясь бежать. Он схватил ее за руку,  рванул
на себя, а затем толкнул к стене.
   — Ты,  крошка,  тоже,  —  сказал  он,  снимая  пристегнутые  к  поясу
наручники.
   Потом он глянул на часы.
   Было без одной минуты двенадцать.
   Вот-вот должен был начаться новый день.



   Эд Макбейн
   УБИТЬ СЕДДИ

   Глава I
   Детектив Стив Карелла решил даже поначалу, что он  ослышался.  Потому
что услышанное им было совсем не похоже на то, что говорит убитый  горем
супруг, когда его жена лежит наполовину выпотрошенная на полу спальни  в
луже собственной крови. На человеке этом все еще было  пальто,  шляпа  и
перчатки. Он стоял возле телефона, установленного на  ночном  столике  —
высокий мужчина с узким лицом, как  бы  рассеченным  отлично  ухоженными
усами, цвет которых весьма гармонировал с  седеющими  висками.  Глаза  у
него были голубыми и ясными и в них явно недоставало  выражения  боли  и
горя. И словно для того, чтобы Карелла действительно не усомнился в том,
правильно  ли  он  его  понял,  он  повторил  часть  своего  предыдущего
заявления, как бы подчеркивая этим смысл ранее сказанного.
   — Да, я очень рад, что она умерла, — сказал он.
   — Сэр, — сказал Карелла, —  надеюсь,  что  мне  не  нужно  напоминать
вам...
   —  Совершенно  верно,  —  сказал  мужчина,  —  вам  совсем  не  нужно
напрягаться и что-либо напоминать мне. Так уж получилось, что я — юрист,
специалист по уголовному праву. Я отлично знаю все свои права,  а  также
осведомлен  о  том,  что  все,  что  я  сейчас  говорю  вам   совершенно
добровольно, может быть позднее использовано против меня. И тем не менее
я еще раз повторяю, что моя жена была поганой  шлюхой,  и  я  очень  рад
тому, что кто-то убил ее.
   Карелла кивнул, раскрыл свой блокнот и  сверился  со  сделанными  там
записями.
   —  Именно  вы  были  тем  человеком,  который   сообщил   полиции   о
случившемся?
   — Да. — Следовательно, вы и есть Джералд Флетчер.
   — Совершенно верно.
   — И как звали вашу жену?
   — Сарра. Сарра Флетчер.
   — Не будете ли вы любезны рассказать мне еще раз, что произошло?
   — Я вернулся домой примерно пятнадцать минут  назад.  Окликнул  жену,
еще будучи у входной двери, но она не отозвалась.  Тогда  я  поднялся  в
спальню и нашел ее лежащей мертвой  на  полу.  Я  сразу  же  позвонил  в
полицию.
   — Комната была в таком же состоянии, когда вы вошли
   сюда?
   — Да, именно в таком.
   — Вы к чему-нибудь прикасались?
   — Ни к чему. И я не трогался с места, с тех пор как
   позвонил.
   — Кто-нибудь был здесь, когда вы вошли?
   — Ни одной живой души. За исключением моей жены,
   разумеется.
   — И вы говорите, что пришли домой примерно пятнадцать минут назад?
   — Да, примерно так. Вы можете проверить это у лифтера,  с  которым  я
поднимался в лифте. Карелла поглядел на часы.
   — Значит, это было примерно в половине одиннадцатого.
   — Да.
   — И вы позвонили в полицию в...  —  Карелла  сверился  с  записями  в
блокноте, — ...двадцать два часа тридцать четыре минуты. Правильно?
   — Я не следил по часам, но полагаю, что это было примерно так.
   — Видите ли, звонок поступил к нам...
   — Да, тридцать четыре минуты — это довольно точное определение.
   — Это ваш чемодан стоит внизу у входной двери?
   — Да, мой.
   — Вы только что вернулись из какой-нибудь поездки?
   — Да, я был на западном побережье, где провел три дня.
   — Где именно?
   — В Лос-Анджелесе.
   — И что вы там делали?
   — Моему компаньону потребовалась консультаци