нему  в
картотеке?
   — Да, пожалуйста.
   — Тогда я перезвоню вам попозже, — сказал Рилли и повесил трубку.
   Когда через десять минут телефон зазвонил снова, Клинг  взял  трубку,
полагая, что это снова Рилли. Но оказалось, что звонит Артур Браун.
   — Берт, — сказал он, — эта Ортон только что связалась по  телефону  с
Флетчером. Ты не мог бы соединить меня со Стивом?
   — Попытаюсь. А в чем дело?
   — Они договорились о встрече на завтрашний вечер. Они уезжают за реку
в местечко, которое называется «Шанделье».  Флетчер  заедет  за  ней  на
машине в половине восьмого.
   — Хорошо, — сказал Клинг.
   — Берт?
   — Да?
   — Неужели Стив захочет, чтобы я сидел на прослушивании  в  то  время,
когда они будут жрать свой  ужин  в  ресторане?  Ведь  завтра  же  канун
Рождества, сам понимаешь.
   — Я спрошу у Стива.
   — И еще тут Хол хотел бы знать, нужно ли и ему сидеть в этом дурацком
грузовике, когда их не будет в городе.
   — Стив обязательно свяжется с тобой.
   — Потому что, Берт, в конце концов, раз они будут лопать свой обед  в
другом штате, спрашивается, что же можно услышать в их квартире?
   — Верно, я уверен, что Стив наверняка согласится.
   — Хорошо бы. Ну, как там у вас?
   — Все пока тихо.
   — Да неужели? — с удивлением сказал Браун и повесил трубку.
   Глава XV
   Детективом, который развлекал смотрителя гаража  болтовней  о  сбитом
прохожем и исчезнувшей с места происшествия машине,  был  Стив  Карелла.
Техник   из   лаборатории,   назвавший   себя   механиком,    присланным
Автомобильным Клубом для подзарядки испорченного аккумулятора,  был  тем
самым  техником,  который  устанавливал  подслушивающие   устройства   в
квартире Арлен Ортон.
   Машину Флетчер держал в гараже, расположенном в четырех кварталах  от
его конторы. Факт этот был установлен очень просто — путем  непрерывного
следования за ним утром 24 декабря.
   Пока Карелла отвлекал смотрителя надуманными  вопросами  относительно
состояния левого крыла и левой фары несуществующего «Доджа» модели  1968
года, техник в это время, находясь внутри гаража, был  занят  установкой
своего «жучка» внутри вполне реального «Олдсмобиля»  модели  1972  года,
принадлежавшего Флетчеру. Работа эта была намного проще,  чем  установка
крохотных передатчиков в квартире Арлен Ортон,  поскольку  вместо  того,
чтобы менять ежедневно батарейки, он просто решил подключить  «жучок»  к
электросистеме  самой  автомашины.  Поэтому-то  с  заданием   своим   он
справился значительно быстрее. Внутри города сигналы такого  передатчика
могут эффективно приниматься на расстоянии чуть  больше,  чем  городской
квартал, а это значит, что  машину  Флетчера  придется  сопровождать  на
довольно близком расстоянии. Если же Флетчер выедет за город, что  он  и
планировал сделать сегодня, то на открытой местности его передачи  можно
будет принимать на расстоянии примерно в четверть мили. Однако  в  любом
случае задача подслушивающего будет значительно облегчена.
   Когда Карелла увидел, что потрепанный фургончик техника  выезжает  из
гаража, он тут же весьма бесцеремонно оборвал свой треп со смотрителем и
направился к своему участку.
   Праздник постепенно входил в свои права и ребята, работающие  в  87-м
участке,  согласно  неписанной,  но   тщательно   соблюдаемой   традиции
собрались в четыре  часа  пополудни  на  свою  ежегодную  рождественскую
вечеринку. Начало вечера не  устанавливалось  с  достаточной  точностью,
поскольку это зависело от времени прибытия гостей. Гости эти, в  отличие
от обычных гостей на остальных рождественских  вечеринках  в  городе,  в
основном  по  профессии  своей   были   правонарушителями.   Подавляющее
большинство среди  них  составляли  магазинные  воры.  Чуть  поменьше  —
карманники. Было несколько пьяных. А один из них оказался убийцей.
   Магазинные воры были задержаны в различных универмагах, рассеяных  по
всему  району,  поскольку  рождественский  наплыв  покупателей  создавал
отличные условия именно для этой категории воров.  Канун  Рождества  был
последним днем этого наплыва и на него-то и приходился пик  деятельности
представителей этой распространенной профессии. Магазинные воры работали
весьма усердно, и методы этой работы были весьма разнообразными.  Обычно
сухонькая, если не сказать тощая,  магазинная  воровка  по  имени  Эстер
Брейди,  например,  вошла  в  дежурное  помещение  явно  смахивающей  на
беременную женщину.  Беременность,  однако,  объяснялась  тем,  что  она
умудрилась затолкать в довольно обширные панталоны  примерно  на  двести
долларов товаров, процедура довольно рискованная, поскольку  нужно  было
успеть незаметно стащить товар с прилавка, приподнять  юбку  и  все  это
проделать, не привлекая к  себе  ничьего  внимания.  Превратиться  таким
образом в ходе нескольких минут из миленькой ирландской  девственницы  в
солидную матрону на восьмом месяце беременности — истинное  чудо  в  век
контролируемой рождаемости.
   Мужчина по имени Феликс Хопкинс вышел на  охоту  в  плаще  свободного
покроя с поясом, на  подкладке  которого  имелась  дюжина  карманов,  по
которым он и  размещал  мелкие,  но  достаточно  ценные  вещицы,  взятые
незаметно с прилавка в самых различных магазинах. Высокий, сухощавый,  с
весьма достойной внешностью, этот негр носил маленькие усики  и  очки  в
золотой оправе. Обычно он подходил к прилавку с ювелирными  изделиями  и
просил показать ему зажигалку,  помещенную  на  витрине.  Пока  продавец
доставал ему с витрины указанную вещь,  он  успевал  стащить  пять-шесть
авторучек. Руки у него работали как  у  профессионального  фокусника,  а
стаж его  был  таким  солидным,  что  теперь  ему  даже  не  требовалось
расстегивать плащ, чтобы спрятать взятую  вещь.  И  хотя  сейчас  в  его
карманах были обнаружены золотая авторучка, платиновые часы, ожерелье из
фальшивых  бриллиантов,  целый  набор  парных  серег,  дорожные  часы  в
кожанном футляре, кольцо с монограммой и ониксом, он продолжал спорить с
арестовавшим его полицейским, утверждая, что все эти  вещи  он  купил  в
различных местах,  чеки  выбросил,  а  от  упаковки  товаров  отказался,
поскольку магазинная упаковка его не устраивала.
   Подавляющее число остальных магазинных  воров  составляли  наркоманы.
Ведомые своим пороком, они, не обращая  внимания  на  нанятых  магазином
детективов, равно как и на детективов  городской  полиции,  завороженным
взглядом глядели на россыпи блестящих товаров с одной только мыслью, что
несмотря на сопряженный с этим  риск,  любая  из  украденных  ими  вещиц
обеспечит им один или два пакетика героина и  гарантирует  им  Рождество
без тревоги или мучительного процесса «ломки». Сейчас они  являли  собой
достаточно жалкую  картину.  Тревожно  расхаживали  они  по  клетке  для
временно  задержанных,  отгороженной  от  дежурной  комнаты,  борясь   с
приступами рвоты и готовые в любой момент завыть от отчаяния,  поскольку
понимали, что это — только начало, а настоящая «ломка» наступит как  раз
на Рождество. На муки этих несчастных с высокомерным презрением  взирали
подлинные  профессионалы,  такие  как  Эстер  Брейди  с  ее  необъятными
панталонами или Хопкинс с дюжиной карманов на подкладке плаща.
   Пестрая компания магазинных воров смешивалась в дежурной комнате с их
ближайшими родственниками по  профессии  —  карманными  ворами,  которые
также считали предпраздничную суматоху лучшим для себя сезоном. Ничто не
создает столь благоприятных условий для работы карманника, как толпа.  А
приближающиеся праздники, казалось, всех  выгнали  из  дома  —  толпы  в
магазинах, толпы на улицах,  толпы  в  автобусах  и  в  метро.  Работают
карманники либо парами, либо в одиночку. Достаточно  случайного  толчка,
потом следует краткое извинение — и кошелек из хозяйственной  сумки  или
из наружного кармана, или же из разрезанного внутреннего  перекочевывает
к новому владельцу. Полицейские также не защищены от карманников,  и  во
всем городе не найдешь полицейского или детектива, который отважился  бы
носить свой бумажник в заднем кармане брюк. Но сейчас здесь были собраны
уже задержанные карманники и каждый из них во  всеуслышанье  объявлял  о
своей невиновности и своих суверенных правах, растоптанных полицейскими.
   Пьяницы, напротив, о своих правах помалкивали и даже  не  особенно  о
них заботились. Праздники они начали отмечать несколько раньше  срока  и
от избытка веселья допустили тот или иной поступок, который считается  в
этом городе противозаконным. В  числе  поступков,  признанных  в  данном
случае противозаконными и имевшими своим следствием задержание, на  этот
раз оказались такие, как выбрасывание водителя автобуса  на  тротуар  за
отказ дать сдачу с десятидолларовой бумажки, разбитие  стекла  в  такси,
когда  шофер   его   объявил,   что   он   не   может   дозвониться   по
телефону-автомату в Калмс-Пойнт в  такой  суматошный  день,  награждение
пинком представительницы Армии Спасения, которая отказалась поиграть  на
своей трубе постороннему, а также справление  естественных  потребностей
на ступеньках самого большого в городе кафедрального собора. Таковы были
их мелкие проступки.
   А один из доставленных в участок пьяниц оказался повинным в убийстве.
   Словом,  ребятам   из   восемьдесят   седьмого   участка   предстояла
веселенькая рождественская вечеринка.
   Он уже успел почти забыть, как здорово она выглядит.
   Она возникла в стеклянных дверях больницы как-то неожиданно, хоть  он
и ждал ее. Сначала он просто увидел высокую блондинку с хорошей грудью и
могучими бедрами, с глазами цвета васильков, и не без волнения проследил
за тем, как она ступила на низенькие плоские ступеньки перед входом.  Он
отреагировал на нее примерно так, как он отреагировал  бы  на  появление
любой привлекательной девушки, и только потом сообразил, что это  Синди,
и сердце его мучительно сжалось.
   — Привет, — сказал он.
   — Привет.
   Она пожала протянутую руку. Потом они молча прошли несколько шагов.
   — Выглядишь ты великолепно, — сказал он.
   — Спасибо. Ты тоже отлично выглядишь.
   Если говорить по правде, то он и сам прекрасно знал, как  они  вдвоем
выглядят, совершенно уверенный в  том,  что  любой  прохожий  с  первого
взгляда определит, что они влюблены друг в друга.  Каждый  прохожий,  по
крайней мере, сам Клинг так считал, сразу же понимал,  что  они  отлично
подобранная  пара  и  завидовал  их  юности,  силе,  пышущему  здоровью,
завидовал в этот предрождественский вечер Синди и Берту  —  Американским
Влюбленным, которые так легко нашли друг друга, которые так любили  друг
друга, вместе преодолевая жизненные трудности,  а  потом  расстались  на
время, но вновь обрели друг  друга  и,  поддавшись  счастливой  традиции
забывать под Рождество обиды, шли сейчас вместе, излучая любовь,  просто
светясь любовью, подобно ярким фонарикам на сорокафутовой рождественской
елке.
   Они нашли какой-то коктейль-бар недалеко от больницы, в  котором  они
ни разу не  бывали  прежде.  Клинг  считал,  что  им  обязательно  нужно
что-нибудь выпить в честь их воссоединения. Они заняли маленький круглый
столик в углу зала. Шум окружающей толпы действовал успокаивающе. Должно
быть, именно так выглядели в старину английские пивные в канун Рождества
— убаюкивающий гомон негромких разговоров, тепло и защищенность  уютного
зала. Отличное место, чтобы подправить их чуть было не угасшую любовь.
   — А где мой подарок? —  сказал  он,  изобразив  на  лице  жадность  и
нетерпение.
   Она потянулась к вешалке за ее спиной, на которую она  повесила  свое
пальто, вынула из кармана маленький пакетик  и  поставила  его  прямо  в
центре стола. Пакетик был  завернут  в  ярко-синюю  бумагу  и  перевязан
голубой ленточкой с бантиком. Он сразу же  смутился,  он  вообще  всегда
смущался, принимая подарок. Сунув руку в карман собственного пальто,  он
достал свой подарок и выложил его на стол  рядом  с  ее  пакетиком,  его
пакетик был чуть побольше, без  ленточки  и  завернут  был  в  бумагу  с
изображением красных и золотых колокольчиков.
   — Вот, — сказала она.
   — Вот, — сказал он.
   — С Рождеством тебя!
   — С Рождеством!
   Потом они молча посидели, не  зная,  что  делать  дальше.  Потом  оба
переглянулись и улыбнулись.
   — Ты первая, — сказал он.
   — Хорошо.
   Аккуратно подцепив ногтем липкую полоску, она развернула обертку,  не
разорвав бумагу и вынула оттуда коробочку, а потом  отложила  в  сторону
неиспорченную бумагу, пододвинула коробочку к себе и открыла крышку.  Он
купил ей толстенькое золотое сердечко, которое,  казалось,  было  готово
лопнуть от распирающих его жизненных сил. Тоненькая под старину  цепочка
как бы удерживала его, чтобы оно не взлетело. Она поглядела на сердечко,
потом быстро перевела взгляд на его застывшее в ожидании лицо и  коротко
кивнула.
   — Благодарю тебя. Очень красиво, — сказала она.
   — Это конечно, не день святого Валентина...
   — Да. — Она все  продолжала  кивать  головой.  Она  смотрела  на  это
сердечко и кивала.
   — Но я все равно подумал... — и он пожал плечами.
   — Да, это очень красиво, — снова сказала она. — Спасибо тебе, Берт.
   — Вот, — сказал он, снова пожимая плечами и чувствуя  себя  несколько
неловко, подозревая, что неловкость эта вызвана тем, что  он  вообще  не
любил  процедуры  разглядывания  подарков.  Он  развязал  бантик  на  ее
подарке, развернул бумагу  и  открыл  крышку  маленькой  коробочки.  Она
купила ему золотую заколку для галстука в форме миниатюрных наручников и
он по-своему понял смысл этого подарка, который, как  он  надеялся,  был
шире того, что по службе ему приходится ходить с настоящими наручниками,
подвешенными к поясу. Если его подарок говорил ей о чувствах, которые он
к ней испытывает, то и ее подарок говорил ему примерно о том  же  —  они
снова вместе, она теперь как бы скована с ним одной цепью.
   — Спасибо, — сказал он.
   — Тебе понравилось, Берт?
   — Очень.
   — Я подумала, что...
   — Да, мне очень понравилось.
   — Хорошо.
   Они еще ничего не заказали себе. Клинг подал знак официанту, чтобы он
подошел к ним, и они продолжали молчать, пока он шел к столику. Официант
принял заказ и ушел, а молчание все затягивалось и затягивалось и именно
в этот момент Клинг начал подозревать, что что-то здесь не  так,  что-то
совсем не так. Она захлопнула крышечку над золотым  сердечком  и  сидела
сейчас, не сводя глаз с закрытой коробочки.
   — Что с тобой? — спросил Клинг.
   — Берт...
   — Скажи мне, Синди.
   — Я пришла сюда не затем...
   Он уже все понял сам, и ей не нужно было подыскивать  слова.  Он  уже
все знал и голоса вокруг стали вдруг раздражающе  громкими,  а  сам  зал
душным и жарко натопленным.
   — Берт, я выхожу за него замуж, — сказала она.
   — Понятно.
   — Я очень сожалею.
   — Нет-нет, — сказал он. — Не надо, Синди, прошу тебя.
   — Берт, то, что было между нами, было очень хорошо...
   — Я знаю, дорогая.
   — И я просто не могла оборвать все это, оборвать вот  так...  как  мы
это оборвали. Я просто должна была снова встретиться с тобой  и  сказать
тебе, как много ты для меня значил. Мне нужно было быть  уверенной,  что
ты это знаешь.
   — Все в порядке, — сказал он.
   — Берт?
   — Да, Синди. Все в порядке, — сказал он.  Он  улыбнулся  и  ободряюще
похлопал ее по руке. — Все в порядке, — повторил он.
   Они пробыли вместе примерно еще полчаса, все как-то не решаясь допить
поданный им коктейль, а потом вышли на холодную  улицу,  коротко  пожали
друг другу руки, и Синди сказала: «До свидания, Берт», а он сказал ей  в
ответ: «До свидания, Синди», и потом они разошлись в разные стороны.
   Питер Брайс жил, как оказалось, в  старом  кирпичном  доме  на  южной
окраине города. Клинг добрался туда за несколько  минут  до  семи  часов
вечера, поднялся на нужный этаж, прислушался к  тому,  что  творится  за
дверью, ничего не услышал, достал  из  кобуры  револьвер  и  постучал  в
дверь. Никто не отзывался. Он снова постучал, подождал немного, а  потом
спрятал револьвер в кобуру  и  собирался  уже  спускаться,  когда  дверь
напротив неожиданно  отворилась.  Из  нее  выглянул  мальчик  лет  семи,
который оглядел лестничную площадку и разочарованно сказал: «Ох».
   — Привет, — сказал Клинг, начиная спускаться по лестнице.
   — А я думал, может, Санта-Клаус пришел, — сказал мальчик.
   — Рановато для него, — бросил через плечо Клинг.
   — А в котором часу он приходит? — спросил мальчик.
   — После полуночи.
   — А это когда? — крикнул ему вслед мальчик.
   — Позднее, — крикнул ему в ответ Клинг, спускаясь на первый этаж.
   Дверь смотрителя он нашел на лестничной клетке первого этажа, рядом с
тем местом, где на ночь оставляли мусорные ящики. Он постучал и принялся
ждать. Дверь открыл негр в красном фланелевом халате.
   — Кого вам? — спросил он, щурясь и пытаясь разглядеть лицо  Клинга  в
тусклом свете холла.
   — Полиция, — сказал Клинг. — Я разыскиваю  человека  по  имени  Питер
Брайс. Не знаете ли, где я могу его найти?
   — Третий этаж, окна на улицу, — сказал смотритель. — И пожалуйста, не
стреляйте в помещении.
   — Его нет дома, — сказал Клинг. — Не знаете, куда бы он мог деться?
   — Иногда он тут на углу торчит.
   — Это где?
   — А там такой ресторанчик, где подают жареное на вертеле мясо. Там  у
Брайса брат работает.
   — Это чуть выше по этой улице?
   — Ага, — ответил смотритель. — А что он там натворил?
   — Обычная проверка, — сказал Клинг. — Большое спасибо.
   На улицах было уже темно. Запоздалые покупатели, люди, идущие куда-то
в гости, клерки и продавщицы, рабочие и  домашние  хозяйки,  все  они  с
самого Дня Благодарения  с  нетерпением  дожидались  завтрашнего  дня  и
теперь  торопились  по  домам,  чтобы  подвесить  последнюю  игрушку  на
рождественскую  елку,  выпить  и  перекусить  чего-нибудь  или  провести
последние  спокойные  часы,  настроив  себя   на   мирные   размышления,
предвкушая завтрашний наплыв родственников или  друзей  и  шумный  обмен
подарками. Безмятежная атмосфера царила в городе. «Именно это и означает
для большинства Рождество, — подумал  Клинг,  —  это  мирное  затишье  и
покой». Он вдруг задумался над тем, почему это канун  Рождества  кажется
ему более важным, чем само Рождество.
   Коричневые, насаженные на  вертела  цыплята  медленно  вертелись  над
жаровней, распространяя вокруг аппетитный  аромат,  когда  Клинг  открыл
дверь ресторанчика и вошел внутрь. Человек  могучего  сложения  в  белом
поварском халате и колпаке стоял за стойкой, готовясь нанизать на вертел
четыре новые ощипанные куриные тушки. Он  мельком  взглянул  на  Клинга,
когда тот вошел. Второй человек возился сейчас с автоматом  для  продажи
сигарет и стоял спиной к двери. По комплекции он был еще  крупнее  того,
что стоял за стойкой, у него были более широкие плечи и шея потолще.  Он
обернулся от автомата, когда Клинг затворил за собой дверь и  они  сразу
же узнали друг друга. Клинг узнал в нем человека, который избил  его  до
потери сознания в понедельник, а тот опознал в нем свою жертву. Лицо его
расплылось в ухмылке.
   — Так, так, — сказал он. — Ты погляди-ка, Ал, кто к нам пришел.
   — Питер Брайс, это вы? — спросил Клинг.
   — Да-да, он самый, — сказал Брайс и сделал шаг в сторону Клинга, сжав
кулаки.
   Клингу вовсе не улыбалось затевать драку с человеком сложения Брайса.
Плечо его по-прежнему болело (браслет Мейера ни  черта  не  помогал),  а
кроме того, у него было сломано ребро, не говоря уже о разбитом  сердце,
что  тоже  достаточно  больно.   Третья   пуговица   его   пальто   была
предусмотрительно расстегнута. Сунув руку за отворот пальто, он  нащупал
рукоять револьвера и без промедления  выхватил  его,  направив  ствол  в
живот Брайса.
   — Полиция, — сказал он.  —  Я  хочу  задать  вам  несколько  вопросов
относительно...
   Выпачканный жиром вертел  подобно  клинку  ударил  его  по  сжимавшей
револьвер руке и  соскользнул,  сдирая