другом кон-
це комнаты: тот сидел на корточках перед окном, и в свете яркого солнца вея
его мощная скульптурная фигура была как бы охвачена лижущими языками пламе-
ни.
      У мужчины были  черные волосы, прижатые тугой шерстяной шапочкой. Лоб
в профиль, казалось, был необычайных размеров, из-под кустистых нахмуренных
бровей выдавался вперед свернутый набок нос. Рядом с правым глазом на плот-
но натянутой  коже выделялся небольшой  уродливый шрам. Вместо рта была уз-
кая, почти безгубая щель, глубоко вдавленная в лицо  над выступавшим подбо-
родком, словно прорез между  лошадиными  ягодицами. Шея была толстой, плечи
бугрились под синей  тенниской, мускулистые руки сплошь заросли черными во-
лосами,  напоминавшими  стальную  щетину.  Огромной рукой он  сжимал  ствол
ружья. Ружье, как заметил Хоуз,  было  оборудовано  оптическим прицелом. На
полу, рядом с ботинком правой ноги, стояла открытая коробка с патронами.
      "В моем состоянии нечего и думать  лезть с этим типом в драку, -- по-
думал Хоуз.  --  Впрочем,  с ним, пожалуй, не стоит лезть в драку и в любом
состоянии. Он похож на  человека,  который может разорвать телефонный спра-
вочник на шестнадцать квадратов. Он похож на человека, который может позво-
лить полуторке проехать по его надутой груди. Он похож на самого сволочного
сукина сына, которого я когдалибо встречал в жизни, и я вовсе не горю жела-
нием лезть с ним в драку. Сейчас, а может быть, и вообще. Но в  руке у него
не что-нибудь,  а ружье, и  оно с  оптическим прицелом, и  ясно, как  божий
день,  что  он  не собирается ковырять им в зубах. Мой пистолет все еще при
мне? Или он разоружил меня?"
      Хоуз опустил глаза к переносице и посмотрел вниз.
      Он увидел, что ворот его  белой  рубашки измазан в крови. Он  увидел,
что кобура, которую он носил под мышкой, сейчас сбилась ему на грудь. Кобу-
ра была пустой. "Мне ничего не остается, как лежать здесь,- -- думал он, --
и ждать, когда ко мне вернутся силы. И молиться, чтобы  он  не укокошил ко-
го-нибудь из тех, кто пришел на банкет".


      Черный автомобиль марки "эм-джи"  с  откидным верхом был подарен Бену
Дарси родителями. Не зная, что он и без того решил стать зубным врачом, они
преподнесли ему сверкавший глянцем, с низкой  посадкой  автомобиль  в  виде
своего рода взятки. Бен принял взятку и поступил, как они  и  хотели, в зу-
боврачебную школу, не нарушив, впрочем, при этом никаких  своих планов. Все
остались довольны.
      Машина могла развивать  довольно  высокую скорость на прямых участках
пути, и  сейчас Бен делал все  возможное, чтобы подтвердить  рекламу фирмы.
Опустив верх автомобиля, не отрывая ноги от акселератора, он несся по буль-
варному шоссе Семплар  со скоростью восемьдесят  пять миль в  час,  готовый
вот-вот взлететь.
      Рядом с ним  сидела Анджела Джордано, урожденная Анджела Карелла. Ве-
тер трепал  по плечам ее длинные темные  волосы, и  она смотрела на  дорогу
расширенными от  страха глазами в полной  уверенности, что ей  суждено раз-
биться в день свадьбы.
      -- Бен, ты можешь ехать помедленнее? -- взмолилась она.
      -- Я люблю быструю езду, --  ответил он. -- Анджела, ты должна выслу-
шать меня.
      -- Я слушаю  тебя,  Бен, но мне страшно.  Если  только другой автомо-
биль...
      -- Со мной можешь не волноваться! -- отрезал он, -- Я -- лучший води-
тель, какой есть в Риверхеде. Ты в надежных руках.
      -- Ну хорошо, Бен. -- Она  сцепила руки на коленях и, проглотив комок
в горле, продолжала, не отрываясь, смотреть на дорогу.
      -- Все-таки ты вышла за него замуж, -- произнес Бен.
      -- Да.
      -- Почему?
      -- Ах, Бен, право, мы все это уже выяснили на  танцплощадке.  Я бы не
поехала с тобой, если бы знала...
      -- А почему же ты поехала? -- быстро спросил он.
      -- Потому что ты сказал, что хочешь прокатить меня напоследок. Вокруг
квартала, ты  сказал. Ладно,  я тебе поверила. Но сейчас  мы едем не вокруг
квартала, мы уже на шоссе, ведущем к соседнему штату, и едешь ты со слишком
большой скоростью. Бен, ну, пожалуйста, поезжай помедленнее!
      -- Нет, -- отрубил он. -- Почему ты вышла за него замуж?
      -- Потому что я его люблю. Тебя это устраивает?
      -- Я тебе не верю.
      -- Поверь мне. Пожалуйста, поверь мне.
      -- Я не верю. Как ты можешь любить его? Банковский клерк! Господи бо-
же мой, Анджела, он ведь банковский клерк!
      -- Я люблю его.
      -- Что он может тебе предложить? Что он вообще может тебе дать?
      -- Он не обязан мне ничего давать, -- ответила Анджела, -- Я его люб-
лю.
      -- Я интереснее, чем он, -- сказал Бен.
      -- Возможно.
      -- Я буду зубным врачом.
      -- Да.
      -- Почему ты за него вышла замуж?
      -- Бен, ну, пожалуйста, пожалуйста, помедленнее.  Я...  --  Ее  глаза
расширились: -- Бен! Берегись!
      "Бьюик" выскочил  навстречу им совершенно неожиданно, обгоняя автомо-
биль, ехавший впереди него. Он  несся,  как паровоз, будучи не в  состоянии
вернуться назад из-за другого автомобиля, обреченный на обгон  и полный ре-
шимости успеть достичь убежища на своей полосе, поддав еще газу.  Бен сразу
же понял всю безвыходность ситуации и рванул руль направо. "Бьюик"  с ревом
и свистом, словно пикирующий самолет,  пронесся  мимо  на расстоянии ширины
ступни, чуть не задев его  задним  крылом, а маленький "эм-джи" взлетел  на
крутую травянистую обочину и тут же резко дернулся налево, когда  Бон снова
рванул руль. В  какую-то секунду Анджела подумала, что машина перевернется.
Взвизгнули шины, автомобиль юзом снова вынесло  на шоссе, но Бен тут же вы-
ровнял машину  и изо всех сил нажал на  педаль акселератора. Стрелка спидо-
метра взлетела к отметке 90.
      Анджела лишилась дара  речи. Она сидела  рядом, ловя ртом  воздух.  В
конце концов она закрыла глаза. Она  не будет смотреть. Она не может на это
смотреть.
      -- И все равно еще не поздно, -- снова загудел Бен.
      Его голос  странно отдавался  у нее в ушах. Глаза  ее были закрыты. И
голос звучал непривычно глухо и  многозначительно,  с  каким-то  монотонным
жужжанием.
      -- Все равно еще  не поздно. Ты еще можешь из всего  этого выскочить.
Ты можешь  потребовать аннулировать брак. Он  не тот человек,  который тебе
нужен, Анджела,  Ты все равно в этом убедишься.  Избавься от него, Анджела.
Анджела, я люблю тебя! Ты еще можешь все поломать.
      Она покачала головой, не открывая глаз.
      -- Не езди  в  свадебное путешествие, Анджела. Не  езди  с ним. Скажи
ему, что ты сделала ошибку. Еще не поздно. Ты поступишь правильно. Иначе...
      Анджела снова покачала головой. Слабым голосом она прошептала:
      -- Отвези меня назад, Бен.
      --  Я  буду  ждать тебя, Анджела. Пошли его к черту. Он тебе не пара.
Сделай это сама, Анджела. Скажи ему, скажи ему.
      -- Бен, отвези меня назад, -- пробормотала она. -- Пожалуйста, отвези
меня назад. Пожалуйста. Пожалуйста. Ну, пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста,
пожалуйста, пожалуйста...
      -- Ты скажешь ему? Ты скажешь, что ты хочешь все аннулировать?
      -- Бен, пожалуйста, пожалуйста...
      -- Ты скажешь?
      -- Да, -- ответила она. -- Я скажу ему. -- Ей было наплевать на то, что
она говорит неправду. Ей хотелось только одного: чтобы  эта кошмарная поез-
дка кончилась и она избавилась от этого человека.
      -- Да, -- снова солгала она и с еще большей убедительностью добавила:
-- Да, отвези меня назад, и я все ему скажу. Отвези меня назад, Бен.
      -- Я тебе не верю. Ты ему ничего не скажешь.
      -- Нет, скажу!
      -- Ты любишь меня?
      На это она не могла ответить.
      -- Ты любишь меня?
      -- Нет, -- она начала горько  плакать. -- Я люблю Томми, я люблю Том-
ми! Почему ты так поступаешь со мной, Бен? Почему ты так меня мучаешь? Если
ты хоть когда-нибудь любил меня, отвези меня назад! Пожалуйста, отвези меня
назад!
      -- Ну хорошо, -- внезапно сказал он.
      Резко затормозив, он  развернулся на сто восемьдесят градусов и вновь
нажал на акселератор. На спидометр Анджела больше не смотрела.
      Когда "эм-джи" подъехал к дому Кареллы, у обочины их ждал  Томми. Ан-
джела выскочила из машины и кинулась к нему в объятия. Он на секунду прижал
ее к себе и затем набросился на Бена:
      -- Какого черта, Бен! Что ты выдумал?
      -- Это  была просто свадебная  шутка, -- ответил тот, криво улыбаясь.
-- Похищение невесты, понимаешь? Просто шутка.
      -- У  тебя совершенно идиотское чувство юмора. Радуйся,  что я не дал
тебе пинка в задницу, чтобы ты летел со всех ног. Мы все тут чуть  с ума не
посходили, пока не  заметили, что твоя  машина исчезла. Черт  подери,  Бен,
по-моему, это совсем не смешно. По-моему, это абсолютно не смешно. Черт по-
дери, я все-таки, наверное, дам тебе по заднице!
      -- Ну  же, ну же, где твое  чувство юмора?  -- проговорил Бен,  снова
криво улыбаясь.
      -- Да иди ты,  подонок! -- отрезал Томми. Он обнял Анджелу  за талию:
-- Пойдем, моя радость, пойдем в дом.
      -- Ты хочешь, чтобы я ушел? -- спросил Бен робко.
      -- Уходи,  оставайся, делай, что хочешь.  Но только не  приближайся к
Анджеле.
      -- Я просто пошутил, -- снова сказал Бен.
      Мужчинам же,  которые в это  время стояли вокруг тела Бирнбаума, было
совсем не до шуток. Убийство вообще не бывает смешным. Когда  бы  и где оно
ни происходило,  в нем при всем  желании трудно найти  что-либо комическое.
Кое-кто утверждает,  что худшие убийства --  это те, которые  совершаются в
предутренние часы. Другие считают,  что  еще более жестоко убивать человека
под вечер. Но все сходятся на том, что любое убийство кажется наиболее жут-
ким именно в тот  момент, когда оно произошло, и поэтому каждый  из мужчин,
созерцающих сейчас безжизненное  тело  Бирнбаума, внутренне готов был приз-
нать, -- хоть и не произносил  этого вслух, -- что худшее время быть убитым
-- это конец полудня.
      Сто двенадцатое отделение прислало одного детектива, потому что убий-
ство было совершено в пределах их территории, и дело отныне будет официаль-
но находиться в их ведении. Из главного управления, куда доложили  об убий-
стве, сообщив, что четыре профессиональных детектива уже находятся на месте
преступления, решили не присылать никого. Полицейский фотограф самым дотош-
нейшнм образом фотографировал труп, правда, без  той энергичной деловитости
кузнечика, присущей Джоди Льюису. Помощник медицинского эксперта официально
констатировал смерть и теперь инструктировал санитаров,  каким именно обра-
зом перенести тело к санитарной машине, которая ждала на улице  перед домом
Бирнбаума. Кое-кто из лаборатории  тоже  подъехал, и сейчас ребята пытались
отыскать в кустах следы, с  которых  можно было бы сделать слепок.  Словом,
все были весьма заняты сбором данных, имевших отношение к убийству. К сожа-
лению, ни у кого из приехавших не возникло желания позвонить по телефону. А
поэтому  ни  один  из мужчин, находившихся в саду, и не подумал зайти в дом
Бирибаума, стоявший всего в сорока футах от той живой изгороди,  за которой
они работали.


      Коттон Хоуз, лежавший на чердаке  дома  Бирнбаума,  чувствовал, как к
нему возвращались силы. Последние десять минут он находился в полном созна-
нии, и  его взгляд перебегал от одного  уголка чердака  к другому, а  затем
вновь к терпеливо ждавшему чего-то бугаю, сидевшему на  корточках перед ок-
ном. На чердаке было полно всякого ненужного хлама,  который обычно скапли-
вается за целую жизнь: связки старых журналов, зеленый столбик с белой над-
писью "ВИЛЛА "ЛЕНИВЫЙ ЗАТОН", портновский манекен, газонокосилка без ножей,
ржавый молоток, набитый чем-то армейский вещмешок, радиоприемник с разбитым
экраном, три запыленных альбома и множество других вещей,  когда-то по мере
сил честно служивших людям.
      Но сейчас  Хоуза интересовал только  один предмет на чердаке -- моло-
ток. Он лежал на столбике всего в каких-то четырех футах от того места, где
находился Хоуз. Если бы  он только сумел тихо и незаметно схватить  его, он
бы тут же заехал  им снайперу но черепу, конечно, при условии,  что снайпер
не обернулся  бы первым и не выстрелил в него. Было бы не очень приятно на-
пороться на пулю из ружья в упор.
      "Ну, когда же? -- спрашивал Хоуз себя. -- Не сейчас. Я еще не собрал-
ся с  силами.  --  Ты  никогда не соберешься с силами, -- думал Хоуз. -- Ты
что, боишься  этого здоровенного подонка, что сидит перед  окном? -- Да. --
Что-о? --  Да, я его боюсь. Он не нуждается ни в каком ружье, чтобы сломать
меня, как спичку. А ружье у него  тоже есть.  Так что  я его боюсь, и пошли
все к черту. -- Ну давай же, трус, -- думал Хоуз, -- давай постараемся зав-
ладеть молотком. Сейчас или никогда, как сказал один человек. --  Этому че-
ловеку не надо было иметь дело с неандертальцем. -- Послушай,  мы когда-ни-
будь?.. -- Ну хорошо, хорошо, давай".
      Он осторожно перевернулся на бок. Снайпер не обернулся. Хоуз перевер-
нулся снова, завершив на этот раз  полный оборот, и замер в футе от столба.
С  трудом  он  дотянулся до молотка и крепко зажал его в правой руке. Потом
вновь сглотнул комок и привстал на  колени. "Значит, так, -- подумал он, --
сейчас мы кинемся на него с поднятым молотком и раскроим ему череп, так что
он глазом моргнуть не успеет. Приготовился? -- Он встал на полусогнутых но-
гах. -- Внимание! -- Он выпрямился и занес над головой молоток. -- Марш!"
      Он сделал шаг вперед. Дверь за ним внезапно открылась.
      -- А ну, стоп,  мистер! -- произнес чей-то голос, и он,  быстро обер-
нувшись, оказался лицом к лицу с блондинкой в красном шелковом  платье. Она
только успела засунуть руку в сумочку, как Хоуз кинулся к ней.


      ГЛАВА 12

      Нельзя сказать, чтобы Коттон Хоуз в  обычное время был бы так уж про-
тив поразмяться с блондинкой подобной комплекции. А у этой блондинки фигура
была еще  та!  В  ней всего хватало -- и рукам, и глазу. Она в совершенстве
соответствовала тому образу,  который  обычно возникает при словах "крупная
блондинка".
      Стоя где-нибудь на помосте эстрады в Юнион-сити, эта девица наверняка
вызвала бы кое у кого в первых двух рядах инфаркт, а в третьем заставила бы
затрястись и покрыться потом не одну плешивую голову.
      Со сцены маленького театрика на Бродвее эта девица просто воспламени-
ла бы зал.  Зрители стояли бы на ушах, а критики тут же ринулись бы к пишу-
щим машинкам строчить восторженные отзывы.
      В постели же... -- у Хоуза все смешалось в воображении от этой мысли.
      Но, к сожалению, сейчас эта девица  находилась не на помосте, и не на
сцене, и не в постели. Она стояла в проеме двери, которая была не шире, чем
верхняя койка  в пульмановском вагоне. И  она явно собиралась  поставить на
уши не  кого-нибудь,  а Хоуза. И руку в сумочку она сунула с такой же реши-
мостью, с какой крыса, живущая  в  пустыне, ввинчивается в песок в  поисках
воды. Но вдруг рука ее замерла и на прелестном личике  появилось удивленное
выражение. С  отчетливой, кристально-правильной, как подобает настоящей ле-
ди, артикуляцией она проревела: "Где, черт подери, мой пистолет?" И  в этот
момент Хоуз схватил ее.
      Снайпер повернулся от окна. Девица была не менее ярда шириной в талии
и  к  тому  же, казалось, вся состояла из одних зубов и ногтей. Она укусила
Хоуза за запястье, когда он стиснул ее, и тут же, стремительно выкинув впе-
ред руку, ногтями разодрала ему  здоровую  половину  лица. Снайпер кружился
рядом  и  при  этом орал: "Отцепись от него, Уна! Я ничего не могу сделать,
когда ты..."
      Хоузу не хотелось бить девушку. Ему особенно не хотелось бить  ее мо-
лотком. Но молоток был единственным имевшимся у него оружием, и он правиль-
но рассудил, что  если  он отпустит  девушку,  то неандерталец либо  просто
вобьет его прикладом в пол, либо, что еще хуже, всадит ему несколько пуль в
грудь. Ни  та, ни другая  перспектива особенно  не привлекала его.  Да и  в
борьбе с блондинкой  тоже не было уже ничего привлекательного. Извернувшись
в его руках, она сумела наотмашь нанести ему такой удар, что он едва не ос-
тался без  правого глаза. Сморщившись от боли, он  замахнулся на нее молот-
ком, но  она быстро  нырнула ему под руку и  одновременно заехала коленом в
пах. Наверное, она  научилась этому старому  трюку еще в  школе,  настолько
мастерски она его выполнила. Хоуза и раньше били. И в  пах  тоже. Его реак-
ция, как он сумел заметить, всегда была одинаковой: он сгибался от боли по-
полам.
      Но на этот раз, согнувшись, он все же не выпустил блондинку, посколь-
ку сейчас она была его единственной  защитой от ее напарника. Покуда ее го-
рячее тело было рядом, снайпер ничего  не мог с ним поделать. Пытаясь удер-
жать блондинку, он вцепился ей спереди в платье, но оно не выдержало и лоп-
нуло вместе с лифчиком, почти целиком обнажив левую грудь.
      Материя продолжала рваться, а блондинка норовила  выскользнуть из его
рук, как  разматывавшийся моток шерсти  из лап игривого котенка. Хоуз снова
взмахнул молотком и попал ей в плечо. Она остановилась, и он вновь попытал-
ся удержать се, вцепившись  на этот раз в плечо. Крепко стиснув  пальцы, он
притянул ее к  себе.  Платье блондинки разорвалось уже  до  талии, но Хоуза
сейчас анатомия не интересовала.  Хоуза  интересовало, как бы изловчиться и
ударить ее молотком. Он рывком развернул  ее спиной к себе и сдавил твердое
и плотное,  мускулистое тело.  Обхватив ее одной рукой за  шею так, что его
локоть оказался между пышными холмами грудей, он занес другую руку с молот-
ком для  удара, но  тут девица выкинула еще один  старый трюк, которому она
тоже, видимо, научилась в школе.
      Она резко присела и тут же с силой распрямилась, как поршень, врезав-
шись затылком ему в подбородок. Он уронил руку. Девица развернулась  и бро-
силась на  него, как фурия, пытаясь выцарапать ему  глаза. Он размахнулся и
попал ей молотком по правой руке. Она непроизвольно схватилась за нее с ис-
каженным от боли лицом.  "Ах ты, сукин сын!" -- процедила она  и нагнулась,
чтобы снять  туфлю. При этом подол се платья  задрался вверх, обнажив ноги,
которые бесподобно смотрелись бы  в  бикини где-нибудь на пляже Французской
Ривьеры. Она сдернула туфлю на высоком  каблуке и, зажав ее в руке, как бу-
лаву, пошла на Хоуза.
      -- Отцепись,  черт подери, от него! -- гаркнул  снайпер, но девица не
собиралась отступать.
      Она и  Хоуз кружили друг  против друга, как тяжеловесы. Грудь девицы,
почти не удерживаемая бюстгальтером, тяжело вздымалась. Хоуз дышал, как па-
ровоз. Зажав  в руке один -- молоток, а другая -- туфлю на шпильке, они вы-
жидали момент, когда можно будет нанести удар. Рот у девицы  приоткрылся, и
оскаленные зубы, казалось, готовы были перекусить  Хоуза пополам. Блондинка
сделала обманное движение -- он подставил левую руку,  чтобы отразить удар;
но тут  она молниеносно качнулась в сторону, и  последнее, что он запомнил,
-- это летящая в расплывшемся воздухе красная туфля и дикая боль от врезав-
шегося ему в висок острого, как стилет, каблука. Он почувствовал, как паль-
цы его, державшие молоток, сами собой разжались. Он почувствовал, что пада-
ет вперед,  и раскинул руки, чтобы задержать падение.  Он рухнул на девицу,
уткнувшись головой ей  в плечо, и  начал соскальзывать вниз,  на  мгновение
ощутив теплоту ее мягкой груди, прежде чем она злобно отшвырнула его от се-
бя. Он отлетел, стукнувшись головой об пол, и, прежде чем  окончательно по-
терять сознание, еще успел испытать жгучий стыд: "Женщина! Черт подери, ме-
ня побила женщина:"


      Будь ребенок мальчиком ли, девочкой ли, но сейчас он поднял настоящую
бучу. Сидя  рядом со своим  свекром, который явно перебрал спиртного, Тедди
Карелла не могла  припомнить, чтобы ожидаемый младенец когда-либо так скан-
далил. Ей было  трудно прочувствовать красоту сгущавшихся сумерек, когда ее
будущий ребенок делал вот такую вечернюю зарядку. Время от времени  он бр