лько
потом поинтересовались, готов ли он от них отказаться. В зеленом меморандуме
капитана Фрика говорилось, что полицейские не имеют права  начинать  допрос,
ограничившись лишь перечислением прав задержанного. Задержанный  обязательно
должен сообщить, что он знает о своих правах, но готов отвечать  на  вопросы
без  адвоката.  Только  тогда  суд  признает  законность  отказа  от   своих
конституционных прав.
   Сотрудники полиции, говорилось в меморандуме, должны избегать всего,  что
может  быть  расценено  адвокатами   как   попытка   оказать   давление   на
подозреваемого путем угроз, уговоров или обмана. Уиллис  и  Браун  прекрасно
понимали,  что,  если  они  посоветуют  задержанному  давать  показания  без
адвоката, суд такие показания не примет.  Правда,  если  они  посоветуют  не
открывать рта без адвоката или хотя бы посоветоваться с ним, шансы  получить
информацию заметно уменьшатся.
   Потому-то Уиллис и ответил:
   - Я напомнил вам о ваших правах, а советы давать не могу. Решайте сами.
   - Но я действительно не знаю, как мне быть, - сказал молодой человек.
   - Подумайте, - предложил Уиллис.
   Молодой человек углубился в размышления. Уиллис и Браун  безмолвствовали.
Они знали, что, если задержанный откажется отвечать, им  придется  закончить
допрос. Более того, если он начнет давать показания, а потом  замолчит,  они
опять же останутся с носом. И неважно, что  он  при  этом  скажет:  "Я  хочу
воспользоваться своими правами", "Больше я  ничего  не  скажу"  или  "Зовите
адвоката".
   Поэтому они терпеливо ждали.
   - Мне нечего скрывать, - сказал молодой человек.
   - Так вы будете отвечать без адвоката? - осведомился Уиллис.
   - Да.
   - Ваше имя?
   - Энтони Ла Бреска.
   - Где ты живешь?
   - В Риверхеде.
   Детективы сразу же перешли на "ты",  что  вовсе  не  является  нарушением
прав, однако унижает человеческое достоинство. Миранда - Эскобедо тут ни при
чем, просто это помогает вывести  допрашиваемого  из  состояния  равновесия.
Говорите человеку "ты", не давая ему  возможности  ответить  тем  же,  и  он
автоматически   превратится   в   вашего   подчиненного,    а    "ты"    без
интимно-дружеской окраски приобретает враждебно-угрожающий смысл.
   - Где же ты живешь в Риверхеде, Энтони? - спросил Уиллис.
   - Джонстон, восемьсот двенадцать.
   - Один живешь?
   - С матерью.
   - Отец умер?
   - Нет, он бросил нас.
   - Сколько тебе лет, Энтони?
   - Двадцать шесть.
   - Чем зарабатываешь на жизнь?
   - Сейчас ничем, я без работы.
   - А кто ты по профессии?
   - Строитель.
   - Когда работал в последний раз?
   - Меня уволили в прошлом месяце.
   - Почему?
   - Закончился контракт.
   - И с тех пор ты не работал?
   - Нет, все ищу место...
   - И все без толку?
   - Вот именно.
   - Расскажи нам про жестянку.
   - А что рассказывать-то?
   - Во-первых, что в ней?
   - Обед, наверное.
   - Обед, говоришь?
   - Да, а что?
   - Это ты нам звонил вчера? - спросил Уиллис.
   - Нет.
   - Откуда ты знал, где будет жестянка?
   - Сказали.
   - Кто?
   - Один тип.
   - Что за тип? Где ты его встретил?
   - В бюро по найму.
   - Давай рассказывай, - сказал Уиллис. - Мы тебя слушаем.
   - Я стоял в очереди в бюро по найму на  Эйнсли-авеню,  у  них  там  часто
бывает работа для строителей. Там я и получил ее в последний раз. А этот тип
тоже стоял в очереди. Вдруг он щелкнул пальцами и сказал: "Черт! Я же  забыл
обед в парке!" Я молчу. Он смотрит на  меня  и  говорит:  "Представляешь,  я
оставил свой обед на скамейке в парке". Я говорю, мол, какая жалость  и  все
такое прочее. Действительно, обидно - взять и забыть свой обед в парке.
   - Что было потом?
   - Потом он сказал, что придется ему тащиться в парк. А у него болит нога.
Поэтому он и попросил меня сходить.
   - А ты, конечно, сразу согласился, -  вставил  Браун.  -  Незнакомый  тип
просит слетать за его жестянкой в Гровер-парк, ну как тут отказать  человеку
в такой ерунде?
   - Я и отказался, - сказал Ла Бреска.
   - Чего ты тогда пришел за жестянкой?
   - Мы разговорились, и он сказал,  что  его  ранило  в  ногу  на  войне  с
нацистами - осколок от мины, чуть было без ноги не остался.
   - И тогда ты вызвался сбегать?
   - Нет.
   - Как же ты попал в парк?
   - Я и пытаюсь это рассказать.
   - Ты пожалел его, да? - предположил Уиллис. - У него болит нога, на улице
холод.
   - И да, и нет.
   - Ты сказал: зачем вам тащиться в такую даль? - подсказал Браун.
   - Я же говорю - и да, и нет. Я видел его в первый раз. С какой стати  мне
куда-то идти вместо него?
   - Послушай,  Энтони,  -  завелся  было  Уиллис,  но  быстро  спохватился,
вспомнив, что из-за поганых Миранды - Эскобедо все может полететь к черту  в
любой момент. Ведь этот тип имеет право сказать: "Извините,  ребята,  больше
никаких вопросов. Заткнитесь, если не хотите неприятностей".
   - Послушай, Энтони, - сказал он миролюбиво, - нам просто хочется  понять,
почему ты оказался в  парке  и  пошел  прямо  к  той  скамейке,  где  стояла
жестянка.
   - Ясно.
   - Ты встретил инвалида войны. Так?
   - Так.
   - И он сообщил тебе, что забыл в парке жестянку с обедом?
   - Вначале он ничего не говорил о жестянке. Только сказал, что забыл обед.
   - А когда он сказал про жестянку?
   - Когда дал мне пять долларов.
   - Он тебе их предложил, если ты принесешь ему жестянку. Так?
   - Он мне ничего не предлагал, а просто протянул пятерку.
   - Он протянул тебе пятерку и спросил: "Сходишь за моей жестянкой?"
   - Вот именно. А жестянку он забыл на третьей скамейке, на той аллее,  что
начинается от Клинтон-авеню.
   - И что он просил сделать с ней?
   - Принести ему. А он обещал покараулить мою очередь.
   - М-да, - пробормотал Браун.
   - А что в ней? - поинтересовался Ла Бреска.
   - Да ничего особенного. Скажи, сколько этому типу лет?
   - Около тридцати пяти.
   - Рост?
   - Высокий. Примерно метр восемьдесят.
   - Как он сложен?
   - Нормально, как все.
   - Здоровый?
   - В общем-то да.
   - Волосы?
   - Светлые.
   - Усы или борода есть?
   - Нет.
   - Глаза?
   - Голубые.
   - Каких-нибудь шрамов или родинок не заметил?
   - Нет.
   - А татуировки?
   - Тоже нет.
   - Какой у него голос?
   - Самый обыкновенный.
   - Он говорил с акцентом?
   - Вроде нет. Говорил как все.
   - Во что он был одет?
   - В коричневое пальто. Еще у него были коричневые перчатки.
   - А какой костюм?
   - Я не видел, что у него под пальто. Штаны, понятно, были, но на цвет  не
обратил внимания. Нет, насчет костюма ничего сказать не могу.
   - Ладно. Что у него было на голове?
   - Ничего не было.
   - Очки?
   - Тоже нет.
   - Но хоть что-нибудь особенное ты заметил?
   - Да, - изрек Ла Бреска.
   - Что же?
   - У него был слуховой аппарат.
 
   Бюро  по  найму  рабочей  силы  располагалось  на  углу  Эйнсли-авеню   и
Клинтон-стрит, в пяти кварталах от Гровер-парка. На всякий  случай  -  вдруг
человек со слуховым аппаратом все еще ждет Ла Бреску  -  полицейские  решили
съездить туда. На заднем сиденье расположился Ла Бреска.
   Возле бюро толпилась очередь из  здоровых  парней  в  рабочей  одежде.  С
замерзшими лицами, пряча руки в карманах, они переминались с ноги на ногу  и
подпрыгивали, стараясь согреться.
   - Можно подумать, здесь раздают доллары, - фыркнул  Ла  Бреска.  -  Между
прочим,  за  свои  услуги  они  берут  недельный  заработок.  Правда,  места
подыскивают неплохие. Последний раз благодаря им я проработал восемь месяцев
и прилично заработал.
   - Ты нигде не видишь этого типа? - спросил Браун.
   - Отсюда не вижу. Может, выйдем?
   - Давай, - согласился Браун.
   Первым из машины вылез Уиллис - маленький, легкий, изящный, как танцор. С
бесстрастным выражением банкомета он похлопывал руками в перчатках  и  ждал,
когда выберется Браун. Тот  протиснулся  с  изяществом  носорога,  захлопнул
дверцу и стал натягивать на свои ручищи перчатки.
   - Козырек опустил? - спросил Уиллис.
   - Мы же на минутку.
   - Лучше опусти. А то эти черти привяжутся и сдерут штраф.
   Браун, ворча, полез обратно в машину.
   - Ну и холод! - воскликнул Ла Бреска.
   Браун опустил  козырек  на  ветровом  стекле.  К  нему  была  прикреплена
картонка, на которой крупными буквами было выведено от руки:  "Автотранспорт
полиции".
   Снова хлопнув дверцей, Браун  кивнул  своим  спутникам.  Они  зашагали  к
толпе.
   - Видишь его? - спросил Браун Ла Бреску.
   - Нет. Пока не вижу.
   Они медленно прошли вдоль очереди.
   - Ну как?
   - Нет, - сказал Ла Бреска. - Его здесь нет.
   - Посмотрим внутри, - предложил Браун.
   Очередь желающих получить работу тянулась по шаткой  лестнице  на  второй
этаж, к двери матового стекла  с  надписью:  "Бюро  по  найму  рабочей  силы
"Меридиэн".
   - Видишь его? - спросил Уиллис.
   - Нет.
   - Подожди здесь, - велел Уиллис, и детективы направились в  другой  конец
коридора.
   - Что будем делать? - спросил Браун.
   - У нас нет оснований задерживать его дольше.
   - Вот и я про то.
   - Может, приставить к нему хвост?
   - Посмотрим, как к этому отнесется шеф.
   - Что же ты у него не спросил?
   - Сейчас спрошу.
   Браун вернулся к Ла Бреске, а  Уиллис  отыскал  в  коридорчике  за  углом
телефон-автомат и позвонил в участок. Лейтенант Бернс  внимательно  выслушал
его и спросил:
   - Как по-вашему, он не врет?
   - Вроде бы нет.
   - Думаете, там действительно был человек со слуховым аппаратом?
   - Похоже на то.
   - Почему же он не подождал Ла Бреску с жестянкой?
   - Не знаю, Пит. У меня такое впечатление, что Ла Бреска здесь ни при чем.
   - Где, вы говорите, он живет?
   - В Риверхеде. Джонстон, восемьсот двенадцать.
   - Это какой участок?
   - Не помню.
   - Я проверю и позвоню тамошним ребятам.  Может,  у  них  найдется  лишний
человек. У нас-то никого нет.
   - Ну так что, мы отпускаем Ла Бреску?
   - Да, и возвращайтесь обратно. Только припугните его хорошенько на всякий
случай.
   Уиллис пошел к Брауну и Ла Бреске.
   - Ты свободен, Энтони, - сказал он. - Можешь идти.
   - Куда? Мне придется опять занимать очередь.
   - И помни, Энтони: в случае чего мы знаем, где тебя найти.
   - Это как понимать?
   - Мы тебя предупредили.
   - Ясно, - сказал Ла Бреска. -  Слушайте,  ребята,  вы  не  могли  бы  мне
помочь?
   - Каким образом?
   - Мне бы пройти без очереди...
   - А мы-то чем можем помочь?
   - Вы же полиция, - сказал Ла Бреска.
   Уиллис и Браун только переглянулись.
 
   Когда они вернулись в участок, то оказалось, что лейтенант Бернс позвонил
в 115-й участок в Риверхеде, где ему сообщили, что у них  нет  лишних  людей
для слежки за Ла Бреской, чего, впрочем, и следовало ожидать.
   Вечером того же дня смотритель парков Каупер спускался по  широкой  белой
мраморной лестнице нового театрально-концертного комплекса под руку с  женой
в белой норковой шубке и  легком  белом  шарфе.  На  смотрителе  парков  был
великолепный смокинг и черный галстук. Впереди, шагах в четырех,  шествовали
мэр с супругой. Воздух был сухим  и  морозным,  на  небе  ни  звездочки.  На
лестницу и тротуар из окон падал мягкий свет. Жена что-то шепнула Кауперу на
ухо, а он не успел рассмеяться, не успел поправить перчатку на  левой  руке,
не успел шагнуть на следующую ступеньку, как  в  морозном  вечернем  воздухе
раздались два выстрела. Рука смотрителя застыла, нога  так  и  не  коснулась
ступеньки. Кровь брызнула из ран на лбу и щеке. Он рухнул и покатился  вниз.
Жена  закричала,  мэр  обернулся  посмотреть,  что   происходит,   а   ушлый
фоторепортер, оказавшийся тут как тут, успел сделать снимок.
   Когда Каупер застыл у подножия белой мраморной лестницы, он был мертв.
 
   3
   Кончетта Эспозита Ла Бреска всего-навсего не любила негров, а  ее  братья
были убеждены,  что  негров  надо  уничтожать  при  первом  удобном  случае.
Ума-разума они набирались в итальянском квартале, иронически и в то же время
любовно названном его обитателями Парадизо. Маленькая Кончетта,  выросшая  в
этом райском саду, не раз была свидетельницей того, как ее братцы  вместе  с
другими соседскими ребятами разбивали негритянские головы. И это не вызывало
в ней протеста. Если ты настолько глуп, думала она, что родился  негром,  да
еще забрел в Парадизо, стадо быть, ты заслужил, чтобы тебе разбили  дурацкую
черную башку.
   Девятнадцатилетняя Кончетта покинула Парадизо, когда неаполитанец Кармине
Ла  Бреска,  продавец  льда,  недавно  приехавший  в  Риверхед,  сделал   ей
предложение. Кармине был красавцем с  огромными  карими  глазами  и  черными
курчавыми  волосами.  К  тому  же  его  дело  процветало.  Кончетта  приняла
предложение, потому что ей нравился Кармине. Кроме того, она забеременела.
   Через семь месяцев после свадьбы  у  них  родился  сын  Энтони,  которому
теперь исполнилось двадцать шесть. Он жил с матерью на Джонсон-стрит.  Через
месяц после рождения сына Кармине уехал обратно  в  Италию.  По  слухам,  он
погиб во время Второй мировой войны, и больше ничего о его  судьбе  Кончетта
не знала. Впрочем, она была уверена, что Кармине вовсе не погиб, а напротив,
стал главным продавцом льда в  Италии  и  живет  себе  припеваючи  -  крутит
напропалую романы с девицами и грешит с ними в погребе,  как  это  случилось
когда-то с ней самой.
   Кончетта Ла Бреска не любила негров и  по  сей  день.  Она  не  на  шутку
испугалась, обнаружив одного из них на  пороге  своего  дома  в  пять  минут
первого ночи.
   - Это что еще такое? - крикнула она. - А ну-ка, убирайся!
   - Полиция, - сказал  Браун  и  показал  значок.  Только  теперь  Кончетта
заметила, что рядом с огромным негром стоит белый коротышка с узким лицом  и
холодным взглядом злодея.
   - Что вам надо? Уходите! - крикнула она и опустила жалюзи  на  стеклянной
входной двери. Квартира Кончетты была на  втором  этаже,  туда  вела  шаткая
деревянная лестница, на которой Уиллис споткнулся  и  чуть  было  не  слетел
вниз.  Лестница  выходила  на  задний  двор,  где  росло  дерево,  увешанное
какими-то липкими плодами. Браун решил,  что  это  инжир.  Через  дворик  по
диагонали тянулась веревка с замерзшим  нижним  бельем.  Ветер  выл,  норовя
сдуть Уиллиса с лестницы в виноградник, побеги которого опутали  дворик.  Он
еще раз постучал в дверь и крикнул: "Полиция! Лучше откройте!"
   - Sta zitto1, - крикнула Кончетта и отворила  дверь.  -  Вы  что,  хотите
разбудить весь квартал?
   - Войти-то можно? - осведомился Уиллис.
   - Входите, входите, - проворчала  Кончетта  и  отступила  из  прихожей  в
крошечную кухоньку, пропуская Уиллиса и Брауна в квартиру.
   - Что вам понадобилось в два часа ночи? -  спросила  Кончетта,  с  трудом
затворяя дверь за сыщиками, поскольку ветер пытался этому воспрепятствовать.
   Кухня оказалась маленькой и узкой. У одной стены стояли плита,  раковина,
холодильник, у противоположной - стол с металлической столешницей, а ближе к
батарее - металлический шкаф с приоткрытой дверцей. Он был набит  консервами
и пакетами с кашами. На холодильнике стояла фарфоровая собачка. Над батареей
висела дешевая олеография  с  изображением  Иисуса  Христа.  Кухню  освещала
люстра - большая стеклянная чаша на цепях. Из крана капало.
   - Сейчас не два часа, а начало первого, - поправил хозяйку Браун.  В  его
голосе появились особые интонации, и Уиллис  решил,  что  это  исключительно
из-за Кончетты Ла Брески.
   В который раз он поразился чутью Брауна. Это был  не  человек,  а  радар,
способный безошибочно распознать негрофоба в радиусе мили.  Впрочем,  Уиллис
чувствовал, что хозяйка квартиры настроена враждебно  к  ним  обоим.  По  ее
прищуренным глазам видно было, что она готова в любой момент дать отпор. Она
вышла босиком в мужском халате, накинутом на ночную рубашку.
   - Вы миссис Ла Бреска? - спросил Уиллис.
   - Я Кончетта Ла Бреска, а вы кто такие?
   - Детективы Уиллис и Браун из восемьдесят седьмого полицейского  участка,
- представился Уиллис. - А где ваш сын?
   - Спит, - ответила Кончетта и, поскольку родилась в Неаполе, а выросла  в
Парадизо, сразу же заявила: - Он был со мной весь вечер. Вы, наверно, что-то
перепутали.
   - Не могли бы вы его разбудить, миссис Ла Бреска? - попросил Браун.
   - Зачем?
   - Нам надо с ним поговорить.
   - О чем?
   - Мадам, если хотите, мы можем забрать его в участок, - сказал  Браун,  -
но, по-моему, будет проще, если мы сейчас кое о  чем  его  спросим.  Так  вы
разбудите его или нет?
   - Я не сплю, - послышался голос Ла Брески из соседней комнаты.
   - Не могли бы вы к нам выйти, мистер Ла Бреска? - спросил Уиллис.
   - Одну минуту, - отозвался тот.
   - Он был дома весь вечер, - повторила Кончетта.
   Рука Брауна скользнула к кобуре. Кто его  знает,  вдруг  этот  Ла  Бреска
всадил две пули в голову смотрителя парков?
   Он долго  не  появлялся,  а  когда  наконец  вышел  в  халате  на  кухню,
взъерошенный и заспанный, оказалось, что в руках у него только пояс, который
он пытался завязать.
   - Ну, чего вам надо? - буркнул он.
   Поскольку Хэл Уиллис и Артур Браун  пришли  к  Ла  Бреске,  так  сказать,
неофициально и не собирались его  задерживать,  детективы  решили,  что  нет
смысла напоминать ему о правах. Вместо этого Уиллис сразу взял быка за рога:
   - Где ты был сегодня в половине двенадцатого?
   - Дома, - ответил Ла Бреска.
   - Что делал?
   - Спал.
   - Во сколько лег?
   - В десять.
   - Всегда ложишься так рано?
   - Да, когда надо рано вставать.
   - А завтра рано вставать?
   - В шесть.
   - Зачем?
   - Надо идти на работу.
   - Ты же безработный.
   - Я нашел работу вчера, сразу как вы уехали.
   - Где?
   - На стройке. Чернорабочим.
   - Ты получил работу в бюро "Меридиэн"?
   - Да.
   - В какой строительной фирме?
   - "Эберхардт".
   - В Риверхеде?
   - Нет, в Айзоле.
   - Во сколько ты вчера вернулся домой? - спросил Браун.
   - Я вышел из "Меридиэн" часов в пять.  Потом  заглянул  в  бильярдную  на
Саут-Лири, немного покатал шары с  ребятами.  Часов  в  пять-шесть  вернулся
домой.
   - Что ты делал дома?
   - Поел, - вставила Кончетта.
   - Потом?
   - Посмотрел немного телевизор. Потом лег спать, - сказал Ла Бреска.
   - Кто-нибудь, кроме твоей матери, может подтвердить твои слова?
   - Нет, в доме больше никого не было.
   - Вечером тебе кто-нибудь звонил?
   - Нет.
   - Этого тоже никто не может подтвердить?
   - Только я, - опять встряла Кончетта.
   - Послушайте, ребята, я не знаю, чего вам от  меня  нужно,  -  сказал  Ла
Бреска, - но я говорю чистую правду. Ей-богу. Что произошло?
   - Ты не смотрел последние известия по телевизору?
   - Нет, я, по-моему, заснул раньше. А что случилось-то?
   - Я зашла к нему в комнату в половине одиннадцатого и выключила  свет,  -
пояснила Кончетта.
   - Зря вы мне не верите, - сказал Ла Бреска. - Я не знаю, что  там  у  вас
стряслось, но я ни при чем.
   - Я тебе верю, - кивнул Уиллис. - А ты, Арт?
   - Я тоже, - ответил Браун.
   - И все же мы должны кое-что выяснить, - сказал Уиллис. - Я  надеюсь,  ты
не будешь на нас в обиде.
   - Нет, конечно. Но сейчас глубокая ночь, а завтра мне вставать ни свет ни
заря.
   - Расскажи нам о человеке со слуховым аппаратом, - мягко попросил Уиллис.
   Они с четверть часа допрашивали Ла Бреску, а потом решили,  что  им  надо
либо арестовать его, либо на какое-то время забыть о его существовании. Тот,
кто им звонил, сказал: "Нас много". Именно поэтому  они  продолжали  допрос,
хотя им давно уже хотелось оставить Ла Бреску в покое. Настоящий сыщик сразу
чувствует, кто перед ним, а Ла Бреска был мало похож на преступника. Но если
убийство Каупера - дело целой шайки, то разве нельзя  предположить,  что  Ла
Бреска один из них, шестерка, которому поручают всякую  мелочь  -  например,
сходить за жестянкой? В случае чего таким  и  пожертвовать  не  страшно.  Но
тогда получается, что Ла Бреска все это время лгал!
   Если он лгал, то делал