от
этого ее пинка. — Капрал Майлз обиженно поглядел на Капека. — Зачем  она
так сделала? Я же хотел с ней  по-хорошему.  На  самом  деле.  Я  ничего
плохого ей не сделал.
   Скорая помощь прибыла и убыла, увозя человека, на которого  напали  у
самого крыльца его дома, когда он направлялся  в  церковь.  Сейчас  было
девять часов утра, и кровь еще не  засохла  на  крыльце  дома.  Детектив
третьего  разряда  Алехиандре  Дельгадо  стоял  на  ступеньках  с  женой
пострадавшего и их двумя дочерьми, пытаясь уверить себя в том,  что  они
не замечают этой крови. Миссис Уэрта была миловидной брюнеткой с  карими
глазами, полными слез. Обе ее дочери, выряженные ради похода в церковь в
одинаковые шерстяные пальто зеленого цвета, черные лакированные туфельки
и белые гольфики, были точной копией своей матери, только  глаза  у  них
были сухими. В их карих  глазах  светилось  что  угодно  —  любопытство,
страх, непонимание, но слез не было. Толпа прохожих и соседей  толкалась
у крыльца, несмотря на усилия патрульного полицейского, который  пытался
уговорить их разойтись.
   — Не можете ли  вы,  миссис  Уэрта,  рассказать  мне,  что  же  здесь
все-таки произошло? — спрашивал Дельгадо.
   Как и эта женщина, которой он задавал сейчас  вопросы,  Дельгадо  был
пуэрториканцем. И подобно ей, он вырос в гетто. Не в этом, но  очень  на
него похожим (как утверждают некоторые наблюдатели, достаточно поглядеть
на одно гетто, чтобы понять,  что  представляют  собой  все  остальные),
расположенном в тени Калмс-Пойнт-Бридж. Он прекрасно мог бы  объясняться
с ней на испанском языке,  но  он  все  еще  не  слишком  был  уверен  в
правильности своего английского произношения  и  поэтому  взял  себе  за
правило говорить как  можно  больше  именно  на  этом  языке.  Со  своей
стороны, миссис Уэрта не очень-то  стремилась  к  тому,  чтобы  разговор
велся по-английски. Ее маленькие дочери прекрасно  понимали  и  говорила
по-английски, но уже путались в испанском. С другой стороны,  многие  из
соседей миссис Уэрты (которые сейчас в основном и составляли сбившуюся у
крыльца  толпу)  говорили  только  по-испански.  Это  и  стало  решающим
аргументом в пользу английского, так как она решила, что, разговаривая с
этим детективом по-английски, она хоть что-нибудь сможет утаить от  них.
Поколебавшись еще немного, она  решила  отвечать  на  вопросы  детектива
по-английски.
   — Мы хотели  идти  в  церковь,  —  сказала  она,  —  к  восьмичасовой
проповеди. Церковь наша тут же, на этой улице, и ходу до нее пять минут.
Мы вышли из дома — Хосе, я и обе девочки — и тут эти люди набросились на
него.
   — Сколько их было?
   — Четверо.
   — Вы узнали кого-нибудь из них?
   — Нет, — ответила миссис Уэрта.
   — И что же произошло?
   — Они били его.
   — Чем?
   — Ручками от метел. Знаете, берут метлу и отпиливают кусок ручки.
   — Они говорили что-нибудь вашему мужу?
   — Нет.
   — А ваш муж говорил им что-нибудь?
   — Нет.
   — И вы не узнали ни одного из них? Они были не из вашего «баррио», не
из вашего района?
   — Я никогда не видала ни одного из них раньше.
   — Полное имя вашего мужа Хосе Уэрта?
   — Хосе Висенто Уэрта.
   — Сколько ему лет, сеньора?
   — Сорок семь.
   — А чем он зарабатывает себе на жизнь?
   — Он — агент по торговле недвижимостью.
   — И где находится его контора?
   — В Риверхед, Харрисон-авеню, номер 1345.  Фирма  называется  «Риалти
Х-Р».
   — Он является владельцем фирмы?
   — Да.
   — Без партнеров?
   — У него есть партнер.
   — И как зовут этого партнера?
   — Рамон Кастаньеда. Вот поэтому в названии у них две буквы — X и Р  —
Хосе и Рамон.
   — А где проживает мистер Кастаньеда?
   — В двух кварталах отсюда. На Четвертой улице.
   — А дом?
   — Сто двенадцатый.
   — Ну, хорошо, — сказал Дельгадо. — Если будут какие-нибудь новости, я
извещу вас.
   — Пор фавор, — сказала миссис Уэрта, взяла за руки девочек  и  повела
их в дом.
   Черная блузка, которую нашли в квартире Люиса Скотта, была продана  в
магазине готового платья под названием «Тоска  Обезьяны»,  расположенном
на Калвер-авеню. Поскольку сегодня был воскресный день, то и магазин был
закрыт. Патрульный полицейский, увидев, как Уиллис и Дженеро  настойчиво
заглядывают в окно магазина, неспеша направился к ним.
   — Чем могу  помочь,  ребята?  —  осведомился  он.  Дженеро  и  Уиллис
посмотрели на него, но ни один из них так и не узнал его.
   — Ты новенький здесь, малыш? — спросил Дженеро.
   Полицейский был по меньшей мере года на три-четыре старше Дженеро, но
поскольку чином он был ниже, то Дженеро счел вполне уместным именно  так
к нему обратиться. Патрульный же никак не мог определить, с кем  это  он
имеет дело — с бродягами или  же  со  своими  коллегами  по  поддержанию
правопорядка. Разницу между этими двумя категориями не всегда заметишь с
первого взгляда. Он прикидывал, то ли ему  ответить  резкостью,  то  ли,
напротив, проявить почтительную покладистость.
   — Я детектив Уиллис, а это мой коллега, детектив Дженеро, —  разрешил
его сомнения Уиллис.
   — О-о, — только и сказал  патрульный,  но  сказано  это  было  весьма
красноречиво.
   — Давно несешь здесь службу, малыш? — спросил Дженеро.
   — Всего неделю, меня направили сюда из Маджесты.
   — Специальное задание?
   — Ага. Здесь было очень много ограблений и краж со взломом, вот нас и
поставили, чтобы нагнать страха. Как я  думаю,  число  патрульных  здесь
удвоили.
   — А где сейчас постоянный патрульный с этого участка?
   — Он зашел выпить чашечку кофе в столовую тут  неподалеку.  Может,  я
могу чем-то помочь?
   — А как его фамилия?
   — Хаскинс. Вы его знаете?
   — Ага, — сказал Уиллис. — Столовка эта та, что на углу?
   — Так точно.
   — Пока, малыш, —  сказал  Дженеро,  и  оба  детектива  направились  к
столовой. Оставшись один, патрульный пожал плечами,  выражая  тем  самым
свое глубочайшее убеждение в том, что все  детективы  порядочные  скоты,
только и умеющие, что задирать свой нос.
   В столовой в это время, а было сейчас без четверти  десять  утра,  не
было никого, кроме полицейского Хаскинса и человека за стойкой.  Хаскинс
сидел над чашкой кофе с таким видом, что сразу становилось понятно,  что
прошлой ночью ему не  удалось  нормально  выспаться.  Дженеро  и  Уиллис
подошли к стойке и взгромоздились на высокие стулья по  обе  стороны  от
него.
   — Хелло, Билл, — сказал Уиллис.
   — Привет, — отозвался Хаскинс, отрывая взгляд от чашки с кофе.
   — Два кофе, — сказал Дженеро человеку за стойкой.
   — Искали меня, — спросил Хаскинс, —  или  просто  случайно  заглянули
сюда?
   — Нет. Мы к тебе.
   — А в чем дело?
   — Вам какой кофе? — спросил человек за стойкой.
   — Обычный, — сказал Уиллис.
   — Один обычный, один черный, — сказал Дженеро.
   — Два обычных, один черный, — сказал человек за стойкой кому-то.
   — Один обычный и один черный, — сказал Дженеро.
   — Он требует обычный, а вы — обычный и черный, — не сдавался  человек
за стойкой.
   — Вы что, решили разыгрывать из себя клоуна? — сказал Дженеро.
   — В любом случае, это идет за счет заведения,  так  чего  спорить?  —
миролюбиво сказал человек за стойкой.
   — Кто это вам сказал?
   — В тот день, когда полицейский расплатится со мной за кофе,  я  буду
считать, что  в  мою  честь  устроили  что-то  вроде  парада  с  военным
оркестром на Холл-авеню.
   На этот раз все трое полицейских промолчали. Они, если быть честными,
никогда не расплачивались за кофе. Но и не любили, когда  им  напоминали
об этом.
   — Билл, мы  разыскиваем  парнишку  лет  восемнадцати-девятнадцати,  —
сказал Уиллис. — У него длинные светлые волосы, висячие усы. Ты не видел
здесь в округе такого?
   — Ты что, смеешься? — сказал Хаскинс.  —  Да  я  таких  вижу  сотнями
каждый день.
   — Парень этот носит куртку из вывернутой мехом внутрь шкуры.
   Хаскинс только пожал плечами.
   — На спине у куртки нарисовано солнце, — сказал Уиллис.
   — Вот это уже кое-что. Такую куртку я где-то видел.
   — А помнишь парнишку, что был в ней?
   — Где же я мог видеть эту чертову куртку? — вслух припоминал Хаскинс.
   — Он  мог  быть  вместе  с  другим  парнишкой  его  же  возраста,  но
черноволосым и с бородой.
   — Нет, не то, — сказал Хаскинс, качая  головой.  —  Солнце  это  было
оранжевого цвета, правильно? Такое, знаете,  оранжевое  солнце  и  такие
лучи от него, правильно?
   — Правильно, оранжевое солнце и лучи.
   — Да, я наверняка видел  именно  эту  куртку,  —  сказал  Хаскинс.  —
Буквально на днях. Но где же, черт побери, я ее видел?
   — Два кофе — один обычный, один черный, — сказал официант.
   — Джерри, вы никогда не видели мальчишку в меховой куртке, на спине у
которой намалевано солнце? — спросил Хаскинс.
   — Нет, — ответил человек за стойкой и ушел на кухню.
   — А мех у нее белый, да? — обратился  Хаскинс  к  Уиллису.  —  Куртка
мехом внутрь, а мех белый, правильно? Я говорю, мех у нее был белый?
   — Точно.
   — Точно. Видел я где-то эту чертову  куртку.  Дайте-ка  мне  подумать
минутку, ладно?
   — Конечно, думай, сколько угодно, — сказал Уиллис.
   — А я вижу у тебя эту желтенькую жестянку. Кто тебе ее дал? — спросил
он, оборачиваясь к Дженеро с самым дружеским видом.
   — Меня уже давно произвели в детективы, —  сказал  Дженеро  обиженным
тоном. — Где, черт побери, ты был тогда, если не помнишь?
   — По-видимому, я не всегда поспеваю следить за перемещениями в высших
эшелонах власти, — сказал Хаскинс и добродушно улыбнулся.
   — Но вам же зачитывали приказ о моем производстве.
   — Наверное, но у меня  это  событие  просто  как-то  выскользнуло  из
памяти, — сказал Хаскинс. — Ну как,  привыкаете  понемногу  к  роскошной
жизни, а, Дженеро?
   — Немного получше, чем мостить дорогу в ад, — ответил Дженеро.
   — А что не лучше? — философски заметил Хаскинс.
   — Да, так как насчет куртки-то... — вмешался Уиллис.
   — Помню, помню, погодите еще минутку и я вспомню,
   — сказал Хаскинс и снова взялся за чашку обеими руками.
   — А как вам этот новенький, который стоит сейчас там со мной?
   — Отлично справляется, можешь за него не беспокоиться.
   — «Тоска обезьяны»! — выкрикнул вдруг Хаскинс, прищелкнув пальцами. —
Вот, где я видел эту проклятую штуку. В витрине  «Тоски  обезьяны».  Тут
совсем рядом по улице.
   — Прекрасно, — сказал Уиллис  и  кивнул.  —  А  не  знаете  ли,  кому
принадлежит эта лавка?
   — Знаю. Двум молодым еврейкам, которые живут на Восьмой. Сразу же  за
углом от магазина.
   — И как их зовут?
   — Флора Шнайдер и Фрида еще как-то. Фамилии ее я не знаю.  И  вообще,
все называют их просто Фрида и Флора.
   — А какой номер на Восьмой?
   — Восьмая улица, северная сторона, номер 327.
   — Спасибо, — сказал Уиллис.
   — Спасибо за кофе, — крикнул Дженеро в сторону кухни.
   Ответа оттуда не последовало.
   Детектив Артур Браун был  темнокожим,  причем  кожа  его  была  очень
темного оттенка, а волосы вились  мелким  бесом.  У  него  были  широкие
ноздри и толстые губы. Он был очень хорош собой, но, увы, отнюдь не  той
красотой,  которая  нравится  большинству  белой  части  населения,   не
исключая и либералов. Короче говоря,  он  совсем  не  походил  на  Гарри
Белафонте, Сиднея Пуатье или  Эдема  Клайтона  Пауэлла.  Походил  он  на
самого себя, что само по себе было не так уж мало,  поскольку  рост  его
составлял шесть футов и четыре дюйма, а вес —  двести  двадцать  фунтов.
Артур Браун принадлежал  к  той  категории  темнокожих  мужчин,  которая
заставляет белых мужчин  спешно  переходить  на  другую  сторону  улицы,
исходя из тех соображений, что этот явно преступный тип (явно преступный
только потому, что он  крупный  и  темнокожий)  наверняка  пришибет  или
прирежет их, а может, сотворит что-нибудь и похуже, бог его знает, что у
него на  уме.  Даже  после  того  как  Браун  представлялся  в  качестве
полицейского детектива, многие белые все равно не  могли  избавиться  от
впечатления, что перед ними отчаянный преступник, который просто  выдает
себя за офицера полиции.
   В свете этих обстоятельств сам  факт,  что  свидетеля  перестрелки  в
зеленной лавке не испугали ни его рост, ни цвет кожи, явился для  Брауна
приятным  сюрпризом.  Свидетелем  этим  оказалась  маленькая   старушка,
вооруженная  ярко-голубым  зонтиком,  хотя  на  дворе  стояла  та  ясная
солнечная  погода,  которая  бывает  только  в  октябре.  Цвет   зонтика
полностью соответствовал цвету глаз почтенной  леди  и  глаза  эти  были
ясными и проницательными.  На  голове  у  нее  была  шляпка,  украшенная
искусственными  цветами,  а  темное  ее  пальто,  будь   она   помоложе,
несомненно, заслуживало бы определения «макси». Старушка бодро  вскочила
на ноги, едва Браун переступил порог зеленной лавки.
   — Наконец-то! — воскликнула она.
   — Мэм? — сказал Браун.
   — Вы ведь детектив, правильно?
   — Правильно, — признал Браун.
   — Я миссис Ферреди. Здравствуйте.
   — Детектив Браун, — представился он с  легким  поклоном  и  наверняка
ограничился бы этим, если бы миссис  Ферреди  первой  не  протянула  ему
руку. Он мягко пожал ее и приветливо улыбнулся. Миссис Ферреди  ответила
такой же улыбкой.
   — Меня попросили подождать  здесь  и  сказали,  что  детектив  придет
буквально через минуту. Вот я и просидела здесь почти все утро. Ведь уже
половина одиннадцатого.
   — Прошу прощения, миссис Ферреди, но мне пришлось опросить  множество
народа пока я добрался сюда. Я занимаюсь этим с начала девятого.  Причем
почти с каждым пришлось изрядно повозиться.
   — О, это я отлично понимаю, — сказала она.
   — Патрульный, который стоит на улице, говорит, что именно у вас  есть
для меня какая-то информация. Это и в самом деле так?
   — Совершенно верно. Я видела тех двух мужчин, которые ограбили лавку.
   — Где вы из видели?
   — Я видела, как они выбежали из-за  угла.  Я  возвращалась  домой  из
церкви. Я обычно хожу на утреннюю шестичасовую  проповедь  и  из  церкви
выхожу около семи. По пути я останавливаюсь у булочной, где обычно  беру
сдобные булочки  с  изюмом.  Мой  муж  очень  любит  завтракать  ими  по
воскресеньям.
   — Да?
   — Но сам он никогда не ходит в  церковь,  —  сказала  она,  —  просто
настоящий еретик.
   — Ага...
   — Я как раз выходила из булочной — было тогда примерно около половины
восьмого — и тут я увидела, как эти двое выбегают из-за угла. Сначала  я
подумала...
   — Во что они были одеты, миссис Ферреди?
   — В черных пальто и в масках. У одного из них было женское  лицо,  то
есть, я хочу сказать, что на нем была женская маска, а у второго — маска
какого-то чудовища. В руках у них были револьверы. У обоих.  Но  не  это
главное, детектив Браун.
   — А что главное?
   — Они сняли свои маски. Как только они свернули за угол, они  тут  же
посбрасывали свои маски, и я смогла очень хорошо рассмотреть их обоих.
   — Вы не могли бы описать сейчас их внешность?
   — Конечно.
   — Прекрасно, — сказал Браун и достал записную книжку. Потом он достал
из кармана авторучку — он был одним из немногих полицейских, которые  до
сих пор пользовались не шариковой, а перьевой авторучкой, — и  приступил
к опросу.
   — Они были черные или белые, миссис Ферреди?
   — Белые.
   — И какого возраста, как по-вашему?
   — Молодые.
   — Насколько молодые? Двадцатилетние? Тридцатилетние?
   — О нет. Сорока с небольшим. Они, конечно, молоды, но не какие-нибудь
мальчишки, детектив Браун.
   — А какого роста?
   — Один примерно вашего роста, очень  крупный  мужчина.  У  вас  какой
рост?
   — Шесть футов, четыре дюйма, — сказал Браун.
   — Ну и вымахали же вы, — сказала миссис Ферреди.
   — А второй?
   — Второй намного ниже. Пять футов и восемь или девять  дюймов,  я  бы
так сказала.
   — Цвет волос вы запомнили?
   — Тот, что поменьше, блондин. А у высокого темные волосы.
   — Цвета глаз вы, наверное, не заметили.
   — Пробежали  они  достаточно  близко,  но  на  глаза  я  внимания  не
обратила. Слишком все произошло молниеносно.
   — Шрамы? Татуировки? Родимые пятна?
   — Нет, ничего подобного я не рассмотрела.
   — Оба гладко выбриты?
   — Вы хотите сказать, что у них не было ни бород, ни усов?
   — Да, мэм.
   — Да, оба они были выбриты.
   — Вы сказали, что маски они сбросили, как только завернули  за  угол,
правильно?
   — Да. Они  сразу  сорвали  их.  Наверное,  трудно  видеть  через  эти
прорези, как вы считаете?
   — Ожидала их какая-нибудь машина?
   — Нет, я не думаю, что у них тут был автомобиль, детектив  Браун.  Уж
слишком быстро они бежали. Я думаю, что они решили  смываться  на  своих
двоих. А вы как думаете?
   — Пока я ничего определенного не могу сказать, миссис Ферреди.  А  не
могли бы вы показать мне эту булочную, у которой вы их увидели?
   — Конечно, покажу. Она прямо здесь, за углом. Они вышли  из  зеленной
лавки и сразу же наткнулись на стоящего снаружи постового полицейского.
   — Вы не знаете, когда собираются меня сменить? — спросил он у Брауна.
   — А в чем дело? — спросил Браун.
   — Я думаю, что здесь вообще произошла какая-то  путаница.  Понимаете,
это даже не мой пост.
   — А где ваш пост?
   — На Гроувер-авеню, возле парка.
   — Так почему вы оказались здесь?
   — Вот в том-то и дело. Я, понимаете ли,  только  что  задержал  этого
типа, который пытался взломать дверь мерседеса на Второй. Ну, отвел  его
в участок, это было примерно без четверти семь... Ну,  пока  оформили  и
все такое. В общем, когда я вышел из участка, было уже минут  пятнадцать
восьмого. Тут я увидел, что в патрульной машине проезжают Нили и О'Хара,
я помахал им и попросил подбросить к моему посту. Только  мы  тронулись,
как тут по радиотелефону сообщают о  стрельбе  в  овощной  лавке,  и  мы
прямым ходом помчались сюда. А тут, сами знаете, какой стоял  переполох:
Паркера ранили, хозяина убили... Нили и О'Хара поехали по новому вызову,
а мне сержант велел постоять здесь у двери. Вот так я и стою  здесь  все
утро. Меня должны были сменить на моем посту в восемь часов,  но  откуда
знать моему сменщику, что я торчу здесь, и сюда он, конечно, не  придет.
Вы сейчас идете в участок?
   — Нет, не сразу.
   — Послушайте, мне не хочется бросать пост, потому что  сержант  может
распсиховаться. Ведь он велел мне стоять здесь, так?
   — Хорошо, я позвоню им с ближайшего телефона, — сказал Браун.
   — Позвоните? Я буду вам очень благодарен.
   — Обязательно позвоню, — сказал Браун.
   И они с миссис Ферреди пошли на угол к булочной.
   — Я стояла вот здесь, когда они пробегали, — сказала миссис  Ферреди.
— Они как раз выбежали из-за угла и начали сдергивать маски, а мимо меня
они пробегали уже без них. Затем они помчались по улице и... О, господи,
я совсем забыла! — вдруг воскликнула она и замолчала.
   — Что вы забыли, миссис Ферреди?
   — Только сейчас я вдруг припомнила, что они сделали с этими  масками,
детектив Браун. Они бросили их вон в  ту  канализационную  решетку.  Они
остановились возле вон той решетки для стока дождевой воды  и  забросили
их туда. Только после этого они побежали дальше.
   — Спасибо, миссис Ферреди, — сказал Браун, — вы оказали нам  огромную
помощь.
   — Была бы очень рада, — ответила она и улыбнулась.
   Флора  и  Фрида  вернулись  к  себе  домой  только   в   семь   минут
двенадцатого. Обе они были миловидными женщинами чуть  моложе  тридцати,
обе были в брюках и в коротких  пальто  свободного  покроя.  Флора  была
блондинкой, а Фрида  рыжеволосой.  В  ушах  Флоры  покачивались  крупные
золотые  серьги,  а  Фриду  украшала  всего  лишь  маленькая  мушка   на
подбородке.  Подруги  объяснили   детективам,   что   по   воскресеньям,
независимо от погоды, они  обязательно  совершают  утреннюю  прогулку  в
парке. Флора предложила неожиданным гостям чаю и, когда приглашение было
принято, Фрида пошла наверх поставить чайник.
   Жили они в  довольно  старом  доме,  который  прошел  все  стадии  от
шикарного дома, каким он был лет пятьде