зательство этого он  поднял  стакан  и  вылил  в  рот  половину  его
содержимого. — М-м-м, хорошо, — крякнул он и закашлялся.
   — Вы обычно здесь выпиваете? — спросил Капек.
   — М-м-м? — спросил Ленни. Глаза  у  него  увлажнились.  Он  аккуратно
достал платок и протер их. Потом снова закашлялся.
   — О, я порхаю, перепархиваю с  места  на  место,  —  сказал  Ленни  и
пальцами свободной от стакана руки попытался изобразить, как  именно  он
порхает.
   — Я спрашиваю потому, — сказал Капек, — что вчера я сидел  здесь,  но
как-то вас не заметил.
   — Нет, вчера я был здесь,  —  сказал  Ленни,  что  было  уже  отлично
известно Капеку, понявшему это из обрывка разговора  Ленни  с  барменом,
когда они  упомянули  о  том,  что  вчера  пришлось  выставить  из  бара
какого-то двадцатилетнего  сопляка,  который  начал  здесь  выступать  с
требованием снизить возрастной ценз на выборах.
   — А вы были здесь, когда вышвырнули отсюда  этого  щенка?  —  спросил
Капек.
   — О, конечно, — сказал Ленни. — А я вас не видел, — сказал Капек.
   — О, конечно, здесь, — сказал Ленни.
   — Тут еще был моряк... — предпринял первую попытку Капек.
   — М-м? — спросил Ленни  с  очаровательной  улыбкой,  а  потом  поднял
стакан и опрокинул в рот остатки виски. — М-м-м, хорошо! — протянул  он,
протер увлажнившиеся глаза и только после этого сказал: — Да, был, но он
пришел позже.
   — Уже после того как мальчишку выбросили?
   — Да, намного позднее. А где вы были, когда пришел моряк? Здесь?
   — Конечно, — сказал Капек.
   — И как это мы  вчера  не  видели  друг  друга...  просто  смешно,  —
недоуменно пожал плечами Ленни и знаком подозвал бармена.
   Бармен  направился  к  ним   и   в   свою   очередь   бросил   Капеку
предупреждающий взгляд, который должен  был  означать:  «Этот  парень  —
безобидный человек и мой постоянный клиент. Если  я  вдруг  потеряю  его
только потому, что ты тут выкачиваешь из него информацию, то не  жди  от
меня ничего хорошего».
   — Да. Ленни? — сказал бармен.
   — Еще двойное, — сказал Ленни. — И запиши на мой счет то, что закажет
себе мой друг, ладно?
   Бармен и на этот раз бросил на Капека предупреждающий взгляд,  однако
Капек невозмутимо сказал:
   — А я, пожалуй, пока ограничусь еще одной кружкой пива.
   Бармен кивнул и пошел выполнять заказ.
   — Примерно в то же время вчера здесь  была  одна  девушка,  —  сказал
Капек, наклоняясь к Ленни. — Заметная такая. Не помните?
   — Какая девушка?
   — Цветная. В красном платье, —  сказал  Капек.  Ленни  сосредоточенно
наблюдал за тем, как бармен отмеривает ему очередную порцию виски.
   — М-м? — спросил он.
   — Цветная девушка в красном платье, — повторил Капек.
   — О, да, Белинда, — ответил Ленни.
   — А фамилия?
   — Не знаю, — сказал Ленни.
   Глаза его потеплели, когда бармен подал ему  виски,  а  Капеку  пиво.
Ленни сразу же приветственно поднял свой стакан и выпил.
   — М-м-м, хорошо — сказал он и снова закашлялся.  Бармен  не  отходил.
Капек глянул ему в глаза и решил, раз уж тот  хочет  принять  участие  в
разговоре, то пусть себе принимает.
   — А вы случайно не знаете? — спросил он у бармена.
   — Чего не знаю?
   — Тут была вчера девушка, которую зовут Белиндой. Она была в  красном
платье. Не знаете, как ее фамилия?
   — Я? — спросил бармен. — Я глух, нем и слеп. — Он помолчал,  а  потом
вдруг добавил: — Ленни, а ты знаешь, что этот парень полицейский?
   — О, да,  разумеется,  —  сказал  Ленни  и  тут  же  упал  со  стула,
окончательно отключившись.
   Капек, не медля,  схватил  Ленни  под  мышки  и  поволок  в  одну  из
ближайших пустых кабинок. Там он распустил ему  галстук  и  оглянулся  в
сторону подходившего бармена.
   — И часто вы вот так вливаете виски в человека, который  и  без  того
еле ворочает языком? — спросил он.
   — А вы всегда задаете людям вопросы, когда  они  находятся  именно  в
таком состоянии? — парировал бармен.
   — В таком случае я задам пару вопросов тебе, хорошо? — сказал  Капек.
— Кто эта Белинда?
   — Понятия не имею. Никогда о такой не слышал.
   — О'кей. В таком случае постарайся, чтобы и она не услышала обо мне.
   — Не понял.
   —  Ты  уж  больно  поторопился  сообщить  этому  вот  парню,  что   я
полицейский. Так вот, буду с тобой откровенен. Я разыскиваю эту Белинду,
кем бы она там не была. И если она вдруг откуда-то  узнает  об  этом,  я
буду считать, что именно ты ее предупредил. И тогда ты  можешь  свободно
оказаться в числе ее пособников, дружок.
   — А что ты меня пугаешь? — сказал бармен. — У меня  здесь  порядочное
заведение. Я не знаю никакой Белинды, не знаю и знать не хочу, я понятия
не имею, что она там сделала или чего не сделала — я в ваших историях не
участвую, так что нечего трепаться насчет «пособничества». О'кей?
   — В таком случае постарайтесь забыть о том, что я  ее  разыскиваю,  —
сказал Капек. — Иначе ты очень скоро поймешь, что означает  треп  насчет
пособничества и треп ли это. О'кей? —  Ой,  умру  со  страха,  —  сказал
бармен.
   — Ты знаешь, где живет этот Ленни? — спросил Капек.
   — Ага.
   — Он женат?
   — Ага.
   — Позвони его жене. Скажи ей, чтобы она пришла сюда и забрала его.
   — Да она убьет его, — сказал бармен.  Он  поглядел  на  лежащего  без
сознания Ленни и сочувственно помотал головой. — Я  помогу  ему  немного
протрезветь, а потом доставлю домой. Не волнуйтесь.
   Когда Капек выходил из бара, бармен, склонившись над своим  клиентом,
что-то ласково и заботливо втолковывал ему, хотя тот  по-прежнему  лежал
без признаков жизни.
   Когда Рамон Кастаньеда открыл на звонок в дверь, он был еще в  нижней
рубашке.
   — Кто вы? — спросил он у Дельгадо по-испански.
   —  Детектив  Дельгадо  из  Восемьдесят  седьмого  участка,  —  сказал
Дельгадо и раскрыл  бумажник,  показывая  привинченный  к  нему  изнутри
жетон. Кастаньеда внимательно осмотрел его.
   — А в чем дело? — спросил он.
   — Вы разрешите войти? — сказал Дельгадо.
   — Кто это, Рей? — послышался женский голос из глубины квартиры.
   — Полицейский, — бросил через плечо Кастаньеда. — Входите,  —  сказал
он Дельгадо.
   Дельгадо вошел. Дверь справа вела на  кухню,  прямо  перед  ним  —  в
гостиную, дальше по коридору были еще  две  двери,  ведущие  в  спальни.
Женщина, которая вышла из дверей ближайшей  спальни,  была  в  цветастом
нейлоновом халате. В правой руке она держала щетку для волос.  Она  была
очень красива — пышная брюнетка с серо-зелеными глазами  и  очень  белой
кожей. Босая, она беззвучно прошла по гостиной  и  остановилась,  прочно
расставив ноги и держа щетку у бедра, словно это был обнаженный кинжал.
   — Простите, что приношу вам столько беспокойства, — сказал Дельгадо.
   — А что такое? — спросила женщина.
   — Это моя жена, — представил ее  Кастаньеда.  —  Рита,  позволь  тебе
представить детектива... как ваша фамилия, вы сказали?
   — Дельгадо. — Испанец?
   — Да.
   — Хорошо, — сказал Кастаньеда.
   — Что такое? — снова спросила Рита.
   — Ваш партнер Хосе Уэрта...
   — Что с ним? — сразу забеспокоился Кастаньеда.  —  С  ним  что-нибудь
случилось?
   — Да. Сегодня утром на него напали четверо неизвестных...
   — Боже мой! — воскликнула Рита и поднесла вооруженную щеткой руку  ко
рту, как бы сдерживая готовый вырваться крик.
   — Кто? — спросил Кастаньеда. — Кто это сделал?
   — Мы еще не знаем. Пострадавший находится в больнице «Буэнависта»,  —
Дельгадо помолчал и потом добавил: — У него переломаны обе ноги.
   — Боже мой! — снова воскликнула Рита.
   — Мы сейчас же поедем к нему,  —  объявил  Кастаньеда  и  двинулся  к
выходу,  как  будто  собирался  прямо  в  ночной  сорочке  помчаться   в
госпиталь.
   — Но я хотел бы... — начал Дельгадо, и Кастаньеде пришлось  вспомнить
о присутствии детектива. Он нетерпеливо бросил Рите: «Живо одевайся!»  и
обратил свое встревоженное лицо к Дельгадо.
   — Хорошо, так что там у вас? Давайте побыстрее, потому что нам  нужно
как можно скорее отправиться к Хосе.
   — Но прежде чем вы уедете, я должен задать вам несколько вопросов,  —
сказал Дельгадо.
   — Да, пожалуйста.
   — Как давно вы начали с Уэртой совместное дело?
   Женщина все еще не ушла к себе  в  комнату,  чтобы  переодеться.  Она
стояла сейчас немного в стороне от них, по-прежнему сжимая щетку, но уже
обеими руками, и прислушиваясь к их разговору, широко открыв глаза.
   — Я же сказал тебе, иди одевайся, — сказал ей Кастаньеда.
   Она  хотела  было  что-то  возразить.  Но  потом   покорно   кивнула,
повернулась и пошла  в  спальню,  однако  дверь  за  собой  только  чуть
притворила.
   — Мы стали с ним партнерами два года назад, — сказал Кастаньеда.
   — И вы хорошо ладите друг с другом?
   — Конечно! А что? — Кастаньеда упер руки в бока.
   Он был небольшого роста, не более пяти футов  и  семи  дюймов,  и  не
очень-то приятной наружности: покрытое оспинами  лицо,  слишком  длинный
нос и усики, торчащие из-под носа, только еще сильней подчеркивающие его
длину. Он воинственно выпятил грудь, как бы требуя объяснений по  поводу
последнего вопроса, а глаза его  при  этом  загорелись  тем  же  злобным
огнем, который горел в глазах его партнера, распростертого на больничной
койке.
   — Человек подвергся нападению и был жестоко избит, мистер Кастаньеда.
У нас принято в первую очередь опрашивать его  родственников  и  деловых
партнеров,   так   что,   интересуясь   вашими   взаимоотношениями,    я
подразумевал...
   — Судя  по  тону,  вы  подразумевали  многое,  —  сказал  Кастаньеда,
продолжая сверлить глазами детектива.
   Всем своим видом он напоминал  бойцового  петуха,  которого  Дельгадо
видел однажды на петушином бою в  Вега  на  Коста-Рике,  куда  ездил  на
похороны своей бабушки.
   — Не надо заводиться, — сказал Дельгадо.
   В голосе его при  этом  прозвучали  угрожающие  нотки.  И  нотки  эти
недвусмысленно дали понять Кастаньеде, что хотя оба они и пуэрториканцы,
тем не менее, один из них — полицейский, который  имеет  право  задавать
вопросы второму относительно третьего  пуэрториканца,  которого  недавно
жестоко избили. Нотки эти предупредили Кастаньеду и о том, что, несмотря
на всю мягкость поведения Дельгадо, он пришел сюда не  шутки  шутить,  и
что Кастаньеде лучше всего понять это с самого начала. И Кастаньеда  как
бы незаметно опустил руки и отвел глаза.
   Дельгадо еще некоторое время молча смотрел на него.
   — Не можете ли вы сказать, как, по-вашему,  были  у  вашего  партнера
враги или нет? — спросил он ровным голосом.
   Через приоткрытую дверь спальни он видел, как Рита Кастаньеда подошла
к туалетному столику, а потом опять скрылась из его поля зрения.
   — Не было у него врагов, насколько я знаю, — сказал Кастаньеда.
   — А не известно ли вам, получал ли он когда-либо  письма  с  угрозами
или телефонные звонки подобного содержания?
   — Никогда.
   Цветастый халат снова мелькнул в дверях, и глаза Дельгадо  машинально
проследили за этим перемещением. Кастаньеда поморщился
   — Были ли у вас в последнее время какие-либо деловые сделки,  которые
могли разозлить кого-либо?
   — Не было, — сказал Кастаньеда.
   Он направился к полуоткрытой двери спальни и, резко дернув за  ручку,
плотно прикрыл ее. — Мы — агентство по продаже недвижимой  собственности
и занимаемся жилыми домами. Мы сдаем внаем квартиры. Все очень просто.
   — Никаких затруднений или ссор с нанимателями?
   — Мы ведь с ними почти не сталкиваемся. Иногда бывают затруднения при
получении квартирной платы. Но в подобном бизнесе  это  вещь  совершенно
нормальная и никто не таит обиды друг на друга.
   — Могли бы вы сказать о своем партнере, что он легко ладит с людьми?
   Кастаньеда пожал плечами.
   — Что это должно означать, мистер Кастаньеда?
   — Ладит — не ладит. Что тут можно сказать? Он как  и  все  нормальные
люди. С кем-то ладит, а с кем-то нет.
   — А кому он особенно не нравился?
   — Не могу даже представить, кто это постарался, чтобы его так избили,
— сказал Кастаньеда.
   — Понятно.  Ну,  что  ж,  —  сказал  Дельгадо,  любезно  улыбаясь,  —
благодарю  вас  за  предоставленную  информацию.  Не  буду  вас   больше
задерживать.
   — Вот и прекрасно, — сказал Кастаньеда, распахивая дверь квартиры.  —
Пожалуйста, дайте мне знать, если узнаете, кто это сделал, — сказал он.
   — Обязательно, — заверил его Дельгадо и оказался в коридоре. Дверь за
ним закрылась. До  ушей  детектива  донесся  голос  Кастаньеды,  который
что-то крикнул Рите.
   Дельгадо тотчас приник ухом к закрытой двери.
   Он услышал, как Кастаньеда с  женой  о  чем-то  переговариваются,  но
различить отдельные слова не смог,  потому  что  говорили  они  довольно
тихо. Только один раз Рита повысила голос и Дельгадо  удалось  разобрать
одно-единственное слово.
   Слово это было «эрмано», что по-испански значит «брат».
   Было около двух часов дня, и в дежурной  комнате  участка  воцарилось
относительное спокойствие.
   Капек сидел,  просматривая  список  известных  полиции  грабителей  и
пытался отыскать хоть какие-нибудь ниточки, которые  вывели  бы  его  на
чернокожую девушку. Пока  ему  было  известно  лишь  то,  что  зовут  ее
Белиндой.
   Карелла приехал в участок достаточно рано, чтобы позавтракать  вместе
с Брауном, и сейчас оба они сидели  за  длинным  столом  напротив  окон,
заставленным с  одного  конца  приспособлениями  для  снятия  отпечатков
пальцев. Детективы, подкреплялись бутербродами с рыбой, запивая их  кофе
из картонных стаканчиков. За едой Браун сообщил Карелле все, что удалось
пока сделать. Маршал Дейвис из  лаборатории,  как  и  обещал,  сразу  же
принялся работать с маской Белоснежки, едва она была доставлена к  нему.
Через полчаса он уже доложил о результатах  своих  трудов.  Ему  удалось
найти один полноценный отпечаток большого пальца на  внутренней  стороне
маски, который он тут же отправил  в  секцию  идентификации,  где  смена
воскресных дежурных, сверившись с банком данных, с полной достоверностью
установила, что  оставленный  на  маске  отпечаток  принадлежит  некоему
Бернарду Голденталю.
   Желтый лист этого человека (послужные списки преступников  печатаются
и в самом деле на  бумаге  желтого  цвета,  поэтому  столь  оригинальное
название заставляет предположить, что владельцы  баров  не  единственная
категория обитателей этого города, обладающая буйной фантазией)  был  не
до такой степени занимательным, как, скажем, увлекательный роман, но при
всей своей лаконичности производил впечатление достаточно сильное.
   Впервые мальчишка арестован в возрасте шестнадцати лет за  ограбление
и хулиганское поведение. Тогда он и был направлен в Европейский дом  для
мальчиков — исправительное заведение. Менее чем через год, когда он,  по
всей вероятности, снова оказался предоставленным самому себе,  он  снова
был задержан за ограбление, которое было  весьма  мягко  квалифицировано
как беззаконное проникновение. На этот раз (в желтом листе  сведения  не
полны) суд,  скорее  всего,  учел  его  юный  возраст  (тогда  ему  было
семнадцать) и ограничился  предупреждением,  отпустив  его  на  свободу.
Прогрессируя в своей криминальной карьере, он  в  последующие  годы  был
задержан за грабеж, но и на этот раз суд проявил снисхождение,  отпустив
его. Но это, похоже, только  подстегнуло  юношу,  убедив  его  в  полной
безнаказанности. В следующий раз он попался на  краже  в  особо  крупных
размерах да еще со взломом. Только  после  этого  наконец  его  посадили
по-настоящему. Из семи лет  ему  пришлось  отсидеть  значительную  часть
срока, но все-таки он был отпущен досрочно. Находясь на свободе,  он  на
этот раз решил ограбить грузовик, перевозящий товары между штатами,  что
привело к тому, что им занялись федеральные органы. Так что пришлось ему
все-таки отсидеть по  прошлой  судимости.  Однако  суды  вновь  и  вновь
проявляли странную доброжелательность.
   Если судить по имевшимся в его «послужном списке» данным, то мягкость
судов, возможно, и возымела свои результаты, потому что после того,  как
он вторично  вышел  на  свободу,  его  уже  задерживали  за  куда  менее
серьезные конфликты с законом. Он  переквалифицировался  на  организацию
подпольных  лотерей,  содержание  игорного   притона   и   прочее,   что
законопослушные граждане зачастую и вовсе не считают преступлением.  Вот
он и отделывался в дальнейшем штрафами или условными приговорами.
   Итак, преступную карьеру Голденталь начал лет в  шестнадцать,  теперь
ему было около сорока, из которых более десяти лет он провел в  тюрьмах.
Если же теперь окажется, что  он  участвовал  в  нападении  на  зеленную
лавку, что должно быть доказано в суде, то ему грозит  в  данном  случае
пожизненное заключение.
   В личном деле Голденталя содержались и иные отрывочные  сведения,  но
для Кареллы и Брауна наибольшее значение имел  указанный  там  последний
известный адрес его местожительства. По  данным  досье,  он  проживал  в
пригороде  Айсолы  вместе  со  своей  матерью,   некоей   миссис   Минни
Голденталь, вплоть до ее кончины, последовавшей три месяца назад.  После
этого он переехал на другую квартиру, где, по-видимому,  проживает  и  в
настоящее время.
   По последнему адресу Браун и Карелла решили отправиться вместе.
   И это было вполне  обоснованное  решение  —  Голденталь  уже  однажды
арестовывался за вооруженный  грабеж,  и  есть  подозрение,  что  сейчас
именно он либо его сообщник всадили три пули в двух человек И  произошло
это не более семи часов назад.
   Спектакль начался через десять минут после того, как Карелла и  Браун
покинули дежурное помещение.  Его  смело  можно  было  назвать  «Парадом
шлюх», и занято в нем было четыре действующих лица. Ведущие роли  в  нем
исполнялись двумя уличными девками, отрекомендовавшимися как  Ребекка  и
Салли Гуд.
   — Это ведь не настоящие ваши имена, — настаивал Капек.
   — Это наши имена. Наши и ничьи другие, — возражала  ему  Салли,  —  а
если они вам не нравятся, можете застрелиться.
   Остальных двух  действующих  лиц  представляли  полицейский,  который
прибыл на место происшествия и произвел задержание,  и  представительный
джентльмен в деловом костюме в полоску.  Последний  выглядел  смертельно
оскорбленным, но отнюдь не  смущенным  произошедшим,  подобно  человеку,
который обмочил пижаму, будучи на больничной  койке,  —  вещь,  конечно,
неприятная, но, тем не менее, не такая, которой следует  стыдиться,  ибо
само пребывание в больнице — свидетельство того, что все  случившееся  с
ним есть только результат его заболевания.
   — Ладно, так что там произошло, Фил? — спросил Капек у полицейского.
   — Ну, там произошло...
   — Разрешите мне сказать,  —  сказал  представительный  джентльмен,  —
поскольку именно я являюсь пострадавшим лицом.
   — А кто заставляет его страдать,  скажите  на  милость?  —  вмешалась
Ребекка.
   — Ладно, ладно, давайте без шума,  —  сказал  Капек.  Он  только  что
завершил знакомство со списком  выявленных  грабителей  и  теперь  хотел
перейти  к   списку,   в   котором   описывалась   методика   совершения
преступлений. Появление четверки новых действующих лиц отвлекало его  от
настоящего дела и он хотел побыстрее их сплавить.
   Девушки — одна  темнокожая,  вторая  белая  —  были  одеты  в  полном
соответствии с канонами своей  профессии.  Ребекка,  темнокожая,  носила
прическу стиля «афро», представительница же белой расы —  Салли  —  была
обладательницей длинных белокурых локонов.  Обеим  было  по  двадцать  с
небольшим,  обе  имели  привлекательную  внешность,  стройные  фигуры  и
длинные ноги, что, впрочем, не мешало им выглядеть довольно-таки дешево.
Чем-то они  напоминали  дешевое  вино  с  яркой  этикеткой  на  бутылке.
Представительный джентльмен старался держаться подальше от них,  как  бы
опасаясь, что на более близком расстоянии они  обязательно  заразят  его
чем-нибудь неприличным. На  лице  его  высокомерное  презрение  странным
образом смешивалось со смертельной обидой.