д в сторону входной двери.
   — Бобби! — доносился оттуда зов Дианы. — Бобби, да  отзовись  же  ты,
ради Бога!
   — Именно твой сын. Мы похитили его, — проговорил
   голос.
   — У вас... у вас сейчас мой сын? — Диана бросилась к нему от двери. —
Что? Что ты сказал? — Мой сын? — угасшим голосом повторил  в  это  время
Кинг.
   — Последний раз говорю — твой сын Бобби у нас в руках. Понял наконец?
   — Но это... это же невозможно.
   — Дуг, что тут творится? — выкрикнула Диана.
   — Ведь сын твой играл в зарослях подле дома, так ведь?
   — Да, но... Послушайте, это что — шутка? Если это шутка, то...
   — Никакая это не шутка, Кинг.
   — Дуг, умоляю тебя, ради Бога, скажи  им...  Он  знаком  попросил  ее
замолчать, а голос в трубке тем временем монотонно твердил свое.
   — Так вот, слушай нас хорошенько, потому что повторяться я не  стану.
Мальчишка сейчас в безопасности. И он будет в безопасности, если  только
ты сделаешь то, что мы тебе скажем. Нам нужно пятьсот тысяч  долларов  в
мелких купюрах...
   — Минуточку, я хочу все это записать, — он протянул к  себе  бювар  и
карандаш и подошел с трубкой к бюро, растянув провод до предела.  —  Да,
пятьсот тысяч долларов...
   — Вот именно, — сказал голос,  —  купюры  не  должны  иметь  каких-то
пометок и должны непременно быть мелкими. Понимаешь?
   — Да, да, понимаю... Но это правда,  что  с  ним  ничего  плохого  не
случилось?
   — С ним все о'кей. И учтите — на этих купюрах не должно  быть  идущих
подряд номеров и серий,  Кинг.  Приготовь  деньги  к  завтрашнему  утру,
понятно? Мы позвоним тебе и дадим новые указания. И не пытайся  сообщать
в полицию, Кинг.
   — Нет, нет. Я никуда не стану сообщать.
   — Ты все понял?
   — Да, черт побери. Я прекрасно вас понял,  —  Кинг  отчаянно  пытался
придумать  способ  засечь  телефон  звонившего.  Когда  же  такая  идея,
наконец, пришла ему в голову, он тут же провел ее в жизнь, как будто это
была долгожданная коммерческая сделка.
   — О'кей, — говорил голос, — значит, пятьсот тысяч в мелких... — И тут
Кинг нажал  пальцем  на  рычажок  аппарата,  прерывая  связь.  Он  резко
отвернулся от телефона и крикнул:
   — Пит, немедленно бери телефон на кухне. Сначала позвони  в  полицию.
Скажи им, что Бобби похитили и что с нас требуют за него выкуп в пятьсот
тысяч.
   — Нет! — выкрикнула Диана. — Не смей!
   — А потом позвони в телефонную компанию.  Скажи  им,  что  я  прервал
разговор с этим подонком...
   — Зачем, зачем ты это сделал? Ты  прервал  разговор  с  человеком,  у
которого в руках наш Бобби? И ты повесил трубку?.. — Казалось,  что  она
вообще утратила разум, потому что, не договорив фразы, метнулась к двери
и принялась кричать:
   — Бобби! Бобби! Бобби!!!
   — Я прервал связь в надежде  на  то,  что  ему  снова  придет  на  ум
позвонить, — сказал Кинг. — Тогда телефонная компания сможет определить,
откуда звонят,  а  я  тем  временем  получу  передышку,  чтобы  обдумать
положение. Я например могу... —  Он  на  мгновение  задумался,  а  потом
сказал уже другим тоном:
   — Рейнольде, принеси-ка сверху мою записную книжку с адресами. Там  у
меня должен быть записан телефон частного детектива,  услугами  которого
мы воспользовались, когда у Дианы пропал жемчуг. Ди-Бари его фамилия или
что-то вроде этого. Позвони ему и скажи,  чтобы  он  немедленно  приехал
сюда.
   — Слушаюсь, сэр, — и Рейнольдс побежал по лестнице наверх.
   Диана захлопнула дверь и подбежала к  Кингу,  который  стоял  посреди
комнаты.
   — Ты сказал — пятьсот тысяч долларов. Так звони  сейчас  же  в  банк.
Звони сейчас же! Скорее набирай номер, Дуг. Мы должны как  можно  скорее
доставить им деньги. Мы должны выручить Бобби!
   — Мы его выручим. Я дам им любые деньги, я им дам  и  целый  миллион,
если они потребуют. Я его добуду, —  он  обнял  Диану.  —  Не  волнуйся,
дорогая. Пожалуйста, прошу тебя, перестань так дрожать. Постарайся...
   — Я... Я... со мной будет все в порядке. Просто... Просто...
   Камерон бегом вернулся с кухни.
   — Полиция уже на пути к нам, Дуг, — сказал  он.  Телефонная  компания
все приготовила для фиксации номера, они просят, чтобы  когда  позвонит,
мы сообщили им по другому аппарату.
   — О'кей, сиди и жди на кухне у телефона. Как только зазвонит телефон,
сразу же подключай их.
   — Хорошо, — сказал Камерон и вновь бросился из гостиной.
   Рейнольдс спустился вниз по лестнице с выражением  крайнего  отчаяния
на лице.
   — Я не смог отыскать вашу телефонную книжку,  сэр,  —  сказал  он.  —
Весьма сожалею. Я искал ее на телефонном столике, но...
   — Я найду ее, — сказала Диана. С видимым усилием она расправила плечи
и медленно двинулась к  ведущей  наверх  лестнице.  Как  раз  когда  она
проходила мимо входной двери, та вдруг с грохотом распахнулась.
   — Мам, ты звала меня? — выпалил появившийся на пороге Бобби Кинг.
   Она только растерянно мигала.
   — Бобби? — с некоторым недоумением произнесла она, а  потом  его  имя
как бы прорвало какую-то плотину, и с криком:
   — Бобби, Бобби, Бобби! — она бросилась к  нему  и,  упав  на  колени,
прижала сына к себе изо всех сил.
   — Мам, что случилось? — спросил Бобби. Совершенно оторопелым взглядом
Кинг смотрел на сына. — Как... — начал было он, а потом вдруг повернулся
к телефону и, сердито указывая пальцем на аппарат, выкрикнул:
   — Почему, почему этот паршивый враль!..
   — Мам, я не хочу больше играть с Джеффом, — сказал Бобби. —  Я  залез
на дерево, как папа мне говорил, но все равно ничего не получилось.  Его
нигде не было видно.
   —  Что  ты  хочешь  сказать?  —  спросил  Кинг   и   в   голосе   его
почувствовались вновь возродившиеся тревожные нотки. Он еще  раз  глянул
на телефон. — Как это понимать, что ты его нигде не видел? А где же он?
   — Держу пари, что он вообще ушел  из  зарослей,  —  сказал  Бобби.  —
Сверху я обсмотрел весь участок. Сверху было бы видно, даже если  бы  он
прятался за камнями. Я не стану больше играть с ним.  Его  вообще  нигде
нет. А где он, я не знаю!
   В гостиной вновь нависла мрачная тишина. Имя было у каждого на устах,
правдивый ответ сверлил мозг  каждому,  но  только  отцу  мальчика  было
суждено высказать страшное предположение вслух. И это было  единственное
слово, вернее — имя, которое подвело  черту  и  объяснило  все  то,  что
произошло в зарослях у дома, а заодно — и звонок загадочного незнакомца.
   — Джефф, — сказал Рейнольдс и хотя слово это было  произнесено  почти
шепотом, услышали его все.
   Издалека  послышался  звук   полицейской   сирены,   который   быстро
приближался,  разрушая  почти  монастырскую   замкнутость,   в   которой
проживали в роскоши обитатели Смоук-Райза.
   Глава V
   В полицейской практике существовали только две вещи, которые способны
были довести Стива Кареллу  до  полного  бешенства.  Это  бывало  в  тех
случаях, когда ему приходилось вести дела, связанные  с  очень  богатыми
людьми или с детьми. Вырос он совсем не в городских трущобах  и  поэтому
ненависть к богатым клиентам трудно было отнести на счет испытанных им в
детстве материальных  затруднений.  Пекарь  Антонио,  его  отец,  всегда
зарабатывал вполне прилично и Карелла в своем детстве не знал,  что  это
такое, когда  ветер  задувает  тебе  в  прорехи  протершихся  штанов.  И
все-таки перед лицом кричащей роскоши гостиных, приемных и кабинетов,  в
которые его иногда заводили  превратности  службы,  Карелла  чаще  всего
испытывал  некоторую   неловкость.   Обстановка   эта   заставляла   его
чувствовать себя бедняком. Он знал, что он — не бедняк, что бедняком  он
никогда не был, и что, даже если бы у него в данный момент и не было  бы
совсем денег, то все равно его нельзя было бы считать  бедняком.  Однако
сейчас, в комнате Дугласа Кинга, человека, который в состоянии позволить
себе такую обстановку, Стив Карелла чувствовал себя чуть  ли  не  нищим,
бедняком и в какой-то степени даже запуганным.
   А тут еще и дело, которое привело его в эти  роскошные  покои,  было,
как на него не смотри, чистейшей воды похищением ребенка. Даже и  в  том
случае, если бы Карелла сам не был отцом двух  близнецов,  которыми  его
жена Тэдди наградила его прошлым летом,  если  бы  он  даже  не  испытал
первых отцовских радостей, похищение детей и тогда казалось бы ему самым
отвратительным из преступлений, преступлением, с которым ему менее всего
хотелось бы встречаться в своей практике.
   Но к сожалению, выбора у него не было. И поэтому он  сидел  сейчас  в
одной из комнат владений Кинга — взволнованный и немного оробевший  —  и
задавал свои  вопросы,  в  то  время  как  Мейер  Мейер,  стоя  у  окна,
рассматривал раскинувшийся за окном пейзаж.
   — Давайте, мистер Кинг, расставим  все  по  своим  местам,  —  сказал
Карелла. — Значит, мальчик, которого похитили, не является вашим  сыном,
правильно?
   — Совершенно верно.
   — Однако выкуп за него они требуют у вас, это тоже так?
   — Так.
   — Следовательно, когда похитители предъявили вам это требование,  они
по-видимому считали, что в их руках находится ваш сын.
   — По-видимому так, да.
   — Были от них еще какие-нибудь звонки?
   — Нет.
   — Значит, они могут по-прежнему  считать,  что  им  удалось  похитить
именно вашего сына?
   — Я не знаю, что он может, а чего не может считать, — сердито ответил
Кинг. — И какой смысл задавать мне все эти вопросы? Я не  являюсь  отцом
этого мальчика и я...
   —  Вы  не  являетесь  отцом,  но  вы  лицо,  с  которым  разговаривал
похититель.
   — Правильно.
   — И он потребовал у вас пятьсот тысяч долларов в качестве выкупа, это
верно, мистер Кинг?
   — Да, да, да, мистер Каретта, это именно так.
   — Карелла.
   — Простите. Мистер Карелла.
   — Это был мужчина? Человек, который говорил с вами по телефону.
   — Это был мужчина.
   — Когда он говорил с вами, он сказал вам «У меня ваш сын» или «у  нас
ваш сын»? Вы не помните?
   — Нет, не помню. И я не понимаю,  какое  это  может  иметь  значение.
Кто-то захватил  сына  Рейнольдса  и  держит  его  у  себя,  а  все  эти
стилистические подробности...
   — Именно к этому и сводится суть моих вопросов, — сказал  Карелла.  —
Кто-то захватил мальчика и мы хотим выяснить, кем именно  является  этот
«кто-то». Видите ли, нам необходимо установить все это, если  мы  хотим,
чтобы мальчик был возвращен в целости и сохранности. И поэтому  все  это
так важно для нас. Я имею  в  виду  именно  возвращение  мальчика.  И  я
уверен, что именно этого хотите и вы.
   — Конечно же, это и для меня важно, — резко бросил Кинг. — Так почему
бы вам, скажите ради Бога, не связаться с  ФБР?  У  вас  просто  нет  ни
средств, ни опыта для ведения подобных дел! Мальчик похищен и...
   — По действующим у нас законам ФБР может включиться в розыски  только
по истечении семи дней, — пояснил Карелла. — Мы, естественно,  известили
их сразу же, но пока что они просто не имеют права  вмешиваться.  А  тем
временем мы обязаны сделать и сделаем все, что в наших силах...
   — А почему это они не могут подключиться раньше? Я всегда считал, что
похищение является нарушением федерального закона. Ведь  в  этом  случае
делом занялись бы не какие-то жалкие самоучки, а...
   — Похищение становится нарушением федерального закона именно  потому,
что по истечении семи дней автоматически приходят к выводу  о  том,  что
похитители  могли  вывезти  похищенного  за  пределы  данного  штата,  а
следовательно, они нарушили закон не менее чем двух штатов,  придав  тем
самым случившемуся  характер  федерального  правонарушения.  Однако,  до
истечения этого срока преступление пребывает в юрисдикции того штата,  в
котором оно совершено. А в данном штате и в данном городе  расследование
всех преступлений входит в обязанности полицейских участков. Все  это  в
равной степени относится как к похищениям, так и к грабежам,  убийствам,
хищениям и любым иным правонарушениям.
   — Следует ли мне истолковывать сказанное вами, — сказал Кинг, — в том
смысле, что похищение, поставившее под угрозу жизнь ребенка,  трактуется
наравне  с...  ну,  скажем,  например,  с  пятидесятицентовой  кражей  с
прилавка универсама?
   — Это не совсем так, мистер Кинг. Мы уже позвонили в  наш  участок  и
сам лейтенант  Бернс  скоро  появится  здесь.  Как  только  нам  удастся
выяснить немного больше о...
   — Прости, Стив, — сказал Мейер. — Но  если  мы  собираемся  разослать
телетайп с приметами, то наверное следовало бы  расспросить  поподробней
отца мальчика.
   — Верно, — сказал Карелла. — А где сейчас находится мистер Рейнольде,
мистер Кинг?
   — Он у себя в квартире. Это над гаражом. Он очень  тяжело  переживает
случившееся.
   — Мейер, ты хотел бы, чтобы я этим занялся?
   — Нет, нет, я и сам справлюсь, —  Мейер  многозначительно  глянул  на
Кинга и добавил.  —  У  тебя,  кажется,  и  здесь  хватает  дел.  А  где
расположен ваш гараж, мистер Кинг?
   — В боковом флигеле. Вы сразу его найдете.
   — Если я понадоблюсь тебе, Стив, разыщи меня там.
   — О'кей, — крикнул ему Карелла и как только Мейер вышел  из  комнаты,
он снова обратился к  Кингу.  —  А  не  заметили  ли  вы,  мистер  Кинг,
каких-нибудь странностей в его произношении? Шепелявость, например,  или
явный иностранный акцент, говорил ли он на каком-нибудь диалекте, или...
   — Извините меня, мистер Каретта, —  сказал  Кинг,  —  но  я  вынужден
отказаться от дальнейшего участия в этом жалком спектакле. Честно  скажу
вам, что я не вижу...
   — Фамилия моя Карелла. И позвольте спросить  у  вас,  что  именно  вы
считаете жалким спектаклем, мистер Кинг?
   — Всю эту бессмысленную игру в полицейских и воров, И какого черта  я
должен решать тут с вами, шепелявил этот человек или нет, говорил он  на
чистейшем английском или на воровском жаргоне?  Каким  образом  все  эти
рассуждения могут вернуть Рейнольдсу его Джеффа?
   Карелла даже глаз не поднял от своего блокнота. Он продолжал смотреть
на страницу, делая на ней какие-то пометки и все время твердил про себя,
что если он сейчас подымется с места и врежет по зубам  мистеру  Дугласу
Кингу, то тем самым он только уронит репутацию офицера полиции в  глазах
общественности. Поэтому он сделал все возможное, чтобы  последующие  его
слова звучали как можно мягче и спокойнее.
   — Чем вы зарабатываете себе на жизнь, мистер Кинг? — спросил он.
   — Я руковожу обувной фабрикой, — сказал Кинг.  —  Этот  вопрос  также
следует считать относящимся к делу?
   — Да, мистер Кинг. Это также один из относящихся к делу  вопросов.  Я
абсолютно ничего не знаю об обуви, мистер Кинг, и тем не  менее  я  ношу
обувь и хочу, чтобы она не натирала мне мозолей. Но мне и  в  голову  не
придет явиться к вам  на  фабрику  и  указывать  вашим  работникам,  как
следует прибивать подошву, крепить каблук или сшивать что-нибудь, что  у
вас там сшивается.
   — Я понял ваш намек, — сухо заметил Кинг.
   — Нет, вы только частично поняли его, мистер Кинг. Вы только частично
поняли сделанное вам предупреждение, которое...
   — Вы еще будете мне делать предупреждения!
   — ...которое сводится к тому, что вам следует  прекратить  заниматься
тем, что может быть истолковано как попытка воспрепятствовать проведению
расследования офицером полиции  должным  образом.  Теперь,  когда  часть
предупреждения вы уже знаете, позвольте, мистер Кинг,  высказать  вам  и
остальное, надеясь на то, что оно тоже дойдет до  вас.  Я  пришел  сюда,
чтобы выполнить возложенную на меня работу, и я намерен выполнить  ее  с
вашей помощью или без нее.  Предполагаю,  что  вы  знаете,  как  следует
руководить этой вашей обувной фабрикой, иначе вы не  жили  бы  здесь  на
Смоук-Райз и  не  имели  бы  личного  шофера,  сына  которого  могли  бы
похитить, перепутав его с вашим собственным сыном. О'кей. У вас  же  нет
оснований,  чтобы  заведомо  считать  меня  хорошим  полицейским,   или,
напротив, плохим, или просто никаким полицейским. Но самое главное  —  у
вас нет также оснований считать меня глупым полицейским.
   — Я никогда...
   — Чтобы устранить всяческие сомнения, которые все еще могут таиться у
вас в сознании, я, отбросив скромность, прямо скажу вам, что я — хороший
полицейский и даже чертовски хороший полицейский. Я  знаю  свое  дело  и
делаю его хорошо, и  поэтому  все  те  вопросы,  которые  я  задаю  вам,
задаются  не  потому,  что  я  беру  у  вас  интервью  для  какой-нибудь
газетенки. А, следовательно, все эти вопросы я вам ставлю с определенной
целью и все они имеют смысловую нагрузку. А  поэтому,  черт  побери,  вы
очень облегчите расследование, если будете просто отвечать на них, а  не
высказывать  свое  просвещенное  мнение  относительно  того,   как   нам
следовало бы проводить расследования. Как вы считаете, мистер  Кинг,  мы
теперь понимаем друг друга?
   — Я считаю, что мы понимаем, мистер Каретта.
   — Моя фамилия — Карелла, — спокойно поправил его Карелла. —  Так  был
ли какой-нибудь акцент у того, кто разговаривал с вами по телефону?
   Рейнольдс сидел на краю кровати и откровенно плакал, время от времени
сокрушенно покачивая головой. Мейер глядел на него,  закусив  губу  и  с
трудом удерживаясь от того, чтобы не обнять этого несчастного за плечи и
не приняться говорить  ему  слова  утешения,  уговаривая  его,  что  все
утрясется и закончится благополучно. Он не мог  этого  сделать,  ибо  по
горькому  опыту   знал,   насколько   непредсказуемы   бывают   действия
похитителей — мальчик, например,  может  быть  убит  еще  до  того,  как
похитители сообщат о содеянном. А в данном конкретном похищении  имелась
и  дополнительная  опасность  из-за  совершенной  преступниками  ошибки.
Какова будет реакция этих  подонков,  когда  они  вдруг  обнаружат,  что
похитили не того ребенка? Поэтому он не мог обнадеживать  Рейнольдса,  а
мог только задавать  тому  вопросы,  вопросы,  уже  давно  выученные  им
назубок,  смутно  надеясь  при  этом,  что  они  не   покажутся   полной
бессмыслицей убитому горем отцу.
   — Назовите полное имя мальчика, мистер Рейнольде.
   — Джеффри. Джеффри.
   — А второе имя?
   — Мы ему второго не давали.
   — Сколько ему лет, мистер Рейнольде?
   — Восемь.
   — Дата его рождения?
   — Девятое сентября.
   — Значит, ему только что исполнилось восемь, правильно? — Да.  Только
исполнилось восемь лет.
   — А какой у него рост, мистер Рейнольде?
   — Я... — Рейнольдс растерянно умолк.  —  Он...  Нет,  я  не  знаю.  Я
никогда... Да кто же меряет своих детей?  Разве  хоть  кто-нибудь  может
предположить, что произойдет такое...
   — Ну, хотя бы приблизительно, мистер Рейнольде! Три фута? Четыре?
   — Не знаю, не знаю!
   — Ну, давайте так — в этом возрасте рост колеблется между четырьмя  и
четырьмя с половиной футами. А  он  у  вас  нормального  роста,  правда,
мистер Рейнольде?
   — Да. Может быть, чуть повыше. Он  очень  красивый  мальчик.  Он  был
высоким для своего возраста.
   — А какой у него вес, мистер Рейнольде?
   — Я не знаю. — Мейер вздохнул.
   — А какая у него комплекция? Он толстый? Средний? Худой?
   — Он стройный мальчик. Он не толстый и не худой. Просто... ну, что  я
могу сказать — он был нормальным для мальчика его возраста.
   — А внешне он как выглядел? Румяный? Болезненный? Бледный?
   — Не знаю.
   — Ну, что — он был черноволосым и смуглым?
   — Нет, нет. У него белокурые волосы и очень светлая кожа. Вы об  этом
спрашиваете?
   — Да, спасибо. Светлый,  —  сказал  Мейер  и  сделал  соответствующую
запись. —  Волосы  светлые,  —  он  выдержал  небольшую  паузу  и  задал
следующий вопрос. — А какого цвета у него глаза, мистер Рейнольде?
   — Вы вернете его мне? — совершенно неожиданно спросил Рейнольде.
   Мейер оторвался от записей.
   — Мы попытаемся, — сказал он. — Черт  побери,  мистер  Рейнольде,  мы
будем стараться изо всех сил, в этом я могу вас заверить!
   Словесный портрет мальчика был передан по телефону в 87-й участок,  а
оттуда —  в  Главное  управление  и  уже  оттуда  телетайпы  передали  в
че