четких и ясных, как бы только и дожидающихся  того,  чтобы  их  сняли  с
этого шприца. И шприц этот лежал на самом виду. Разве  стал  бы  кто-то,
кто хотел бы выдать отравление за повешение, оставлять на  самом  видном
месте шприц? Неужели он мог оказаться настолько глупым,  чтобы  считать,
что полицейские не свяжут этот шприц с возможной  смертью  в  результате
чрезмерной дозы наркотика?
   Нет, что-то здесь не так.
   Честно говоря, все здесь не так.
   Карелла обладал обостренным чутьем и мозги у  него  варили  при  этом
отлично. Он расхаживал по улицам своего участка и раздумывал над тем,  с
чего бы ему начать.  Он  знал  из  опыта,  что  правильно  начатое  дело
означает огромную экономию времени на последующих стадиях расследования.
Однако, несмотря на то, что в настоящий момент мысли  его,  в  основном,
были сосредоточены на деле Эрнандеса, он никогда  не  забывал,  что  был
полицейским, а значит, он получал деньги, прежде всего, за то,  что  все
двадцать четыре часа в сутки должен был поддерживать законность,  и  так
все триста шестьдесят пять дней в году.
   Когда  он  увидел  возле  Гроувер-Парка  припаркованный   у   обочины
автомобиль, то сначала просто рассеянно глянул на него. Если бы  он  был
просто обычным гражданином, который вышел на послеобеденную прогулку, то
он наверняка ограничился бы этим рассеянным взглядом. Однако,  поскольку
он был все-таки полицейским, который должен  обеспечивать  правопорядок,
он задержал взгляд и пригляделся к нему пристальнее.
   Этот  профессиональный   взгляд   автоматически   зафиксировал,   что
автомобиль этот — «Плимут» модели 1939  года  серого  цвета  с  номерным
знаком  42-Л-1731.  Он  также  отметил  про  себя,  что  задний   бампер
автомобиля вдавлен и что на заднем сидении его сидят два  лица  мужского
пола, причем довольно молодые. Эта парочка  молодых  ребят,  сидящих  на
заднем  сидении,  наводила  на  мысль,  что  водитель   машины   куда-то
отлучился. А что еще могли делать эти ребята в машине у Гроувер-Парка  и
кого они могли там ждать?
   К этому моменту Карелла вовсе перестал думать об  Анибале  Эрнандесе.
Гуляющей походкой он прошелся мимо автомобиля.  Сидящим  в  нем  молодым
людям было лет по двадцать. Они внимательно посмотрели на Кареллу, когда
он проходил мимо них. Слишком уж пристально они следили за ним.  Карелла
не стал оборачиваться, чтобы еще раз взглянуть на автомобиль. Он как  ни
в чем не бывало продолжал шагать по улице, а потом зашел в расположенную
рядом за углом портняжную мастерскую Макса Кохена.
   Макс был круглолицым  человеком,  у  которого  седые  волосы  светлым
нимбом  окаймляли  изрядную  лысину.   Он   скинул   входящего   Кареллу
дружелюбным взглядом.
   — Хелло, Стив, что новенького?
   — А что может быть тут нового? — ответил вопросом на вопрос  Карелла,
снимая  тем  временем  свое  коричневое  пальто.  Макс  с   любопытством
уставился на него.
   — Вам нужна моя помощь? Что-нибудь нужно заштопать? — спросил он.
   — Нет. Мне нужно взять у тебя на время другое пальто. Ты  не  против,
если я возьму вон то, висящее на плечиках? Оно на меня налезет?
   — Вы хотите одолжить у меня пальто?..
   — Я очень тороплюсь, Макс.  Пальто  я  вам  сразу  же  верну.  Я  тут
выслеживаю кое-кого.
   Весь тон его и вид свидетельствовали о том, что он  очень  торопится,
поэтому Макс отложил свою иголку и направился  к  висящему  на  плечиках
пальто.
   — Только очень прошу вас, старайтесь не очень пачкать его, — попросил
он. — Посмотрите, я же его только что отгладил.
   — Ладно, не запачкаю, — пообещал Карелла. Он принял у  Макса  пальто,
быстро надел его и снова вышел на улицу. Автомобиль по-прежнему стоял на
своем месте недалеко от входа  в  парк.  Молодые  люди,  как  и  раньше,
занимали заднее сидение. Карелла остановился на  другой  стороне  улицы,
выбрав позицию с таким расчетом,  чтобы  его  не  было  видно  в  заднее
боковое стекло, и принялся терпеливо ждать.
   Примерно через пять минут  появился  еще  один  молодой  человек.  Он
торопливой походкой вышел  из  парка  и  сразу  же  направился  прямо  к
автомобилю. Выйдя из-за фонарного столба, за которым он стоял до  этого,
и стараясь быть незамеченным, Карелла  быстрым  шагом  направился  через
улицу. Третий парнишка не заметил его —  он  подошел  к  машине,  открыл
дверцу со стороны водителя и начал усаживаться на место за рулем.  В  ту
же секунду Карелла открыл дверцу напротив.
   — Эй, что тебе?... — спросил парнишка за рулем.
   Карелла заглянул в машину. Пальто  его  было  расстегнуто  и  рукоять
револьвера удобно размещалась всего в нескольких дюймах  от  его  правой
руки.
   — Сиди, не двигаясь, — сказал он. Ребята, просто застывшие на  заднем
сидении, обменялись быстрыми испуганными взглядами.
   — Послушайте, вы не имеете права... — начал было водитель.
   — Заткнись, — оборвал его Карелла. — Что ты делал в парке?
   — Что? В парке?
   — С кем ты там встречался?
   — Я? Я ни с кем не встречался. Я просто гулял.
   — Где ты гулял?
   — Так просто, прогуливался.
   — А зачем?
   — А я люблю прогуливаться.
   — А почему же твои дружки не составили тебе  компанию?  —  А  они  не
любят прогулок.
   — А почему это ты решил отвечать на мои вопросы? —  внезапно  спросил
Карелла.
   — Что?
   — Да, почему ты, черт побери, отвечаешь на мои вопросы?  Откуда  тебе
известно, что я полицейский?
   — Я догадался...
   — Значит, ты знал, что у тебя могут быть неприятности?
   — Я? Нет, я просто себе прогуливался и...
   — Выкладывай, что у тебя там в карманах!
   — Почему это я должен...
   — Потому что я тебе так велю! — выкрикнул Карелла.
   — Сыпанул он нас, — проговорил один из парней на заднем сидении.
   — Заткнитесь вы там! — бросил им водитель, не поворачивая головы в их
сторону.
   — Я жду, — сказал Карелла.
   Водитель неторопливо и очень осторожно пошарил в  кармане.  Потом  он
выложил на сидение  пачку  сигарет,  поверх  которой  положил  расческу,
кошелек и связку ключей.
   — Погоди, — сказал Карелла. Он бережно,  одним  указательным  пальцем
отодвинул пачку сигарет. Оказалось, что пачка эта была  положена  поверх
маленького конвертика, полностью прикрывая его. Карелла взял  конвертик,
открыл его и высыпал из него немножко белого порошка на ладонь, а  затем
кончиком языка попробовал его. Ребята молча следили за всеми  этими  его
действиями.
   — Героин, — определил Карелла. — Где ты его взял? Мальчишка за  рулем
не ответил.
   — Ты купил его в парке?
   — Я его нашел, — сказал водитель.
   — Не ври! Где ты купил его?
   — Я же сказал, что нашел его.
   — Послушайте, мистер, вам все равно  будет  предъявлено  обвинение  в
хранении наркотика, независимо от того, нашли вы его где-нибудь или даже
получили по наследству. Но вы могли бы облегчить свою  участь,  если  бы
сказали мне, кто толкнул вам этот наркотик.
   — Послушайте, мы в этом не участвуем, —  сказал  один  из  парней  на
заднем сидении. — У нас при себе нет никаких наркотиков. Валяйте, можете
обыскивать нас.
   — Я задерживаю вас всех  троих  как  соучастников.  Ну,  так  кто  же
толкнул его тебе? — Я его нашел, — упрямо повторил водитель.
   — Ладно, умник, — не стал больше спорить Карелла,  —  будем  считать,
что ты его нашел.  У  тебя  есть  водительское  удостоверение  на  право
вождения этой машины?
   — Конечно, есть.
   — Ну, так и веди ее.
   — Куда?
   — А ты угадай, —  сказал  Карелла.  Он  уселся  на  сиденье  рядом  с
водителем и захлопнул за собой дверцу.
   Больше   всего   на   свете   Роджер   Хэвиленд   любил   допрашивать
подозреваемых,  особенно  если  допрос  этот  он   мог   проводить   без
свидетелей. Роджеру, как никому другому, подходило прозвище  «бык»,  как
на уличном жаргоне именовали  детективов.  Роджер  Хэвиленд  внешне  был
самым крупным из детективов 87-го участка и,  пожалуй,  одним  из  самых
свирепых на всем белом свете. Но  трудно  было  винить  Роджера  за  его
специфическое  отношение  к  подонкам  как  таковым.  Хэвиленд  когда-то
попытался разнять уличную драку, в результате чего  его  рука  оказалась
сломанной в четырех местах. До того, как  это  случилось,  Хэвиленд  был
очень мягким полицейским, но сложный перелом  пришлось  снова  ломать  и
снова сращивать, потому что кость никак не хотела правильно  срастаться,
а это обстоятельство отнюдь не располагало к дальнейшему  смягчению  его
характера. Из больницы он в конце концов выписался со сросшейся рукой  и
с новой, несколько странной философией.  Он  вбил  себе  в  голову,  что
Хэвиленда теперь никто никогда не застанет врасплох, потому  что  впредь
Хэвиленд будет сначала бить, а потом уж задавать вопросы.
   Именно этим  и  объяснялась  его  любовь  к  допросам  подозреваемых,
особенно, если ему выпадал случай  допрашивать  их  один  на  один,  без
посторонних. Но, к сожалению, сегодня, в  среду,  двадцатого  декабря  в
комнате для предварительных допросов вместе с ним находился Карелла.
   Парнишка, которого задержали с пакетиком героина, сидел перед ними на
стуле, гордо задрав голову и вызывающе поглядывая на полицейских.  Двоих
других ребят, тех, что сидели тогда на заднем сидении  автомобиля,  тоже
сейчас допрашивали в других комнатах участка, где  с  каждым  из  них  в
отдельности работали детективы Мейер  и  Уиллис.  Подлинной  целью  этих
допросов  было  выяснение,  у  кого  эти  ребята  приобрели   наркотики.
Вообще-то, просто задержать наркомана было легче легкого. Да только  что
проку задерживать его, чтобы  потом  из  городского  бюджета  оплачивать
тридцатидневное содержание  его,  пока  у  парня  не  закончится  период
«ломки». Важнее было найти толкача — того, кто снабжает их этим  зельем.
Если кому-нибудь из детективов восемьдесят седьмого участка  взбрело  на
ум задерживать всех подвернувшихся под руку местных наркоманов,  он  мог
бы таскать их в участок хоть по сотне в день с мелкими дозами наркотиков
при себе, причем для этого ему нужно было бы просто пройтись  по  улицам
своего района. Хранение небольшого  количества  наркотического  вещества
без  специального   разрешения   на   это   считается   административным
правонарушением. Уличенный в этом вне всяких сомнений отсидит свой  срок
— тридцать суток или немного больше — на Бэйли-Айленд,  а  затем  выйдет
оттуда и сразу же помчится добывать себе новую дозу.
   Что же  касается  «толкача»,  то  он  оказывается  в  более  уязвимом
положении. Хранение значительного количества наркотиков  рассматривается
законодательством штата как уголовно наказуемое преступление. Для  того,
чтобы попасть под уголовную ответственность, достаточно иметь  при  себе
наркотических препаратов в следующем количестве:
   1. От четверти и более  унции  вещества,  содержащего  больше  одного
процента героина, морфина или кокаина.
   2. Две или более унций любого другого наркотика.
   Хранение наркотиков в таком количестве карается тюремным  заключением
на срок от одного до десяти лет, а кроме того, хранение двух  или  более
унций веществ, содержащих не менее трех процентов героина,  морфина  или
кокаина, как  и  хранение  шестнадцати  и  более  унций  любого  другого
наркотика, позволяет сделать вывод о том, что хранили  их  с  намерением
сбыта.
   Итак, быть наркоманом само по  себе  не  является  преступлением,  но
если,  будучи  таковым,  вы  оказываетесь  владельцем   наркотиков   или
инструментов, с помощью которых эти наркотики вводятся в организм,  ваше
положение тут же  значительно  усложняется,  поскольку  владение  такими
вещами уже само по себе является составом преступления.
   Парнишка, который совершил покупку  в  Гроувер-Парке,  был  задержан,
имея на руках одну шестнадцатую унции героина, и  покупка  эта  обошлась
ему скорее всего примерно в пять долларов. Он был, таким образом, мелкой
пешкой. «Быков» из восемьдесят седьмого  участка  интересовал  в  данном
случае тот человек, который сбыл ему этот товар.
   — Как зовут? — спросил Хэвиленд у мальчишки.
   — Эрнест, — ответил парнишка. Он был длинным и тощим. Прядь белокурых
волос уныло свисала у него на самые глаза.
   — Эрнест, а дальше как?
   — Эрнест Хемингуэй.
   Хэвиленд бросил взгляд  на  Кареллу  и  снова  повернулся  в  сторону
парнишки.
   — Я не  намерен  зря  тратить  время  на  каждого  умничающего  здесь
подонка! — заорал он.
   — Чего это вы так? — спросил с недоумением парнишка. —  Вы  спросили,
как меня зовут, и я...
   — Если тебе не хочется собирать собственные зубы со  всего  пола,  то
честно отвечай на вопросы. Имя и фамилия?
   — Эрнест Хемингуэй. Слушайте, что вы так...
   Хэвиленд без каких-либо  видимых  усилий  влепил  парнишке  пощечину.
Голова у того резко мотнулась  в  сторону  и  Хэвиленд  занес  руку  для
следующего удара.
   — Брось его, Рог, — сказал Карелла. —  Его,  представь  себе,  так  и
зовут. У него в призывном свидетельстве такое же имя.
   — Эрнест Хемингуэй? — совершенно обалдело переспросил Хэвиленд.
   — А что тут странного? — спросил Хемингуэй. — Послушайте, что это  вы
так распсиховались.
   — Да есть тут один такой парень, — сказал Карелла. —  Он  писатель  и
его тоже зовут Эрнестом Хемингуэем.
   — Правда? — спросил Хемингуэй. Он немного подумал, а потом признался.
— Никогда не слышал о таком. А могу я на него подать в суд за то, что он
присвоил себе мое имя?
   — Сомневаюсь, — сухо заметил Карелла. — Так кто продал тебе эту дозу?
   — Ваш дружок-писатель, — глупо ухмыльнувшись, ответил Хемингуэй.
   — А он все-таки собирается острить, —  сказал  Хэвиленд.  —  Очень  я
люблю, когда мне попадается такой  остряк-самоучка.  Слушай,  малый,  ты
сейчас у меня пожалеешь, что вообще появился на белый свет.
   — Послушай, парень, — сказал Карелла,  —  ты  только  ухудшаешь  свое
положение. Ты можешь отделаться тридцатью сутками, а то  схлопочешь  все
девяносто, все зависит от того, как ты будешь себя здесь вести. Ты  даже
мог бы отделаться условным наказанием!
   — А вы твердо обещаете это?
   — Я ничего не могу тебе обещать. Все зависит от судьи.  Но  если  ему
будет известно, что благодаря тебе нам удалось прищучить толкача, то он,
скорее всего, проявит к тебе снисхождение.
   — Я что, похож на доносчика?
   — Нет, — ответил Хэвиленд. — В большинстве своем  доносчики  выглядят
намного приличнее, чем ты.
   — Где вы откопали такого полицейского? — спросил Хемингуэй. — Он что,
раньше был комиком на телевидении?
   Хэвиленд улыбнулся и молча влепил такую пощечину парнишке, что у того
моментально распухли губы.
   — Попридержи руки, — сказал Карелла.
   —  А  что,  я  должен  терпеть  издевательства  каждого   занюханного
наркомана? Я не собираюсь...
   — Попридержи свои руки, черт побери! — сказал Карелла,  на  этот  раз
значительно громче. — Если тебе захотелось поразмяться, то сходи  в  наш
спортивный зал.
   — Послушай, я...
   — Ну так как, парень? — спросил Карелла, обращаясь к задержанному.
   — Кем  это  ты  себя  тут  вообразил,  Карелла?  —  пожелал  выяснить
Хэвиленд.
   — А кем это ты себя вообразил здесь, Хэвиленд? — вопросом  на  вопрос
ответил Карелла. — Если ты не хочешь вести допрос  этого  мальчишки  как
положено, то проваливай отсюда к чертовой матери. Его задержал я.
   — Можно подумать, что я ему  череп  проломил,  —  обиженно  проворчал
Хэвиленд.
   — Вот как раз такого исхода дела я и не хочу, —  сказал  Карелла.  Он
снова обратился к Хемингуэйю. — Ну так что ты на это скажешь, сынок?
   — Бросьте, никакой я вам не сынок. Я  растреплюсь  о  том,  кто  меня
снабжает, а потом мне все равно вкатят на полную катушку.
   — А может быть, ты предпочел бы, чтобы  мы  записали,  что  задержали
тебя с четвертью унции, а не с  одной  шестнадцатой  ее,  —  осведомился
вполне миролюбиво Хэвиленд.
   — Ничего у вас не получится, — сказал Хемингуэй.
   — У нас сегодня здесь набралось наркотиков  столько,  что  ими  можно
было бы нагрузить целый пароход, — соврал Хэвиленд. — И кто  там  станет
разбираться, у тебя их отняли или нет?
   — Но вы же сами знаете, что там была одна шестнадцатая унции, — менее
уверенно сказал Хемингуэй.
   — Правильно, но кто еще, помимо нас, может знать об этом?  Ты  можешь
спокойно получить десять лет, дружок, за то, что при тебе нашли четверть
унции наркотика. А теперь приплюсуй к этому сроку еще дополнительный  за
то, что ты намеревался сбыть его своим дружкам, которых взяли  вместе  с
тобой.
   — Да кто вам сказал, что я собирался продавать его? Господи, я  всего
лишь только купил его! И там была одна шестнадцатая унции, а никакая  не
четверть!
   — Тоже верно, — сказал Хэвиленд. — Какая,  однако,  жалость,  что  мы
единственные, кто об этом знает,  не  так  ли?  Так  вот,  назовешь  ты,
наконец, имя того, кто тебе продал или нет?
   Хемингуэй молча обдумывал, как ему быть.
   — Значит так, задержан  с  четвертью  унции  наркотика  с  намерением
сбыта, — сказал Хэвиленд, обращаясь  к  Карелле.  —  Давай  оформлять  и
хватит нам возиться с ним, Стив.
   — Эй, подождите минутку, — сказал Хемингуэй. — Неужели вы собираетесь
так запросто, швырнуть меня прямо под колеса?
   — А почему бы и нет? — сказал Хэвиленд. — Мне лично ты не сват  и  не
брат.
   — Послушайте, а не могли мы... — Хемингуэй подбирал слова. — Не могли
бы мы...
   — Кто толкач? — спросил его Карелла.
   — Парень, которого зовут Гонзо.
   — Это его имя или фамилия?
   — Не знаю.
   — А как ты вышел на контакт с ним?
   — Да я и сам впервые услышал о нем,  —  сказал  Хемингуэй.  —  Только
сегодня, я хочу сказать. Я сегодня покупал у него первый раз в жизни.
   — Да-да, так мы тебе и поверили, — сказал Хэвиленд.
   — Но я говорю без всякого трепа,  —  сказал  Хемингуэй.  —  Раньше  я
покупал совсем у другого парня. Встречались  мы  обычно  в  парке  возле
помещения для львов. Я всегда покупал на этом месте, но у другого парня.
Поэтому и сегодня я пошел на то же место,  а  там  сидит  этот  тип.  Он
сказал мне, что его зовут Гонзо и что у него отличный товар. Я  подумал,
что все в порядке, и взял у него наркотик. А потом вмешалась полиция.
   — А что это за двое ребят, которые сидели у тебя в машине  на  заднем
сидении?
   — Да так, сопляки, покуривают. Лучше  всего  будет,  если  вы  просто
выгоните их отсюда. Вся  эта  история  уже  нагнала  на  них  достаточно
страха.
   — Это у тебя первый привод? — спросил Карелла.
   — Ага.
   — Как давно ты принимаешь наркотики?
   — Уже около восьми лет.
   — Колешься?
   Хемингуэй с интересом посмотрел на него.
   — А разве есть какой-то иной способ? — спросил он.
   — Значит, Гонзо, да? — спросил Хэвиленд.
   — Да. Послушайте, как  вы  думаете,  нельзя  бы  мне  здесь  немножко
кольнуться, чтобы как-то  привести  себя  в  норму.  Меня  уже  начинает
подташнивать, понимаете?
   — Вот что, уважаемый, — сказал  Хэвиленд,  —  считай,  что  тебя  уже
вылечили.
   — Что?
   — Там, куда тебя отправят отсюда, не будет «встреч у львиных клеток».
   — А мне казалось, будто вы сказали, что я  могу  отделаться  условным
сроком.
   — Можешь, конечно. Но  неужели  ты  думаешь,  что  здесь  тебя  будут
держать на игле в ожидании того, когда это произойдет?
   — Нет, просто  я  подумал...  Господи,  да  неужели  у  вас  тут  нет
какого-нибудь врача поблизости?
   — А у кого ты покупал до этого? — спросил Карелла,
   — Что вы хотите сказать?
   — Там, у клетки со львами. Ты сказал,  что  Гонзо  новенький.  А  кто
толкал тебе «снежок» до этого?
   — А-а, да, да. Послушайте, а не могли бы вы переговорить с  доктором,
чтобы он чуть подправил меня? Дал бы мне что-нибудь,  понимаете,  потому
что меня сейчас начнет выворачивать и я тут заблюю всю камеру.
   — Уберешь, половых тряпок у нас хватает, — сказал Хэвиленд.
   — Так кем же был этот другой толкач? — снова спросил Карелла:
   Хемингуэй безнадежно вздохнул.
   — Аннабелла.
   — Баба что ли? — спросил Хэвиленд.
   — Нет, парень, пуэрториканец. Аннабелла — это у