ю разговаривать, - сказал Этчисон, - немного
разгоняет скуку. Вы бы посидели, как я, целый день в
обществе пробирок, фотографий и люминесцентных ламп, нюхали
бы с утра до вечера тряпки, пахнущие кровью, гноем и мочой,
тогда бы не возражали против небольшого разговора.
   - Ах, как мне жаль вас. Так что же с этой дверной рамой?
   - Сейчас я должен быть дома, а вместо этого целый день
увеличивал фотографии, пытаясь помочь вам, остолопам. И вот
какую благодарность я получаю.
   - Я пошлю вам свое старое белье, чтобы вы могли сделать
анализ на метки. Идет?
   - Очень смешно. Но только, чтобы это было нестираное
белье, к какому мы привыкли. Чтобы оно воняло кровью, гноем
и...
   - Понятно. Картина ясна.
   - Как, вы сказали, ваше имя?
   - Берт Клинг.
   - Вы комик, а, Клинг?
   - Фирма "Клинг и Коган", никогда не слышали?
   - Нет.
   - Птичьи трели, чечетка и комическая скороговорка. Мы
ставим сцены из народной жизни - бар мицве и ирландские
свадьбы. Неужели не знаете фирму "Клинг и Коган"?
   - Нет. Я должен принять это как остроумную шутку?
   - Я веду светскую беседу. Вы этого желали, верно?
   - Премного обязан. Когда-нибудь вы придете к нам,
попросите оказать любезность, и я брошу вам мешок с вашим
собственным грязным бельем.
   - Так что там насчет дверной рамы?
   - Может быть, не стоит говорить. Попотейте сами.
   - Пожалуйста, сделайте любезность.
   - Конечно, а потом Сэм намылит мне шею. Что у них с этим
Кареллой? Можно подумать, что он его зять или родственник,
так он старается.
   - Стив его папочка, - ответил Клинг. - Они привязаны
друг к другу, как любящие отец и сын.
   В трубке долго молчали, наконец Этчисон произнес нарочито
невыразительным тоном:
   - Ради блага фирмы будем надеяться, что Коган остроумнее
вас. Ну, желаете получить информацию?
   - Я жду.
   - Ладно. Я увеличил фотографии и внимательно рассмотрел
их. На дверной раме изнутри есть следы, там, где запор
висел на одном шурупе, якобы сорванный, когда те парни
взламывали ломом дверь.
   - Так, продолжайте.
   - Похоже на то, что кто-то сорвал запор изнутри с помощью
долота и отвертки.
   - Что вы хотите этим сказать?
   - Я хочу сказать, что запор не был сорван ломом снаружи.
Есть доказательства, что его сорвали изнутри. На дверной
раме полно вмятин. Парень, который сделал это, видно, очень
спешил.
   - Значит, вы утверждаете, что дверь не была заперта
изнутри.
   - Именно это я и говорю.
   - Почему же они не смогли ее открыть?
   - Вопрос на все сто долларов, мистер Клинг. Почему три
здоровых парня не могли открыть незапертую дверь? Мы
думали, что ее, вероятно, держало тело, которое висело на
веревке, привязанной к дверной ручке. Но они могли свободно
открыть дверь, несмотря на тело, в крайнем случае лопнула бы
веревка. Значит, дело было не так.
   - А как?
   - Я скажу вам, что делать.
   - Да?
   - Спросите Когана.
   Клинг повесил трубку. То же сделала Вирджиния Додж.
   - Можно как-нибудь связаться с Кареллой? - спросила она.
   - Не знаю. Вряд ли, - ответил Бирнс, хотя это было
неправдой.
   - Разве он не должен получить информацию?
   - Должен.
   - Почему же вы не позвоните ему и не передадите то, что
узнали?
   - Потому что я не знаю, где он.
   - Разве он не у этих Скоттов? Там, где совершено
убийство?
   - Не исключено. Но если он допрашивает подозреваемых, то
может быть где угодно...
   - Почему не позвонить Скоттам?
   - Для чего?
   - Если он там, я хочу, чтобы вы приказали ему немедленно
вернуться в участок. Здесь страшно жарко, и я устала ждать.
   - Не думаю, что он там, - быстро отреагировал Бирнс, -
кроме того, если я вызову его, он заподозрит какой-то
подвох.
   - Почему он это заподозрит?
   - Потому что убийство должно расследоваться в первую
очередь.
   Вирджиния несколько секунд обдумывала его слова: "Хотела
бы я знать, врете вы, или нет". Но больше не просила Бирнса
звонить Скоттам.

   Дейв Марчисон сидел в комнате для посетителей за высоким
столом, похожим на алтарь правосудия, за которым восседает
судья. К столу было прикреплено объявление, призывающее
всех посетителей остановиться и сказать, по какому делу они
пришли. Дейв Марчисон смотрел на улицу сквозь открытую
дверь участка.
   Был чудесный вечер, и Марчисон думал о том, чем
занимаются обычные граждане в такой вечер. Гуляют парочками
по парку? Занимаются любовью при открытых окнах? Или
играют в бинго, ма-джонг и другие игры?
   В любом случае они не сидели за столом, отвечая на
телефонные звонки.
   Марчисон пытался восстановить в памяти разговор.
   Он поднялся наверх посмотреть, что там за шум, и шеф
объяснил: "Револьвер выстрелил случайно". Тогда он сказал
что-то вроде: "Ладно, если все хорошо..." И шеф ответил:
"Да, все в порядке". А потом было важное, надо вспомнить
точно. Он сказал лейтенанту: "Ладно, если все в порядке,
пока. Пит". А Бирнс ответил: "Срочно!"
   Это был очень странный ответ для шефа, потому что у
полицейских "Срочно!" означает "Немедленно сообщить".
   Что же он мог немедленно сообщить шефу, если уже стоял
прямо перед ним?
   У лейтенанта была какая-то странная, застывшая улыбка.
   Срочно.
   Немедленно сообщить.
   Что он имел в виду? Или просто шутил?
   А если он что-то, хотел сказать, то что именно?
Немедленно сообщить. Кому немедленно сообщить? Или
немедленно сообщить что-нибудь? Что сообщить?
   Что выстрелил револьвер?
   Но шеф сказал, что это произошло случайно, и все там
выглядело, как всегда. Может быть, лейтенант хотел, чтобы
он сообщил о случайном выстреле? Так, что ли?
   Нет, это было полной бессмыслицей. Случайный выстрел в
дежурной комнате был не на пользу лейтенанту, и, конечно, он
не хотел бы, чтобы об этом сообщали.
   "О господи, я делаю из мухи слона, - подумал Марчисон. -
Лейтенант просто веселил свою публику, а я ломаю голову над
тем, что означала эта шутка. Мне надо было бы работать
наверху, вот что. Хорошим бы я был детективом, если бы
пытался всякий раз размышлять над глупыми шутками
лейтенанта! Это все бабье лето. Лучше бы я вернулся в
Ирландию и целовал ирландских девчонок".
   Срочно.
   Немедленно сообщить.
   Пульт перед Марчисоном вспыхнул зеленым светом.
Докладывал один из патрульных. Он нажал кнопку и сказал:
   - Восемьдесят седьмой участок. Сержант Марчисон. А,
привет, лысый. Да. Ладно, приятно слышать. Танцуй дальше.
   "На западном фронте все спокойно", - подумал Марчисон и
выключил сигнал.
   "Срочно", - опять вспомнил он.

   Вирджиния Додж внезапно поднялась.
   - Все туда, - приказала она, - на эту сторону комнаты.
Побыстрее, лейтенант, отойдите от вешалки.
   Анджелика вздрогнула, встала, поправила юбку и отошла к
зарешеченному окну. Хейвз оставил свой пост у термостата и
присоединился к ней. Бирнс отошел от вешалки.
   - Револьвер направлен на нитро, - сказала Вирджиния, -
так что без всяких фокусов.
   "Хорошо! - подумал Хейвз. - Она не только страдает от
жары, но беспокоится, как бы не взорвался нитроглицерин.
Господи, хоть бы сработало. Первая часть, кажется, уже
есть. Я надеюсь".
   Вирджиния отошла к вешалке и быстро сбросила плащ с
левого плеча, держа револьвер, направленный на бутыль, в
правой руке. Потом она переложила оружие в левую руку,
сбросила плащ с правого плеча и, не поворачиваясь, повесила
его на крючок.
   - Здесь жарко, как в пекле, - сказала она. - Может,
кто-нибудь поставит термостат на нормальную температуру?
   - Сейчас, - отозвался Хейвз и, улыбаясь, направился к
термостату.
   Он посмотрел на другой конец комнаты, где бесформенный
плащ Вирджинии висел рядом с плащом и шляпой Виллиса.
   В левом кармане черного одеяния Вирджинии находился
пистолет, который она взяла в кабинете Бирнса.

                       Глава 11

   "Удивительно, как просто все сошло, - подумал Хейвз. -
Если бы все в жизни было так легко, каждый в этом мире имел
бы свое личное розовое облако, на котором мог бы витать над
землей".
   Но сам факт, что Вирджиния так быстро сняла пальто,
расставшись с револьвером, вселил сомнение в душу Хейвза.
Он не был суеверным, но скептически относился к слишком уж
благоприятному ходу событий. Может быть, успешное
осуществление первой части плана было плохой приметой для
второй части?
   Револьвер теперь был там, где он планировал, - в кармане
плаща, висевшего на вешалке у стены. Недалеко от вешалки, у
барьера, был выключатель для всего верхнего света. План
Хейвза заключался в том, что он пройдет к висевшей на стене
у выключателя доске циркуляров, якобы для того, чтобы
проверить лиц, на которых был объявлен розыск, и потом -
когда представится возможность - выключит свет и достанет из
кармана плаща Вирджинии пистолет Бирнса. Он не будет
стрелять сразу, ему не нужна дуэль на пистолетах, особенно
когда на столе перед Вирджинией стоит бутыль. Он будет
держать пистолет у себя и выстрелит только тогда, когда
представится возможность сделать это без нежелательных
последствий.
   Хейвз не представлял себе, как подобный план может
провалиться. Кроме верхнего света, в комнате не было других
ламп. Один щелчок - и темнота. Это займет не более трех
секунд - он выхватит пистолет из кармана, спрячет его и
снова включит свет.
   Выстрелит Вирджиния за эти три секунды?
   Вряд ли.
   Если она даже выстрелит, то в комнате будет совершенно
темно, и она, вероятнее всего, промахнется.
   "Да, риск немалый, - сказал себе Хейвз. - Ей даже не
надо стрелять. Она может просто смахнуть бутыль со стола
рукой, - и для всех наступит вечное блаженство".
   Но Хейвз рассчитывал еще на одну вещь - ему поможет
нормальная человеческая реакция на внезапную темноту. В
неразберихе Вирджиния может подумать, что свет потух из-за
какой-то неполадки. Она не будет стрелять и не сбросит
бутыль до тех пор, пока не поймет, в чем дело. Но в это
время свет уже будет гореть снова, Хейвз найдет какую-нибудь
отговорку и скажет, что выключил свет нечаянно.
   Это должна быть убедительная отговорка. А может быть,
необязательно? Если свет тут же загорится и все будет так,
как прежде, она примет любое алиби? Интересно, вспомнит ли
она, что у нее в кармане был пистолет? Если вспомнит, тогда
придется палить, невзирая на нитро. По крайней мере, они
оба будут вооружены.
   Хейвз снова перебрал в уме все детали. Подойти к доске
циркуляров, сделать вид, что занялся бумагами, повернуть
выключатель, выхватить пистолет...
   Погоди-ка.
   Есть еще один выключатель для тех же лампочек в дальнем
конце коридора, сразу же у металлической лестницы. Он
включает свет одновременно в коридоре и дежурной комнате,
чтобы, поднявшись на второй этаж, не идти в полной темноте
по коридору. Хейвз размышлял, не следует ли придумать
что-нибудь и со вторым выключателем, чтобы быть полностью
уверенным. Очевидно, в этом не было необходимости, так как
выключатели работали независимо друг от друга.
   "Ладно, - сказал он себе, - начнем".
   И направился к доске циркуляров.
   - Эй!
   Хейвз остановился. Анджелика Гомес положила руку ему на
локоть.
   - Есть сигарета?
   - Конечно, - ответил Хейвз, вынул из кармана пачку и
достал сигарету. Анджелика взяла ее, приклеила к нижней
губе и ждала. Хейвз зажег спичку и поднес к сигарете.
   - Мучас грасиас, - сказала Анджелика, - у вас хорошая
манера. Это самый важный вещь.
   - Да. - Хейвз хотел отойти от нее, но она схватила его
за рукав.
   - Знаете что?
   - Что?
   - Я ненавижу эта город. Знаете почему?
   - Нет, почему?
   - Нет хорошая манера. Эта правда.
   - Ну, грубость есть всюду.
   Хейвз опять хотел отойти, но Анджелика спросила:
   - Зачем вы спешите?
   На этот раз Вирджиния Додж отвернулась от стола и
подозрительно посмотрела на Хейвза.
   - Я не спешу, - ответил он.
   - Тогда садитесь, - предложила Анджелика, - давайте
поговорить. В этот город никто не имеет время поговорить.
На мой остров не так. На остров каждый имеет время на
всякий вещь.
   Хейвз знал, что ему делать. Вирджиния Додж не отрывала
от него взгляда. Стараясь показать, что не спешит, он
пододвинул стул и сел. Небрежно, может быть, слишком
небрежно, вынул из пачки еще одну сигарету и закурил. Он
делал вид, что совершенно не замечает Вирджинию, что его
интересует только приятное общество Анджелики Гомес.
Выпуская дым из сигареты, он думал: "Интересно, когда она
вспомнит, что оставила пистолет в кармане плаща?"
   - Откуда у вас седой волос? - спросила Анджелика.
   Хейвз бессознательно пригладил прядь над левым виском.
   - Меня однажды ударили ножом, а потом выросли седые
волосы.
   - Где вас ударили ножом?
   - Это длинная история.
   - Я имею время.
   "Но я не имею", - подумал Хейвз и увидел, что Вирджиния
все еще смотрит на него. "Может быть, она что-то
подозревает?" - Хейвз почувствовал в желудке тяжесть, словно
проглотил тягучий отвар. Ему хотелось шумно вздохнуть,
закричать, ударить кулаком по стене. Вместо этого он
заставил себя продолжить разговор, хотя ни на минуту не
забывал о пистолете.
   - Я расследовал дело о грабеже, - начал Хейвз. - Когда я
пришел в квартиру, у женщины, которую ограбили, была
истерика, а когда я уходил, она была страшно напугана. Я
хотел выйти на улицу и послать к ней патрульного, но не
дошел до улицы. Тот парень бросился на меня с ножом.
   - Это был грабитель?
   - Нет, и это самое смешное. Это был начальник охраны
того дома. Он услышал ее крики и побежал вверх по лестнице,
так как думал, что к ней вернулся грабитель. В холле было
темно, и когда он увидел меня, то сразу напал. Я страшно
разозлился и как следует избил его. Но он к тому времени
успел проделать дырку у меня в голове.
   - А потом?
   - Потом мне побрили голову, чтобы добраться до раны. И
когда волосы выросли, они были уже седые. Вот и все.
   - Тот парень угодил в тюрьму?
   - Нет. Он был действительно уверен, что я грабитель.
   Анджелика замолчала.
   - А я пойду в тюрьму?
   - Да. Наверное.
   Опять наступило молчание. Хейвз хотел отойти от
Анджелики, но Вирджиния все еще смотрела на него. Он увидел
в глазах Анджелики грусть, пробивающуюся сквозь жесткое
выражение, из-за которого она казалась старше своих лет.
   - Что привело тебя на материк? - спросил Хейвз, чтобы
как-то поддержать разговор.
   Анджелика, не задумываясь, ответила:
   - Самолет "Пан-Америкэн".
   - Нет, нет, я имел в виду...
   - А, вы хотели узнать...
   Анджелика расхохоталась, и внезапно ее лицо потеряло
жесткость. Она откинула голову, и на минуту ее крашеные
светлые волосы показались такими же естественными, как и
смех. Легкие морщинки на лбу и у рта разгладились, и
осталась лишь естественная и яркая красота - привилегия,
дарованная ей при рождении, которую не смог отнять даже этот
город. Но скоро смех умолк. Веселье сползло с лица, как
прозрачное покрывало, рассыпавшееся в прах. И жесткость
опять покрыла толстым слоем лака ее красоту.
   - Я пришла сюда, потому что я всегда голодная, - сказала
она. - В Пуэрто-Рико очень бедные. Я получала письмо от
двоюродная сестра. Приезжай город, приезжай город. Я
приехала. Очень легко. Самолетный кампания дают взаймы.
Есть люди дают взаймы динеро. Потом им отдаю с процентами.
Я приехала. Я. приехала здесь в январе. Очень холодный
здесь, нельзя даже подумать. Я знала, здесь есть зима, но
не подумала, что такой холодный.
   - А где ты остановилась, Анджелика?
   - Я остановилась сначала на месте, его называют "теплый
кровать". Знаете, что это такое?
   - Нет. А что?
   - Вы думаете, что-то грязный, но это не так. "Теплый
кровать" - это место, где люди могут спать по очереди, как
смена, компренде? Как будто одна комната снимают три
человека. Ты приходишь спать, потом уходишь. Потом
следующий приходит спать, потом уходит. Одна квартира
снимают три человека. Очень хитрые, много динеро. Выгодно.
Хозяину, не нам.
   Анджелика невесело улыбнулась.
   - Я была там, пока весь деньги ушел, а потом пошла жить,
где двоюродная сестра. Потом я поняла, что стала - как вы
говорите - обаза. Обаза. Когда что-то мешает жить.
   - Обуза, - поправил Хейвз.
   - Si. Обаза. И тогда я нашла мужчину и пошла жить с
ним.
   - Кто он был?
   - А, просто мужчина. Не совсем плохой, не имел дела
полиция. Но я не живу с ним, потому что он бил меня один
раз, а это я не люблю. Так я ушла. Иногда стала спать с
другие мужчины, но только когда совсем нет деньги.
   Она замолчала.
   - Я скажу вам что-то.
   - Что?
   - В Пуэрто-Рико я была красивая девушка. Здесь я тоже
красивая, но дешевка. Понимаете? Я иду на улица, и мужчины
думают: "Я буду спать с эта девушка". В Пуэрто-Рико есть
уважение. Совсем не так, как здесь.
   - Как это?
   - В Пуэрто-Рико девушка идет на улица, мужчины смотрят и
радуются, приятно видеть. Девушка может немного вилять
задом, мужчины любят, им нравится. И немного смеются, я
хочу сказать, от всего сердца, без злоба. Здесь... нет.
Здесь всегда думают: "Дешевый шлюха. Пута". Я ненавижу
эта город.
   - Ну, ты...
   - Я не виновата, что не так хорошо знаю английский. Я
учила испанский. Я знаю настоящий испанский, очень
литературный испанский, очень хороший школа. Но испанский
здесь не годится. Если говорите здесь по-испански, тогда вы
иностранец. Но это и моя страна тоже, нет? Я тоже
американка, нет?
   Пуэрто-Рико тоже есть Америка. До испанский здесь
нехорошо. Кто говорит по- испански, это означает пута. Я
ненавижу эта город.
   - Анджелика...
   - Знаете что? Я хочу вернуться остров. Я хочу вернуться
и никогда не уехать больше. Я говорю вам. Там я бедный, но
там я Анджелика Гомес. Я знаю, кто я такой. И в целый мир
нет больше, нет другой Анджелика Гомес. Только я. А здесь
я никто, только грязный пуэрториканкский дрянь.
   - Не для всех, - сказал Хейвз.
   Анджелика покачала головой.
   - У меня будет большая неприятности сейчас, нет?
   - Да, очень большие неприятности.
   - Si. И что со мной будет сейчас? Я пойду в тюрьму, а?
Может быть хуже, если этот Касым умрет, а? А почему я
порезала его? Хотите знать, почему я порезала? Потому что
он забывает одна вещь. Он забывает то, что все забывают в
этот город. Он забывает, что я - это я, Анджелика Гомес, и
все, что я имею, - это мой собственность, и никто не может
трогать, пока я не скажу трогать. Это я. Это мой
собственность. Почему не могут оставить человек в покое?
   Казалось, она вот-вот расплачется. Хейвз потянулся к ней
и хотел взять ее за руку, но она затрясла головой изо всех
сил. Хейвз убрал руку.
   - Простите, - сказала Анджелика, - я не буду плакать. В
эта город быстро учишься, что от плакать нет польза, совсем
нет польза. - Она кивнула. - Простите. Оставьте меня.
Пор фавор. Пожалуста. Оставьте. Пожалуста.
   Хейвз встал. Вирджиния Додж опять занялась бутылью. Он
небрежно прошел к доске циркуляров и встал у стены недалеко
от выключателя. Так же небрежно достал из заднего кармана
блокнот и стал делать записи.

   Мальчики начали развлекаться раньше, чем обычно. Сейчас
было только 6.25, но они вышли на улицу в половине
четвертого, после скучной лекции по антропологии. В пятницу
вечером, когда кончилась трудная неделя, в течение которой
они томились на уроках, делая никому не нужные записи,
мальчики были просто обязаны выпить, как настоящие мужчины.
   Они начали с пива в клубе колледжа, расположенного через
улицу от главного здания. Но какой-то глупый новичок,
которому было поручено неделю назад закупить провизию, забыл
пополнить запасы спиртного, исчезавшие быстрее всего. Так
получилось, что в холодильнике остались всего две дюжины
банок пива, и пришлось искать утешения в другом месте.
Мальчики были вынуждены покинуть свою привычную уютную нору
и отправиться на поиски освежающей жидкости в город.
   Они вышли из клуба, одетые в форму, обличающую их
принадлежность к ученому сословию. На них были брюки с
ремнями, затянутыми сзади, складки на брюках были тщательно
смяты, а отвороты отрезаны. Поверх брюк были белые рубашки
на пуговицах, а вокруг в