гласился  Карелла.  —
Подождем, раз уж ждали с 1939 года.
   Бросив  на  Кареллу  настороженный  взгляд,  Рер  хотел  было  что-то
сказать, но промолчал и  пошел  на  кухню.  Он  налил  в  автоматический
кофейник воды, насыпал туда кофе и, оставив  его  вариться,  вернулся  в
гостиную. Усевшись напротив детективов, он не промолвил ни  слова,  пока
не засвистел  кофейник.  Затем,  отпивая  кофе  мелкими  глоточками,  он
спросил:
   — Что вы имели в виду, упомянув 1939 год?
   — Может, вы сами нам скажете, мистер Рер?
   — Я не знаю, о чем идет речь, — отпарировал Рер.
   — Мистер Рер, — начал Хоуз,  —  нам  представляется  очень  уж  явным
совпадением тот факт, что вас видели за игрой в  кости  в  подвале  дома
4111 на Пятой Южной, где управляющим был Джордж Лассер, и...
   — Я не понимаю, о чем вы говорите.
   — Что весьма странно, принимая во внимание некое совпадение.
   — Какое еще совпадение?
   —  В  1939  году,  когда  вы  работали  в  "Кавано   энд   Пост"   на
Ганнинг-стрит, 1107, управляющим в  том  здании  был  человек  по  имени
Джордж Лассер. Что скажете по этому поводу, мистер Рер?
   — Ничего. Я бухгалтер. Почему вы считаете, что  я  должен  был  знать
управляющего домом?
   — Мы уверены, что вы его знали, мистер Рер.
   — Вам еще придется это  доказать.  А  даже  если  знал?  У  нас  что,
запрещено знать управляющего зда...
   — Запрещено играть в кости на деньги, мистер Рер, — перебил его Хоуз.
   — И людей убивать запрещено, — добавил Карелла.
   — Чепуха! — разозлился Рер. — Я никого не убивал, и  вам  это  хорошо
известно.
   — Мистер Рер, мы беседовали с мистером Кавано,  одним  из  владельцев
фирмы, в которой вы работали.
   — И что?
   —  Мистер  Кавано  сказал  нам,  что  в  1937  году   вы   попытались
шантажировать одного из клиентов фирмы, было такое?
   — Нет.
   — Мы уверены, что было, мистер Рер.
   — Ну и что? Шел 1937 год. Какое это имеет  отношение  к  сегодняшнему
дню?
   — Именно это мы и пытаемся выяснить.
   — Возможно...
   — У нас есть кое-какие мысли, мистер Рер.
   — Меня не интересуют ваши мысли, — опять разозлился  Рер  и  поставил
чашку с кофе на стол. — Честно говоря, я предпочитаю сделать то, что  вы
предложили несколько минут назад. Мне  надоел  наш  дружеский  разговор.
Давайте я оденусь, вы меня арестуете  и  доставите  в  участок,  оформив
задержание,  идет?  Хотелось  бы  послушать,  на   основании   чего   вы
произведете арест.
   — На основании подозрения в совершении убийства, мистер Рер.
   — Убийства кого?
   — Джорджа Лассера.
   — Бросьте. Зачем мне убивать Джорджа Лассера?
   — Значит, вы его знали?
   — Кто сказал, что знал?
   — Мистер Рер, давайте и вправду поступим, как  вы  предложили.  Идите
одевайтесь, мы повезем вас в участок и там оформим арест. А то нам  тоже
немного надоела эта дружеская беседа.
   — Арест за что? — снова спросил Рер.
   — За убийство, мистер Рер. Мы вам, кажется,  уже  сказали.  Несколько
секунд Рер молчал.
   — Я не убивал Джорджи, — наконец произнес он.
   — А в игре в кости принимали участие?
   — Да, — кивнул Рер.
   — И Спедино тоже играл?
   — Да, тоже.
   — Тогда почему он это отрицает?
   — Потому что, узнай об этом его жена, она бы его убила.
   — Вы хотите сказать: только потому, что боится жены,  он  нам  солгал
даже при наличии подозрения в убийстве?
   — Вы когда-нибудь видели его жену? — спросил Рер.
   — Ладно, — пожал плечами Карелла. — Вернемся к  Джорджу  Лассеру.  Вы
знали его в 1939 году? — Да.
   — Какие у вас с ним были отношения? — спросил Карелла.
   — Просто "здравствуйте" и "до свиданья". Время от времени встречались
в вестибюле. Я говорил: "Привет, Джорджи, как..."
   — Это ложь, мистер Рер, — перебил его Карелла.
   — Что?
   — Мистер Рер, в 1939 году Джордж  Лассер  был  в  состоянии  оплатить
учебу своего сына  Тони  в  частной  школе  и  лечение  жены  в  частной
психиатрической лечебнице. На жалованье управляющего он бы сделать этого
не сумел, мистер Рер. У нас есть кое-какие догадки на этот счет,  мистер
Рер, и нам хотелось бы проверить их на вас. Только  проверить,  идет?  А
выводы мы потом сделаем сами.
   — Вы что, смеетесь? — спросил Рер.
   — Нет, я  говорю  совершенно  серьезно,  —  ответил  Карелла.  —  Нам
известно, что Джордж  Лассер  был  человеком  честолюбивым  и  постоянно
занимался поиском новых источников дохода. Нам также  известно,  что  вы
уже делали попытку шантажировать одного из клиентов вашей фирмы и что по
этому поводу  получили  предупреждение,  а  также,  что  вы  с  Джорджем
работали одновременно в одном и том же здании. Вы только что признались,
что были с ним знакомы, поэтому мы...
   — Не больше чем сказать "здрасьте".
   — Мы считаем, что знакомство было более тесным, мистер Рер.
   — Да? С чего вы это взяли?
   — Мы полагаем, что вы подыскали еще одного клиента для шантажа и...
   — Я бы на вашем месте не бросался так легко словом "шантаж".
   — Не имеет значения, что бы вы делали на моем месте, мистер  Рер.  Мы
считаем, что вы нашли еще одну жертву, но помнили, что, если попытаетесь
что-либо предпринять, Кавано всерьез с вами разделается. То есть если вы
лично предпримете  такую  попытку.  —  Карелла  помолчал.  —  Вы  начали
понимать, к чему я клоню, мистер Рер?
   — Представления не имею, о чем вы говорите.
   — Он никогда не знает, о чем мы говорим, — заметил Карелла  Хоузу.  —
Вот о чем мы говорим, мистер Рер: мы считаем, что вы нашли еще  кого-то,
кого можно было шантажировать, но, зная, что  вам  самому  обращаться  к
нему нельзя, вы решили вместо  себя  подослать  другого  человека.  Этим
другим и оказался Джордж Лассер. Вот о чем мы говорим.
   — М-мм, — промычал Рер. — А вы как считаете, мистер Рер?
   — Я считаю, что это очень занимательно.
   — Мы тоже.
   — Но я сомневаюсь, что вы сумеете доказать ваши слова.
   — Вы правы. Доказать мы не можем, — согласился Карелла.
   — Так я и думал, — улыбнулся Рер.
   — А нам этого и не требуется, — тоже улыбнулся Карелла.
   — Не требуется?
   — Нет.
   — Как это?
   — Нас такие  пустяки,  как  шантаж,  не  интересуют.  Нас  интересует
убийство. И время у нас на исходе, мистер Рер.  Нам  очень  бы  хотелось
отыскать человека, на которого это убийство можно было бы повесить.
   — Хотелось бы?
   — Да, очень. Почему бы нам не договориться друг с другом?
   — Каким образом?
   — Мистер Рер, мы действительно не можем доказать, что вы  с  Лассером
еще в 1939 году вымогали у кого-то деньги. Но мы  в  состоянии  доказать
случай шантажа в 1937 году, потому что  нам  об  этом  рассказал  мистер
Кавано, и я не сомневаюсь, что он согласится подтвердить свои показания,
если дело дойдет до суда, а также назовет фамилию вашей жертвы.  Другими
словами, мистер Рер, мы доберемся до вас за тот  поступок,  если  ничего
другого предъявить не сумеем.
   — М-мм, — опять промычал Рер.
   — Понятно?
   — И что же вы предлагаете?
   — Мы не считаем, что вы убили Лассера, — сказал Хоуз.
   — Почему?
   — Не видим причины. Из того, что нам стало известно,  вы  с  Лассером
были друзьями. Он участвовал вместе с вами в вымогательстве, предоставил
вам подвал для игры. Для чего вам его убивать?
   — М-мм, — промычал Рер.
   — Разумно, мистер Рер?
   — Я весь внимание, — отозвался Рер.
   — По-моему, он начал понимать, о чем мы говорим, — улыбнулся  Карелла
Хоузу.
   — Продолжайте, — предложил Рер.
   — Ладно. Итак, вы с  Лассером  кого-то  шантажировали.  Заработав  на
этом, по-видимому, приличную сумму, потому что Лассер мог позволить себе
оплатить учебу сына и лечение жены. Вы начали действовать сообща в  1939
году... — Мы начали это дело в 1938 году, — вдруг поправил его Рер.
   — Благодарю вас, — отозвался Карелла. — А я-то  думал,  он  и  дальше
будет играть в молчанку, Коттон.
   — Я тоже так думал, — усмехнулся Хоуз.
   — Нам хотелось бы знать, кого вы шантажировали и на  какую  сумму,  —
сказал Хоуз.
   — А какая мне с этого польза? — спросил Рер.
   — Большая, мистер Рер.
   — То есть?
   — Мы оставим вас в покое.  Избавим  от  вполне  вероятных  и  немалых
неприятностей. Вы выйдете из  этой  истории  чистым,  и  больше  никаких
вопросов. Нам ведь требуется кто-то, на  кого  можно  повесить  убийство
Лассера, и этим человеком вполне можете оказаться вы.
   — Ладно, — согласился Рер.
   — Видишь? — обратился Карелла к Хоузу. — Он и в самом деле  понимает,
о чем мы говорим.
   — Жертва? — спросил Хоуз.
   — Энсон Берке.
   — На чем вы его поймали?
   — Он был президентом компании, экспортирующей детали для автомашин  в
Южную Америку. Однажды он пришел к нам в контору и  попросил  подсчитать
его   собственный   подоходный   налог.   Что   сразу   показалось   мне
подозрительным,  ибо,  при  наличии  у  себя  в  фирме  бухгалтеров,  он
обратился на сторону. Тем не менее мы взялись за это дело. Вот тут-то  я
и узнал про сорок тысяч.
   — Про какие сорок тысяч?
   — Вы разбираетесь в экспортном бизнесе?
   — Очень мало.
   — Большинство  из  экспортеров  покупают  товар,  который  собираются
экспортировать, то есть действуют как посредники. И, как  правило,  тот,
кто товар поставляет, дает экспортеру пятнадцатипроцентную скидку.
   — Понятно. И что же дальше?
   — Время от времени, если экспортер дает возможность поставщику крупно
заработать, поставщик увеличивает скидку.
   — На сколько?
   — В данном случае на пять процентов. Фирма Берке  зарабатывала,  имея
дело только с этим поставщиком, примерно от восьмисот тысяч до  миллиона
долларов в год. А пять процентов от  восьмисот  тысяч  составляют  сорок
тысяч.
   — Опять сорок тысяч, — не понял Хоуз. — Ну и что?
   — Столько он и получил. — Кто?
   — Берке.
   — От кого?
   — От поставщика из Техаса.
   — За что?
   — Он указал их как за посредничество,  но  на  самом  деле  это  были
дополнительные пять процентов, про которые я вам объяснил.
   — Не понимаю, — признался Карелла. — Где он их указал?
   — В сведениях, которые  представил  мне  для  исчисления  подоходного
налога.
   —  Он  сообщил  о  сорока  тысячах  долларов  как  о  полученных   за
посредничество от поставщика из Техаса, так?
   — Совершенно верно. Он  получал  от  своей  компании  тридцать  тысяч
жалованья. А эти сорок тысяч получил сверх того.
   — Ну и что?
   — По  крайней  мере,  у  него  хватило  ума  не  обращаться  к  своим
собственным бухгалтерам.
   — Что значит "хватило ума"?
   — Эти сорок тысяч получил лично он. Компании они не достались. Но  не
указать их в декларации для подоходного налога он побоялся,  предпочитая
обобрать держателей акций, нежели ссориться с Дядюшкой Сэмом. Поэтому  и
не обратился к своим бухгалтерам.
   — И что дальше? — спросил Карелла.
   — Я сразу понял, что ухвачу за хвост золотую рыбку, если  только  мне
удастся до нее добраться. Но как? Стоит мне  пискнуть,  и  он  пойдет  к
Кавано, который позвонит в Филадельфию  своим  бывшим  дружкам,  друзьям
детства, теперь уже выросшим и ставшим бандитами, и мне придется  ловить
рыбку, уже лежа на дне реки. Тут-то я и вспомнил про  Лассера.  Я  знал,
что он мелкий жулик, потому что не раз видел, как он  тащит  из  подвала
латунную и медную арматуру, которую продает потом сборщикам утиля.  Офис
Берке находился на другом конце города. Знать Лассера он не мог.
   — И как же вы все это проделали?
   — Я встретился с Лассером и объяснил ему,  что  мне  от  него  нужно.
Затем позвонил Берке и сказал, что намерен в течение недели заняться его
подоходным налогом, а потому мне требуются все его финансовые документы,
в том числе вычеты из жалованья и премия в сорок тысяч, полученная им за
посредничество. Он обещал привезти  их  на  следующий  день.  Во  второй
половине дня я поехал поработать у него  в  кабинете  и,  когда  уходил,
посоветовал ему оставить все документы на работе, а не  брать  с  собой,
потому что  завтра  приеду  закончить.  Он  запер  их  в  верхнем  ящике
письменного стола.
   — И что же дальше?
   — В ту же ночь мы с Лассером забрались к нему в офис. Нам нужны  были
только документы, но, чтобы выглядело это как настоящее  ограбление,  мы
прихватили золотые карандаш и ручку, кое-какие деньги, пишущую машинку и
прочее барахло, которое там валялось. Берке обнаружил кражу на следующее
утро. Через две недели Лассер явился к нему.
   — И что же он ему сказал?
   — Признался, что ограбил его офис, а  когда  Берке  собрался  вызвать
полицию, показал ему список доходов, добавив, что прихватил его из ящика
случайно среди прочих вещей, поскольку,  мол,  не  шибко  разбирается  в
экспортном бизнесе, но что, заметив имя Энсона Берке и поняв,  что  речь
идет о подоходном налоге с сумм, среди которых упомянуты  полученные  им
лично, а не заработанные фирмой сорок  тысяч  долларов,  сообразил,  что
выглядят они подозрительно.  Берке  послал  Лассера  к  черту,  еще  раз
пообещав обязательно позвонить  в  полицию,  на  что  Лассер  извинился,
сказал, что, может, он и вправду ошибся, что все, наверное, чисто и ясно
и что в таком случае, надеется он, Берке не будет возражать, если Лассер
пошлет этот документ совету директоров его компании. Тут Берке и  понял,
что пахнет жареным. Да так, что обжигает нос.
   — Поэтому он заплатил Лассеру столько, сколько тот запросил.
   — Да.
   — Сколько же?
   — Берке утаил  от  компании  сорок  тысяч  долларов.  Мы  с  Лассером
рассудили, что он, наверное, будет поступать  таким  образом  и  дальше,
пока мы будем держать язык за зубами.
   — И поэтому?
   — Лассер попросил у него половину этой суммы.
   — А иначе?
   — А иначе он пойдет прямо в совет директоров.
   — И Берке заплатил?
   — Да.
   — И вы с Лассером поделили эти двадцать тысяч поровну?
   — Совершенно верно. По десять тысяч каждому.
   — И продолжали получать каждый год. Что оказалось немалой  суммой,  —
вздохнул Карелла. — Поэтому вполне возможно, что Берке это  надоело,  он
пошел в подвал на Пятую Южную и убил Лассера, пытаясь освободиться от...
   — Нет, — возразил Рер. — Почему нет?
   — Золотые яйца перестали поступать в 1945 году.
   — Что вы хотите сказать?
   — С 1945 года мы денег не получали, — ответил Рер.
   — Берке перестал платить в 1945 году, так?
   — Совершенно верно, — улыбнулся Рер.
   — Но он все равно мог считать себя обиженным  даже  за  то,  что  ему
пришлось выплатить, и решил отомстить.
   — Ха-ха, — торжествующе-злобно хохотнул Рер.
   — Почему нет? — спросил Карелла.
   — Энсон Берке не мог убить Лассера.
   — Почему?
   — Я только что вам сказал. Он перестал платить в 1945 году.
   — Ну и что?
   — По той причине, что в 1945 году у него случился инфаркт, и он умер.
   — Что? — спросил Карелла.
   — Да, — радостно подтвердил Рер. — Так что зря вы, ребята, старались.
Футбольный матч не состоялся.
   Январь — плохой месяц для игры в футбол.
   Зигмунда  Рера   они   не   арестовали,   потому   что   сомневались,
заинтересуются ли им законники, а главное, честно говоря, чересчур много
с ним было волынки. И жертва Рера, и его партнер — оба ушли в мир  иной,
первая попытка вымогательства могла быть подтверждена только показаниями
Кавано, которые в суде могут быть приняты за  показания  с  чужих  слов,
поскольку  тот,  кого  Рер  собирался  обобрать  в  1937  году,  их   не
подтвердил. Возможность отыскать предполагаемую  жертву  и  получить  ее
согласие на изобличение самого себя ради изобличения  Рера  была  весьма
сомнительной — во всяком случае, все это казалось ерундой по сравнению с
тем, что убийца двух человек все еще разгуливает на свободе.
   Январь — плохой месяц для игры в футбол, вот и все.
   Когда они вернулись обратно в следственный отдел,  у  перегородки  из
реек их встретил детектив Майер.
   — Где вы, ребята, гуляли? — спросил он.
   — А что? — заинтересовался Карелла.
   — Несколько минут назад нам звонил патрульный Мерфи.
   — Ну и что?
   — Подсобный рабочий пытался убить управляющего домом.
   — Где?
   — Пятая Южная, 4113, — ответил Майер. — Цветного рабочего  зовут  Сэм
Уитсон.
   X
   Когда Карелла с Хоузом приехали, на ногах у Сэма Уитсона  сидели  два
патрульных, еще два прижимали к полу его огромные раскинутые  в  стороны
руки, а один полицейский восседал  у  него  на  груди.  Когда  детективы
приблизились к тому месту в подвале, где он был  распят,  огромный  негр
вдруг,  сделав  неимоверное  усилие,  вскинулся  так,  что  полицейский,
восседавший у него на груди, взлетел в воздух, а затем,  ухватившись  за
борта его куртки, тяжело плюхнулся обратно.
   — Сукин сын, — пробормотал Уитсон,  и  тогда  еще  один  полицейский,
который стоял и наблюдал, как другие борются со своим  пленником,  вдруг
размахнулся и ударил Уитсона дубинкой по правой  ноге.  В  углу  подвала
сидел Джон Айверсон, управляющий домом 4113 на Пятой Южной,  соседним  с
тем, где работал покойный Джордж Лассер, и из  раны  на  голове  у  него
сочилась кровь. Дома эти были рядом и примыкали друг к  другу,  как  две
половинки одного эмбриона. Подвал у Айверсона был точно такой же, как  и
подвал  у  Лассера,  отличаясь  только  содержимым.  Поддерживая  руками
разбитую голову, он сидел на пустом ящике  из-под  молочных  бутылок,  а
полицейские продолжали бороться с Уитсоном,  который  время  от  времени
делал попытку освободиться. Тот  же  патрульный,  что  не  участвовал  в
борьбе,  по-прежнему  наносил  Уитсону  удары  дубинкой,  пока  один  из
патрульных не заорал:
   — Ради бога, Чарли, перестань! Как только ты ударяешь  его  дубинкой,
он подкидывает нас всех в воздух.
   — Я стараюсь его успокоить, — отозвался Чарли и снова ударил  Уитсона
по подошве башмака.
   — Хватит, — распорядился Карелла, подойдя к тому  месту,  где  вокруг
лежавшего на полу негра роились полицейские. — Дайте ему встать.
   — Он очень опасен, сэр, — заметил один из патрульных.
   — Дайте ему встать, — повторил Карелла.
   — Как угодно, сэр, — отозвался  тот  же  из  патрульных,  и  все  они
одновременно, словно по сигналу, спрыгнули с Уитсона и попятились назад,
как только Уитсон, стиснув кулаки и пылая взглядом, вскочил на ноги.
   — Все в порядке, Сэм, — попытался успокоить его Карелла.
   — Кто сказал? — потребовал Уитсон. — Я убью этого сукиного сына.
   — Никого ты не убьешь, Сэм. Сядь и остынь. Я хочу  знать,  что  здесь
произошло.
   — Не мешайте мне, — сказал Уитсон. — Это вас не касается.
   — Сэм, я офицер полиции, — заметил Карелла.
   — Я знаю, кто вы, — отозвался Уитсон.
   — Мне позвонили и сказали,  что  ты  хотел  убить  управляющего.  Это
правда?
   — Через несколько минут вам позвонят еще раз, — прорычал Уитсон. —  И
вы услышите, что я убил управляющего.
   Карелла не сумел сдержать хохота. Хохот поразил Уитсона,  который  на
секунду опять сжал кулаки и смотрел на Кареллу недоуменным взглядом.
   — Ничего смешного нет, — сказал Уитсон.
   — Я знаю, Сэм, — согласился Карелла.  —  Давай-ка  лучше  присядем  и
поговорим.
   — Он полез на меня с топором, — сказал Уитсон, указывая на Айверсона.
   Впервые с тех пор, как они вошли в подвал, Карелла и  Хоуз  взглянули
на Айверсона не как на подвергшуюся нападению жертву.  Если  Уитсон  был
рослым, то и Айверсон был ничуть не меньше.  Если  Уитсон  был  способен
устроить погром, то и Айверсон ему ничем не уступал. Он сидел  на  ящике
из-под молока, из раны на голове у  него  сочилась  кровь,  но  от  него
по-прежнему  исходило  ощущение  мощи  и  силы,  как  исходит  запах  от
вышедшего из джунглей зверя. Когда Уитсон  указал  на  него,  он  поднял
глаза, и детективы вдруг почувствовали, как он весь  начеку,  как  полон
нервной энергии, которую излучал в той же степени, что и ощущение  силы,
и поэтому приблизились к нему с опаской, какой никогда бы не  испытывали
возле раненого человека.
   — О чем он говорит, Айверсон? — спросил Карелла.
   — Он ненормальный, — отозвался Айверсон.
   — Он только что сказал, что вы напали на него с топором.