ловой. - 45-го калибра.
   - Да, - сказал Карелла.
   - Фостер был Черный принц Аргаддона. Они должны были его убить.  Так  они
мне сказали. Они посылают удивительно ясные сигналы, если учесть, что они на
иностранном языке. Я бы  так  хотела,  чтобы  вы  были  американцем,  мистер
Карелла. Сейчас всюду так много чужаков, что не знаешь, кому доверять.
   - Да, - сказал Карелла. Он чувствовал, как рубашка липнет к телу от пота.
- Да.
   - Они убили Буша, потому что он был не куст,  а  замаскированное  дерево.
Они ненавидят всякую растительную жизнь.
   - Понимаю.
   - Особенно деревья.  Понимаете,  им  нужен  углекислый  газ,  а  растения
потребляют его. Особенно деревья. Деревья поглощают много углекислого газа.
   - Конечно.
   - Вы остановите их теперь, когда вы знаете? - спросила мисс Бейли.
   - Мы сделаем все возможное, - сказал Карелла.
   - Лучший способ остановить их... -  Мисс  Бейли  замолчала  и  поднялась,
прижимая сумочку к узкой груди. - Ну, не буду учить вас, как вам работать.
   - Мы благодарны вам за помощь, - сказал Карелла.  Он  начал  вести  ее  к
выходу. Мисс Бейли остановилась.
   - Хотите знать, какой лучший способ остановить этих  людей-тараканов?  Вы
ведь знаете, что пули на них не действуют. Это из-за термоэффекта.
   - Я этого не знал, - сказал Карелла. Они стояли перед самым  выходом.  Он
открыл перед ней дверцу, и она вышла за барьер.
   - Их можно остановить только одним путем, - сказала она.
   - Каким же? - спросил Карелла. Мисс Бейли сжала губы.
   - Наступите на них! - сказала она, повернулась на каблуках и, пройдя мимо
канцелярии, пошла вниз по лестнице.

   В тот вечер Берт Клинг был в приподнятом настроении.
   Когда Карелла с Хэвилендом вошли к нему в палату, он сидел в постели,  и,
хотя у него была толстая повязка на правом плече, вы бы никогда не  сказали,
что  он  ранен.  Он  широко  улыбался  и  сел  прямее,  чтобы  поговорить  с
посетителями.
   Он ел конфеты, которые друзья принесли ему, и сказал, что сейчас  дежурит
потрясающая сестра и что им  надо  бы  посмотреть  на  некоторых  сиделок  в
облегающих белых халатах.
   Он как будто не держал зла на мальчишку, который в него  стрелял.  "Такая
уж это работа, верно?" Он продолжал жевать конфеты, шутить и  болтать,  пока
детективам не пришло время уходить.
   Перед тем как они ушли, он рассказал им соленый анекдот. Берт Клинг был в
прекрасном настроении в тот вечер.

   Глава восемнадцатая

   Три погребения последовали одно за  другим  с  необыкновенной  быстротой.
Жара не способствует классической церемонии похорон. Потея,  люди  проводили
гробы на кладбище. Злое, коварное солнце безжалостно жгло, и свежевскопанная
земля не была прохладной и влажной - она  приняла  гробы  с  пыльным,  сухим
безразличием.
   На пляжах в эту неделю было столпотворение. В Калмз Пойнт  и  Мотт-Айлэнд
было  зарегистрировано  рекордное  количество  купальщиков:   два   миллиона
четыреста семьдесят тысяч человек. Полиции приходилось нелегко. У  нее  были
дорожные  проблемы,  потому  что  каждый,  у  кого  была  хоть  какая-нибудь
колымага, выехал на ней. Были сложности с водоразборными кранами, так как по
всему  городу  дети  вытаскивали  пожарные  шланги,  приспосабливали  к  ним
сплющенные жестянки из-под кофе и устраивали себе душ.  Участились  грабежи,
поскольку люди спали с открытыми окнами или оставляли на  стоянке  машины  с
неплотно закрытым окном; владельцы  магазинов  на  минутку  отходили,  чтобы
выпить стаканчик  пепси-колы.  Были  у  полиции  и  "речные"  проблемы,  ибо
обгоревшие на  солнце  и  разомлевшие  жители  города  искали  облегчения  в
загрязненной воде реки Изолы, и некоторые тонули, а у других отекало тело  и
болели глаза.
   На  острове  Вокер,  посреди  реки  Дикс,  у  полиции  были  трудности  с
заключенными, так как преступники решили, что  не  могут  выносить  жару,  и
колотили мисками по решеткам своих душных камер, а охранники,  прислушиваясь
к шуму, готовили оружие для подавления бунта.
   У полиции была масса проблем.

   Карелла предпочел бы, чтобы она не была в черном.
   Он знал, что это нелепо. Когда у женщины умирает муж, она носит траур.
   Но они с Хэнком часто болтали в тихие часы ночных дежурств, и Хэнк не раз
описывал Элис в  ее  черных  ночных  сорочках.  И  теперь,  как  Карелла  ни
старался, ему трудно было разделить две ассоциации, вызываемые этим  цветом:
обольстительную черноту ночного одеяния и безжизненный мрак траурной одежды.
   Элис Буш сидела напротив него  в  гостиной  квартиры  в  пригороде  Калмз
Пойнт. Окна были широко раскрыты, и на  фоне  ослепительно  яркой  голубизны
неба отчетливо вырисовывалось готическое здание университета. Карелла  много
лет проработал с Бушем, но сейчас в первый  раз  он  был  у  него  дома.  Он
чувствовал себя виноватым перед памятью Хэнка за мысли,  которые  вызвало  в
нем черное платье Элис.
   Квартира совсем не подходила к облику Хэнка. Хэнк был большой, неуклюжий,
а квартира какаято жеманная, чисто женская квартира.  Карелле  не  верилось,
чтобы Хэнк мог хорошо себя чувствовать в этих комнатах. Он видел миниатюрную
мебель, слишком мелкую для Хэнка. На  окнах  висели  гофрированные  ситцевые
занавески. Стены гостиной были  неприятного  бледно-лимонного  цвета.  Столы
покрыты узорными салфеточками. Угловые полки уставлены хрупкими  стеклянными
фигурками кошечек, собачек и гномиков. Была тут  и  Крошка  Бо  Пип  [28]  с
маленькой, виртуозно выдутой из стекла овечкой.
   Комната и вся квартира  производили  на  Кареллу  впечатление  хитроумной
декорации для комедии нравов. Хэнк здесь должен был быть так же не к  месту,
как водопроводчик на литературном чае.
   Другое дело миссис Буш.
   Миссис Буш восседала в мягком золотистом кресле для двоих,  подобрав  под
себя  босые  ноги.  Эта  комната  была   предназначена   для   миссис   Буш,
предназначена для женщины, и долой животных мужского пола.
   На ней был черный шелк. У нее была необычно полная  грудь,  необыкновенно
тонкая  талия,  широкие,  крутые  бедра.  Предназначение  таких   женщин   -
вынашивать детей, и тем не менее она  такой  не  казалась.  Карелла  не  мог
вообразить ее матерью, дающей жизнь, она представлялась ему  только  в  роли
искусительницы, как ее описывал Хэнк. Черное шелковое платье  усиливало  это
впечатление. Чересчур женственная комната не  оставляла  сомнений.  Это  был
достойный фон для Элис Буш.
   Платье не имело никакого выреза. Элис в этом не нуждалась.
   Не было оно и очень облегающим, да это было и не нужно.
   Оно было недорогое, но прекрасно сидело на ней.  Карелла  не  сомневался,
что на ней все будет хорошо сидеть.  Он  был  уверен,  что  даже  мешок  для
картошки выглядел бы очень красиво на женщине, которая была женой Хэнка.
   - Что мне теперь делать? - спросила Элис. - Мыть полы в участке? Это ведь
обычное занятие для вдов полицейских, не так ли?
   - Разве после Хэнка не осталось никакой страховки? - спросил Карелла.
   - Ничего такого, о чем  стоило  бы  говорить.  Для  полицейского  нелегко
собрать приличную сумму, верно? Кроме  того...  он  был  молодым  человеком,
Стив. Кто думает  о  таких  вещах?  Кто  может  подумать,  что  такое  может
случиться?
   Она смотрела на него широко раскрытыми глазами. Глаза были  очень  карие,
волосы  яркозолотистые,  цвет  лица  нежный  и  очень   свежий.   Она   была
необыкновенно красива, и это его сердило. Он предпочел бы видеть ее небрежно
одетой и несчастной. Ему не нравилось, что она  великолепно  выглядит.  Черт
возьми, что же в этой комнате  действовало  на  мужчину  так  угнетающе?  Он
чувствовал себя, как единственный оставшийся в  живых  мужчина  среди  нагих
красоток  на  тропическом  острове,  окруженном  акулами-людоедами.   Некуда
бежать. Остров называется Амазония  или  что-нибудь  в  этом  роде,  все  до
последнего комка земли принадлежит женщинам, а он последний мужчина.
   Эта комната и Элис Буш.
   Источаемая ими женственность обволакивала его сладким, удушающим облаком.
   - Отдохните, Стив, - сказала Элис. - Выпейте.
   - Спасибо, - ответил он.
   Она встала, продемонстрировав большую часть своего белого бедра, двигаясь
с почти непристойной небрежностью. Она давно привыкла к красоте своего тела,
думал Карелла. Оно ее больше не удивляет. Она свыклась с ним, а другие могут
изумляться. Какого черта, бедро и есть бедро! Что такого особенного в  бедре
Элис Буш?
   - Скоч-виски?
   - Хорошо.
   - Что вы при этом чувствуете? - спросила Элис. Она стояла у бара напротив
Кареллы в разболтанной позе манекенщицы, что в его глазах выглядело странно,
потому что он всегда представлял себе манекенщиц худыми и  плоскогрудыми.  К
Элис Буш все это не относилось.
   - Что я чувствую?
   - Когда расследуете смерть друга и коллеги?
   - Что это неправдоподобно, - сказал Карелла.
   - Вот именно.
   - Вы очень хорошо держитесь, - сказал Карелла.
   - Приходится, - коротко ответила Элис.
   - Почему?
   - Потому что иначе я развалюсь на куски. Он в земле, Стив.  Если  я  буду
вопить и причитать, мне это не поможет.
   - Да, наверное.
   - Жизнь продолжается, так ведь? Мы не можем просто перестать жить потому,
что тот, кого мы любили, умер, правда?
   - Да, - согласился Карелла.
   Она подошла и подала ему стакан. Их пальцы на мгновение  встретились.  Он
поглядел ей в лицо. Совершенно  невинное.  Можно  быть  уверенным,  что  это
случайное соприкосновение.
   Она отошла к окну и посмотрела на университет.
   - Одиноко здесь без него, - сказала она.
   - На работе без него тоже одиноко, - неожиданно для себя сказал  Карелла.
До сих пор он не отдавал себе отчета, как был привязан к Хэнку.
   - Я думала поехать в путешествие, - сказала Элис. -  Подальше  от  всяких
вещей, которые о нем напоминают.
   - От каких вещей? - спросил Карелла.
   - Ну, не знаю, - сказала Элис. - Например... вчера вечером я  увидела  на
туалете  головную  щетку  с  этими  его  дикими  рыжими  волосами.  Это  мне
напомнило, какой он был сильный. Он был кипучая натура, Стив. - Она  сделала
паузу. - Кипучая.
   Это выражение было тоже каким-то женским. Он снова вспомнил, как Хэнк  ее
описывал, и посмотрел, как она стоит у окна,  и  опять  представил  себя  на
женском острове. Он понимал, что ее винить не за что. Она только была  самой
собой, Элис Буш. Женщина с  большой  буквы.  Судьба  сделала  так,  что  она
механически воплощала женственность, эта красавица, которая... о, черт!
   - Как  далеко  вы  продвинулись  с  этим  делом?  -  спросила  Элис.  Она
отвернулась от окна и  снова  села  в  большое  кресло.  Это  движение  было
каким-то кошачьим. Она расположилась в кресле, как большая хищная  кошка,  и
опять подобрала под себя ноги. Он не удивился бы, если бы она замурлыкала.
   Он рассказал ей, что они узнали о предполагаемом убийце. Элис кивнула.  -
Для начала очень много, - сказала она.
   - На самом деле немного.
   - Может быть, он обратится к врачу.
   - Пока он этого не сделал. Возможно, это ему не понадобится. Он  мог  сам
перевязать рану.
   - Рана глубокая?
   - Похоже, что глубокая, но чистая.
   - Хэнк должен был убить его, - сказала она. Как ни странно, в  ее  словах
не было злобы. Слова были угрожающими, но интонация делала их безобидными.
   - Да, - согласился Карелла, - должен был.
   - Но у него не получилось.
   - Да.
   - Что вы собираетесь делать дальше? - спросила она.
   - Не знаю. Отдел расследования убийств на стенку лезет, да и мы тоже.  Но
у меня вроде есть пара идей.
   - Есть ниточка?
   - Нет. Просто всякие мысли.
   - Какие именно?
   - Вам будет скучно.
   - Убит мой муж, - холодно сказала Элис. - Могу вас уверить,  что  мне  не
может наскучить то, что помогло бы найти убийцу.
   - Дело в том, что я предпочитаю не обнародовать свои мысли, пока не  буду
точно знать, о чем говорю. Элис улыбнулась:
   - Это другое дело. Вы даже не попробовали виски.
   Он поднес стакан к губам. Напиток был очень крепкий.
   - Ого! - сказал он. - Вы не пожалели виски.
   - Хэнк любил, чтоб было покрепче. Он любил все крепкое.  Это  неумышленно
прозвучало как новая провокация. Ему казалось,  что  Элис  может  неожиданно
взорваться, разлетевшись на тысячи парящих в воздухе фрагментов грудей,  ног
и бедер, как на картине Дали.
   - Мне пора идти, - сказал он. - Мне платят не за то, чтобы я  целое  утро
попивал виски.
   - Погодите немного, - сказала она. - У меня тоже есть мысль.
   Он бросил на нее быстрый взгляд, так как  ему  послышалось  в  ее  голосе
что-то двусмысленное. Он ошибся. Она отвернулась от него и снова смотрела  в
окно; он видел ее в профиль.
   - Расскажите, - сказал он.
   - Человек, который ненавидит полицейских, - произнесла она.
   - Может быть.
   - Так должно быть. Кто еще может бессмысленно  убить  троих?  Это  должен
быть человек,  ненавидящий  полицейских,  Стив.  Разве  Отдел  расследования
убийств так не думает?
   - Последние несколько дней я с ними не говорил. Я знаю, что  сначала  они
так думали.
   - А теперь?
   - Трудно сказать.
   - А что вы думаете?
   - Может, и человек, ненавидящий полицейских. С  Риардоном  и  Фостером...
да, возможно. Но насчет Хэнка... не знаю.
   - Я не понимаю вас.
   - Риардон и Фостер были напарниками, так  что  мы  можем  допустить,  что
какая-нибудь скотина затаила на них зло. Они  работали  вместе...  может,  и
погладили какого-нибудь идиота против шерсти.
   - Да?
   - Но Хэнк никогда с ними не дежурил. Возможно, только пару раз был с ними
в засаде. Но он не произвел вместе с ними  ни  одного  важного  ареста.  Это
видно из наших записей.
   - Кто говорит, что это обязательно личная месть, Стив? Может, это  просто
какой-нибудь проклятый псих. - Она как будто рассердилась.  Он  не  понимал,
почему она сердится, потому что до сих пор она была достаточно  спокойна.  -
Просто какой-то ненормальный, больной, идиотский псих, который забрал себе в
голову  перебить  всех  полицейских  87-го  участка.  Неужели  это  так   уж
невероятно?
   - Вовсе нет.  По  правде  говоря,  мы  навели  справки  во  всех  местных
психиатрических лечебницах насчет  больных,  которые  недавно  выписались  и
могли... - Он покачал головой. - Понимаете, мы предполагали, что  это  может
быть параноик, человек, приходящий  в  ярость  от  одного  вида  полицейской
формы. Только вот погибшие были не в форме...
   - Да. Ну и что?
   - Мы думали, что напали на след. Молодой человек...  его  не  выводят  из
себя полицейские, но в армии у него было много  неприятностей  с  офицерами.
Его недавно выписали как выздоровевшего, но это ничего не значит.  Так  вот,
мы говорили с психиатрами, и они считают, что он не способен на насилие, тем
более на цепь убийств.
   - И вы оставили его в покое?
   - Нет, мы все проверили. Этот парень ни при чем. У него  алиби  длиной  с
милю.
   - Что еще вы выяснили?
   - Мы задействовали все наши источники  информации.  Мы  думали,  что  это
может быть связано с гангстерами: кто-то из них очень зол на нас за какие-то
наши действия и хочет показать,  что  мы  не  так  сильны,  как  думаем.  Он
нанимает убийцу и начинает планомерно "ставить нас на место". Но до сих  пор
у нас не было в  этом  плане  никаких  осложнений,  а  организованная  месть
преступного мира - такая вещь, которую трудно скрыть.
   - Что еще?
   - Я все  утро  работал  с  фотографиями  ФБР.  Господи,  невозможно  себе
представить, сколько людей подходит  под  наше  описание.  -  Карелла  отпил
виски. Он начал  чувствовать  себя  с  Элис  немного  свободнее.  Может,  ее
женственность и не была такой уж агрессивной. А может, через  какоето  время
она усыпляла бдительность. Во всяком случае, комната уже не  производила  на
него такого гнетущего впечатления.
   - Что-нибудь узнали? Из этих фотографий?
   - Пока нет. Половина в  тюрьме,  остальные  разбросаны  по  всей  стране.
Видите ли, загвоздка в том...
   - В чем?
   - Как убийца узнал, что они полицейские? Они были в гражданском  костюме.
Как он узнал, если раньше с ними не встречался?
   - Понимаю.
   - Он мог сидеть в машине напротив участка и смотреть на всех, кто  входит
и выходит. Если он вел наблюдение достаточно долго, он мог знать, кто  здесь
работает и кто нет.
   - Он мог это сделать, - задумчиво сказала Элис. Она бессознательно высоко
закинула ногу на ногу. Карелла отвел глаза.
   - Но некоторые вещи говорят против этой теории, - сказал Карелла.  -  Вот
почему это такое сучье дело.
   Он виновато поглядел на нее, когда у него вырвалось это  слово.  Но  Элис
Буш как будто не обратила внимание на ругательство.  Вероятно,  она  слышала
достаточно крепких словечек от Хэнка. Ее  ноги  были  в  прежнем  положении.
Очень красивые ноги. Юбка задралась. Он опять отвел глаза.
   - Понимаете, если бы кто-то наблюдал за участком, мы бы его заметили.  То
есть если бы  он  наблюдал  долго,  чтобы  суметь  отличить  сотрудников  от
посторонних... на это потребовалось бы много времени. Мы  бы  наверняка  его
обнаружили.
   - Он мог прятаться.
   - Напротив участка нет домов. Только парк.
   - Он мог прятаться где-нибудь в парке... с биноклем.
   - Верно. Но как бы тогда он отличил детективов от полисменов?
   - Что?
   - Он убил трех детективов. Возможно, случайно. Но не думаю. Ну,  так  как
же он мог отличить детективов от полисменов?
   - Очень просто, - сказал Элис. - Наблюдая, он видел, как они  приходят  и
потом расходятся по своим постам уже в форме. Я говорю о полисменах.
   - Да, наверно. - Он сделал большой глоток. Элис пошевелилась в кресле.
   - Мне жарко, - сказала она.
   Он не смотрел на нее. Он не  хотел  видеть  то,  что  она  бессознательно
демонстрировала.
   - Не думаю, чтобы жара помогала вести расследование, - сказала она.
   - Эта жарища ничему не помогает.
   - Как только вы уйдете, надену шорты.
   - Намек понял, - сказал Карелла.
   - Я не хотела сказать... о господи, Стив, я бы переоделась прямо  сейчас,
если бы думала,  что  вы  еще  здесь  будете.  Я  просто  подумала,  что  вы
собираетесь идти. То есть... - Она сделала рукой неопределенный жест.  -  О,
черт.
   - Я действительно ухожу, Элис. Надо посмотреть еще много фотографий. - Он
встал. - Спасибо за угощение.
   Он пошел к двери, не глядя, как она встает, чтобы не смотреть на ее ноги.
   У выхода она подала ему руку. Ее пожатие было крепкое и  горячее,  ладонь
пухлая. Она стиснула его руку.
   - Желаю удачи, Стив. Если я могу чем-нибудь помочь...
   - Мы дадим вам знать. Большое спасибо. Он вышел на улицу. На  улице  было
очень жарко. Странно, но ему хотелось немедленно переспать с  кем-нибудь.  С
кем угодно.

   Глава девятнадцатая

   - Вот это красавец! - сказал Хэл  Виллис.  Хэл  Виллис  был  единственным
детективом  маленького  роста,  которого  знал  Карелла.  Он  едва  достигал
требуемых пяти футов восьми дюймов. Среди остальных  детективов,  обладающих
внушительными фигурами, он казался скорее  балетным  танцором,  чем  сильным
полицейским. Но то, что он был сильным полицейским, не вызывало сомнений.  У
него были узкие кости и тонкое лицо - казалось, он и мухи не обидит, но  те,
кто уже имел дело с Хэлом  Виллисом,  знали,  что  не  стоит  оказывать  ему
сопротивление. Хэл Виллис был мастер дзюдо.
   Дергая за руку, Хэл Виллис ломал позвоночник. Если вы вели себя  с  Хэлом
Виллисом недостаточно осторожно, он мог причинить вам ужасную боль,  надавив
большим пальцем. А если вы были совсем неосторожны - подбросить вас в воздух
"дальневосточным рывком" или "броском регби". Приемы,  называемые  "захватом
лодыжки", "летающей лошадью" или "задним  колесом",  были  такой  же  частью
личности Хэла Виллиса, как его сверкающие карие глаза.
   Сейчас эти  глаза  улыбались,  когда  он  показывал  Карелле  через  стол
фотографию из архивов ФБР.
   Это действительно был "красавец". Нос, сломанный  в  четырех  местах,  не
меньше. Шрам через всю левую щеку. Шрамы над глазам