й с мужем.
     - Угу, - сказал Бролин.
     - Так что если вы сможете ответить на некоторые мои вопросы...
     - Сперва мне нужно их услышать.
     - Конечно, - сказал Карелла. - Во-первых, не могли бы вы сказать, упоминала ли миссис Ньюмен о том, что ее муж может покончить жизнь самоубийством?
     - Упоминала, - ответил Бролин.
     Этот мгновенный ответ удивил Кареллу - он уже был готов к длинному рассуждению о конфиденциальности. Застигнутый врасплох, он кивнул и переспросил:
     - Она говорила об этом?
     - Да.
     - Когда это было, доктор Бролин?
     - Несколько раз.
     - Она говорила, что боится, как бы ее муж не покончил жизнь самоубийством?
     - Она говорила, что он угрожает покончить жизнь самоубийством.
     - А не говорила - почему? - спросил Карелла.
     - Ну, этот человек страдал алкоголизмом, - сказал Бролин. Он поставил локти на стол, сложил пальцы домиком и принялся смотреть на Кареллу поверх них. Карелла обнаружил, что глаза у него ярко-голубые.
     - Постепенно, - продолжал Бролин, - ему становилось все труднее справляться со своими проблемами. Работа помогала мало. Он был вольным художником, работал по договорам и большую часть времени проводил в одиночестве. Без обычных компромиссов и обмена мнениями - того, что называется социальными отношениями, того товарищества своего рода, которое обычно существует в атмосфере делового офиса, магазина или любой другой организации, - его проблемы сделались неразрешимыми. Я не раз предлагал миссис Ньюмен посоветовать ему обратиться за помощью. Но, по-видимому...
     - Какой именно помощью?
     - Психиатрической.
     - И что он на это ответил?
     - Он отказался. Он каждый раз отвечал ей, что вполне способен сам распоряжаться собственной жизнью. И вот... - Бролин вздохнул. - И вот он покончил с собой. Видимо, счел это лучшим способом распорядиться...
     Карелла кивнул и спросил:
     - Доктор Бролин, а эти угрозы покончить жизнь самоубийством имели место до составления завещания?
     - Какого завещания? - спросил Бролин.
     - В прошлом месяце мистер Ньюмен составил новое завещание.
     - О Господи! Да он грозился покончить с собой почти все то время, что миссис Ньюмен лечилась у меня.
     - То есть это не было чем-то новым.
     - Вовсе нет.
     - Доктор Бролин, миссис Ньюмен когда-нибудь обсуждала с вами вопрос о разводе?
     - Я боюсь, что, ответив на ваш вопрос, я нарушу тайну личности пациента.
     - А вам не кажется, что вы на него уже ответили?
     - Возможно, - улыбнулся Бролин. - Да, она обдумывала возможность развода.
     - А что вы ей посоветовали?
     - Мистер Карелла, в обязанности психиатра не входит давать советы. Моя задача - помогать пациентам принимать взвешенные решения.
     - Когда она впервые обсуждала с вами вопрос о разводе?
     - Где-то в прошлом месяце.
     - Доктор Бролин... Как вы думаете, могла ли миссис Ньюмен знать о новом завещании мужа?
     - Я впервые узнал о существовании какого бы то ни было завещания от вас, несколько минут назад.
     Упоминание о времени, видимо, заставило Бролина вспомнить о пациенте, ожидавшем в приемной. Он взглянул на часы.
     - У меня еще пара вопросов, - сказал Карелла, тоже посмотрев на часы. - Когда миссис Ньюмен обсуждала с вами вопрос о разводе, не упоминала ли она о том, что это имеет отношение к завещанию ее мужа?
     - Я же вам только что сказал...
     - Я имею в виду тот факт, что мистер Ньюмен оставил все свое состояние владельцу картинной галереи по имени Луи Керн.
     - Это имя никогда не упоминалось в моем кабинете.
     - Доктор Бролин, я пытаюсь выяснить, могла ли миссис Ньюмен испытывать негодование...
     - Негодование?
     - Да, по поводу того, что муж оставил ей в наследство только сравнительно небольшую сумму страховки, в то время как в своем завещании...
     - Даже если она и знала о таком завещании, здесь она о нем ни разу не упоминала.
     - Доктор Бролин, с точки зрения...
     - Мистер Карелла, я должен извиниться, но меня ждет пациент.
     - Один последний вопрос!
     - Пожалуйста.
     - С точки зрения профессионала, как вы считаете, мог ли человек, испытывавший стойкое отвращение к любым медикаментам, добровольно принять смертельную дозу секонала?
     - Я не могу ответить на этот вопрос, не ознакомившись подробно с историей человека, которого вы имеете в виду.
     - Вы, наверно, догадываетесь, что я имею в виду...
     - Мистера Ньюмена. Но я знаю о нем только то, что его жена рассказывала мне здесь, в кабинете. Мне недостает эмпирических данных, чтобы вынести профессиональное суждение.
     - Понятно, - сказал Карелла и встал. Он протянул руку через стол. - Спасибо, доктор Бролин, - сказал он. - Благодарю за помощь.
     - Рад был помочь, - ответил Бролин.
     В маленькой приемной по-прежнему сидел человек в пальто. Когда Карелла проходил мимо, он поднял голову и спросил:
     - А вы разве не пойдете писать?
     - Потом, - ответил Карелла.

***

     Вся команда по очереди зашла в туалет помочиться.
     Когда они спустились вниз за снаряжением в маленькую кладовку справа от железной лестницы, часы, висящие над столом в дежурке, показывали 10.10. Карманные рации на батарейках были собственностью полицейского управления, и на них это было написано. Бронежилет же каждому детективу, который думал, что он ему может пригодиться, приходилось приобретать самому. В этом городе бронежилеты выдавались только копам из отдела тяжких преступлений; все прочие копы, которые хотели иметь бронежилеты, должны были покупать их за свои кровные баксы. На спинах жилетов были карандашом надписаны имена владельцев. Копы часто одалживали свои бронежилеты другим, менее богатым, если у тех назревало жаркое дельце. Не у всех детективов 87-го участка были свои бронежилеты, но обычно их хватало на всех нуждающихся.
     Жилеты были громоздкие и неудобные и часто настолько сковывали движения, что многие детективы предпочитали рискнуть и обойтись без них. Разумеется не существует на свете копа, который считал бы себя проворнее пули, но все же в перестрелке быстрота часто имеет жизненно важное значение, так что, если не успеть пригнуться, можно получить пулю в голову - ведь на голову жилет не натянешь. Сегодня полицейские собирались надеть жилеты, только прибыв на место действия, к зданию на Калвер-авеню. Они всегда надевали их только на месте, даже когда было не так жарко, как сегодня. Детективы из отделения по борьбе с наркотиками жилетов с собой не захватили и хотели теперь одолжить жилеты в 87-м участке.
     В рейде участвовали четверо детективов из 87-го участка и шестеро полисменов. Жилетов было всего восемь. Уиллис решил, что ему жилет не нужен. Шестеро полисменов разыграли оставшиеся пять жилетов. Один из них и оба "нарка" остались без жилетов. Джерарди, один из "нарков", принялся жаловаться, что в 87-м участке ведут себя не по-товарищески. Миллер, другой "нарк", заметил, что это вообще не их работа - вся слава от этой облавы достанется 87-му участку, а им придется подставлять задницу под пули, да еще без жилетов. Мейер предложил им вернуться домой к маменьке. Перед выездом все снова зашли помочиться.
     Когда несколько седанов без опознавательных знаков подъехали к дому 1124 на Калвер-авеню, полицейский фургон, замаскированный под хлебный, уже стоял во дворе. Не доезжая трех кварталов до места, все надели бронежилеты, и теперь им было тесно и неудобно. Машины затормозили у бровки, все с радостью вывалились на тротуар и, выхватив оружие, бросились к подъезду. Впереди бежал Мейер. Следом за ним, чуть позади, двигались Браун и Хейз, а за ними - Уиллис и патрульный полисмен по имени Роджер Хиггинс, который был перепуган до полусмерти. Они поднялись по лестнице, стараясь идти как можно тише. Впрочем, совершенно бесшумно такая толпа двигаться не может. Главным была скорость. Подняться на третий этаж выбить дверь, захватить их с поличным и арестовать. На площадке третьего этажа один из "нарков" споткнулся и буркнул: "Черт!" Один из патрульных шикнул на него. А потом они как-то вдруг оказались уже на четвертом. Теперь уже страшно стало не только Хиггинсу. Когда Мейер подошел к двери подозреваемой квартиры, сердце у него отчаянно колотилось. Ему было знакомо это чувство - страх перед неизвестностью. Он предполагал, что ему известно, кто ожидает их за дверью, которую он сейчас вышибет; но он не знал, сколько у противников оружия и какого.
     В этом штате для того, чтобы войти в подозреваемое помещение, нужно было получить специальный ордер на обыск либо у кого-то из судей уголовного суда, либо в суде одной из высших инстанций - в Айсоле это был Верховный суд. Форма и содержание ордера были установлены законом. Если детективы, ведущие расследование, полагали, что в подозреваемом помещении могут храниться контрабандные товары - наркотики, оружие и т. п., - они могли потребовать, чтобы ордер давал право входить "без стука", то есть не представляясь и не спрашивая разрешения войти. Ордер Мейера, подписанный вчера в здании уголовного суда, давал им такое право. Но то, что они по закону имели право войти в квартиру не представляясь, не рассеивало настойчивого страха перед неизвестностью, перед возможностью внезапной смерти, подстерегающей их за запертой дверью. Мейер весь вспотел. Он прислонился к стене напротив двери, поднял правую ногу и ударил каблуком точно в замок.
     Замок сломался, дверь распахнулась настежь.
     - Полиция! - крикнул Мейер. - Не двигаться!
     В комнате было только двое.
     Оба сидели за длинным столом.
     Женщина в одной ночной рубашке. И мужчина в трусах. Женщина - белая, мужчина - негр. Женщина - худая, на грани истощения. Мужчина относительно крепок, но глаза такие же стеклянные, как у женщины. На столе лежал шприц, книжечка картонных спичек, закопченная столовая ложка и два разорванных, пустых прозрачных пакетика. Когда детективы и полицейские в форме вломились в комнату, мужчина и женщина подняли головы и взглянули на детективов. Ни один не произнес ни слова. Копы разбежались по комнате, распахнули двери в другие комнаты, дверцы стенных шкафов, заглянули в маленький туалет. В квартире не было никого, кроме этих двоих, которые ошеломленно сидели за столом и молча глазели на полицейских.
     - Здесь еще кто-нибудь есть? - спросил Мейер.
     Женщина покачала головой.
     - Как ваше имя?
     - Мэри...
     - А фамилия?
     - Как моя фамилия? - спросила она у негра.
     Тот пожал плечами.
     - А вас как зовут? - спросил у него Мейер.
     - Джефферсон Хилл.
     - Где вы взяли "дурь"? - спросил один из "нар-ков", беря со стола прозрачный пакетик.
     - Мэри! - окликнул Хилл. - Где мы это взяли?
     - Хорошая "дурь", - кивнула Мэри.
     - Где те парни, которым принадлежит эта квартира? - спросил Браун.
     - Где эти парни, Мэри? - спросил Хилл.
     - Ага, - ответила Мэри и пожала плечами.
     - Столько шуму, и все из-за пары паршивых ширял! - сказал другой "нарк".
     Ну что ж, раз на раз не приходится.

***

     Огаста сказала ему, что сегодня они будут сниматься на открытом воздухе, в больнице "Лонг-Дженерал". Снимать новый стиль лыжных мод на фоне сурового каменного здания больницы и накрахмаленных белых халатов обслуживающего персонала. Огаста объяснила что реклама появится на телеэкранах не раньше декабря, но снимать ее будут заранее. Предстоящие съемки ее не очень радовали. Демонстрировать лыжные куртки в удушающую жару под светом мощных прожекторов - не лучший способ проводить летний вечер.
     Клинг не поверил ни единому ее слову.
     Он позвонил начальнику охраны больницы и выяснил, что ни в самой больнице, ни рядом с ней никаких съемок сегодня вечером не будет.
     - Это же больница! - несколько резковато ответил ему охранник. - У нас тут больные! Только телевизионщиков нам тут не хватало.
     Клинг вежливо поблагодарил охранника, подивился беспардонному вранью Гасси и еще некоторое время сидел за своим столом в помещении для детективов, глядя в окно и прислушиваясь к приглушенным звукам летней ночи. Через некоторое время он попрощался с Кареллой, спустился вниз, сказал Мерчисону за столом в дежурке, что уходит, прошел два квартала до станции подземки на Гровер-авеню и поехал в центр.
     На втором этаже здания на Хоппер-стрит, в квартире, принадлежащей художнику Майклу Лукасу, свет не горел. На третьем этаже тоже - Марта и Мишель скорее всего бродили по городу, а Франни, предполагаемая шлюха, была Бог весть где. Он ожидал, что в фотоателье на четвертом и пятом этажах будет темно - и так оно и было. Но в квартире на шестом этаже, принадлежавшей человеку, который демонстрировал "иногда моды, иногда мускулы", человеку по имени Брэдфорд Дуглас, с могучими мышцами и гривой белокурых волос, - в этой квартире свет горел во всех окнах вдоль верхнего этажа здания. Клинг испытывал большое искушение подняться туда и вышибить дверь - безо всякого там ордера с правом на вход "без стука", просто вышибить эту проклятую дверь и найти там Огасту.
     Он стоял на противоположной стороне улицы в тени, футах в тридцати от единственного фонаря на углу. Магазины и рестораны вдоль улицы уже закрылись на ночь. Было около одиннадцати, а Огаста отправилась на свои "съемки" без четверти девять. Клинг смотрел на освещенные окна. И на месте окон перед его мысленным взором возникли экраны, на которых демонстрировали порнографию. Огаста в одном белье, Дуглас без рубашки, Огаста в его объятиях, Огаста, принимающая его ласки и поцелуи, отдающаяся...
     Первый выстрел застал его врасплох.
     Он услышал грохот откуда-то слева, из-за пределов круга света, отбрасываемого фонарем на углу, услышал, как пуля вошла в кирпичную стену, увидел краем глаза, как всего в футе от его головы кирпич рассыпался фонтаном тускло-красных осколков. К тому времени, как прозвучал второй выстрел, он уже распластался на тротуаре с пистолетом в руке, сердце его отчаянно колотилось, глаза обшаривали темноту по ту сторону круга света. Прозвучал еще один выстрел - поспешный, сделанный наугад, - а потом топот, удаляющийся во тьму. Поднимаясь на ноги, Клинг увидел, как фигура бегущего человека пересекла круг света под другим фонарем. Темная ветровка и фетровая шляпа с широкими полями. В правой руке у него блестел пистолет. Он мчался, точно чемпион мира по легкой атлетике. Не успел Клинг пуститься в погоню, как человек уже скрылся за углом. Когда Клинг добежал до фонаря, незнакомец... исчез.
     Запыхавшийся, он вернулся к тому месту, откуда предположительно были сделаны выстрелы. Он долго ползал на четвереньках, обшаривая руками мостовую в поисках стреляных гильз. Без толку, только руки испачкал. Либо стреляли не отсюда, либо стреляли не из пистолета, а из револьвера. Клинг вернулся на то место, где стоял, когда в него стреляли. Дыра в кирпичной стене оказалась дюймов шести в диаметре - оружие было мощное. Здесь было темно. Клинг оглядел улицу, надеясь увидеть патрульную машину - у полисмена должен быть с собой фонарик. Но улица была пуста.
     Вот всегда так - никогда этих копов нет под рукой когда надо. Клинг снова встал на четвереньки и в темноте принялся ощупывать тротуар в поисках пуль. Ему повезло - он нашел пулю, и в довольно хорошем состоянии, не слишком расплющенную. Он сунул ее карман, подумал, не стоит ли сообщить о происшествии в местный участок, и решил этого не делать. Вместо этого он прошел два квартала, вышел на освещенную авеню, поймал такси и попросил шофера отвезти его к больнице "Лонг-Дженерал". Никакой съемочной группы и фотомоделей у больницы не было. Клинг дал таксисту свой домашний адрес, потом нервно достал сигарету из купленной утром пачки и трясущимися руками закурил ее. Последний раз он курил в ночь своей свадьбы, почти четыре года назад, когда Огаста, его невеста, была похищена психом, который три дня продержал ее в плену.
     - Простите, - сказал таксист, - не могли бы вы затушить сигарету? У меня аллергия на табачный дым.
     - Чего? - очнулся Клинг.
     - Там сзади табличка, видите?
     Клинг затушил сигарету.

***

     Они вернулись в участок и принялись обсуждать неудавшуюся операцию.
     - Их, должно быть, предупредили, - сказал Джерарди, старший из полисменов из отдела по борьбе с наркотиками.
     - Не думаю, - ответил Мейер.
     - Тогда почему же мы обнаружили там только двоих ширял, исколотых от плеча до задницы?
     - Наверно, встречу отменили, - сказал Браун. - Возможно, груз задержался.
     - Черта с два! - возразил Миллер, другой "нарк". - Их кто-то предупредил.
     - Вам следовало бы тщательнее следить за ними, - сказал Джерарди.
     - Кто там сидел? - спросил Миллер. - Какой-нибудь коп? Наверняка ему дали на лапу.
     Браун посмотрел на него и ничего не сказал. Взгляды Брауна бывали куда выразительнее тысячи слов.
     - Где этот сукин сын, который сидел в хлебном фургоне? - осведомился Джерарди. - Я думаю, ему следовало бы прийти сюда.
     - Разбирается с фотографиями, - ответил Уиллис.
     - Чего? - переспросил Джерарди.
     - Он в фотолаборатории, ему надо разобраться со своими ребятами.
     - Разобраться? В чем? Он придет сюда, чтобы объяснить, что, черт побери, стряслось сегодня ночью?
     - Придет, - сказал Уиллис.
     - Когда? Уже полдвенадцатого!
     - Как разберется, так и придет.
     - Он просто пытается спасти свою шкуру, вот и все! - высказался Миллер. - Как это вышло, что нас никто не предупредил?
     - В смысле? - поинтересовался Хейз.
     - Как вышло, что этот парень в фургоне, который сидит там круглыми сутками, не сообщил нам по рации, что там никого нет, кроме пары ширял?
     - А по-моему, - сказал Джерарди, - ему, если хотите знать, просто дали на лапу.
     - А я себе едва шею не свернул на этой проклятой лестнице! - пожаловался Миллер.
     - Двое ширял, окосевших в дымину. И квартирка пуста, как сердце шлюхи, - сказал Джерарди. - Я вам точно говорю, их кто-то предупредил!
     - А вот и он! - сказал Мейер и поспешно подошел к решетчатому барьеру, отделявшему комнату от коридора. - Эл, заходи! Ты со всем разобрался?
     - Я вообще не знаю, почему я должен был с чем-то разбираться, - проворчал полисмен. Он был одет в пеструю спортивную рубашку с короткими рукавами, голубые хлопчатобумажные брюки и сандалии. Едва войдя в дежурку, он немедленно прикрепил к карману рубашки свое закатанное в пластик удостоверение, как будто входил в центральное управление или что-нибудь в этом духе.
     - Это Эл Родригес, - представил его Мейер. - Это Джерарди и Миллер из отдела по борьбе с наркотиками. Остальных, думаю, ты знаешь.
     - Ага, - сказал Родригес. - Привет.
     - Это вы сидели в том фургоне? - спросил Джерарди.
     - Ага, - ответил Родригес.
     - И что же произошло сегодня вечером?
     - В смысле?
     - Мы поднялись наверх и нашли там только двух ширял. Где все эти мужики с фотографий, которые вы снимали?
     - А я-то почем знаю, черт возьми?
     - Да вы что, дрыхли, что ли, в этом проклятом фургоне?
     - Я фотографировал! - обиделся Родригес.
     - Ну и что же вы нафотографировали сегодня? Пару ширял, которые поднимались наверх, чтобы словить кайф?
     - Я не знаю, кто туда поднимался, а кто нет! - сказал Родригес. - Я навожу камеру на подъезд, камера фотографирует. Когда кончается пленка, я вставляю новую. Я не знаю, что там на пленке. Пленку проявляют где-то в центре. Иногда я даже не знаю, что было на той пленке, которую уже проявили.
     - Кто нажимает на кнопку, чтобы делать снимки?
     - Я.
     - Когда?
     - Когда кто-нибудь подходит к подъезду.
     - Ну и кто подходил к нему сегодня вечером?
     - Уйма народу.
     - И вся эта уйма народу вошла в здание?
     - Ну конечно!
     - И куда же они подевались?
     - Блин, а я что, знаю? Может, на крышу вылезли, голубей гонять. Мне за ними следить не положено, мне положено фотографировать.
     - Вы узнали кого-нибудь из тех, кто заходил в здание?
     - Некоторые из них показались мне знакомыми.
     - Двое французов заходили?
     - А я