У которых есть жена  и  семья. Такие же
парни, как все, мистер Пуллен.
      -- Да-да, -- сказал Пуллен.
      -- Так  вот. Все это влияние телевидения. На  самом же деле настоящий
детектив -- это довольно романтическая личность. Верно я говорю, Майер?
      -- Все верно, -- пробормотал Майер, нюхая окурок сигары.
      -- Он все время имеет дело с эффектными блондинками в  неглиже. Разве
не так, Майер?
      -- Все верно, -- вновь подтвердил Майер. Сигара была марки "Белая со-
ва". Он мысленно взял это себе на заметку.
      -- Он ведет яркую  жизнь,  полную всяческих приключений, -- продолжал
О'Брайен. -- И если он не пьет в каком-нибудь шикарном баре, то, значит, он
сидит за  рулем "кадиллака" с опущенным верхом,  а рядом  с ним на  сиденье
примостилась какая-нибудь  красотка. Мама моя,  что за жизнь! Я вам говорю,
мистер Пуллен, работу детектива никак не назовешь рутинной.
      -- Да, это  выглядит  гораздо заманчивее, чем торговля недвижимостью,
-- задумчиво произнес Пуллен.
      -- О, что вы, еще бы, еще бы. Да и зарплата просто потрясающая. -- Он
подмигнул. -- Не говоря уже о  взятках. Не верьте, мистер Пуллен, тому, что
вы видите по телевизору. Полицейские отнюдь не тупоумные олухи, мистер Пул-
лен.
      -- Я этого никогда и не думал, -- ответил Пуллен.  --  У вас действи-
тельно потрясающая работа.
      -- Как  ты думаешь, кто-нибудь в здании мог  бы услышать два выстрела
из ружья, Боб? -- перебил их Майер.
      -- Думаю, что да. Если только это, конечно, на дом для глухонемых.
      -- На этом этаже есть какие-нибудь другие квартиры, мистер Пуллен?
      -- Есть одна, прямо напротив, через  холл, -- сказал Пуллен. -- Я сам
помогал снять ее.
      -- Давай попробуем, Боб.
      Они прошли через холл и постучали в дверь. Им открыл  молодой человек
с короткой бородкой в махровом купальном халате.
      -- Да?! -- удивился он.
      -- Полиция, -- сказал Майер и вытащил свой жетон.
      -- Спрячь эту штуку, приятель, -- сказал мужчина в купальном халате.
      -- Как вас зовут? -- спросил Майер.
      -- Вас интересует настоящая фамилия или псевдоним?
      -- И то, и другое.
      -- Вообще-то я  зовусь Сид Лефковитц.  Но на подмостках  я  пользуюсь
именем Сид Лефф. Короче, благозвучнее и ритмичней.
      -- На каких подмостках?
      -- На эстраде, приятель.
      -- Вы музыкант?
      -- Да. Я классно играю на гитаре.
      -- Как же к вам обращаться?
      -- Как вам больше нравится. Я не привередлив,  приятель. Шпарьте так,
без подготовки.
      -- Мистер Лефф, вы не слышали никаких выстрелов из комнаты напротив?
      -- Выстрелов? Так вот что это было!
      -- Вы их слышали?
      -- Я слышал что-то подобное, но не обратил внимания. Я работал в этот
момент над "Струнными".
      -- Над чем?
      -- "Симфонией для двенадцати струнных инструментов". Только не пойми-
те превратно.  Это никакая не эстрадная  музыка, это джазовая  симфония для
трех гитар, шести скрипок, двух  контрабасов  и пианино. То, что я  включил
пианино, -- это, конечно, вольность. Но, черт побери, если бы не было струн
и деки, то не было бы и пианино, так ведь?
      -- Вы пытались что-нибудь разузнать о выстрелах?
      -- Нет. Я решил, что это автомобильные выхлопы. Здесь все время ездят
грузовики. Срезают дорогу на парковую  магистраль  через  эту улицу. Ужасно
шумно в  этой хибаре. Думаю сваливать  отсюда. Как можно  сосредоточиться в
таком грохоте, а, приятель?
      -- А на того, кто живет в этой квартире, вы случайно не обратили вни-
мания?
      -- Вы имеете в виду этого парня с грязевым насосом?
      -- С чем, с чем?
      -- С  грязевым насосом. Ну,  тромбоном. Какой-то мужик вышел оттуда с
футляром для тромбона под мышкой.
      -- У него что-нибудь еще было в руках?
      -- Нет, только тромбон.
      -- Вы видели сам инструмент?
      -- Я видел футляр. Человек ведь не станет таскаться с пустым футляром
от тромбона, правда? Это  ведь все равно что носить гитару без  струн, при-
ятель.
      -- Вы говорили с ним?
      -- Так, перебросились двумя словами,  --  сказал  Лефковитц. -- Дверь
была открыта,  когда он проходил. Я заметил  футляр, ну  и покалякал с  ним
немного. Он шел халтурить на свадьбу.
      -- Халтурить?
      -- Ну да! Подрабатывать. Я ведь сказал вам: парень играет  на тромбо-
не.
      -- Как он выглядел?
      -- Высокий  мужик со сломанным носом.  Темные волосы и  темные глаза.
Курил сигару.
      -- Ты понял, кто это, Майср? -- спросил О'Брайен, -- Судя по описанию
в деле, похоже, это был наш  подопечный. -- Он снова повернулся к Лефковит-
цу. -- У него есть шрам рядом с правым глазом?
      -- Я не приглядывался, -- ответил Лефковитц. -- Может, н  есть, почем
я знаю.
      -- А почему вы решили, что он шел на свадьбу?
      -- Он сам сказал. Сказал, что идет халтурить на свадьбу.
      -- Он сказал, что будет играть  на свадьбе на тромбоне? Он именно так
сказал?
      --  Нет.  Он  сказал, что идет на свадьбу. Но на кой человеку брать с
собой на свадьбу тромбон, если он не собирается играть на нем?
      -- В какое это было время?
      -- Представления не имею. Что-то около пяти, я полагаю.
      -- Ну ладно. Большое спасибо, мистер Лефковитц,
      -- И от меня, -- сказал Лефковитц.
      -- Что?
      -- Вам почтение. -- Он закрыл дверь.
      -- Ну, и что ты теперь думаешь? -- спросил О'Брайен.
      -- Ты в первой комнате видел ружье?
      -- Нет.
      -- А Лефковитц утверждает, что у  нашего приятеля не было в руках ни-
чего, кроме футляра от тромбона. Итак?
      -- Я вперед тебя догадался, -- сказал О'Брайен. -- В этом футляре нет
никакого тромбона. В нем ружье.
      -- Угу.
      -- А раз в нем ружье, то  ясно, как  дважды два,  что если он и будет
играть на свадьбе, то никак не на тромбоне.
      -- Все верно.
      -- А  единственная свадьба сегодня, о которой я  знаю, -- это свадьба
сестры Кареллы.
      -- Все верно.
      -- Поэтому давай отправимся туда.
      -- А  может ли  человек явиться на банкет с  ружьем под мышкой? Ружье
ведь не спрячешь так легко. Особенно  после того, как ты уже вытащил его из
футляра для тромбона, -- сказал Майер
      -- Ну и что?
      -- А то, что вряд  ли  он  отправился  на саму свадьбу. Я думаю, что,
скорее всего, он приглядел какое-то место поблизости. Точно так же,  как он
нашел место поблизости от фотоателье.
      -- И что это за место? -- спросил О'Брайен.
      -- Не имею ни малейшего представления,  -- сказал Майер. -- Но как ты
полагаешь, сколько мужчин ходят по улице с футлярами от тромбона?
      -- Вы действительно потрясающе работаете, ребята!  -- восхищенно ска-
зал Пуллен.


      Кристин  Максуэлл  сидела на внутренней веранде дома Кареллы.  Внешне
она старалась выглядеть спокойной, но подрагивание сложенных на коленях рук
выдавало ее. Рядом с ней сидела Тедди Карелла, наблюдая за парами на импро-
визированной  танцплощадке.  После застолья пылу у танцующих явно  прибави-
лось. После  того как подали последнее  блюдо, мужчины налегли  на спиртное
уже всерьез. Это была свадьба, законный повод повеселиться от души,  и род-
ственники, съехавшиеся со всех дальних уголков и собравшиеся сейчас на этой
площадке, вовсю  предавались безудержному веселью. Многие жены, присутство-
вавшие на банкете, могли  бы прийти в полное отчаяние от этого  буйного ве-
селья, если бы не сознание, что  подобные праздники бывают не чаще, чем раз
в год, и что торопливые  поцелуи,  полученные украдкой их мужьями от  очень
дальних кузин, забудутся  уже на другой  день. И единственное,  что  скорее
всего будет помниться на следующее утро, когда все гонги и молоточки зазве-
нят в голове, -- это то, что накануне было выпито слишком много спиртного.
      У детей  же на банкете вообще не было  никаких огорчений, если только
не считать огорчением  то,  что кое-кто из них  опился  газировки. Это было
лучше, чем  пикник в городском парке. Это было  лучше, чем посещение цирка!
Это было лучше,  чем получить личный  автограф капитана Видео,  потому  что
здесь была танцплощадка, по которой можно было носиться до полного самозаб-
вения, скользить  и падать до  умопомрачения. Можно было вволю путаться под
ногами и лавировать между танцующими, а для развитых не по годам одиннадца-
тилеток открывалась и уникальная возможность ущипнуть  кое-кого из подружек
невесты за тугой зад или наступить какой-нибудь моднице на великолепный ба-
тистовый полол. Словом, это был настоящий рай!
      Но Кристин Максуэлл не  испытывала  райского блаженства. Сидя рядом с
Тедди, она со страхом ждала того момента, когда Стив Карелла  начнет допра-
шивать ее. Неужели  он  думает, что она имеет  какое-то  отношение к смерти
этого старика? Нет, не может быть. Но зачем в таком случае он собирается ее
допрашивать? Предстоящий разговор пугал ее.
      Но еще больше  пугала Кристин неожиданная ревность Коттона Хоуза. Она
умышленно кокетничала с Джоунзи,  чтобы  заставить Хоуза еще больше оценить
неотразимость ее чар. Эта маленькая хитрость ей удалась, даже слишком. Хоуз
был не просто раздражен, он  был  взбешен. А она действительно любила  его.
Она не променяла бы его и на сотню таких Джоунзи. Даже на тысячу.
      -- Ах, Тедди, -- проговорила она, -- что же мне делать?
      Лицо Тедди мгновенно стало сосредоточенным. Выражение полнейшего вни-
мания,  с  которым она слушала всякого,  кто  обращался к ней, очень  может
быть, было просто иллюзией. Ведь, в конце концов, если она  хотела "расслы-
шать" хоть что-то, она вынуждена была смотреть на губы говорившего.  Но од-
ной механической необходимостью  нельзя было объяснить то сочувствие, с ко-
торым она слушала  всякого. Для говорившего Тедди была совершеннейшим резо-
натором: ее глаза, рот -- все  лицо выражало полное понимание. Вот и сейчас
она слегка наклонила голову, брови ее чуть заметно сдвинулись, а карие гла-
за с ожиданием остановились на губах Кристин.
      -- Я сама все испортила, -- сказала Кристин, и Тедди наклонилась поб-
лиже, следя за движением ее губ и слегка кивнув, чтобы дать понять Кристин,
что она ее слушает.
      -- Мы знакомы с  Коттоном не очень давно, -- продолжала Кристин.  - -
Наверное, год, но это не слишком  большой срок. Он пришел однажды в мой ма-
газин в поисках определенного сорта бумаги для пишущих  машинок, на которой
была написана какая-то записка с предупреждением кому-то. У  меня магазин в
Айзоле. -- Она сделала паузу. --  Он пригласил меня провести с ним вечер, и
я согласилась. Все это время мы встречались. -- Она снова сделала паузу. --
Видишь ли,  я вдова. Но не вдова  по призванию,  как некоторые бывают  дев-
ственницами по призванию или матерями.  Нет.  Мой муж был пилотом во  время
второй мировой войны. Он разбился над  Окинавой.  Мне  понадобилось  долгое
время, чтобы  пережить потерю. Но мертвые  остаются мертвыми, а  живым надо
жить дальше.  Так  что  я не вдова по призванию, Тедди. Я не носила все это
время рубище и не посыпала голову пеплом. Но... полюбить кого-то снова было
трудно. Было трудно найти мужчину, который  оказался  бы  достойным  памяти
Грега. Но потом появился Коттон...
      Тедди кивнула.
      -- И  я  снова полюбила. -- Она помолчала. -- Я не думаю, что он меня
любит. Вообще-то я почти уверена в этом. Я действительно считаю, что Коттон
еще не готов к тому, чтобы по-настоящему связать свою жизнь с какой-то жен-
щиной. Но  я  люблю  его. И этого достаточно, чтобы быть рядом с ним и быть
для него  желанной. На данное время этого достаточно.  -- Она снова сделала
паузу. --  Я сегодня совершила  глупость. Я попыталась заставить его ревно-
вать и, кажется, потеряла его совсем. Коттон не такой человек, которым мож-
но помыкать. Тедди, Тедди, что же мне делать? Что мне, черт побери, делать?
      На глазах у нее выступили слезы, и она стала нашаривать рукой сумочку
у себя  на коленях. Открыв ее, она  полезла внутрь,  ожидая нащупать в  ней
привычные вещи,  но с удивлением  наткнулась на что-то твердое и неподатли-
вое. Она заглянула в  сумочку. Оттуда на нее смотрел револьвер Смит  и Вес-
сон. 357 Магнум.


      -- Они выезжают  сюда,  Стив, -- сказал Клинг,  повесив  трубку. -- Я
объяснил им ситуацию. Они пройдут через соседнюю улицу.
      -- Хорошо, -- сказал Карелла и  повернулся вновь к Сэму Джоунзу. -- А
теперь, Джоунзи, давай поговорим серьезно.
      Джоунзи кивнул. Лицо его все еще оставалось бледным,  руки на коленях
по-прежнему дрожали.
      -- Прежде  всего не мог  бы ты  сообщить мне, куда  ты ходил  сегодня
днем, когда вышел из дома Томми якобы на прогулку?
      -- Якобы?
      -- Да, якобы. Куда ты ходил?
      -- А в чем дело?
      -- А в том, что кто-то подпилил конец рулевой тяги  в  машине, и изза
этого она отказала на спуске, причем мы все чуть не отправились на тот свет
к чертовой матери. Вот так-то, Джоунзи.
      -- Я думал, что несчастный случай...
      -- Ну-ну?
      -- Я думал, что это просто несчастный случай.
      -- Да? А ведь ты весьма  кстати вышел перед этим из машины. Чтобы ку-
пить сигарет, помнишь? Хотя Томми предлагал тебе свои.
      -- Вы ведь не думаете...
      --  Я  пока  ничего не думаю. Я просто хочу узнать, куда это ты ходил
утром на прогулку, вот и все.
      -- Я, право, не помню. Я очень нервничал. Я просто прошелся.
      -- Куда?
      -- Я вышел из дома и пошел. Прошел, наверное, а полмили, потом повер-
нул обратно.
      -- Встретил кого-нибудь по дороге?
      -- Нет.
      -- Остановился где-нибудь?
      -- Нет.
      -- В таком  случае мы располагаем только твоим свидетельством относи-
тельно того,  где ты находился в тот момент,  когда кто-то подпилил рулевую
тягу.
      -- Я не знаю... раз вы ставите вопрос таким образом...
      -- А как бы ты поставил его, Джоунзи?
      -- Но  зачем бы мне  понадобилось... зачем бы мне понадобилось совер-
шить такой идиотский поступок?
      Абсолютно ровным голосом Карелла сказал:
      -- У Томми есть  завещание, в котором он оставляет все, что  ему при-
надлежит, тебе.
      -- Ах, это? Святой Петр, да что у него есть?
      -- А в самом деле, что у него есть, Джоунзи?
      -- Да  откуда  я знаю? То, что он не богат, это точно. Если он умрет,
возможно, у него окажется сколько-то денег на его солдатской страховке. Еще
у него есть "бьюик" 1958 года и, вероятно, какой-то небольшой счет в банке.
Вот и все, что мне известно.
      -- Похоже, тебе известно очень и очень много.
      -- Но ведь я его  лучший друг.  Почему бы мне и не знать этого? И по-
том, это не такие вещи, которые человек стал бы держать в секрете. Господи,
но не думаете же вы, что я попытался бы убить Томми -- моего лучшего друга!
-- из-за нескольких тысяч долларов?
      -- Это делали и из-за меньших сумм, -- бесстрастно сказал  Карелла. -
- И с лучшими друзьями. И с женами и мужьями. С матерями и сыновьями. Неко-
торые люди любят деньги, Джоунзи.
      -- Да, но... вы идете по  ложному следу. Я бы никогда не смог сделать
ничего подобного.
      -- И все же по завещанию Томми ты его единственный наследник.
      -- Теперь он женат. И он  изменит его, как только вернется из свадеб-
ного путешествия.
      -- Что может служить чертовски хорошим  основанием  для  того,  чтобы
убить его сейчас, -- сказал Клинг.
      -- Слушайте, вы, парни, с ума посходили! -- воскликнул Джоунзи,  -- Я
бы не сделал этого, Я просто не сделал бы ничего  подобного.  Вы думаете, я
мог убить Бирнбаума? Славного старика, которого я знал с детства?  Вы дума-
ете, я мог бы решиться на это?
      -- И все же кто-то решился, -- возразил Карелла.
      -- Но не  я. Зачем бы я стал это делать? -- Он сделал паузу и выжида-
юще посмотрел  на детективов. -- Во имя  святого Петра,  стал бы я  убивать
единственного живого свидетеля этих  завещаний?  Повашему, в этом есть хоть
какой-то здравый смысл?
      -- Тут он, похоже, прав, Стив, -- сказал Клинг.
      -- Слушайте, я вам говорю, -- продолжал Джоунзи, -- я не имел никако-
го отношения ни к смерти Бирнбаума, ни...
      Отчаянный стук в дверь прервал его, В то же мгновение  Кристин Максу-
элл, не дожидаясь, пока кто-нибудь ей откроет, распахнула дверь и ворвалась
в комнату, потрясая револьвером.
      -- Я нашла это в своей сумочке, -- взволнованно затараторила  она. --
То есть не в моей сумочке. Какая-то девица в дамской комнате по ошибке взя-
ла мою, а эту оставила. Я подумала, что это...
      -- Немножко помедленнее, -- попросил Карелла.
      -- ...моя сумка, и открыла ее, чтоб достать носовой платок,  а внутри
оказалось вот это. -- Она помахала револьвером.
      -- Прекрати размахивать этой чертовой пушкой, она может оказаться за-
ряженной, -- рявкнул Карелла и отобрал у нее револьвер. Затем он кивнул:
      -- Он самый, Берт! -- и понюхал ствол. -- Нам больше нет необходимос-
ти искать револьвер, из которого убили Бирнбаума. -- Он повернулся  к Крис-
тин: -- Так ты говоришь, что это было в твоей сумке?
      -- Нет. Я только подумала, что  это моя сумка. Со мной в дамской ком-
нате была одна блондинка. И, по-видимому,  она по ошибке взяла мою сумку. А
эту оставила.
      -- Блондинка? -- переспросил Клинг.
      -- Да.
      -- Как она выглядела?
      -- Очень  крупная девушка, --  сказала Кристин, -- в красном шелковом
платье.
      -- Тьфу ты! -- воскликнул Клинг. -- Я же танцевал с ней перед обедом.
      -- Пойдем поищем ее. -- Карелла направился к двери.
      -- Да  ее, наверное, уже и след... -- начал было Клинг, но в этот мо-
мент в комнату, задыхаясь, влетел Томми Джордано.
      -- Стив! -- вскричал он. -- Стив, я... я с ума схожу от волнения.
      -- Что случилось?
      -- Анджела! Я не могу ее нигде найти. Она исчезла!


      ГЛАВА 11

      Откуда-то несло  сигаретным  дымом.  Где-то вдали виднелся квадратный
столб света и в нем силуэт мужчины. Боль была нестерпимой.  Она пульсирова-
ла, выбрировала и ныла на тысячу пронзительных голосов.  Было ощущение, что
по лицу сочится что-то теплое и густое.
      Коттон Хоуз изо всех сил боролся с беспамятством.  Он чувствовал, что
его колотит. Казалось, каждая частичка его тела описывает бесконечные круги
в абсолютной  тошнотворной  черноте.  Какое-то  шестое чувство подсказывало
ему, что он неподвижно лежит распростертый на спине, и тем не менее он поч-
ти готов был поклясться, что руки у него судорожно сжимаются, пытаясь ухва-
тить что-то, а ноги непроизвольно дергаются. Одна сторона лица болела невы-
носимо. В конце концов, именно эта боль, пронизывавшая его жгучим  огнем, и
помогла ему справиться с беспамятством, пробудив к жизни  сначала его мозг,
а потом и тело. Он приоткрыл глаза.
      Теперь сигарой пахло просто одуряюще. Этот запах наполнил его ноздри,
к которым вновь вернулась острота обоняния, зловонием тысячи салунов. Столб
света безжалостно пронизывал его насквозь, он лился и  лился через открытое
окно в дальнем конце комнаты, вспыхивая солнечными лучами. У окна  спиной к
Хоузу стоял мужчина.
      Хоуз попытался приподняться, но тошнота  тут  же  вновь накинулась на
него с пугающей внезапностью. Она вплыла в голову и затем камнем обрушилась
куда-то в низ живота. Он  лежал  не двигаясь, боясь пошевелиться, уже  ясно
понимая теперь,  что та сторона его  лица, куда пришелся  неожиданный удар,
разбита в кровь и что именно ее тепло он и ощущал кожей, пока находился без
сознания. Тошнота прошла. Он чувствовал,  как  кровь  продолжает сочиться у
него по скуле, стекая  на шею. Он почти ощущал, как ее  капли прокатываются
по коже и мгновенно впитываются воротником белой рубашки. Он чувствовал се-
бя так,  словно вновь родился на свет, и его обоняние, зрение и слух еще не
утратили  сверхъестественной  остроты. И, как всякий новорожденный, он  был
еще очень слаб. Он понимал, что если попробует встать, то тут же упадет ли-
цом вниз.
      Он слегка повернул голову налево. Он ясно видел мужчину в