Пиритой

                     Все сделаю, чтоб их принять роскошно.

                                   Эмилия

                     Плачь, плачь, бедняжка: кто б ни победил, -
                     Твой грех кузена знатного сгубил.
                                 (Уходят.)


                                  Сцена 3

                          Афины. Комната в тюрьме.

                Входят тюремщик, жених его дочери и доктор.

                                   Доктор

     Не  правда  ли,  ее  расстройство  особенно усиливается в некоторые дни
месяца?

                                  Тюремщик

     Она  постоянно  расстроена,  но в безобидном роде: она мало спит, очень
плохо  ест  и  только  часто  пьет. Она все грезит о другом, лучшем мире; ко
всякой  мелочи, которую она видит вокруг себя, она привязывает имя Паламона,
вмешивает  его  во всякое занятие, прицепляет его к каждому вопросу. Вот она
идет: посмотрите, и вы увидите, как она ведет себя.

                           Входит дочь тюремщика.

                               Дочь тюремщика

     Я  совсем  забыла это; припев был "радость, радость"; сочинил эту песню
не  кто  иной, как Джеррольд, учитель Эмилии. Он очень странен, странней чем
кто-либо,  ходивший  на  ногах. В другом мире Дидона увидит Паламона и тогда
разлюбит Энея.

                                   Доктор

     Что за бессмыслица! Вот бедняжка.

                                  Тюремщик

     И так постоянно, целыми днями.

                               Дочь тюремщика

     Теперь  поговорим о колдовстве, о котором я вам рассказывала. Вы должны
принести  серебряную  монету на кончике языка, а то вас не перевезут. Тогда,
если вы так счастливы, что попадете в страну блаженных духов, - будем на это
надеяться,  -  то  мы,  девушки,  которых  жизнь  погибла,  разбита на куски
любовью,  все  придем  туда  и  будем заниматься только срыванием цветов для
Паламона. Я наберу для него букет, и тогда, заметьте, тогда...

                                   Доктор

     Какой у нее милый бред! Посмотрим, что будет дальше.

                               Дочь тюремщика

     Право, я расскажу вам все. Иногда мы, блаженные души, будем там играть,
бегать взапуски. А для тех, которые живут в другом месте, - увы, жизнь будет
скорбная;  они  горят,  мерзнут,  кипят,  визжат,  воют,  скрежещут  зубами,
проклинают!  О,  им  тяжко  приходится! Берегитесь: если кто-нибудь сойдет с
ума,  повесится, утопится, - все они попадут туда. Спаси нас, Юпитер! Там их
бросят  в  котел  с  расплавленным свинцом и кипящим жиром ростовщиков и они
будут без конца вариться там, как свиной окорок.

                                   Доктор

     Чего только не выдумывает ее мозг!

                               Дочь тюремщика

     Знатные  люди  и царедворцы, обольстившие девушек, попадут именно в это
место.  Они будут стоять в огне до пупка, а на сердце у них будет лед; таким
образом  те  части  тела,  которые  нанесли обиду, будут гореть, а те части,
которые  обманули,  - будут мерзнуть. Право, это очень жестокое наказание за
такие  пустяки;  поверьте  мне,  для того, чтобы избавиться от этого, многие
согласились бы жениться на прокаженной колдунье.

                                   Доктор

     Как  она  фантазирует!  Это  не  закоренелое  сумасшествие, а тяжелая и
глубокая меланхолия.

                               Дочь тюремщика

     Если  бы  вы  слышали, как гордая дама и простая городская женщина воют
вместе!  Я  была  бы  скотиной, если бы нашла это забавным. Одна кричит: "О,
какой  дым!" а другая: "О, какой огонь!" Одна кричит: "О, зачем я делала это
за  занавеской!"  и  громко воет, а другая проклинает своего возлюбленного и
садовую беседку. (Поет.)

                      Верна я буду звездам и судьбе...
                                 (Уходит.)

                                  Тюремщик

     Что вы скажете о ней, господин доктор?

                                   Доктор

     Мне кажется, что она совсем помешалась, и я не могу ей помочь.

                                  Тюремщик

     Увы, что же нам делать?

                                   Доктор

     Не  знаете  ли,  не  любила  ли  она  кого-нибудь  раньше,  чем увидела
Паламона?

                                  Тюремщик

     Прежде  я  очень  надеялся,  что  она  отдаст  свое  сердце  вот  этому
господину, моему другу.

                                   Жених

     Мне  тоже  так  казалось,  и я готов многое отдать, хоть половину моего
состояния  в  доказательство  того,  что  как  я,  так и она до сего времени
откровенно были расположены друг к другу.

                                   Доктор

     Взор  ее  был  поражен и это повело к расстройству других чувств. Может
быть,  разум  к  ней  вернется  и  все  чувства снова будут действовать, как
должно;  но  в настоящее время они в полном заблуждении. Вот что следует вам
сделать:  поместите  ее  в  комнату, куда едва проникал бы свет. Вы, молодой
человек,  друг  ее,  назовитесь  Паламоном; скажите ей, что пришли пообедать
вместе  с  нею  и поговорить о любви; это привлечет ее внимание, так как она
только  об  этом  и  думает: прочие предметы, попадающие между ее духовным и
телесным  взором,  лишь  помогают  ей разнообразить и украшать свое безумие.
Пойте  ей  нежные  песни любви, которые, по ее словам, Паламон пел в тюрьме.
Принесите  ей  самых  лучших цветов, которые можно найти в это время года, и
прибавьте  к  ним  еще разные духи, благоприятно действующие на чувства. Все
это  будет  соединяться  с  представлением о Паламоне, так как Паламон умеет
петь, Паламон любезен и воплощает в себе все хорошее. Предлагайте ей обедать
вместе  с  нею,  угощайте  ее, пейте за ее здоровье и в это время старайтесь
снискать  ее  расположение.  Узнайте,  какие  девушки  были  ее  знакомыми и
подругами  в играх: пускай они придут к ней разговаривать о Паламоне, а вы в
это  время  явитесь под его личиною. Она создает себе лживые представления и
ложью  надо бороться с ними. Таким образом вы заставите ее и есть, и спать и
приведете в прежний порядок то, что теперь вышло из колеи. Мне такое лечение
удавалось, не знаю, сколько раз; и я надеюсь, что этот случай увеличит число
моих  успехов.  Примитесь  за  исполнение этого, не откладывая дела в долгий
ящик: поверьте, мы все уладим. (Уходят.)


АКТ V

                                  Сцена 1

   Афины. Три жертвенника, из которых один посвящен Марсу, другой Венере,
                               третий Диане.

              Трубы. Входят Тезей, Пиритой, Ипполита и свита.

                                   Тезей

                   Пускай войдут и здесь перед богами
                   Мольбы свои повергнут. Пусть весь храм
                   Священными огнями озарится,
                   Пусть облака святого фимиама
                   Над алтарями вознесутся к тем,
                   Кто выше нас; свершите все обряды,
                   Затем, что дело важности высокой
                   В руках богов: они почтут того,
                   Кто, мощный телом, с верною любовью
                   Им служит.

                                  Пиритой

                              Государь, они идут.

     Раздаются звуки рожков. Входят Паламон и Аркит со своими рыцарями.

                                   Тезей

                   Вы, славные соперники-герои,
                   Вы, царственные кровные враги!
                   Настал тот день, который пламя дружбы
                   И близости, пылавшее меж вас,
                   Потушит. Позабудьте же на время
                   Раздор свой пред священным алтарем
                   И с голубиной кротостью, с мольбою
                   К богам, которых каждый смертный чтит,
                   Свой непреклонный стан вы преклоните.
                   Ваш спор важней, чем споры прочих смертных:
                   Бессмертная вам помощь тем нужней.
                   Итак, по чистой совести сражайтесь
                   И помните: вы на глазах богов!
                   Я ухожу, молитесь: я победы
                   Равно желаю каждому из вас.

                                  Пиритой

                   Достойнейший почтен да будет небом!

                     Тезей, Ипполита и свита удаляются.

                                  Паламон

                   Часы бегут и бег их не прервется,
                   Пока один из нас не будет мертв.
                   Одно скажу тебе, Аркит: когда бы
                   Во мне нашлось хоть что-нибудь, что стало б
                   Сопротивляться исполненью дела,
                   Которое я должен совершить, -
                   Будь это глаз, восставший против глаза,
                   Или рука, другой моей руке
                   Помочь не пожелавшая, - их мигом
                   Я уничтожил бы. И если я
                   Часть самого себя убить способен, -
                   Пойми, что должен сделать я с тобой!

                                   Аркит

                   Что до меня, - я приложу все силы,
                   Чтоб позабыть об имени твоем,
                   О нашей дружбе, нашей кровной связи,
                   Вообразив тебя враждебной силой,
                   Которую я должен поразить.
                   Итак, свои мы паруса распустим,
                   Куда ж корабль примчится, - пусть решают
                   Небесные вершители судеб.

                                  Паламон

                   Слова твои прекрасны. Пред разлукой
                   Позволь же мне обнять тебя, кузен.
                   В последний раз тебя я обнимаю.

                                   Аркит

                   Прости, кузен!

                                  Паламон

                                  Прости в последний раз.

                Они обнимаются; Паламон и его рыцари уходят.

                                   Аркит

                   Вы, родственные рыцари, вы жертвы
                   Любви моей, влюбленные и сами,
                   Вы, Марса слуги верные, чей дух
                   Избавил вас от чувства страха, даже
                   От мысли о возможности робеть, -
                   Приблизьтесь вы со мною вместе к богу,
                   Которому привыкли мы служить!
                   Попросим, чтобы в битве предстоящей
                   Он дал нам сердце львов, отвагу тигров
                   И быстроту великую, чтоб мы
                   Не медлили, улиткам уподобясь.
                   Вы знаете, что приз мой в этой битве
                   Извлечь я должен из потоков крови;
                   Вы знаете, что мы должны свершить
                   Великий подвиг мужества и силы,
                   Чтоб мне добыть венок победы славной,
                   В который мне красавица воткнет
                   Цветов царицу, и должны мы будем
                   Все поле битвы кровью окропить.
                   Прошу вас поддержать меня! Теперь же
                   С молитвой жаркой к Марсу припадем.

  Они подходят к алтарю Марса, падают пред ним ниц, а потом становятся на
                                  колени.

                   О ты, великий, грозный бог, чья сила
                   Зеленый цвет Нептуна превращает
                   В багровый; ты, которого кометы
                   Страшатся; ты, который на полях
                   Опустошенных оставляешь груды
                   Непогребенных мертвых черепов,
                   Сдуваешь яства со стола Цереры,
                   Рукою, в сталь закованной, срываешь
                   Вершины башен из-под облаков,
                   Из камня твердый пояс созидаешь
                   Вкруг городов и разрушаешь вновь, -
                   О, помоги мне, твоему питомцу,
                   Наперсника грозы твоей наставь,
                   Дай силу мне и ловкость, чтобы гордо
                   Свое я поднял знамя в честь твою
                   И стал героем дня. О Марс великий!
                   Тебя молю я знаменье послать,
                   Угодна ли тебе моя молитва!

 Они снова простираются ниц. Слышится стук оружия, затем короткий гром, как
              бы от шума битвы. Они встают и кланяются алтарю.

                   О ты, великий мощный исправитель
                   Седых времен работы вековой,
                   Решитель чести имени и сана,
                   Покрытых пылью славною веков;
                   О ты, который кровью исцеляешь
                   Болезнь земли и охраняешь мир
                   От лишнего избытка населенья,
                   Позволь же мне считать благоприятным
                   То знаменье, которое ты дал,
                   И действовать с отвагою во имя
                   Твое, великий! Рыцари, пойдем.
                                 (Уходят.)

                        Входят Паламон и его рыцари.

                                  Паламон

                   Должны теперь зажечься наши звезды
                   Сияньем новым, или же навеки
                   Они погаснут. Наш девиз - любовь,
                   И если тот девиз любви богине
                   Угоден, - нам победу даст она.
                   Итак, соедините ж ваши души
                   С моею; дело сердца моего
                   Пусть будет также личным делом чести
                   Для ваших чистых, доблестных сердец!
                   Венере весь наш подвиг посвящая,
                   О помощи помолимся мы ей.

 Они подходят к алтарю Венеры, простираются перед ним и затем становятся на
                                  колени.

                   Приветствую тебя, богиня тайн!
                   Ты можешь нежной силою своею
                   Тирана злого ярость укротить,
                   Как девушку, его заставив плакать;
                   Единым взглядом ты заставить можешь
                   Умолкнуть Марса грозный барабан,
                   Шум битвы в сладкий шепот превращая.
                   Калека жалкий силою твоей
                   Способен вдохновиться: вместо флейты
                   Сыграет он на костыле своем
                   Любовной неги сладостную песню
                   И пред очами Феба исцелится.
                   Захочешь ты - и, покорясь тебе,
                   Король вассалом подданного станет;
                   Закоренелый холостяк, чья юность
                   Перескочила чрез твои огни,
                   Как прыгают веселые ребята
                   Чрез праздничный костер, - попавшись в сети
                   Твои, поет, назло охрипшей глотке,
                   Любовные романсы. Что тебе,
                   Богиня, недоступно? Даже Феба
                   Ты согреваешь жарче, чем он сам
                   Лучами греет; смертного он сына
                   Сожег, а твой огонь сжигает бога!
                   Холодная Охотница сама,
                   Как говорят, была готова бросить
                   Свой лук для вздохов сладостной любви.
                   Молю тебя, как воин твой усердный:
                   Ко мне, богиня, милостива будь!
                   Всегда готов носить твое я иго
                   Беспрекословно, как венец из роз,
                   Хоть тяжелей оно, чем груз свинцовый,
                   И сердце жжет больней крапивы злой.
                   Всегда я верен был твоим законам,
                   Священных тайн твоих не раскрывал,
                   Да и не знал; но если б все их знал я,
                   То и тогда я не открыл бы их.
                   Я жен чужих не увлекал любовью,
                   Нескромных книг читать я не любил;
                   На пиршествах я гнусными речами
                   Не увлекал красавиц, но краснел,
                   Когда другие гнусно поступали.
                   Развратников сурово я бранил,
                   Им говоря: "Ужели позабыли
                   Вы мать свою?" А сам, имея мать,
                   Как женщину, ее не оскорблял я,
                   Уверенный, что женщину обидеть
                   Простительно лишь женщине. И вот
                   Рассказывал я им, что знал однажды
                   Я старика восьмидесяти лет,
                   Который на четырнадцатилетней
                   Красавице женился: ты, богиня,
                   Огонь любви вселила в этот прах!
                   То был калека старый, кривоногий;
                   От ревматизма пальцы все в узлах;
                   Глаза его, из впадин вылезая,
                   Готовились как будто выпасть; жизнь
                   Была ему, казалось, лишь мученьем.
                   И что же? Несчастный этот полутруп
                   Имел ребенка от жены прекрасной!
                   Ребенок был его: она сама
                   Мне в том клялась, - и кто б ей не поверил?
                   Ну, словом, я для гнусных болтунов,
                   Всегда грешить готовых, - не товарищ;
                   От хвастунов, еще не согрешивших,
                   С презрением отворачиваюсь я;
                   За тех, кто согрешил бы, но не встретил
                   Возможности, - я радуюсь; того,
                   Кто повествует о делах бесстыдных,
                   Свершенных тайно, - также и того,
                   Кто дерзко все притоны называет, -
                   Я ненавижу. Я клянусь, что нет
                   Любовника верней меня! И ныне
                   Твоей, богиня, помощи прошу я:
                   Дай мне победу в битве роковой, -
                   Я заслужил ее любовью верной!
                   Пошли, богиня, знаменье свое,
                   Чтоб я уверен был, что ты довольна!

Слышится музыка; появляются голубки, порхающие над алтарем; Паламон и рыцари
                  падают ниц, затем становятся на колени.

                   Великая, прекрасная богиня,
                   У смертных от одиннадцати лет
                   Царящая в сердцах до девяноста, -
                   Ты, чьей охоты поле - целый мир,
                   А мы - лишь дичь, гонимая тобою, -
                   Благодарю за знаменье твое!
                   Им сердце ты мое вооружаешь
                   Невинное, чтоб смело шел я в бой!
                   Вставайте же; богине поклонившись,
                   Пойдем отсюда: время истекло.

                       Они кланяются алтарю и уходят.

Раздается   тихая   музыка;  входит  Эмилия  в  белом  платье,  с  волосами,
распущенными  по  плечам,  и  в  венке из колосьев; одна из девушек, в белом
платье,  несет  ее  шлейф;  волосы  ее  убраны цветами; другая несет впереди
серебряный  сосуд  с  ладаном  и  благоуханиями  и  ставит его перед алтарем
Дианы.  Девушки  становятся поодаль, а одна из них зажигает огонь на алтаре.
         Они делают реверанс перед алтарем и становятся на колени.

                                   Эмилия

                   О ты, богиня хладная, святая,
                   Царица ночи, в гордом постоянстве
                   От всех страстей свободная, немая, -
                   Одна царишь ты в сладкой тишине
                   И в молчаливом созерцании мира,
                   Чиста, как целомудрие само,
                   Бела, как снег, носимый легким ветром;
                   И даже в девах, воинах твоих,
                   Ты допускаешь крови лишь настолько,
                   Насколько нужно для румянца щек,
                   Который есть знак ордена Дианы.
                   Как девственная жрица, пред тобой,
                   Богиня, я колена преклоняю;
                   О, удостой взглянуть зеленым оком,
                   Которое не зр