изложенные в газетной  заметке
на десять строк, не  могли  бы  так  потрясти  слушателей.  Молчание,  самый
красноречивый и благородный из всех  видов  одобрения,  служило  достаточным
доказательством варварства булочника, равно  как  и  свойственного  Боултону
дара рассказчика, и лишь по прошествии нескольких минут  молчание  это  было
прервано негодующими возгласами всех присутствующих. Булочник удивлялся, как
британский булочник мог до такой  степени  опозорить  себя  и  ту  почтенную
профессию, к которой  он  принадлежит,  остальные  высказывали  всевозможные
недоуменные замечания относительно происшествия,  причем  немалое  изумление
вызвал талант и осведомленность мистера Роберта Боултона; сам  же  он  после
пылкого  панегирика  по  своему  собственному  адресу  и  по  поводу  своего
неизъяснимого влияния на ежедневную прессу принялся  с  торжественным  видом
выслушивать все про и контра на тему об автографе Попа, но тут я  взял  спою
шляпу и удалился.


        Евгений Ланн. Комментарии

     Три  последних  рассказа:  "Пантомима  жизни",  "Некоторые  подробности
касательно одного льва" и "Мистер Роберт Боултон,  джентльмен,  связанный  с
прессой", не входят  в  цикл  "Мадфогских  записок",  а  принадлежат  к  так
называемым "разрозненным главам Боза".

     Город Мадфог. - Под названием "Мадфог" Диккенс описал город Четем,  где
он провел свое детство.

     Виттингтон - герой популярной английской народной легенды, неоднократно
упоминаемый  Диккенсом.  Легенда  рассказывает  о  том,  как  бедный  ученик
лондонского торговца  мануфактурой  Дик  (уменьшительное  от  имени  Ричард)
Виттингтон не вынес жестокого обращения хозяина и пытался от него бежать; но
не выполнил своего намерения, ибо в звоне колоколов церкви  Сент-Мэри-Ле-Боу
явственно услышал голос, вещавший:  "Вернись,  Виттингтон,  трижды  лорд-мэр
Лондона". Послушный этому зову. Дик вернулся назад  и  благодаря  счастливой
случайности фантастически разбогател (он продал  кота  какому-то  восточному
царьку, в стране которого  водилось  множество  мышей),  женился  на  дочери
своего хозяина, стал почтенным купцом,  и  сограждане  трижды  избирали  его
лордмэром. Исторической основой  этой  легенды  является  биография  Ричарда
Виттингтона, трижды избиравшегося лорд-мэром (в 1397, 1406 и 1419 гг.).

     Аппарат  капитана  Мэнби  -   спасательный   аппарат   Джорджа   Мэнби,
английского изобретателя (1765-1854),  получивший  признание  в  1808  году,
когда благодаря этому изобретению была  спасена  команда  брига  "Элизабет",
потерпевшего крушение.

     Съезд  Мадфогской  Ассоциации.  -  Оба  отчета  о  съездах   Мадфогской
Ассоциации - сатира на ежегодную конференцию Британской Ассоциации прогресса
в науках; эта Ассоциация была основана в  1831  году  известным  шотландским
физиком  сэром  Дэвидом  Брустером,  изобретателем   калейдоскопа,   автором
"Оптики", "Новой системы освещения для маяков", биографом Ньютона.

     Мунго  Парк  (1771-18(16)  -  известный   шотландский   путешественник,
проникший в Центральную Африку,  первый  из  европейцев,  достигший  берегов
Нигера; описание своих путешествий он издал в 1799 году, оно  имело  большой
успех. В 1805 году он отправился во второе путешествие в  глубь  Африки,  из
которого не возвратился.

     Гримальди - знаменитый английский клоун (1779-1837),  прославившийся  в
пантомимах, шедших на сцене театра  Сэдлерс-Уэллс  в  Лондоне.  Диккенс  был
большим его поклонником, редактировал "Мемуары Джозефа  Гримальди",  которые
вышли в 1838 году и предпослал им предисловие.

     Гай Фокс - один  из  участников  католического  заговора  1605  года  в
Лондоне; организаторы этого заговора Роберт Кетсби и другие дворяне-католики
назначили выступление своих сторонников  на  ноябрь:  сигналом  к  восстанию
должен был. послужить взрыв парламента во время  открытия  его,  на  котором
должен  был  присутствовать  король  Иаков  I;  Гай  Фокс  один  из  главных
заговорщиков-должен был взорвать бочки с порохом в подвале палаты лордов, но
5 ноября, за день до открытия парламента, бочки с порохом были обнаружены  и
планы  заговорщиков  расстроены.  На  плахе  погибли  вожаки   католического
заговора и среди них Гай Фокс.

     Шекспир, "Как вам угодно", акт II, сц. 7.

     Босуэл  Джеймс  (1740-1795)  -  друг   и   биограф   Сэмюела   Джонсона
(1709-1784),  писателя,  журналиста  и   лексикографа.   Джонсон   отличался
вспыльчивым и неуживчивым нравом. Диккенс в шутку приравнивает его к  дикому
зверю, а Босуэла - к вожаку.

     Поп Александр (1688-1744) - английский поэт.


        Евгений Ланн. Быт англичан 30-60-Х годов

     Читатель,  которому  открывается  мир  идей  и  образов,  преображенный
творческой фантазией Диккенса, входит в общение с героями его  произведений,
превращенными благодаря художественному гению Диккенса в живых  людей.  Этих
людей множество - в одном  романе  "Посмертные  записки  Пиквикского  клуба"
больше двухсот пятидесяти персонажей. И  все  эти  люди,  встающие  один  за
другим  со   страниц,   написанных   Диккенсом,   обладают   психологической
убедительностью. Вступая в  мир  диккенсовских  персонажей,  читатель  верит
Диккенсу  именно  потому,  что  все   его   портреты   сделаны   по   закону
художественного  преображения  действительности,  ибо  простое   копирование
действительности ни в какой мере еще не есть искусство.
     Чтобы  найти  пути  и  средства,  которыми  пользовался  художник   для
преображения действительности в произведения искусства, надо задать  вопрос:
какова же была эта  действительность?  Такой  вопрос  законен  при  изучении
творчества любого художника, законен он и при изучении  творчества  великого
реалиста Диккенса.

        1

     В 30-60-х годах Англия все еще с трудом залечивала раны, нанесенные  ей
войнами, которые она вела с небольшим  перерывом  в  течение  двадцати  лет.
Войны эти  закончились  только  после  разгрома  Наполеона,  и  за  истекшие
пятнадцать лет последствия наполеоновских войн еще не были ликвидированы для
английского народа.
     В промышленность  внедрялись  новые  машины,  сокращавшие  общее  число
рабочих рук. Фабриканты, нуждаясь в меньшем количестве рабочих для получения
своих прибылей, понижали заработную плату  и  увольняли  все  новые  десятки
тысяч  рабочих.  Положение  промышленников  и  купцов   в   новых   условиях
укреплялось в такой же мере, в какой ухудшалось  положение  трудового  люда.
Безработица  росла,  особенно  в  периоды  торговых,  а  затем  промышленных
кризисов. Например, в городе Престоне треть всего  населения  находилась  на
иждивении  органов  общественного  призрения.  Пособия,   выдаваемые   этими
органами, были ничтожны, но у престонцев, которым грозила  голодная  смерть,
не было другого выхода, как не было его и у безработных в других городах.  В
особенности  тяжело  пришлось  многочисленной  армии  рабочих,   занятых   в
текстильной промышленности, которой славилась Англия. Как раз в эту эпоху  в
текстильной  промышленности  механизированный  станок  решительно   вытеснял
ручные станки. Уволенный с фабрики ткач продолжая трудиться  дома  на  своем
ручном станке, за 16-18  часов  работы  мог  заработать  в  день  не  больше
шиллинга - тридцати копеек серебром (соответственно эквиваленту  России  той
эпохи). Но и те счастливцы, которым удалось остаться на фабрике и перейти на
механизированные станки, обречены были с семьей на  голодание.  В  день  они
зарабатывали не больше двух шиллингов, тогда как фунт хлеба стоил три  пенса
-  десять  копеек  серебром.  Положение  рабочих  во  всех  других  отраслях
промышленности было немногим лучше положения ткачей.
     На улицах больших городов дети дрались из-за объедков. В мясных  лавках
мясо покупали такими порциями, которые могли бы служить только приманкой для
крыс.
     Промышленник     и     негоциант,     более      дальновидные,      чем
реакционеры-землевладельцы, опасались восстания народных масс, которое могло
бы перейти в революцию. Они понимали, что надо  всеми  мерами  предотвратить
обнищание масс  -  оно  не  сулило  добра  ни  им,  ни  землевладельцам.  Но
землевладелец не склонен был выпустить из рук политическую  власть,  которую
сохранял и теперь - к 30-м годам XIX века, - несмотря  на  то,  что  потерял
экономическое господство. Промышленник уже одержал над ним победу  в  борьбе
за экономическую власть в стране, и тем более цепко  держался  землевладелец
за свои политические преимущества.
     Эти преимущества выражались прежде всего в том, что парламент -  палата
лордов  и  палата  общий  -  был  в  его  руках.  Таким  образом,   он   мог
противодействовать любому законодательному акту,  который  ослаблял  бы  его
господство и усиливал политическую роль буржуазии.
     У землевладельца была надежная защита: затон о выборах в палату  общин.
Пока этот закон существовал, он был уверен, что  правительство  находится  в
его руках и буржуа не  сможет  провести  через  парламент  ни  одного  акта,
который был бы невыгоден для землевладельца. Пока этот  избирательный  закон
не был отменен, землевладелец знал, что высокие цены  на  хлеб  удержатся  в
Англии. В процессе борьбы с буржуа он терял одну  экономическую  позицию  за
другой, но монополию на продажу зерна (и, стало быть, на снабжение населения
хлебом) он сохранил, и эта монополия помогала ему сопротивляться наступлению
энергичного буржуа.
     Таким образом, на социальном фоне той эпохи разыгралась жестокая борьба
классов.  Эта  борьба  началась  со  столкновения  промышленной   буржуазии,
поддержанной  рабочими,  и  землевладельцев   по   "больному"   вопросу   об
избирательном законе, который  сохранял  за  землевладельцами  господство  в
парламенте.
     Странный, на наш взгляд, был этот закон, если принять во внимание,  что
он действовал в ту пору, когда английский купец и промышленник уже раскинули
свои сети по всему миру и подвалы торговых контор в любом городе ломились от
избытка товаров, производимых в самой Англии и ввозимых  из-за  моря.  Давно
уже этот закон стал анахронизмом, ибо он  по-прежнему  препятствовал  буржуа
быть выбранным в парламент.
     Как  и  в  начале  XVIII  века,  избирательный  закон  давал  отдельным
местечкам  право  посылать  представителей  в  палату  общин.  Эти  местечки
принадлежали крупным землевладельцам, и жители продолжали посылать одно и то
же число членов палаты,  угодных  землевладельцам,  хотя  число  избирателей
уменьшилось за сто двадцать пять лет во много раз. Такие местечки назывались
"гиилые", и выборы в них превращались в фарс.
     Какое-нибудь захудалое местечко Тивертон с двумя десятками  избирателей
посылало двух  членов  в  палату  общин,  а  местечко  Тэвисток  с  десятком
избирателей - одного. Еще более курьезно протекали выборы в  Олд-Сэрум,  где
из двадцати жителей имели право избирать двух членов палаты только двое. Эти
избиратели, конечно, избирали самих себя. Наконец, было и  такое  прибрежное
местечко, которое давным-давно исчезло, поглощенное морем. Тем  не  менее  и
это местечко имело право избирать одного члена палаты общин. Комедия выборов
происходила так: собственник берега, уцелевшего от затопления, усаживался  в
лодку вместе  с  тремя  избирателями,  и  над  тем  местом,  где  под  водой
находилось затопленное  местечко,  трое  избирателей  выбирали  собственника
этого несуществующего местечка членом палаты общин.
     А в то же время Лондон мог послать в палату только пять-шесть  человек,
а такие большие  промышленные  города,  как  Манчестер,  Бирмингем,  Лидс  и
другие, не посылали ни одного.
     В 1830 году не  только  буржуазная  Англия,  но  и  рабочие  перешли  в
наступление против этого закона.
     Ожесточенная  борьба  за   реформу   избирательного   закона,   которая
продолжалась два с лишним года, - первый этап социально-политической истории
Англии в те годы. Буржуазия мобилизовала печать, организовала союзы в разных
городах для пропаганды  реформы,  устраивала  грандиозные  митинги...  Всеми
средствами  она  внушала  трудовому  народу  Англии,  что  реформа   поможет
облегчить крайне тяжелое положение народных масс. Несмотря на то, что проект
реформы не предоставлял трудовому люду право отстаивать в палате общин  свои
интересы,  буржуа  удалось  поднять  гигантскую  волну  народного  движения.
Рабочие массы были втянуты о общую с буржуа борьбу против землевладельцев за
билль о реформе.
     Эта борьба  закончилась  принятием  нового  избирательного  закона.  Но
реформа  была  такая  скромная,  что  землевладельцы  в  сущности   остались
по-прежнему хозяевами в парламенте. А "низшие классы" - то  есть  трудящийся
люд - непосредственно ничего не выиграли от получения  городской  буржуазией
Англии нескольких десятков мест в палате общин.
     Развернулся  второй  цикл  борьбы  классов  в  так  называемый  "ранний
викторианский период" истории Англии (названный по имени королевы  Виктории,
занимавшей  престол  в  течение  шестидесяти  трех   лет   (1837-1901).   Но
противниками в этой борьбе были  не  буржуа  и  землевладельцы,  а  трудовое
население Англии - в первую очередь рабочие - и господствующие классы.
     Очень тяжелое положение рабочих и  ремесленников,  создавшееся  в  30-е
годы, не могло не привести к конфликту между народом и  правящими  классами.
Для многих буржуазных политиков  вопрос  сводился  к  тому,  в  какой  форме
возникнет этот конфликт и не разразится ли революция.
     Но революция в Англии, как известно, не  разразилась.  Конфликт  привел
только к борьбе за  "хартию"  -  к  широкому  народному  рабочему  движению,
которое вошло в историю под наименованием "чартизм". В борьбе чартистов было
немало моментов, позволявших полагать, что это движение неминуемо приведет к
восстанию народных масс и к  революции.  Таких  гигантских  митингов,  таких
многочисленных стихийных демонстраций трудящихся еще  не  знала  Англия.  На
трех митингах, созванных в 1838 году, присутствовало, например, до  миллиона
человек.
     Правительство было испугано масштабами движения. И оно решило  подавить
его  вооруженной   силой.   Оно   приказало   войскам   обстреливать   толпы
демонстрантов. Народные массы не ответили на эту  расправу  восстанием,  но,
несмотря на это, чартизм нельзя было  считать  побежденным,  темпы  движения
непрерывно нарастали в начале 40-х годов.
     Тогда господствующие классы нашли боковое русло, по которому  направили
возмущение народа. Началось общественное движение, известное как "борьба  за
отмену хлебных законов".
     Как было упомянуто выше, землевладельцы, пользуясь своим господством  в
парламенте,  решительно  препятствовали  законопроектам,  которые  могли  бы
ограничить, хотя бы в малой степени, их прибыли, связанные с продажей зерна.
Для того чтобы бесконтрольно владеть рынком зерна, землевладельцы установили
через парламент столь высокие пошлины на заграничное зерно, что  иностранные
купцы отказались от ввоза, так как это было им невыгодно.  Вполне  очевидно,
что монополия землевладельцев привела к очень высоким ценам на хлеб.
     Понятно также, что дороговизна в Англии была тесно  связана  с  высокой
ценой на хлеб. И когда чартизм стал угрожать  восстанием,  буржуазия  решила
направить  гнев  народа  против  землевладельцев.  Промышленная  и  торговая
буржуазия организовала через  печать  и  митинги  ожесточенную  кампанию  за
отмену хлебных пошлин на ввозимый из-за границы хлеб.  Всеми  способами  она
старалась убедить трудящееся население в том, что единственной причиной  его
тяжелого  положения  являются  эти  пошлины.  Не  будь  их,   землевладельцы
вынуждены были бы сильно снизить цены на зерно, так  как  ввозной  хлеб  был
дешевле.
     Буржуа удалось вовлечь много десятков  тысяч  трудящихся  в  борьбу  за
отмену "хлебных  законов".  Основанная  буржуазией  "Лига"  развила  бешеную
пропаганду, борьба  Лиги  шла  параллельно  с  борьбой  чартистов,  но  этот
параллелизм не мог не ослаблять чартизма.
     Наконец  в  1846   году   буржуазии   удалось   сломить   сопротивление
землевладельцев, которые увидели, что дальнейшая борьба  против  удешевления
хлеба в самом деле грозит им серьезными последствиями.  Пошлины  на  ввозной
хлеб были отменены парламентом. Хлеб подешевел, цены на  другие  продукты  и
промышленные товары начали снижаться. Буржуазия выиграла игру, теперь  можно
было не опасаться немедленного революционного взрыва.
     Современники  Диккенса,   наблюдая   широкое   общественное   движение,
вызванное борьбой  за  отмену  "хлебных  законов",  вместе  с  тем  являлись
свидетелями  угасания  чартизма.  Немало  причин  вызвали  это  угасание   -
разногласие в программах вождей чартизма, отход от  революционного  чартизма
колеблющихся рядовых членов, падение цен на предметы  первой  необходимости,
открытие золотых россыпей в Калифорнии и Австралии, усилившее  эмиграцию  из
Англии, и другие. После еще одной вспышка чартистского движения в 1852  году
борьба за хартию в Англии стала затухать.

        2

     Несмотря на отмену "хлебных законов", положение  трудящихся  оставалось
очень тяжелым.
     Достаточно было внимательно обозреть Лондон, чтобы в этом убедиться.  В
западной  его  части  -  в  так  называемом  Вест-Энде-можно   было   видеть
бесчисленное количество великолепных особняков,  на  главных  улицах  центра
можно было удивляться роскоши магазинов, которой не знали магазины Парижа, а
л восточной части, за Темзой и  на  окраинах,  можно  было  наблюдать  такую
нищету, которую современник Диккенс не мог бы встретить в том же Париже.
     Почти в каждом романе Диккенса, в его "Очерках  Воза",  "О  многих  его
повестях и рассказах читатель находит незабываемые описания "Лондона  нищих"
и незабываемые сцены, участниками которых являются обитатели  этих  страшных
лондонских  трущоб.  Некоторые  из  этих  трущоб  даже   имели   специальные
наименования.
     Типичный двор, населенный лондонской беднотой, напоминал узкий коридор,
зажатый между высокими деревянными  домами.  Ширина  коридора  не  превышала
иногда трех метров, а длиной он бывал метров пятьдесят, и в этот коридор вел
с улицы еще более узкий проход.
     Верхние  этажи  этих  домов  часто  подпирались  контрфорсами,  которые
выдавались вперед настолько, что в нижние этажи  солнечный  свет  совсем  не
проникал. В таком дворе бывало два-три десятка домов,  по  восемь  комнат  в
каждом. И в каждой комнате обычно жили десять человек.
     Такими домами застроены были целые кварталы в восточной н южной  частях
Лондона. Но и в центре, неподалеку от  самых  фешенебельных  улиц,  их  было
немало - стоило только свернуть в сторону.
     О том, каково было санитарное состояние  Лондона  в  эту  эпоху,  можно
судить по тому факту, что канализационная  система  Лондона,  построенная  в
середине XVIII века, не была еще  заменена  новой,  хотя  население  Лондона
увеличилось с середины XVIII века в четыре-пять раз. Такой же древней была и
система водоснабжения.
     Не удивительно поэтому, что улицы вблизи  этих  трущоб  отравлены  были
миазмами, а эпидемии не прекращались. И нетрудно представить себе условия, в
которых росли дети лондонских бедняков.
     Бедняки, живущие в городах, вынуждены были браться за любые  профессии.
В Лондоне сотни мужчин, женщин и детей занимались тем,  что  вылавливали  из
Темзы кусочки угля, щепочки, обрывки веревок и т. п. и продавали свою добычу
особым скупщикам. Плата была ничтожная - за пятнаддать фунтов этих щепочек и
обломков они получали одно пенни - четыре копейки!  В  Лондоне  сотни  людей
разыскивали в канализационных канавах  те  же  предметы,  что  в  Темзе.  За
плечами у них висел мешок, в руках была мотыга, и они  бродили  в  подземных
сточных  канавах,  обложенных  кирпичами,  которые   каждую   минуту   могли
обвалиться на них, ибо кирпичная обшив