ка насчитывала много десятков  лет.  В
Лондоне были сотни людей, которые назывались "грязевыми жаворонками", -  они
собирали собачьи нечистоты и сбывали их на кожевенные заводы.
     А сколько было  уличных  торговцев,  предлагающих  самые  разнообразные
товары!  У  этих  торговцев  были  свои  традиции  и  нормы  поведения,   их
организация напоминала организацию профессиональных нищих,  от  которых  они
мало чем отличались. И мало чем отличались от нищих бедняки, подвизавшиеся в
балаганах  (в  которых  городская  толпа  могла  увидеть  уродов,  карликов,
великанов), или уличные актеры, показывавшие Панча (английского "петрушку"),
акробаты,  шпагоглотатели,  клоуны,  дрессировщики  или  уличные  музыканты,
игравшие на всех инструментах, имеющихся на земле. Вся эта  армия  лондонцев
влачила самое жалкое существование.
     Но и рядовой рабочий бедствовал, он должен был содержать себя  и  семью
на тридцать шиллингов в неделю. Один только хлеб в начале 40-х  годов  стоил
семье четыре шиллинга четыре пенса - седьмую  часть  всего  заработка  главы
семьи. При этом на долю каждого члена семьи, состоящей  в  среднем  из  пяти
человек, приходилось только двести пятьдесят граммов в день, а после  отмены
"хлебных законов" - на сто граммов больше. На мясо  семья  рабочего  тратила
семь шиллингов в неделю и на картофель - полтора, за  квартиру  должна  была
платить четыре шиллинга. Полтора фунта масла должно было хватить всей  семье
на неделю, во тогда рабочий мог купить только  семьсот  граммов  сахару,  то
есть каждый член семьи получал в неделю сто сорок граммов  сахару.  Истратив
на свечи, уголь и мыло три шиллинга, рабочий мог располагать на  одежду  для
себя и семьи и  на  непредвиденные  расходы  только  четырьмя  шиллингами  -
полутора рублями серебром в неделю. Не  удивительно  поэтому,  что  семейные
рабочие, имевшие даже постоянный заработок,  еле-еле  могли  добиться  того,
чтобы семья не  голодала  в  буквальном  смысле  слова,  но  даже  на  самую
необходимую одежду они должны были копить шиллинги в течение многих месяцев.

        3

     В эту  эпоху  впервые  появляются  в  Англии  железные  дороги.  Первая
железная дорога с паровой тягой построена была для общественного пользования
в  1825  году  между  городками  Стоктон  и  Дарлингтон.  Длина  линии  была
двенадцать миль, и предназначалась она для перевозки угля.  По  этой  дороге
паровоз шел со скоростью шестнадцать миль в час. Прошло пять лет, и  в  1830
году открылась пассажирская линия Ливерпуль - Манчестер.  Поезд,  шедший  по
этой линии, с тридцатью пассажирами делал уже тридцать миль в час.
     Это строительство привело прежде всего  к  улучшению  исконных  средств
сообщения между городами. Раньше, например, карета из Лондона в Шрусбери шла
двадцать семь часов, теперь то же расстояние она покрывала в шестнадцать,  а
так называемая карета "Комета" - нечто вроде конного "экспресса" - делала по
десять миль в час-скорость, которой не знали до появления железных дорог.
     Снабжение междугородних карет лошадьми всегда вызывало много жалоб.  По
до 30-х годов владельцы гостиниц и почтовых карет  обращали  на  эти  жалобы
мало внимания. С появлением железных дорог  положение  изменилось.  В  любое
время можно было ожидать постройки железной дороги там, где пролегал  конный
тракт,  и  поэтому,  из  боязни  потерять  клиентуру,  владельцы   карет   и
содержатели гостиниц всячески старались, чтобы недостатка в лошадях не было.
     Пассажирские кареты, курсировавшие между  городами,  не  придерживались
расписания. Владельцами этих карет были  частные  предприниматели.  Места  в
каретах надо было заказывать за несколько дней до отъезда и вносить аванс.
     Читатель получит полное представление о  междугородном  сообщении,  ибо
Диккенс по роду своей работы в газетах изучил его досконально и неоднократно
описывал  транспорт  этой  эпохи  и  придорожные  гостиницы;  междугородному
сообщению он специально посвятил одну  из  сценок  в  своих  "Очерках  Боза"
("Картинки с натуры", 15).
     Междугородние кареты были разнообразных цветов - большей частью  ярких.
Иные кареты носили названия, например: "Комодор" ("Пиквикский клуб", гл. 2).
В  каретах  внутри  обычно  помещались  четыре  пассажира,  а   снаружи   до
двенадцати: впереди, рядом с кучером, сидело двое, двое позади кареты, рядом
с кондуктором,  а  остальные  на  плоской  крыше  кареты.  Если  принять  во
внимание, что там же помещался и багаж, для  которого  не  хватало  места  в
ящиках под сиденьем кучера и кондуктора, то легко  себе  представить,  какая
была теснота на крыше.
     Дороги во времена Диккенса улучшились  сравнительно  с  дорогами  XVIII
века, но все же и  тогда  было  немало  трактов,  езда  по  которым  грозила
пассажирам катастрофой. И по-прежнему в весеннюю и осеннюю распутицу  кареты
увязали в грязи, а канавы и ямы являлись причиной постоянных аварий.
     До 1784 года почта в Англии перевозилась вьюками; но в этом году  некий
Джон Палмер, член палаты общин от города Бат, провел  через  палату  реформу
почтового транспорта. Государство приняло на себя организацию сети  почтовых
контор, отправлявших в другие города специальные почтовые кареты.
     Почтовые кареты, в отличие от пассажирских, отходили по расписанию. Они
перевозили не только почту, но и  пассажиров.  И  в  почтовых  каретах  было
четыре места для внутренних пассажиров, но наружных помещалось  меньше,  так
как на крыше находилась почта. За проезд  в  карете  плата  была  помильная,
очень высокая, - внутренние пассажиры платили пять пенсов с мили, наружные -
три пенса. Через каждые восемь миль меняли лошадей.
     Вид почтовых карет отличался от вида пассажирских.  На  дверцах  кареты
красовался королевский герб. Колеса окрашены были в  красный  цвет,  верхняя
часть кареты в черный, а низ в шоколадный.
     В  ту  пору  письма  и  прочие  почтовые   отправления   оплачивал   не
отправитель, а адресат. Оплата была сложная, она зависела и от расстояния  и
от числа листков, которые либо заклеивались облатками, либо  пересылались  в
самодельных конвертах (машинные появились только в конце  50-х  годов).  Для
удешевления  пересылки  письма  писались  очень  мелким  почерком.   Подсчет
стоимости  письма,  которое  должен  был  оплатить   адресат,   обычно   бил
длительным. Нередко адресат отказывался от уплаты и получения письма. Особая
почта существовала в пределах Лондона. Оплата городских писем в Лондоне была
унифицирована; в XVII веке - одно пенни, а с конца XVIII-два пенса.
     В один и тот же год (1844) в Америке и в Англии были  проложены  первые
телеграфные линии общего пользования. В  Англии  этим  телеграфом  соединены
были Пэддингтон и Слеф, длина ее была двадцать миль.
     Во времена Диккенса в Англии для шоссирования дорог  применялся  способ
Джона Макадама. Свои опыты по новому способу шоссирования  Макадам  начал  в
1810 году, и после длительного испытания  парламентская  комиссия  утвердила
новый способ. Сущность  его  заключалась  в  том,  что  щебень,  покрывавший
толстым слоем дорогу, спрессовывался, образуя  каменную  облицовку.  Дороги,
шоссированные по способу Макадама, называются его именем.  По  этим  дорогам
шли кареты, отличные от наемных, курсировавших в пределах города.
     В городские кареты была впряжена  пара  лошадей.  Двигались  они  очень
медленно. В это время в Париже омнибус уже получил широкое  распространение,
-но в Англии он появился только в 1830 году, хотя кареты не вытеснил.
     В омнибус  впрягали  трех  лошадей.  Рассчитан  он  был  на  двенадцать
внутренних пассажиров, с которых взимали  по  шесть  пенсов,  независимо  от
расстояния. Но в погоне за барышом кондукторы набивали омнибусы до предела -
впихивали но двадцать пассажиров. Только в 40-х  годах  появились  на  крыше
омнибусов два наружных места, в  50-х  годах  на  крыше  были  устроены  две
продольные скамьи.
     Тяжелые и медленно подвигающиеся  кареты  вытеснил  новый  двухколесный
экипаж-кэб.
     Кэб был создан в 1823 году, но только в 30-х  годах  он  стал  основным
средством передвижения по городу наряду с омнибусом.
     Форма кэба не была  неизменной.  Первые  кэбы  были  открытые,  желтого
цвета. Кучер сидел рядом с пассажиром, но не на скамейке, а  на  специальном
сиденье, прилепленном к кузову. Затем  кэб  принял  другую  форму.  Он  стал
закрытым, дверца - в задней стене. Пассажиры сидели  друг  против  друга,  а
кучер восседал на крыше. И, наконец, кэб  принял  ту  форму,  которая  стала
окончательной. Теперь он назывался "хэнсом-кэб" - закрытая большая коробка с
двумя  огромными  колесами.  Дверца  появилась  сбоку,  а   сиденье   кучера
прикреплено было сзади коробки, так что вожжи лежали на крыше.
     "Хэнсом-кэб" вплоть до полного вытеснения конного городского транспорта
автомобильным являлся основным в Англии наемным экипажем для передвижения по
городу. Старинный портшез (переносное кресло в  закрытом  ящике  с  оконцем)
доживал в 30-е годы последние дни,

     Во времена Диккенса стоимость земельных участков еще  более  повысилась
сравнительно с  XVIII  веком.  Поэтому  домовладельцы  строили  дома  с  тем
расчетом, чтобы необходимые для них участки были небольшими. Уже с  середины
XVIII   века   приходилось   располагать    жилые    комнаты    не    вокруг
"холла"-вестибюля, - а во втором и третьем этаже. Такая планировка дома  для
буржуазной семьи среднего достатка оставалась  неизменной.  Эти  трехэтажные
дома имели по фасаду три-четыре окна, то есть  были  довольно  узкими  (см.,
например, "Дэвид Копперфилд", гл. 15, 23; "Николас  Никльби",  гл.  16).  Из
"холла" (см. рис. Физа к "Домби и Сын", гл. 17) такого  дома  дверь  направо
обычно вела в маленькую комнату о двух окнах в нишах, называемую "приемной".
Между камином и окном в этой приемной - дверь, она вела в маленький  кабинет
главы семьи. Дверь из "холла" налево вела в столовую. Как и "холл", столовую
обычно обшивали панелью (см. "Копперфилд",  рис.  Физа  к  гл.  22,  28).  В
столовой-камин, рядом с ним буфет. В углу столовой лестница с перилами  (см.
"Копперфилд", рис. Физа к гл. 5), она вела на второй этаж. Во  втором  этаже
две маленькие гостиные; благодаря раздвижной стене между ними  обе  гостиные
могли быть превращены в одну комнату (см. рис. Физа к "Никльби", гл. 19). По
той же лестнице можно было подняться в третий этаж и еще выше  -  на  чердак
(см. "Домби", гл. 30; "Копперфилд", гл. 60).  В  третьем  этаже  -  спальни.
Кухня и службы - в подвале (см. "Никльби", гл. 46). Нередко перед домом  был
дворик ниже уровня мостовой; с этого дворика ход был в кухню и  в  помещение
для прислуги (см. "Холодный дом", гл. 4).
     Дом богатого землевладельца или крупного буржуа планировался иначе (см.
"Холодный дом", гл. 6; "Домби", гл. 23).
     К помещичьему дому обычно примыкали два крыла. Одно  -  предназначалось
для слуг, другое - для конюшен. При  кухне  -  несколько  маленьких  комнат:
буфетная, кладовая, чуланы.
     В городском доме богатого  буржуа  расположение  комнат  было  иным.  В
первом этаже - "холл", вокруг которого были столовая, небольшая  гостиная  и
гостиная-зала, кабинет и библиотека. Во втором  этаже  -  спальни,  детские,
классные комнаты.
     В  первую  половину  эпохи  (1830-1850)  сохранился  стиль   мебели   и
декорировки конца XVIII века, во вторую половину (1850-1870) внедряется  так
называемый "викторианский" стиль.
     В 1830-1850 годах основная  масса  состоятельных  англичан  меблировала
свои дома тяжелой мебелью красного дерева с резьбой. Стиль этой мебели  имел
большую давность - в 1754 году вышел первый "справочник"  фабриканта  мебели
Чиппендэла, в котором даны были образцы, рекомендуемые  его  фирмой.  Авторы
этих  рисунков  были  безвестные  художники,  работавшие  у  Чиппендэла,   и
последний являлся только умелым предпринимателем - не больше. Тем  не  менее
за мебелью, выпускаемой его  фирмой  и  имеющей  несомненное  стилистическое
единство, сохранилось название - мебель "стиля Чиппендэл" (см. рис.  Физа  к
"Пикнику", гл. 31; к "Домби", гл. 21; к "Копперфилду", гл. 14).
     Но постепенно в Англии начали  появляться  предметы  меблировки,  резко
отличные   от    меблировки    стиля    Чиппендэл,    -    так    называемый
"средневикторианский" стиль, поражающий своей безвкусицей.
     Лампы с прямым фитилем, которые можно было видеть повсюду, не означали,
что Англия не знала другого освещения. Свечи,  разумеется,  еще  сохранились
(см. "Пиквик", гл. 28, 40; "Холодный дом", гл. 3,  4;  "Никльби",  гл.  55).
Диккенс часто упоминал о "тростниковых свечах" - сальных свечах с фитилем из
сердцевины тростника.
     В первые два десятилетия  эпохи  Диккенса  в  дампы  наливали  сурепное
масло, затем  его  заменили  парафином;  керосин  еще  не  употреблялся  для
освещения.
     Но  уже  с  начала  40-х  годов  появилось  в  домах  англичан  газовое
освещение, хотя Вестминстерский мост был освещен еще в 1813 году.

        4

     Любопытной чертой общественной жизни англичан  прошлого  века  является
пристрастие  к  крайне  замкнутым  общественным  организациям.  Самым  ярким
выражением этого можно считать английские  клубы.  Клубы  зародились  еще  в
конце XVII века, а в начале  XVIII  клубов  было  уже  немало  не  только  в
Лондоне, но и в других городах. Но в XVIII веке  они  находились  на  втором
плане - общественная жизнь протекала  в  основном  в  кофейнях  и  тавернах.
Правда, эти заведения -  в  особенности  кофейни  -  сплошь  и  рядом  имели
завсегдатаев, объединенных либо общностью политических убеждений, либо общей
профессией, но все же и кофейни и таверны открыты были каждому, кто  пожелал
бы  их  посетить,  тогда  как  пожелавшие  вступить  в  клуб  проходили  при
вступлении строгий контроль.
     Роль  кофеев  и  таверн  в  организация  общественной  жизни   англичан
закончилась в основном к началу XIX века. Наоборот, роль клубов возросла,  а
число их увеличивалось с каждым годом. Вместе с  тем  состав  членов  клубов
стал более демократическим, чем раньше. Вступительные взносы в клуб  были  Я
ранее очень высоки,  к  тому  же  в  клубы  начала  XIX  века  не  принимали
представителей некоторых профессий: солиситоров, поверенных, хирургов и  др.
Новые клубы, открывшиеся во времена Диккенса, стали более доступны лицам, не
обладавших большими  доходами;  тем  не  менее  каждый  клуб  был  замкнутым
учреждением,  а  вступительные  взносы  даже  в  недорогие  клубы  достигали
пятидесяти фунтов.
     Большинство клубов помещалось в специально  оборудованных  зданиях,  на
отделку которых подчас затрачивались  большие  суммы.  Ибо  неписаный  закон
английских  клубов  требовал  предоставления  своим  членам  комфорта,  и  в
достижении этой целя клубы состязались между  собой  -  переманивали  лучших
кулинаров и пр. На кулинарию клубы обращали особое внимание. Так,  например,
шефом кулинарного дела  в  клубе  радикалов  "Реформ  Клуб"  был  знаменитый
француз-повар Алексис Сойер, приехавший при  жизни  Диккенса  из  Франции  и
попавший даже в Биографический национальный словарь Англии.
     Руководители клубов заботились о крайне строгом режиме, в подопечных им
учреждениях. Ни один посторонний не мог войти в  клуб.  Исключение  делалось
лишь для знатных и богатых иностранцев. Обедать в клубе разрешалось только в
вечерних костюмах, как было принято  в  самых  фешенебельных  домах  Англии.
Курить в некоторых клубах разрешалось лишь  в  курительных  комнатах.  В  ту
эпоху курили трубки в сигары, папиросы  появились  только  в  середине  50-х
годов после Крымской  войны,  когда  английские  солдаты,  бывшие  в  Крыму,
позаимствовали от французов привычку курить папиросы. Как правило, в мужские
клубы женщины не допускались. Нередко  члены  клуба  проводили  там  большую
часть дня в полном безделье.

        5

     "Сезон" в Лондоне начинался с апреля и длился по август.  В  это  время
открыты были оба главных лондонских театрах - Друри-Леин и Ковент-Гарден,  а
также Итальянская опера, парламент, высшие суды и т. д. Поздняя осень и зима
- самые плохие климатически времена года в Англии; холодные дожди и туманы с
ноября по апрель прерывали "сезон" - Итальянская опера закрывалась, знать  и
крупная  буржуазия  проводили  время  в  Вате,  Брайтоне  и  на  заграничных
курортах.  Особенно   популярным   английским   курортом   являлся   Бат   в
Сомерсетшире, в ста пятидесяти километрах к западу от Лондона.
     Диккенс  дал  сатирическое  описание  Вата   в   "Посмертных   записках
Пиквикского клуба". В Бате - горячие источники и воды его использовались  не
только для лечебных ванн, но и  для  питья.  Из  всех  курортов  Англии  Бат
являлся (да и теперь  является)  самым  фешенебельным.  В  Бате  во  времена
Диккенса  уже  была  выстроена  великолепная  галерея  (заключавшая  горячие
источники) и колоннада, перед которыми была разбита большая площадь,  откуда
открывался  вид  на  старинное  Аббатство.  Знаменитая  батская  "Зала   для
Ассамблей", выстроенная в 1771 году, являлась центральным пунктом для встреч
курортной публики.
     Кроме Бата, знать и буржуазия посещали в те  месяцы,  когда  "сезон"  в
Лондоне и в других крупных городах кончался, приморский курорт Брайтон,  где
не раз проводил осень и Диккенс.
     Итальянская опера, переезжавшая к этому времени  из  Парижа  в  Лондон,
открывалась к началу апреля.  Здание  Оперы  на  Хэймаркет,  построенное  по
образцу миланской оперы, было пятиярусным, роскошно, но безвкусно отделанным
и недоступным для широкой публики. В партер  публика  допускалась  только  в
вечерних костюмах, все дожи были абонированы, а места на галерее  стоили  не
дешевле пяти шиллингов.
     В Англии существовал закон о  "королевских  патентах"  для  театров,  с
небольшими изменениями он действовал с XVII века. Сущность его  сводилась  к
тому, что классические драмы имел;  право  ставить  только  театры,  имевшие
"королевский патент". Эти патенты закреплялись не за труппами актеров, но за
театральными  помещениями,  а  актеры,  игравшие  в  помещении  с  патентом,
выделялись из армии  английских  актеров.  Еще  в  начале  XVIII  века,  при
королеве Анне, был издан закон, который по точному  его  смыслу  приравнивал
актеров к  представителям  социальной  группы,  которые  именовались  кратко
"мошенники и бродяги". Только в 1737 году закон был  несколько  изменен,  он
исключил из числа "мошенников и бродяг"  актеров,  работавших  в  театрах  с
королевским патентом или со специальным разрешением лорд-канцлера. Но власти
опасались просветительной роли  театра,  и  новые  патенты  невозможно  было
получить руководителям актерских групп, намеревавшимся ставить  классические
пьесы - например, Шекспира. Поэтому  в  XVIII  веке  они  должны  были  либо
обходить закон, переделывая трагедии в оперы, либо покупать право участия  в
управлении театром с "патентом". За это право надлежало уплачивать  огромные
суммы: Шеридан в 1776 году уплатил Дэвиду Гаррику,  уходившему  на  покой  и
владевшему только половиной патента, тридцать пять тысяч фунтов стерлингов.
     Во времена Диккенса королевские патенты все еще были закреплены  только
за двумя лондонскими театрами: Ковент-Гарден и Друри-Лейн, а  труппа  театра
"Хэймаркет" имела право играть только летом (зимой здесь играла  французская
труппа). Но так как закон о патентах давно уже изжил себя (другие театры его
нарушали), то надо было добиться его отмены, чтобы  создать  лучшие  условия
для роста английского театрального искусства. В 1843 году  и  другие  театры
получили право ставить драмы, а не только оперы, пантомимы или водевили.
     Репертуар  Ковент-Гарденского  театра  в  то  время  не  отличался   от
репертуара  Друри-Лейнского:  драмы,  оперы,   балеты.   Оба   театра   были
значительно более доступны широкой публике, чем Итальянская опера,  -  места
на гал