уннелям
в той их функции,  которую  они  выполняют  в  настоящее  время,  однако  он
надеется, что никому не будет позволено сорвать такое великое начинание  при
помощи тех или иных надуманных возражений.
     М-р Джобба представил прибор оригинальной конструкции  для  быстрейшего
повышения курса акций железнодорожных компаний. Прибор имеет форму  изящного
позолоченного барометра, прямо-таки ослепительного на вид; действует он  при
помощи веревочек, вроде тех, которыми орудует фокусник в пантомиме; в данном
случае за эти веревочки дергают директоры той компании, которой  принадлежит
прибор. Ртуть помещена так остроумно, что, когда директоры  держат  акции  в
своих  карманах,  на  стекле  появляются  цифры,  обозначающие  очень  малые
издержки и очень большие доходы; но как только директоры сбывают эти бумаги,
сумма необходимых издержек внезапно возрастает до огромных  размеров,  тогда
как сумма верных прибылей понижается в той же пропорции. М-р Джобба сообщил,
что за последние несколько месяцев на его прибор был большой спрос, и он  не
знает случая, когда бы этот прибор соврал.
     Один из членов секции высказал  мнение,  что  прибор  сделан  в  высшей
степени аккуратно и красиво. Он поинтересовался, однако, не подвержен ли  он
тем или иным расстройствам? М-р Джобба  сказал,  что  весь  прибор  в  целом
может, конечно, быть взорван, но больше  ничего  дурного  про  него  сказать
нельзя.
     Профессор   Ного   прибыл   сюда   из   анатомической   секции,   чтобы
продемонстрировать модель безопасной пожарной лестницы, которая  может  быть
установлена в любое время, менее чем в полчаса, и при  помощи  которой  даже
самый юный или самый немощный человек (если только  он  устоит  в  борьбе  с
огнем до момента пуска этого прибора) может быть спасен, при условии, что он
удачно пробалансирует  несколько  минут  на  подоконнике  спальни  и  сможет
попасть на эту лестницу, не свалившись на мостовую.  Профессор  указал,  что
общее количество мальчиков, которые были спасены в дневное время при. помощи
этой машины, из домов, не охваченных пожаром, почти  невероятно.  Уже  много
месяцев в Лондоне не было такого пожара, куда лестница не была бы доставлена
на другой же день и не  вступила  бы  немедленно  в  действие  при  огромном
стечении народа.
     Председатель спросил, не возникает ли некоторое затруднение, когда надо
решить,  где  верх  и  где  низ  этого  прибора,  в  случаях,  не   терпящих
отлагательства.
     Профессор Ного пояснил, что, конечно, нельзя  требовать,  чтобы  прибор
действовал так же хорошо тогда, когда  есть  пожар,  как  тогда,  когда  нет
пожара; но в первом случае, по его мнению, он будет в равной  мере  полезен,
независимо от того, будет ли верх его наверху или внизу.
     На этом наш корреспондент заканчивает свой в высшей степени талантливый
и правдивый отчет, который навсегда прославит его за его научные достижения,
а нас за нашу смелую предприимчивость. Нет нужды давать здесь  общую  оценку
тех проблем, которые подверглись обсуждению; самих методов их  рассмотрения;
тех великих истин, которые они перед нами  раскрыли.  Они  теперь  достояние
всего мира, и мы предоставляем всем читать, оценивать и извлекать пользу.
     Подвергся обсуждению и вопрос о  месте,  где  будет  происходить  съезд
Ассоциации  в  следующем  году;  в  итоге  было  принято  решение,   которое
учитывает,  после  надлежащей  проверки,  качество  вин  в  данном   городе,
разнообразие товаров  на  его  рынках,  гостеприимство  жителей  и  удобства
гостиниц. Мы надеемся, что  наш  корреспондент  будет  присутствовать  и  на
следующем съезде,  а  мы  снова  будем  иметь  возможность  представить  его
сообщения; всему миру. А пока, уступая пожеланиям многочисленных  читателей,
мы согласились пустить этот номер "Смеси" как в розничную, так и  в  оптовую
продажу без какой-либо накидки на обычную цену.
     Остается  только  добавить,  что  комитеты  распущены,  что  в  Мадфоге
наступило полное успокоение, что профессора и члены Ассоциации после  балов,
soirees <Приемов (франц.).>,  и  ужинов,  и  горячих  взаимных  поздравлений
разъехались по домам до следующего года - и вслед  им  полетели  наши  самые
добрые пожелания.

                                                             Подписано: Боз.


                        Полный отчет о втором съезде
                         мадфогской ассоциации для
                     усовершенствования всего-на-свете

                            перевод Л. Борового

     В октябре минувшего года мы снискали себе бессмертную  славу  тем,  что
увековечили, ценой огромных затрат  и  таких  усилий,  каких  еще  не  знала
история   периодической   печати,   труды    Мадфогской    Ассоциации    для
Усовершенствования Всего-на-свете, которая провела в том месяце свой  первый
полугодичный съезд, на удивление и радость всей Империи. В  конце  этого  из
ряда вон выходящего и весьма замечательного Отчета мы объявили,  что,  когда
состоится Второй съезд этого  Общества,  мы  будем  снова  на  посту,  снова
приложим гигантские и вдохновенные усилия и снова заставим весь мир говорить
о точности, достоверности, неизмеримой ценности  и  глубокой  значительности
нашего Отчета. Верные нашему обещанию, мы направили пароходом в Олдкасл (где
20-го      с.   м.   состоялся   Второй   съезд   Общества)   того   же
сверхъестественно-одаренного джентльмена, который  создал  первый  Отчет  и,
будучи наделен от природы выдающимися талантами,  а  к  тому  же  располагая
группой помощников, которые едва ли ему уступают  в  чем-либо,  прислал  нам
серию писем, по точности описаний, по силе языка, по страстности  мысли,  по
выразительности стиля и значительности содержания не имеющих себе  равных  в
эпистолярной литературе всех времен и  стран.  Мы  приводим  корреспонденции
этого джентльмена полностью и в том порядке, в каком они  прибывали  в  нашу
редакцию.

                                            Кают-компании парохода, четверг,
                                                     половина девятою вечера

     Когда  я  уезжал  сегодня  вечером  с  Нью-Берлингтон-стрит  в  наемном
кабриолете номер четыре тысячи двести восемьдесят  пять,  я  был  во  власти
ощущений столь  же  непривычных,  сколь  и  удручающих.  Значительность  той
миссии, которую я. на себя взял; сознание, что я покидаю Лондон и,  что  еще
более,  странно,  еду  куда-то  в  другое  место;  чувство   одиночества   и
непрерывная тряска привели мои мысли в полное расстройство и даже  заставили
меня забыть на какое-то время о моей дорожной сумке и  шляпной  картонке.  Я
буду вечно благодарен кучеру блэкуоллского омнибуса, который, въехав  дышлом
в  дверцу  моего  кабриолета,  разогнал  обступившие  меня  смутные   и   не
поддающиеся описанию видения. Но так  уж  созданы  мы,  люди,  несовершенное
творение природы!
     Счастлив отметить, что я  первый  ступил  на  борт  парохода  и,  таким
образом, буду иметь возможность давать вам отчет о всем случившемся по  мере
того, как оно будет передо мной  совершаться.  Густой  дым  валит  из  трубы
парохода, как и из уст членов команды; а капитан, как мне  сообщают,  сильно
пьян и лежит в своем маленьком  домике  на  палубе,  несколько  напоминающем
будку на заставе. Из слов окружающих я заключаю, что  он  приказал  развести
пары.
     Вы легко догадаетесь, с каким чувством я  узнал  только  что,  что  моя
койка в  той  же  каюте,  где  находятся  и  койки,  заказанные  профессором
Вуденсконсом, м-ром  Слэгом  и  профессором  Граймом.  Профессор  Вуденсконс
занимает койку надо мной, а м-р Слэг и профессор Грайм две  койки  напротив.
Их багаж уже прибыл. На постели м-ра Слэга лежит какая-то  длинная  жестяная
труба, около трех дюймов в диаметре, аккуратно закрытая с обоих концов.  Что
в ней может быть? Конечно, какой-нибудь мощный прибор новой конструкции.

                                                       Десять минут десятого

     Никто еще не прибыл, и  ничто  новое  еще  не  встретилось  мне,  кроме
нескольких говяжьих и бараньих туш,  из  чего  я  заключаю,  что  на  завтра
готовится славный простой обед. Снизу  доносится  какой-то  странный  запах,
который по началу меня немного обеспокоил; но поскольку стюард говорит,  что
там всегда такой запах и он никогда не проходит,  я  уже  опять  спокоен.  Я
узнал от него же, что различные секции будут размещены в гостиницах  "Черный
слуга и Колики" и "Мозоль и Выдержка". Если это сообщение верно (а я не имею
оснований в том сомневаться), ваши читатели  сделают  из  этого  те  выводы,
какие им подскажут их различные взгляды и убеждения.
     Я записываю  здесь  эти  наблюдения  по  мере  того,  как  они  у  меня
возникают, или по мере того, как я узнаю те или иные факты - для того, чтобы
мои первые впечатления не потеряли ничего от своей  изначальной  живости.  Я
буду отправлять их вам небольшими пакетами, как только будет  представляться
к тому возможность.

                                                           Половина десятого

     На  пристани  обозначился  какой-то  темный  предмет.  Думаю,  что  это
пассажирская карета.

                                                         Без четверти десять

     Нет, ошибся.

                                                      Половина одиннадцатого

     Каждую минуту вливаются новые пассажиры. Четыре переполненных  омнибуса
только что  прибыли  на  пристань,  все  в  движении.  Очень  шумно;  суета,
толкотня. В каютах накрывают на стол, и стюард  расставляет  на  столах,  по
самой середине, на равном расстоянии  одну  от  другой,  голубые  тарелки  с
ломтями сыра. Много таких ломтей он роняет на пол, но уже, видимо,  привыкши
к этому, очень ловко поднимает их с пола и, вытерев рукавом, бросает обратно
в тарелку. Это  молодой  человек  чрезвычайно  приятной  наружности,  то  ли
грязный, то ли мулат, но думаю, что - первое.
     Один довольно примечательный  старый  джентльмен,  который  приехал  на
пристань в омнибусе,  только  что  разругался  с  носильщиками,  и  вот  он,
шатаясь, идет к судну с большим чемоданом в руках. Верю и  надеюсь,  что  он
дойдет благополучно, но  сходни,  по  которым  он  должен  пройти,  узкие  и
скользкие. Что это, всплеск? Боже милостивый!
     Я только что вернулся с палубы. Чемодан стоит у самого края пристани, а
старого джентльмена нигде не видно. Сторож не может сказать с  уверенностью,
свалился он в воду или нет, но обещает, что завтра же, первым делом,  поищет
его багром. Да увенчаются успехом его гуманные усилия!
     Только что прибыл профессор  Ного  в  ночном  колпаке  под  шляпой.  Он
заказал стакан грога с сухим бисквитом и таз, а затем сразу лег  в  постель.
Что бы это могло значить?
     Три остальных ученых джентльмена, о которых я  упоминал  выше,  уже  на
борту,  и  уже  все  опробовали  свои  койки,  за   исключением   профессора
Вуденсконса, - ему досталась одна из верхних,  и  он  никак  не  может  туда
взобраться. А м-р Слэг, который лежит на другой  верхней,  не  может  оттуда
слезть, и слуга подаст ему ужин туда, наверх.  Я  имел  честь  представиться
этим джентльменам, и мы дружески  уговорились,  в  каком  порядке  мы  будем
ложиться спать; об этом необходимо было условиться, потому что, хотя каюта и
очень комфортабельна, на полу ее может поместиться одновременно только  один
джентльмен, да и то он должен снимать сапоги в коридоре.
     Как я и предвидел, ломти сыра предназначались для ужина пассажиров, и в
настоящее время они  в  процессе  поглощения.  Ваши  читатели  с  удивлением
узнают, что профессор Вуденсконс уже восемь лет воздерживается от сыра, хотя
масло принимает в значительных количествах. Профессор  Грайм,  поскольку  он
потерял несколько зубов, не может, как я наблюдаю, есть  корочки  без  того,
чтобы не размочить их предварительно в портере из своей собственной бутылки.
Как интересны все эти личные особенности каждого из них!

                                                        Половина двенадцатою

     Профессора  Вуденсконс  и  Грайм,  с  добродушием,  которое  нас   всех
восхищает, решили разыграть бутылку подогретого портвейна. Возник  небольшой
спор о том, будет ли платить тот, кто выиграет при первом же броске  монеты,
или тот, кто будет иметь лучший результат по трем броскам.  В  конце  концов
был принят этот последний вариант. Мне очень хотелось бы, чтобы выиграли оба
джентльмена; но так как это невозможно, признаюсь, что я  лично  (говорю  от
своего имени и нисколько не связываю этим выражением моих личных  чувств  ни
вас, ни ваших  читателей)  мечтаю  о  победе  профессора  Вуденсконса.  Я  и
поставил на этого джентльмена в размере восемнадцати пенсов.

                                               Без двадцати минут двенадцать

     Профессор Грайм по нечаянности выбросил свою  полкрону  через  одно  из
окон каюты, и было решено, что вместо него будет метать стюард. Мазать можно
на каждого и в любом размере, но желающих мазать не оказалось.
     Только что профессор Вуденсконс загадал на "решку". Но так  как  монета
засела в пазах между бимсами каюты, придется долго ждать,  пока  она  оттуда
свалится.  Значительность  и  напряжение  этой  минуты  вам   невозможно   и
вообразить.

                                                            Двенадцать часов

     Подогретый портвейн дымится на столе передо мной, а  выиграл  профессор
Грайм. В таком розыгрыше все дело случая, но не  могу  не  высказать  своего
мнения, что по всем основаниям, как общественного, так и частного характера,
по своему интеллектуальному богатству и научным достижениям должен был выйти
победителем профессор Вуденсконс.  Ликование  профессора  Грайма  по  такому
поводу, боюсь, несовместимо с истинным величием.

                                                           Четверть первого.

     Профессор  Грайм  продолжает  ликовать  и  в   неумеренных   выражениях
бахвалиться своей победой; он утверждает, что всегда выигрывает, что он знал
заранее, что будет "орел", и делает много других замечаний  подобного  рода.
Неужели  этот  джентльмен  в  такой  мере   утратил   чувство   приличия   и
соразмерности, что не видит и  не  сознает,  насколько  выше  его  профессор
Вуденсконс? Уж не потерял ли профессор Грайм рассудок? Или он  хочет,  чтобы
ему откровенно напомнили о его подлинном положении в  обществе  и  подлинной
ценности его достижений и способностей? Профессору Грайму очень бы следовало
подумать об этом.

                                                                    Час ночи

     Пишу  в  постели.  Маленькая  каюта  слабо  освещена  мигающей  лампой,
подвешенной к потолку; профессор Грайм лежит  на  противоположной  койке  на
спине, с широко открытым  ртом.  Есть  неописуемая  торжественность  в  этой
картине. Плеск воды, тяжелые шаги  матросов  над  головой,  чьи-то  сердитые
голоса на реке, лай собак на берегу, храп  пассажиров  и  непрерывный  скрип
всех деревянных частей парохода - только эти  звуки  улавливает  ухо.  А  за
этими исключениями, всюду глубокая тишина.
     Мое  любопытство  сильно  возбуждено.  М-р  Слэг,  который  лежит   над
профессором Граймом, только что осторожно отдернул занавески у  своей  койки
и, тревожно оглядевшись, -  как  бы  для  того,  чтобы  убедиться,  что  его
спутники спят, - взял уже упоминавшуюся мной жестяную трубу и  теперь  очень
внимательно  ее  рассматривает.  Какое  редкостное  механическое  устройство
заключено в этом таинственном футляре? Это, конечно, для всех нас  пока  еще
полная загадка.

                                                            Четверть второго

     Поведение м-ра Слэга  становится  все  более  загадочным.  Он  отвинтил
верхнюю крышку трубы и сейчас снова оглядывает своих спутников, очевидно для
того, чтобы убедиться, что никто за ним не следит. По всему  видно,  что  он
готовится поставить какой-то важный опыт. Молю небо, чтобы  не  опасный;  но
науку надо двигать вперед, и я готов даже к самому худшему.

                                                            Через пять минут

     Он достал большие ножницы и вытащил из трубы свиток какого-то вещества,
по внешнему виду не лишенного сходства с пергаментом. Вот-вот начнется опыт.
Я  должен  до  крайности  напрягать  зрение,  чтобы  не  упустить  ни  одной
подробности.

                                                            Без двадцати два

     Я смог, наконец, убедиться, что жестяная труба содержит несколько ярдов
широко известного пластыря, рекомендуемого - как я установил, разглядев  при
помощи моего лорнета наклейку, - в качестве предохранительного  средства  от
морской болезни. М-р Слэг разрезал пластырь  на  маленькие  куски  и  сейчас
облепляет ими себя со всех сторон.

                                                                    Три часа

     Ровно четверть часа тому назад мы  снялись  с  якоря,  и  машины  вдруг
заработали с таким страшным шумом, что профессор Вуденсконс (он поднялся  на
свою койку при помощи особого сооружения из чемоданов, воздвигнутого  им  по
строго-геометрическим принципам) рухнул со своей  полки  головой  вперед,  а
затем, решив, что мы тонем, вскочил на  ноги  и  с  той  скоростью,  которую
рождает только неодолимый страх, побежал в женскую каюту,  громко  взывая  о
помощи. То, что там произошло,  не  поддается,  как  мне  говорят,  никакому
описанию. На судне в это время покоилось на  своих  койках  сто  сорок  семь
женщин.
     М-р  Слэг  отметил,   как   еще   одно   доказательство   замечательной
хитроумности паровой машины в ее применении к  навигации,  что  в  какой  бы
части  судна  ни  находилась  койка  пассажира,  все  механизмы   непременно
оказываются в точности у него под подушкой. Он намерен представить это  свое
изящное, хотя и скромное открытие Ассоциации.

                                                         Половина четвертого

     Мы сейчас в штиле, хочу сказать - настолько в  штиле,  насколько  может
быть в штиле пароход, так как, по ученым наблюдениям профессора  Вуденсконса
(он  только  что  проснулся),   другая   хитроумная   особенность   парохода
заключается в том, что он всегда возит с собой маленький шторм. Вы  вряд  ли
можете  себе  представить,  какой  несносной  становится  иногда  судорожная
пульсация судна. Заснуть теперь положительно трудная задача.


                                              Пятница, шесть часов пополудни

     Должен,  к  сожалению,  сообщить,  что  пластырь  м-ра  Слэга  оказался
недействительным. Этот джентльмен жестоко страдает, но тем не менее  налепил
на себя еще несколько дополнительных кусков пластыря.  Как  трогательна  эта
преданность  задачам  науки  и  общего  развития  наших  знаний  при   самых
критических обстоятельствах!
     Сегодня утром мы были в прекрасном расположении духа, и завтрак  прошел
на редкость весело. До полудня не было никаких неприятностей, за исключением
того, что коричневый шелковый зонтик д-ра Фокси и его белая шляпа  оказались
втянутыми в машину, когда он  объяснял  группе  женщин  устройство  парового
котла. Подавать ко второму завтраку мясной суп, пожалуй, не стоило. Сразу же
после завтрака мы потеряли из виду очень многих пассажиров.

                                                           Половина седьмого

     Я снова в постели. Мне еще никогда не доводилось  видеть  ничего  более
душераздирающего, чем страдания м-ра Слэга.

                                                                  Семь часов

     Только что пришел посыльный  за  чистым  носовым  платком  из  чемодана
профессора Вуденсконса,  поскольку  этот  несчастный  джентльмен  совершенно
неспособен уйти с палубы и все время умоляет выбросить его за борт. От этого
же посыльного я узнал, что профессор Ного,  хоть  и  находится  в  состоянии
полного изнеможения, из последних сил пр