ж.  А  ты  мне  бумаги  отдай.  Еще  кто-нибудь   ненароком
привяжется - куда тогда без бумаг денусь? (Укладывает бумаги в банку.)
     Вербовщик (Эйлифу). Ты хоть погляди, какие ботфорты!  Заодно  пропустим
по маленькой. Пошли, пошли за фургон, деньжата есть, гляди.

                             Уходят за фургон.

     Фельдфебель. Никак не пойму. Всегда  ведь  позади  держусь.  Безопасней
места нет, чем наше, фельдфебельское. Знай посылай  других  вперед  -  славу
добывать. Эх, обед мне испортили! Кусок в горло не полезет.
     Мамаша Кураж. Что ж ты так близко к сердцу  принимаешь?  Уж  и  аппетит
потерял. Ты свое дело помни, держись позади. На-ка вот, выпей,  служивый,  и
не обижайся. (Идет в фургон и наливает ему водки.)
     Вербовщик (берет Эйлифа  под  руку  и  уводит).  Все  равно  твое  дело
пропащее. Ты же крест вытащил, чего тебе еще? Десять гульденов тебе на руки,
ты герой, сражаешься за короля, от баб отбоя нет! А мне в любое время можешь
дать по морде, коли я тебя обидел.

                                Оба уходят.
    Немая Катрин глухо, протяжно мычит, она заметила, что Эйлифа увели.

     Мамаша   Кураж.   Сейчас,   дочка,   сейчас.   Господину    фельдфебелю
нездоровится, он в приметы верит. Вот уж  чего  бы  не  подумала.  А  теперь
поехали. Где там Эйлиф пропал?
     Швейцарец. Он, наверно, с вербовщиком ушел. Они там все толковали.

     Сцена V, стр. 49.
     Мамаша Кураж (второму солдату). Что? Платить нечем?  Нет  денег  -  нет
водки! Победу трубить - они все тут, а жалованье платить - их никого нет.
     Солдат (с угрозой). А мне водки подай! Опоздал я, когда город  грабили.
Всего на один час нам город и отдали.  Командующий  сказал  -  он  не  зверь
какой. Говорят, подмазали его горожане.
     Священник (входит запыхавшись). В том дворе  еще  раненые  есть.  Целое
семейство. Помогите мне кто-нибудь. Бинты нужны.

                    Второй солдат уходит со священником.

     Мамаша Кураж. Ничего у меня  нет.  Бинты  все  распродала  полковым.  А
офицерские сорочки я рвать не дам.
     Голос священника. Давайте бинты, я же вас просил.
     Мамаша Кураж (копаясь в белье). Не дам! Они не заплатят,  потому  -  им
нечем.
     Священник (вносит раненую крестьянку). Почему вы не ушли,  когда  пушки
начали стрелять?
     Крестьянка (слабо). Хозяйство.
     Мамаша Кураж. Уйдут они, как бы  не  так.  Ах,  какие  сорочки!  Завтра
явятся господа офицеры, а у меня товара нет! (Бросает одну  сорочку;  Катрин
несет ее крестьянке.) И зачем я ее отдаю? Я, что ли, войну начала!
     Первый солдат. Лютеране они. И на что им такая вера сдалась?
     Мамаша Кураж. Толкуй тут про веру, когда у людей дом развалили.
     Второй солдат. Никакие они не лютеране, они сами католики.
     Первый солдат. Ядро - оно веры не разбирает.
     Крестьянин (входит, опираясь на священника). Остался я без руки!

                  Из дома доносится жалобный детский плач.

     Священник (крестьянке). Лежи!
     Мамаша Кураж. Дите спасайте!

                          Катрин бросается в дом.

(Рвет  сорочки.)  Полгульдена штука. Разор! Да вы поаккуратней с ней, может,
хребет  задело.  (Катрин, которая появляется с младенцем на руках.) Рада без
памяти!  Опять  младенца приволокла! Все бы тебе нянчиться! Отдай матери сию
же минуту, а то потом его у тебя без драки не отнимешь. Слышишь ты?

                        Катрин не обращает внимания.

От  ваших  побед мне одни убытки. Да вы поменьше полотна накручивайте, отец,
оно денег стоит!
     Священник. Давайте еще. Никак не остановить кровь.
     Мамаша Кураж (подойдя к Катрин). Полюбуйтесь на нее: кругом беда такая,
а эта дуреха рада-радехонька! Отдай его сейчас же, вон мать уже очнулась.

                  Катрин нехотя отдает крестьянке ребенка.

(Тем  временем  рвет  еще  одну сорочку.) Ничего не дам, не могу я, надо и о
себе  подумать!  (Второму  солдату.)  А  ты  чего глаза таращишь? Поди лучше
скажи,  чтобы они свою музыку прекратили, мне и тут видно, что у них победа.
Выпей  стакан  водки,  святой  отец,  не  спорь, я и так злая! (Спрыгивает с
фургона,  чтобы  вырвать Катрин из объятий пьяного Первого солдата.) Ты что,
скотина?  Ишь ты, победитель! Постой, куда? Сперва плати! (Крестьянину.) Цел
твой  малыш. Ты подложи ей (показывает на крестьянку) что-нибудь под голову.
(Первому солдату.) Тогда шубу давай - все равно краденая.

Первый солдат выходит пошатываясь. Мамаша Кураж рвет одну сорочку за другой.

     Священник. Там еще кого-то завалило.
     Мамаша Кураж. Не волнуйся, все порву.

     Сцена VII, стр. 59.

 Тракт. Мамаша Кураж, священник и Катрин тянут фургон. Он обшарпан, грязен,
                         но увешан новыми товарами.

     Мамаша Кураж (поет).

                        Иной хитрит, юлит, хлопочет,
                        Вовсю противится судьбе,
                        Себе нору он вырыть хочет -
                        Могилу роет он себе.
                        Кто отдохнуть от шума боя
                        Стремится, не жалея сил,
                        Тот в царстве вечного покоя
                        Пускай поймет, куда спешил.

            Припев "Весна идет" она играет на губной гармонике.

     Сцена XII, стр. 82.
     Крестьяне. Пора тебе, мать. Последний полк уходит. А то одна  пропадешь
дорогой.
     Мамаша Кураж. Она еще дышит. Может, уснет.

     В крестьянских войнах, этом величайшем несчастье  в  истории  Германии,
Реформация потеряла свои клыки, лишилась социального содержания. Остались  -
коммерция и цинизм. Мамаша Кураж - да будет это сказано в помощь режиссерам,
- как и ее друзья и клиенты и почти все встречные и поперечные, распознает в
войне ее чисто меркантильную сущность: как раз  это  ее  и  привлекает.  Она
верит в войну до конца. Ей и невдомек, что тот, кто хочет отрезать кусок  от
пирога  войны,  должен  запастись  большим  ножом.  Неправы   те   свидетели
потрясений, которые думают, что потерпевшие чему-нибудь научатся. Пока массы
остаются  о_б_ъ_е_к_т_о_м  политики,  все,  что  с   ними   случается,   они
воспринимают не как опыт, а как рок; пережив потрясение, они  узнают  о  его
природе не больше, чем подопытный кролик о законах биологии.
     Задача автора пьесы не в том, чтобы заставить в конце  прозреть  мамашу
Кураж - хотя она кое-что уже видит в середине, пьесы, к концу  сцены  VI,  а
затем вновь теряет зрение, - автору нужно, чтобы зритель видел.


КОММЕНТАРИИ

     Переводы пьес сделаны по изданию: Bertolt Brecht, Stucke, Bande  I-XII,
Berlin, Auibau-Verlag, 1955-1959.
     Статьи и стихи о театре даются в основном по изданию:  Bertolt  Brecht.
Schriften zum Theater, Berlin u. Frankfurt a/M, Suhrkamp Verlag, 1957.

МАМАША КУРАЖ И ЕЕ ДЕТИ
                      (Mutter Courage und ihre Kinder)

     На русский язык пьеса была переведена С. Аптом, опубликована  отдельным
изданием и в однотомнике: Б. Брехт, Пьесы, М, "Искусство",  1956.  Настоящий
перевод Б. Заходера и В. Розанова публикуется впервые.
     "Мамаша  Кураж  и  ее  дети",  носящая  подзаголовок  "Хроника   времен
Тридцатилетней войны", написана в Швеции осенью  1939  г.  Источником  пьесы
послужила повесть немецкого прозаика XVII  в.  Ганса  Якоба  Кристофеля  фон
Гриммельсгаузена  (1621-1676)  "Подробное   и   удивительное   жизнеописание
отъявленной обманщицы и бродяги  Кураж"  ("Ausfuhrliche  und  wunderseltsame
Lebensbeschreiibung der Erzbetrugerin und Landstorzerin  Courage"  -  1670),
которая   является   своеобразным   продолжением    прославленного    романа
Гриммельсгаузена о Симплициссимусе и вместе с двумя другими повестями входит
в  цикл  "Симплицианских  сочинений".  Гриммельсгаузен  показывает  читателю
события Тридцатилетней войны, участником которой он сам был с 1635  до  1657
г. в качестве конюха, рядового солдата, писца.
     Кураж у Гриммельсгаузена - авантюристка, которая путается  с  полковыми
офицерами, богатеет, накапливает имущество, так что ей приходится возить его
с собой в фургоне. Но затем она терпит аеудачи  и  становится  маркитанткой.
Образ героини Гриммельсгаузена расщепился у Брехта на  двух  персонажей  его
пьесы - Иветту Потье и Анну Фирлинг, по  прозвищу  мамаша  Кураж.  Последняя
приобрела  новые  черты  -  она  стала  символом   обывателей,   стремящихся
разбогатеть на войне и забывающих о той кровавой  цене,  которую  приходится
платить за эту кажущуюся выгоду. Трагическая вина мамаши Кураж в непонимании
ею происходящих вокруг событий, в ее политической слепоте. Пьеса Брехта учит
необходимости понимать общественный  смысл  событий,  -  иначе  любой,  даже
внутренне богатый человек  может  оказаться  пособником  преступлений  и  их
жертвой. Позднее Брехт признавался: "Когда я писал, мне представлялось,  что
со сцен нескольких  больших  городов  прозвучит  предупреждение  драматурга,
предупреждение о том, что кто хочет завтракать с  чертом,  должен  запастись
длинной ложкой. Может быть, я проявил при этом наивность, но  я  не  считаю,
что быть наивным - стыдно. Спектакли, о которых  я  мечтал,  не  состоялись.
Писатели  не  могут  писать  с  такой  быстротой,  с   какой   правительства
развязывают войны: ведь чтобы сочинять, надо думать.  Театры  слишком  скоро
попали во власть крупных разбойников. "Мамаша Кураж и ее дети"  -  опоздала"
(цит. по статье;. "Hans Вunge, Brecht im zweiten Weltkrieg. - "Neue Deutsche
Literatur", 1962, N 3, S. 46-47).
     Первое  представление  состоялось  19   апреля   1941   г.   в   театре
"Шаушпильхауз" в  Цюрихе  (Швейцария)  с  участием  немецких  и  австрийских
эмигрантов. Режиссер спектакля - Линдберг, художник - Тео Отто. Главную роль
исполняла Тереза Гизе; роль Эйлифа - известный немецкий театральный  деятель
и литератор Вольфганг Лангхоф, в то время живший в  Швейцарии  в  эмиграции.
Здесь, в оформлении  Тео  Отто,  уже  предсказан  облик  будущего  спектакля
"Берлинского  ансамбля"  -  изменится  в   основном   только   задний   план
сценического пространства. Критика одобрительно приняла пьесу, "о Брехт  был
огорчен, что  "буржуазная  печать  сочла  возможным  заговорить  о  трагедии
Ниобеи,   о   потрясающей   неистребимой   живучести   материнского   начала
(Lebenskraft des "Muttertiers")", пройдя, таким образом,  мимо  актуального,
общественно-политического звучания пьесы. В связи с этим  драматург  написал
новые варианты картин I и  V.  Чтобы  понять  эволюцию  замысла,  достаточно
сопоставить окончательный текст этих  картин  с  приложенным  первоначальным
вариантом. В картине V  (Саксония.  1631  г.)  маркитантка  Кураж  разрывала
дорогие офицерские сорочки на бинты для раненых - она скрепя сердце уступала
инстинкту человеческой жалости. В последнем варианте верх одерживает  другой
инстинкт - собственности, и рубашки силой вырывает  у  нее  Катрин,  которой
помогает священник. Так углублялась социальная характеристика героини.
     Новый текст  был  использован  в  послевоенной  постановке  берлинского
"Дойчес teaTep", которым в то время уже руководил исполнитель роли Эйлифа  в
Цюрихе Вольфганг Лангхоф. Премьера спектакля состоялась 11  января  1949  г.
Режиссеры - Бертольт Брехт и Эрих Энгель, художники  -  Тео  Отто  и  Генрих
Клингер, композитор - Пауль Дессау. Роли исполняли: Кураж -  Елена  Вайгель,
Эйлифа - Эрнст Калер, Катрин -  Ангелика  Хурвиц,  повара  -  Пауль  Бильдт,
Иветты - Рената Кейт, священника - Вернер Хинц. С  этим  спектаклем  родился
будущий  театр  Брехта  "Берлинский   ансамбль".   В   статье,   посвященной
десятилетию спектакля и "Берлинского ансамбля", критик Герберт Иеринг писал:
"Чем эта постановка принципиально отличалась от  других  спектаклей?  Прежде
всего ясностью мысли, которую Брехт противопоставлял патетической  косности,
утвердившейся во многих спектаклях гитлеровского времени. То было искусство,
признававшее, что стиль и народность должны слиться воедино,  чтобы  вернуть
театру в Германии важнейшую художественную функцию". И далее критик,  говоря
о театре  "Берлинский  ансамбль",  замечает:  "Слово,  режиссура,  актерское
мастерство, оформление сцены соответствовали  друг  другу.  Бертольт  Брехт,
Эрих Энгель, Каспар Неер, Елена Вайгель, Эрнст Буш, Ангелика  Хурвиц  -  все
они слились в коллектив, как до того  Гергард  Гауптман,  Отто  Брам,  Оскар
Зауэр, Эльза Леман" ("Sinn und Form", 1959, Э 1, S.  145-146).  Названный  в
этом перечислении Эрнст Буш  присоединился  к  труппе,  исполнявшей  "Мамашу
Кураж", немного позднее. 11 сентября 1951 г. Брехт и Энгель,  отмечая  сотое
представление пьесы, выпустили новый вариант  спектакля,  несколько  обновив
состав исполнителей: вместо Пауля Бильдта роль повара стал играть Эрнст Буш,
Иветты - Регина Луц и Карола Браунбок, Эйлифа, наряду с Калером, -  Эккехард
Шалль, а священника - Эрвин Гешоннек и Вольф  Кайзер.  Слава  спектакля  еще
более возросла. Уже увенчанный в 1949 г. Национальной премией ГДР, коллектив
"Берлинского ансамбля" был отмечен в 1954 г.  первой  премией  на  Всемирном
театральном фестивале в Париже. Спектаклю "Берлинского  ансамбля"  посвящена
огромная критическая литература, причем  исследователи  единодушно  отмечают
его  выдающееся  художественное  значение  в  истории  современного  театра.
"Мамаша Кураж" исполнялась труппой Брехта во многих странах  мира  -  уже  к
концу 1958 г. спектакль был показан зрителям ряда городов ГДР и ФРГ, Парижа,
Вены, Лондона, Праги, Братиславы, Москвы и Ленинграда (гастроли в СССР - май
1957 г.). Советские критики, отмечавшие рационалистический стиль постановки,
не совпадающий (как писали некоторые авторы) с традициями  русского  театра,
тем не менее единодушно  сошлись  в  высокой  оценке  спектакля.  Характерен
вывод, сделанный Ю. Юзовским на анализе спектакля:  "Мы  находим,  что...  в
театре несколько нарушен баланс  между  разумом  и  чувством,  что  законное
господство и даже, допускаем, диктатура разума перерастают  законные  рамки,
что подозрительность, какую театр обнаруживает  к  эмоциональной  сфере,  "е
всегда бывает оправдана и что разумнее  было  бы  привлечь  эти  чувства  на
службу  разуму,  оказав  им  больше   доверия,   что,   конечно,   и   будет
вознаграждено" ("Театр", 1957, Э  8,  стр.  164).  Впрочем,  другие  критики
рассуждали  иначе.  А.  Аникст:  "...в  "Мамаше  Кураж"  разум   и   чувство
органически слиты как в пьесе, так и в спектакле" (там  же,  стр.  171);  А.
Мацкин: "В спектакле "Мамаша Кураж" Брехт - драматург, режиссер и теоретик -
выступает в счастливом единстве; это вершина его эпического, так называемого
"антиаристотелевского"   искусства.   И   наша   позиция   зрителей   вполне
соответствует идеалу Брехта... Только  в  драматические  минуты  действия...
вопреки кодексу Брехта, мы из зрителей _наблюдающих_ превращаемся в зрителей
_сопереживающих_" (там же,  стр.  168);  Е.  Книпович:  "Литературный  образ
мамаши Кураж  неотделим  от  сценического  воплощения  его,  данного  Еленой
Вайгель. Запрокинутое ввысь узкое, скуластое лицо удалой маркитантки, поющей
песню о войне, и то же лицо, полное гнева, когда, глядя в окровавленное лицо
Катрин, мамаша Кураж шлет проклятия войне. А рука ее в это  же  время  жадно
ощупывает мешок с военным товаром, который по ее приказу, с  опасностью  для
жизни, принесла дочь" ("Иностранная литература", 1963, Э 4, стр. 211).
     Высокую оценку в советской печати получила работа художника. Е.  Луцкая
писала о великолепном использовании  сценической  детали,  превращающейся  в
метафору  авторской  идеи:  "Художник  (Тео  Отто)  находит  одну  деталь  и
исчерпывающе раскрывает в ней весь смысл спектакля, весь ход его развития во
времени... Сцена обнажена, но сама эта  обнаженность  -  образ  опустошенной
войнами земли... Буквы из обугленных обломков и обрывков проволоки, повисшие
над пустой сценой, - таков внешний облик спектакля"  ("Театр",  1957,  Э  8,
стр. 177-478).
     Сам  Б.  Брехт  не  настаивал  на  единственности  решения,  найденного
"Берлинским ансамблем", но  требовал  соблюдения  важнейших  условий  своего
замысла, для чего подготовил к изданию "модель" спектакля "Мамаша Кураж",  в
примечаниях к которой писал под заголовком "Что в основном  должна  показать
постановка "Мамаши Кураж": "Что на войне большую коммерцию ведут  отнюдь  не
маленькие люди. Что война, являющаяся ведением той же коммерции, но  другими
средствами, уничтожает человеческие добродетели  даже  самых  добродетельных
людей. Что можно пойти на любые жерта .1, лишь бы одолеть  войну".  Когда  в
Дортмунде  в  1949  г.  был  подготовлен  спектакль,  не   отвечавший   этим
требованиям Брехта, автор запретил его исполнение, -  генеральная  репетиция
28 мая 1949 г. была и последним представлением пьесы.
     В 1950 г. Брехт при участии художника Тео Отто поставил "Мамашу  Кураж"
в мюнхенском театре "Каммершпиле", повторив в основном берлинский спектакль,
но приспособив егр к индивидуальным особенностям  актеров:  Кураж  -  Тереза
Гизе, Эйлиф - Ганс Христиан Блех, Катрин - Эрни Вильгельми, повар -  Фридрих
Домин, священник - Петер Люр, Иветта - Ирмгард Лапслен.
     Вслед затем "Мамашу Кураж" поставили многочисленные театры ГДР  и  ФРГ.
Отметим наиболее известные постановки.
     Гамбург, октябрь 1952 г. Режиссер - Ганс Лицау, художник - Конярский. В
ролях: Кураж - Ида Эре, Катрин - Хильда Краль.
     Маннгейм, май 1953 г. Режиссер - Пауль Риди,  художник  -  Ганс  Генрих
Палич. В ролях: Кураж - Клара Вальдбрель, Катрин - Альдона Эрет.
     Бремен, декабрь 1955 г. Режиссер - Ганнес  Рацум,  художник  -  Манфред
Милгер.
     Геттинген, сентябрь 1956 г. Режиссер - Эбергард Мюллер-Эльмау, художник
- Вильгельм Преториус. В ролях: Кураж - Грета Вурм, Катрин -  Альдона  Эрет,
повара - Гильперт.
     Штутгарт, май 1958 г. Режиссер - Э. - Ф. Брюкльмайер, художница -  Лени
Вауэр-Энн. В ролях: Кураж - Мила Копп, повара - Манке.
     Особо следует выделить спектакль во Франкфурте-на-Майне, 20 мая 1958 г.
Режиссер - Гарри Буквиц, художник - Тео Отто. В ролях: Кураж - Тереза  Гизе,
священника - Вольфганг  Ширлиц,  Катрин  -  дочь  Брехта  Ханна  Хиоб.  Этот
спектакль, поставленный по брехтовской "модели", имел,  по  отзывам  прессы,
большое  общественно-пропагандистское   значение   в   борьбе   за   атомное
разоружение,  вокруг  проблем  которого  в  то  время  велась   ожесточенная
полемика.
     Следует отметить еще одну постановку "Мамаши Кураж": в  марте  1960  г.
известный немецкий режиссер Эрвин Пискатор, в двадцатые годы соратник Брехта
в области революционного искусства, поставил  пьесу  в  театре  г.  Касселя.
Несмотря на большую творческую близость в течение  ряда  лет,  Пискатору  до
того не пришлось ставить ни одной пьесы Брехта. Рецензент Вилли Фец, отмечая
отдельные слабости в игре Риты Мош  -  Кураж  и  Эрики  Хельмерт  -  Катрин,
хорошее исполнение ролей повара Гансом Музеусом  и  священника  -  Гербертом
Пробстом, указывает на предпринятые режиссером изменения текста  (сокращения
очень важной картины V, появления крестьянки с сыном в VIII и  целиком  всей
картины X), он пишет: "Об уважении Пискатора к Брехту  и  о  его  скромности
говорит тот  факт,  что,  он  в  основном  придерживался  знаменитой  модели
"брехтовской постановки... Пискатор преследовал ту же  цель,  что  и  Брехт:
показать, что война не что иное, как совокупность коммерческих  предприятий,
несущих гибель маленьким людям, которые и до сих пор у нас еще  думают,  что
на войне можно нажиться, ничего за это не платя" ("Deutsche Woche", 1960,  9
марта).
     За двенадцать лет, с 1949 по 1961 г., в театрах ГДР  были  осуществлены
двадцать три постановки "Мамаши Кураж".
     Триумфальное шествие пьесы Брехта  по  сценам  всего  мира  началось  в
пятидесятые  годы.  Отметим   спектакли   в   Польше:   Варшава,   Еврейский
государственный театр, июль 1957 г., переводчик, режиссер и  исполнительница
роли Кураж - Ида Каминс