Адвокат-чух. Вы, так же как и он, арендуете землю у семьи де Гусман?
     Арендатор Парр. Да.
     Адвокат-чух.  Выйдя  из кофейни, вы вернулись домой пешком, потратив на
дорогу пять часов, и угнали лошадей в имении семьи де Гусман?
     Арендатор Парр. Да.
     Адвокат-чух. На каком основании?

                           Арендатор Парр молчит.

У вас есть дочь, господин Парр?
     Арендатор Парр. Нет.
     Адвокат-чух.  Значит,  семья  де  Гусман  не преподнесла вам в дар этих
лошадей?

                           Арендатор Парр молчит.

Почему вы присвоили себе лошадей?
     Арендатор Парр. Потому, что они были мне нужны.

                            Адвокаты улыбаются.

     Судья. Но ведь это же не причина!
     Арендатор  Парр.  Для  вас,  может  быть, а для меня еще какая причина!
Участок мой на болоте, мне нужны кони для пахоты, это каждому понятно.
     Адвокат-чух. Господин Кальяс, и ваш участок тоже на болоте?

                          Арендатор Кальяс молчит.

     Арендатор Парр. В точности как у меня.
     Адвокат-чух. Господин Кальяс, вам лошади тоже были нужны?
     Арендатор  Кальяс.  Да... то есть нет. Я хочу сказать, что взял я их не
потому, что они мне были нужны, а потому, что мне их подарили.
     Адвокат-чух. Стало быть, вы не одобряете образ действий вашего друга?
     Арендатор  Кальяс.  Нет, не одобряю. (Парру.) Как это ты решился увести
лошадей? Ты не имел на это никакого права.
     Арендатор Парр. Права и ты не имел.
     Адвокат-чух.  Разве?  Почему  господин  Кальяс  не  имел  права  увести
лошадей?
     Арендатор Парр. Потому, что ему тоже лошадей не дарили.
     Арендатор Кальяс. Тебе-то откуда это известно? Что ты такое несешь?
     Арендатор  Парр.  Много  лошадей  нужно  бы  иметь де Гусману, чтобы за
каждую бабу давать по две лошади!
     Адвокат-чух.  Высокий  суд!  Арендатор  Парр  в  простоте своей выразил
мнение  широких  кругов  арендаторов,  а  именно: что в случаях, аналогичных
случаю  с  Нанна  Кальяс,  ценные  подарки не в обычае. Высокий суд, я прошу
вызвать  одного  свидетеля,  чьи показания сильно удивят вас. Этот свидетель
изложит  мнение  самого  Кальяса  в том, легко ли раздаривают помещики своих
лошадей.
     Нанна. Кого они там еще выкопали? Ты много вздору нагородил в кофейне.
     Арендатор  Кальяс.  Дело  дрянь!  А  во  всем  виноват  один  Парр. Вот
дурень-то! Он все мне испортил.

                      Входит домовладелец Кальямасси.

     Адвокат-чух.  Прошу  вас,  повторите  слова,  сказанные  вам господином
Кальясом в кофейне.
     Нанна. Протестуй немедленно!
     Арендатор  Кальяс.  Высокий суд, этот свидетель вообще ничего не стоит.
Если я ему что и говорил, то в частном разговоре.
     Адвокат-чух. А что же именно говорил господин Кальяс?
     Домовладелец  Кальямасси  (единым духом). Господин Кальяс сказал: "Само
собой  разумеется,  между  нами  и  речи  не  было, что мне подарят за дочку
лошадей. Ведь это курам на смех! Господин де Гусман попросту закрывал глаза,
когда  я  ими  пользовался.  Да и кому придет в голову дать за девушку таких
лошадей? Вы только подите и взгляните на них!"
     Судья (арендатору Кальясу). Вы говорили это?
     Нанна. Нет.
     Арендатор Кальяс. Да, то есть нет... Я был просто пьян. Все чокались со
мной в честь моей победы над помещиком, а закуски мне никто не предложил.
     Судья.  Все это звучит не очень убедительно, господин Кальяс. Подумайте
как следует - не лучше ли вам добровольно отказаться от лошадей?
     Нанна. Этого ты не сделаешь!
     Арендатор  Кальяс.  Ни  за  что,  высокий  суд! Я не могу отказаться от
лошадей.  (Повысив  голос.)  Я  предлагаю  -  пусть  наместник  сам  вынесет
приговор, так как речь идет не о простых, а о чихских лошадях. Да, в этом-то
все дело - речь идет о чихских лошадях!

  Транспарант: "По слухам, наместник получил с фронта самые благоприятные
                                  вести!"
                         Из дворца выходит Иберин.

     Судья.  Господин наместник, по делу о лошадях монастыря святого Варравы
арендатор Кальяс требует вашего приговора.
     Иберин (несколько выступив вперед).
                  Чего тебе еще? Ведь я исполнил
                  Все, что ты требовал. Не я ли честь
                  Тебе вернул? И к смерти человека,
                  Тебя обидевшего, присудил,
                  Не посмотрев, богат ли он иль беден?
                  Тебя возвысил я! А ты что сделал?
                  Остался ль ты на этой высоте?
                  Твои поползновенья мне известны,
                  И я предупреждаю: берегись!
     Арендатор  Кальяс.  Разрешите обратить ваше внимание на то, что лошади,
необходимые для полевых работ, находились в руках чихов.
     Игуменья.  Разрешите  обратить  ваше  внимание  на то, что они в данный
момент находятся в руках чухов.
                  Спор, государь, о наших лошадях,
                  А мы ведь чухи. Но если б даже
                  Они принадлежали чихам, что с того?
                  Ведь собственность есть собственность, не
                                                       так ли?
                  Кто смеет покушаться на нее!
                  Вот перед вами пара лошадей,
                  Вы их осматриваете подробно,
                  Оцениваете, глядите в зубы, -
                  Что ж? Где видна тут чихская рука?
                  И впрямь скажите, что такое лошадь?
                  Кому присуща - чихам или чухам?
                  Ни тем и ни другим. Лошадь - это
                  Товар, который стоит сотню песо,
                  А то и больше и который мог бы
                  С тем же успехом быть и сыром или
                  Парой сапог за сотню с лишним песо.
                  Короче говоря, то, что там ржет
                  И землю роет, есть не что иное,
                  Как сотня звонких песо, и притом
                  Они принадлежат монастырю.
                  Они случайно лошадиной шкурой
                  Облечены. Но точно так же как
                  От лошади неотделима шкура,
                  От них неотделимо наше право:
                  Они принадлежат монастырю.
     Адвокат-чух.  Дело  в  том,  что монастырь получил в дар половину всего
живого  и  мертвого  инвентаря  де-гусмановых  поместий,  куда  входят и эти
лошади.
     Арендатор  Кальяс.  Во  всяком  случае,  когда  я  их  взял, они еще не
принадлежали монастырю.
     Изабелла (неожиданно, в бешенстве). Но и не тебе, скотина! Шапку долой!
     Haнна. Вас не спрашивают!
     Арендатор Кальяс. Никто в их семейке даже не умеет запрячь лошадей.
     Изабелла. Шапку долой! Это наши лошади! Шапку долой!
     Арендатор  Кальяс.  Я ссылаюсь на слова наместника: тут нет ни богатых,
ни бедных!
     Изабелла. Вот то-то и оно! Шапку долой!
     Иберин. Сними же шапку!

                      Арендатор Кальяс снимает шапку.

                               (К помещикам.)
                                С этим пора кончать!
                  Я слышал, ходят слухи, будто я
                  Расправиться с помещиками жажду,
                  Лишь оттого, что присудил я к смерти
                  Чиха-помещика. Какая глупость!
                  Я осудил не собственность, конечно,
                  Но только злоупотребленье властью.
                  А ты, мужик, из всех великих чувств,
                  Что наполняют сердце чуха, понял
                  Одно лишь - что стяжать приспело время.
                  Ты честь на лошадей менять готов?
                  И это чух! Позор тебе, мужик!
     Адвокат-чух  (резко).  Господин  наместник!  Высокий  суд! Мой клиент -
монастырь   святого   Варравы   -   готов  представить  доказательство,  что
вышеозначенный Кальяс принадлежит к мятежникам.
     Адвокат-чих.  Господин Кальяс только что весьма решительно осудил кражу
лошадей,  которую  совершил его друг арендатор Парр. (Свидетелю Кальямасси.)
Но,  если  не  ошибаюсь,  в  кофейне  господин  Кальяс  пел  песню,  которая
взволновала всех посетителей.
     Домовладелец  Кальямасси.  Верно. Он пел запрещенную песню: "Что есть -
то есть".
     Нанна (отцу). Ну теперь тебе крышка.
     Адвокат-чух.  Я  ходатайствую  перед  судом  -  пусть обвиняемый Кальяс
повторит здесь эту песню.
     Иберин (арендатору Кальясу). Ты пел эту песню?
     Арендатор  Кальяс.  Нет,  то  есть  да.  Я  пьян  был, высокий суд. Все
чокались со мной, а закуски никто не предложил.
     Иберин. Повтори песню!
     Арендатор Кальяс. Какая это песня? Всего-то несколько куплетов.
     Иберин. Спой их!
     Арендатор Кальяс. Сейчас. (Молчит.)
     Иберин. Пой, тебе говорят!
     Арендатор Кальяс (угрюмо). Я охрип.
     Адвокат-чух. Мы и не ожидаем эстетического наслаждения.
     Иберин. Пой!
     Арендатор  Кальяс.  Я  слышал ее только раз, сейчас мне и не припомнить
всего.  Как  будто так. (Повторяет скороговоркой текст песни, оттеняя только
слова - "Иберину хвала и честь".)

ПЕСНЯ "ЧТО ЕСТЬ, ТО ЕСТЬ"

1

                           Жил-был один человек,
                           Он плохо жил свой век.
                           Сказали ему: терпенье!
                           Так долго терпел человек,
                           Что стал, ожидая, тенью.
                                Иберину хвала и честь!
                                Однако
                                Что есть - то есть!

2

                           Человек был очень плох,
                           Он поднял крик и ох.
                           Человек оказался жохом.
                           Сулили ему из крох
                           Дать, чтобы он не охал.
                                Иберину хвала и честь!
                                Однако
                                Что есть - то и есть.

3

                           Человек один жил-был,
                           Ни крошки не получил.
                           И сам, что хотелось, взял он.
                           И жрет теперь что есть сил
                           И плюет на что попало.
                                Иберину хвала и честь!
                                Однако
                                Что есть - то уж есть!

     Игуменья (громко). Это открытый мятеж!
     Судья.  Я  вынужден  поставить  вопрос, не является ли эта песня прямым
оскорблением правительства?
     Иберин. Отобрать у него лошадей.
     Судья. Суд определил: лошадей у тебя отобрать. (Уходит.)
     Арендатор Кальяс. Я, стало быть, не получу лошадок?
     Иберин. Нет. Суд есть суд. И все пред ним равны.
     Арендатор  Кальяс. Тогда я вам вот что скажу: я плюю на ваш суд, если я
не  могу добиться от вас лошадей, которые мне нужны для полевых работ! Какая
же  это справедливость? Если мне не дают лошадей, которые мне необходимы, то
такая   справедливость,   по   мне,   ни   черта  не  стоит.  Это  помещичья
справедливость!  Значит,  надо  переходить  к  Серпу!  Они-то уж добудут мне
лошадей!

        Начинают звонить колокола. Издали слышен гул огромной толпы.

     Голос (за сценой). Серп сломлен!
     Адвокат-чух. Победа!

                        Входит Mиссена с микрофоном.

     Mиссена.
                  Наместник Иберин, дерзкие повстанцы
                  Разбиты наголову.
     Игуменья (негромко аплодирует).
                                     Браво!
     Иберин (в микрофон).
                  Серп арендаторов лежит в пыли!
                  Отрублены завистливые руки,
                  Что к нашему добру тянулись жадно.
                  К священной собственности уваженье
                  Есть основная чухская черта.
                  Чух голодать всю жизнь предпочитает,
                  Чем есть с чужой тарелки, точно нищий.
                  Но есть в Яху и жалкие отбросы,
                  Что объедают наше государство
                  И жалко хнычут: "Чем мы виноваты?"
                  "Работы нет, ах дайте нам поесть!"
                  Мы можем бросить этим людям корку,
                  Но чухами мы их не признаем,
                  Мы кормим их, и мы их презираем!
                  Но тот, кто тянется к добру чужому
                  И землю не свою зовет своею
                  Лишь оттого, что он ее вспахал,
                  И думает, что он коней получит
                  Затем лишь, что они ему нужны,
                  Кто на добро чужое посягает,
                  Того должны мы просто растерзать!
                  Мерзавцы эти вносят лишь раздор
                  В народ наш! Грязной алчностью гонимы,
                  Они и в нас воспитывают алчность.
                  Не будет мира знать родной очаг,
                  Покуда реет хоть один мятежный флаг!

                 В это мгновение в люстре вспыхивает свет.

     Голос  (в глубине сцены). Город Мирасонноре пал! Электростанция в руках
правительственных войск! Да здравствует Иберин!
     Иберин.
                  Итак - свет воссиял!
                    (Кальясу, прикрыв ладонью микрофон.)
                  А ты, мужик, ступай домой работать
                  И предоставь о государстве печься
                  Тем, кто духовным взором обнимает
                  Все государство в целом. Ты же не ропщи.
                  Не причитанья нам нужны, но труд твой.
                  Твоей земле недостает тебя,
                  И что она не даст, то дай ты сам.
                  Ступай, мужик, домой без промедленья
                  И заслужить старайся наше уваженье!
         (Отворачивается и идет во дворец в сопровождении Миссены.)

               Все уходят, кроме арендатора Кальяса и Нанна.

   Транспарант: "Серп разгромлен. Арендаторы бегут из недавно присвоенных
                                 поместий".

     Арендатор  Кальяс.  Ты  слышала?  Он  приговорил  меня  к  смерти, этот
мерзавец!
     Нанна. Этого я не слышала. А вот лошадей он у тебя отнял.
     Арендатор Кальяс. Это одно и то же!

                        Звон колоколов продолжается.


VIII

                         Переулок в Старом городе.

Колокола  все  еще  звонят.  Торговец табаком Пальмоса стоит на пороге своей
лавки.  Дверь  продовольственной  лавки  справа  открывается, оттуда выходит
           толстая женщина, нагруженная картонками и чемоданами.

     Толстая женщина. С чего это они раззвонились, господин Пальмоса?
     Торговец  Пальмоса.  По  случаю  победы,  госпожа  Томасо!  Мы с божьей
помощью утопили в крови восстание арендаторов. Это большая победа.
     Толстая  женщина.  Вот  как?  А мне, к сожалению, приходится выбираться
отсюда - я не могу уплатить за помещение.
     Торговец Пальмоса. Неужели вы не можете как-нибудь дотянуть до тех пор,
когда новое правительство начнет осуществлять свои великие планы?
     Толстая  женщина.  Нет.  (Присаживаясь на чемодан.) Я тут тридцать пять
лет жила!
     Торговец  Пальмоса.  Мне,  вероятно, тоже придется выехать. Слава богу,
хоть  сын  мой  -  он  служит  в  чухском легионе - вскоре получит приличное
вознаграждение.
     Толстая  женщина.  Я сильно разочарована в господине Иберине. А ведь он
казался таким энергичным!
     Торговец  Пальмоса.  Строительство  нелегкая  штука!  Возможно, что для
процветания Яху и от вас требуется небольшая жертва, госпожа Томасо.
     Толстая  женщина.  Единственное,  чего он добился, - хоть чиха из лавки
забрали!

  Появляется человек весьма робкого вида, в широкополой шляпе. Он отпирает
           дверь продовольственной лавки слева. Это торговец-чих.

(Уходя.) Я ничего больше не понимаю!

Колокола  звонят.  Торговец-чих выходит из продовольственной лавки слева; он
вернулся  только  за  своими  чемоданами  и, заперев лавку, уходит. По улице
                       идет домовладелец Кальямасси.

     Домовладелец Кальямасси. Только что закончился процесс. Важная новость:
у Кальяса отобрали лошадей.
     Торговец Пальмоса. Да что вы говорите! А что с помещиком?
     Домовладелец Кальямасси. О помещике никто не упоминал.
     Торговец  Пальмоса.  Вы  считаете,  что  его  освободят? Вот это весьма
показательно!
     Домовладелец   Кальямасси.   Вы,   кажется,  критикуете  правительство,
господин Пальмоса?
     Торговец   Пальмоса.  Кальямасси,  мое  дело  продавать  сигары,  а  не
критиковать правительство.
     Домовладелец  Кальямасси  (заходя  в  дом).  Советую  вам поостеречься,
господин  Пальмоса! Наместник весьма сурово говорил о недовольных элементах.
Кстати, вы до сих пор не заплатили за помещение.

          Торговец Пальмоса бежит через улицу и звонит в кофейню.
                  Госпожа Корнамонтис появляется в дверях.

     Торговец  Пальмоса  (многозначительно).  Госпожа Корнамонтис, у Кальяса
отобрали лошадей.
     Госпожа  Корнамонтис.  В  таком  случае  ко  мне  скоро пожалуют гости.
(Скрывается за дверью.)
     Торговец Пальмоса (возвращается в свою лавку). Таков круговорот времен.

    По переулку идет арендатор Кальяс и его дочь. У нее в руках чемодан.

     Нанна.  Ну  вот  мы  и  пришли  к  этому самому дому. Тут стояли люди и
говорили:  как  это могло случиться, что чухская девушка попала в такой дом?
Это  позор!  -  кричали  они.  Но  красивыми  словами  не  наешься, и я буду
благодарить судьбу, если попаду обратно.
     Арендатор Кальяс. Они будут очень довольны, если ты вернешься.
     Нанна. Не знаю.
     Арендатор  Кальяс.  Не  дай бог, нас увидят Ибериновы солдаты. Меня еще
посадят  в  тюрьму  за  то, что я веду себя не как народный герой. (Звонит.)
Отчего нам не открывают?
     Нанна. А может быть, суд все-таки определил закрыть кофейню?
     Арендатор  Кальяс.  Вот  это мило! Значит, теперь мне придется всю зиму
кормить тебя?
     Госпожа Корнамонтис (выходя). Ах, это ты, Нанна!
     Нанна. Добрый день, госпожа Корнамонтис.
     Арендатор Кальяс. Добрый день, госпожа Корнамонтис.
     Нанна. Госпожа Корнамонтис, расчеты отца относительно моего будущего, к
сожалению,  не оправдались. Я так и думала. Но необычайный судебный процесс,
в  котором  мы  оказались  главными  участниками,  возбудил  в  нем, как вам
известно,  преувеличенные надежды. Мой отец просит вас вновь принять меня на
службу.
     Госпожа Корнамонтис. Не знаю, стоит ли брать тебя.
     Нанна.  Ах,  госпожа Корнамонтис, как странно устроен мир! Два дня тому
назад меня вынесли на руках из суда и при этом порвали на мне новые шелковые
чулки.  Хорошо,  что  дело ограничилось чулками, обычно бывает еще хуже. Вся
эта  мелкота, которая вчера и сегодня так орала, скоро очнется. Зарабатывать
восемь песо, а поднимать шум на восемьдесят - куда это годится?
     Госпожа  Корнамонтис  (осматривая  Нанна).  Никак  этого  не вытравишь!
Каких-нибудь  три  дня  прошло,  а на кого ты стала похожа? Хоть начинай все
сначала!  Чего ради я истратила на тебя такую уйму денег, если через три дня
все  твои прелести полетели к чертям! Вон чулок падает! И какую дрянь ты все
это  время  жрала? Что за цвет лица? Прямо смотреть противно! И эта дурацкая
улыбка!  Чем  ее  смыть?  Эта  девочка улыбалась, как Афродита, а теперь она
ухмыляется! И как она вихляет задом! Точно уличная девка! Не знаю, решусь ли
я.  Единственное  твое достоинство - это что господа посетители предпочитают
девиц,  которые  еще  вчера  казались  недоступными.  Пожалуй,  возьму тебя,
попробую. (Уходит в дом.)
     Арендатор  Кальяс.  Итак,  дорогая Нанна, час расставания пробил снова.
Очень  рад  был  повидать  тебя и удостовериться, что тебе живется не так уж
плохо,  во  всяком  случае  лучше,  чем  твоим  бедным  родителям! Если ты в
ближайшее  время  еще  что-нибудь  для  нас  урвешь,  мы  тебе  будем  очень
благодарны.  Что  ни  говори,  твоя мать и я, мы дали тебе возможность найти
себе здесь пропитание. Не забывай этого!
     Нанна.  До свиданья, дорогой папа, мы с тобо