дама. Ты слышала? Я сейчас же пойду к хозяину. Пусть он высечет
этого негодяя.
     Пожилая дама. Как твоего мужа?
     Молодая дама. Ты такая черствая. (Плачет.)
     Пожилая дама. Как же нам устроить хоть какое-то подобие постели?
     Груше. Об этом уж я позабочусь. (Сажает ребенка  на  пол.)  В  компании
всегда лучше. А у вас есть коляска.  (Подметая  пол.)  Так  все  неожиданно!
Обычно перед обедом муж мне говорил: "Женушка, ты бы прилегла, не  то  снова
разыграется твоя мигрень". (Тащит мешки, готовит постели.)

                Дамы, следя за ее работой, переглядываются.

"Георгий,  говорила  я  губернатору,  как  я  могу  прилечь,  когда  на обед
приглашено  шестьдесят  гостей, а на слуг совершенно нельзя положиться, да и
Михаил не станет без меня есть". (Михаилу.) Видишь, Михаил, все улаживается,
что  я тебе говорила? (Вдруг замечает, что дамы как-то странно глядят на нее
и  шушукаются.)  Ну  вот, по крайней мере не на голом полу. Я сложила одеяла
вдвое.
     Пожилая дама (повелительным тоном). Ловко вы  стелите  постели,  милая,
как я погляжу. Покажите-ка ваши руки!
     Груше (испуганно). Зачем вам это нужно?
     Молодая дама. Сейчас же покажите руки.

                     Груше показывает дамам свои руки.

(Торжествующе.) В ссадинах от работы! Эй, слуга!
     Пожилая дама (подходит к двери, кричит). Эй, прислуга!
     Молодая дама. Попалась, мошенница. Признавайся, что ты замышляла?
     Груше (растерянно). Ничего я не замышляла.  Я  думала,  что  вы,  может
быть, подвезете меня. Пожалуйста, не шумите, я сама уйду.
     Молодая дама (в то  время  как,  пожилая  продолжает  звать  прислугу).
Уйдешь, конечно, да только под охраной. А пока побудь  здесь.  Ни  с  места,
слышишь?
     Груше.  Да  ведь  я  же  хотела  заплатить  шестьдесят  лиастров.  Вот,
пожалуйста. (Показывает кошелек.) Посмотрите сами, деньги у меня  есть.  Вот
четыре десятки,  а  вот  пятерка,  нет,  это  тоже  десятка,  вот  видите  -
шестьдесят. Я только хотела, чтобы вы подвезли меня с ребенком. Вот вам  вся
правда.
     Молодая дама. Ах, ты хотела пробраться к нам в коляску! Теперь ясно.
     Груше. Ваша милость, я не скрываю, я человек низкого рода,  прошу  вас,
не зовите полицию. Этот  ребенок  благородного  звания,  посмотрите  на  его
белье, он такой же беженец, как и вы сами.
     Молодая дама. Благородного звания, знаем  мы  эти  истории.  Отец  его,
наверно, князь, а?
     Груше (в отчаянии; пожилой даме). Да не кричите же вы!  Неужели  у  вас
нет сердца?
     Молодая дама (пожилой). Смотри, как бы она чего-нибудь тебе не сделала.
Она опасна. На помощь! Убивают!
     Работник (входит). В чем дело?
     Пожилая дама.  Эта  особа  пробралась  сюда  под  видом  знатной  дамы.
Наверно, она воровка.
     Молодая дама. И опасная притом. Она хотела нас убить. Этим делом должна
заняться полиция. Ах, боже мой,  я  уже  чувствую,  что  у  меня  начинается
мигрень.
     Работник. Полиции сейчас здесь  нет.  (Груше.)  Собирай  свои  пожитки,
сестрица, и чтоб духу твоего здесь не было.
     Груше  (с  гневом  берет  ребенка.  Зло).  Разве  вы  люди!   Погодите,
приколотят к стене ваши головы!
     Работник (выталкивает ее). Помалкивай. Не то придет  старик,  а  с  ним
шутки плохи.
     Пожилая дама (молодой).  Проверь,  не  успела  ли  она  уже  что-нибудь
украсть.

  В то время как обе дамы лихорадочно просматривают свои вещи, работник и
                     Груше с ребенком выходят из ворот.

     Работник. Доверяйся - да оглядывайся, вот что  я  тебе  скажу.  Сначала
присмотрись к человеку, а потом уж с ним связывайся.
     Груше. Я думала, что с себе подобными они обойдутся по чести.
     Работник. Держи карман шире! Уж ты мне поверь, нет ничего труднее,  чем
подражать ленивому и бесполезному человеку. Если они заподозрят тебя в  том,
что ты сама подтираешься или хоть раз  в  жизни  работала  своими  руками  -
кончено дело. Подожди-ка минутку, я вынесу тебе лепешку и яблочек.
     Груше. Лучше не надо. Пойду, пока не явился хозяин. Если идти всю ночь,
то уж, наверно, не догонят. (Отправляется в путь.)
     Работник (тихо ей вдогонку). На первом перекрестке поверни направо.

                               Она исчезает.

     Певец.
                  Когда Груше Вахнадзе на север спешила,
                  За нею спешили латники князя. Музыканты.
                  Как уйти босиком от латников конных,
                  От злых ищеек, от псов кровавых?
                  Они и ночью идут по следу.
                  Не знают усталости палачи.
                  Сон их недолог.

                       Два латника шагают по дороге.

     Ефрейтор. Дубина ты, из тебя ничего не получится. А почему? Потому  что
ты не предан делу душой. Начальнику это видно по  любой  мелочи.  Позавчера,
когда я занялся этой толстухой, я  приказал  тебе  подержать  мужа.  Ты  его
держал, что верно, то верно, ты даже пнул его  в  брюхо.  Но,  спрашивается,
разве ты делал это с  радостью,  как  порядочный  солдат,  или  так  только,
приличия ради? Я следил за тобой, дубина. У тебя же  башка  набита  соломой;
тебя никогда не повысят в чине.

                       Шагают некоторое время молча.

Ты  думаешь, я не вижу, что ты норовишь все делать мне наперекор? Я запрещаю
тебе хромать, а ты все-таки нарочно хромаешь, потому что я продал лошадей. А
продал  я  их  потому, что такой цены нигде мне за них не дадут. Хромаешь ты
для  того,  чтобы  показать, как тебе не хочется идти пешком. Я же вижу тебя
насквозь. Имей в виду, это тебе не поможет, а только повредит. Песню!
     Оба латника (поют).
                      На войну иду, душа томится:
                      Суждено ли к милой возвратиться?
                      Я друзьям оставил на поруки
                      Честь и сердце дорогой подруги.
     Ефрейтор. Громче!
     Оба латника (поют).
                      Может быть, рыдать придется милой
                      Над моею раннею могилой:
                      Вот вы, ноги, что ко мне бежали,
                      Вот вы, руки, что меня ласкали!

                        Идут некоторое время молча.

     Ефрейтор. Хороший солдат предан делу душой и телом.  За  начальника  он
пойдет в огонь  и  в  воду.  Угасающим  взглядом  он  еще  успевает  поймать
одобрительный кивок своего ефрейтора. Другой  награды  ему  и  не  надо.  Но
тебе-то уж кивать никто не станет, а сдохнуть  ты  все-таки  сдохнешь.  Черт
побери, хотел бы я знать, как я с таким  подчиненным  найду  губернаторского
сынка.

                           Они продолжают шагать.

     Певец.

                 Когда Груше Вахнадзе дошла до реки Сирры,
                 Слишком устала она, и мальчик был слишком
                                                         тяжел.

     Музыканты.

                 Розовый свет зари в кукурузных полях
                 Для того, кто не спал всю ночь, - лишь сырость
                                                         и холод.
                 Утренний шум во дворе, дымок над трубой
                 Беглому страшен. Кто тащит ребенка,
                 Чувствует тяжесть, одну только тяжесть.

            Груше с ребенком стоит перед крестьянской усадьбой.

     Груше. Опять ты мокрый, ты же знаешь, что у меня нет  пеленок.  Михаил,
нам надо расстаться. От города мы уже далеко. Не может быть, чтобы за  таким
клопом, как ты, они пошли в такую даль. У этой  крестьянки  доброе  лицо.  А
слышишь, как пахнет молоком? Ну что ж, прощай, Михаил, я забуду, как ты  всю
ночь колотил меня ножками в спину, чтобы я резвее бежала, а ты забудь, что я
тебя плохо кормила. Я кормила тебя от чистого сердца.  Я  бы  тебя  за  твой
носик навсегда взяла, но нельзя. Я бы показала тебе козу и научила проситься
на горшок, но мне нужно вернуться,  потому  что  мой  любимый  тоже  вот-вот
вернется, и нехорошо будет, если он меня  не  найдет.  Ты  не  можешь  этого
требовать, Михаил.

Толстая  крестьянка  несет  в  дом  подойник с молоком. Груше ждет, чтобы та
скрылась,  а  затем осторожно подходит к дому. Она крадется к двери и кладет
ребенка  у  порога.  Затем,  спрятавшись  за  дерево,  ждет до тех пор, пока
            крестьянка не выходит из дому и не замечает ребенка.

     Крестьянка. Иисусе Христе, что это такое? Эй, муж!
     Крестьянин (выходя). Что случилось? Дай мне доесть суп.
     Крестьянка (ребенку). Где твоя мать, у тебя нет  матери?  Это  мальчик.
Какое тонкое белье, видать, благородный ребенок. Положили  под  дверью  -  и
баста. Ну и времена!
     Крестьянин. Кто думает,  что  мы  будем  его  кормить,  тот  ошибается.
Отнесешь его в деревню священнику, и дело с концом.
     Крестьянка. Что священник будет  с  ним  делать?  Ребенку  нужна  мать.
Смотри, он просыпается. Может, возьмем его, а?
     Крестьянин (кричит). Нет.
     Крестьянка. Я бы устроила ему  кроватку  в  углу  возле  кресла.  Нужна
только корзинка. А в тюле я его буду брать с собой. Смотри, как он  смеется!
Нет, у нас есть крыша над головой, и мы его возьмем,  так  и  знай.  (Уносит
ребенка в дом.)

 Крестьянин, протестуя, следует за ней. Груше выходит из-за дерева, смеется
                      и уходит в обратном направлении.

     Певец.
                      Беглянка, почему ты весела?
     Музыканты.
                      Да потому, что бедный мой малыш
                      Нашел родителей себе. И потому еще,
                      Что я теперь свободна. Певец.
                      А почему печальна? Музыканты.
                      Потому что я свободна и без ноши,
                      Словно меня обокрали,
                      Словно я обеднела.

  Не успевает Груше пройти несколько шагов, как встречает обоих латников,
                    которые копьями преграждают ей путь.

     Ефрейтор. Девица, перед  тобой  военная  власть.  Откуда  идешь?  Когда
придешь? Не находишься ли ты в недозволенных  сношениях  с  врагом?  Где  он
расположился? Какие движения производит он за твоей спиной? Как  холмы,  как
долины, хорошо ли укреплены чулки?
     Груше (испугана). Очень хорошо укреплены, лучше вам отступить.
     Ефрейтор. Я всегда иду на попятный, можешь на меня  положиться.  Почему
ты так глядишь на копье? "Солдат в (боевых  условиях  никогда  не  выпускает
копья из рук" - это из устава, выучи наизусть, дубина.  Итак,  девица,  куда
держишь путь?
     Груше. К своему жениху, господин солдат, его  зовут  Симон  Хахава,  он
служит в дворцовой охране в Нуке. Если  я  ему  напишу,  он  вам  все  кости
переломает.
     Ефрейтор. Симон Хахава, как же, я его знаю. Он дал мне  ключ,  чтобы  я
время от времени за тобой посматривал.  Дубина,  мы  не  вызываем  симпатии.
Придется сознаться, что у нас честные намерения. Девица,  за  моими  шутками
скрывается серьезная натура, и я говорю тебе официально: мне нужен  от  тебя
ребенок.

                          Груше слабо вскрикивает.

Она  нас  поняла,  дубина.  Приятный испуг, не правда ли? "Ах, я только выну
пирог  из  печи,  господин  офицер.  Ах,  я  только  сменю  рваную  рубашку,
господин  полковник!"  Шутки  в сторону и копье в сторону. Девица, мы ищем в
этой  местности одного ребенка. Ты не слыхала, не появлялся здесь ребенок из
города, благородный, в тонком белье?
     Груше. Нет, ничего не слыхала.
     Певец.
                      Милая, беги! Перед тобой убийцы!
                      Беззащитная, помоги беззащитному! И она
                                                           бежит.

  Груше внезапно поворачивается и в паническом ужасе бежит назад. Латники
           переглядываются и, чертыхаясь, устремляются вдогонку.

     Музыканты.
                      Да, и в скверное время
                      Есть хорошие люди.

      Дом крестьян, приютивших ребенка. Толстая хозяйка склонилась над
                     корзинкой. В дом врывается Груше.

     Груше. Сейчас же спрячь его. Сюда идут  латники!  Это  я  положила  его
перед дверью, но он не мой, у него родители благородного звания.
     Крестьянка. Кто сюда идет, какие латники?
     Груше. Не теряй времени на расспросы. Латники, которые его ищут.
     Крестьянка. В моем доме им нечего искать.  Но  с  тобой,  кажется,  нам
придется поговорить.
     Груше. Сними с него тонкие пеленки, они нас выдадут.
     Крестьянка. Дались тебе эти пеленки. В этом доме  хозяйка  я.  Вот  еще
новая докука. Скажи лучше, зачем ты его подкинула? Это же грех.
     Груше (выглядывает на дорогу). Сейчас они  выйдут  из-за  деревьев.  Не
надо было мне бежать, это их всполошило. Что же теперь делать?
     Крестьянка (также выглядывает в окно и вдруг пугается).  Боже  ты  мой,
латники!
     Груше. Они ищут ребенка.
     Крестьянка. А если они войдут сюда?
     Груше. Не отдавай им его. Скажи, что это твой ребенок.
     Крестьянка. Ладно.
     Груше. Они проткнут его копьем, если ты отдашь его им.
     Крестьянка. А если они потребуют? У меня вся выручка за урожай в доме.
     Груше. Если ты отдашь им его, они проткнут его копьем, здесь же, у тебя
в комнате. Скажи, что это твой ребенок.
     Крестьянка. Ладно. А если они не поверят?
     Груше. Поверят, если скажешь твердо.
     Крестьянка. Они сожгут дом, у нас не будет крыши над головой.
     Груше. Потому и говори, что он твой. Его зовут Михаил. Нет,  этого  мне
не нужно было тебе говорить.

                      Крестьянка утвердительно кивает.

Не кивай так головой. И не дрожи, а то они заметят.
     Крестьянка. Ладно.
     Груше. Все "ладно" да "ладно",  хватит  уж,  не  могу  больше  слышать.
(Трясет ее.) А у тебя своих нет?
     Крестьянка (бормочет). На войне.
     Груше. Тогда, может, он и сам теперь латник.  Так  что  же,  он  должен
протыкать копьем детей? Уж ты бы его сразу  посадила  на  место.  "Перестань
размахивать копьем в моем доме, не для  того  я  тебя  растила.  Вымой  шею,
прежде чем говорить с матерью".
     Крестьянка. Это верно, у меня бы он не посмел.
     Груше. Обещай, что выдашь ребенка за своего.
     Крестьянка. Ладно.
     Груше. Вот они идут.

    Стук в дверь. Женщины не отвечают. Входят латники. Крестьянка низко
                                 кланяется.

     Ефрейтор. Вот она. Что я тебе говорил? У меня нюх хороший, я сразу чую,
что к чему. У меня к тебе вопрос, девица. Почему ты  от  меня  убежала?  Что
мне, по-твоему, было от тебя нужно? Готов побиться об заклад,  у  тебя  были
нечистые мысли. Признавайся!
     Груше (в то время как крестьянка непрерывно  кланяется).  Я  вспомнила,
что оставила молоко на огне.
     Ефрейтор. А я думал, тебе показалось, что я посмотрел на тебя  нечистым
взглядом. Как будто у меня какие-то намерения на твой счет.  Такой  плотский
взгляд, понимаешь?
     Груше. Я этого не заменила.
     Ефрейтор. Но ведь могло же так быть, правда? Это  ты  должна  признать.
Ведь мог же я оказаться свиньей. Я с тобой говорю  откровенно,  кое-что  мне
могло бы взбрести на ум, если бы мы были наедине. (Крестьянке.) У  тебя  нет
дел во дворе? Скажем, покормить кур?
     Крестьянка (внезапно падает на колени). Господин солдат,  я  ничего  не
знала. Не жгите, оставьте мне крышу над головой!
     Ефрейтор. О чем ты говоришь?
     Крестьянка. Я ни при чем,  господин  солдат.  Она  положила  его  перед
дверью, клянусь.
     Ефрейтор (замечает ребенка, свистит). А, да там что-то  такое  лежит  в
корзинке. Дубина, я уже чую тысячу пиастров. Уведи  старуху  и  подержи  ее,
придется мне, видимо, снять допрос.

         Крестьянка беспрекословно выходит в сопровождении латника.

Так  вот,  значит,  ребенок,  которого  я  от  тебя  добивался.  (Подходит к
корзинке.)
     Груше. Господин офицер, это мой ребенок, это не тот, которого вы ищете.
     Ефрейтор. Надо взглянуть. (Склоняется над корзинкой.)
     Груше (в отчаянии озирается). Он мой, он мой!
     Ефрейтор. Тонкие пеленочки.

Груше  бросается к ефрейтору, чтобы оттащить его от корзинки. Он отшвыривает
девушку  и снова склоняется над ребенком. Груше в отчаянии озирается, взгляд
ее  падает  на  большое  полено,  она  хватает  полено,  заносит  сзади  над
ефрейтором  и  ударяет  его по голове. Ефрейтор падает. Груше быстро хватает
                             ребенка и убегает.

     Певец.
                   И, убегая от латников,
                   После двадцатидвухдневного странствия
                   У подножия ледника Янга-Тау
                   Груше Вахнадзе усыновила ребенка,
     Музыканты.
                   Беспомощная беспомощного усыновила.

 Груше сидит на корточках у полузамерзшего ручья, черпает горстью воду для
                                  ребенка.

     Груше.
                   Не дают мне от тебя
                   Люди отступиться.
                   Я с тобою, мальчик мой,
                   И тебе придется мной
                   Удовлетвориться.

                   Шла я слишком нелегко,
                   Слишком трудно было
                   Добывать мне молоко,
                   Чтоб тебя, сынок,
                   Я не полюбила.

                   Брошу тонкое белье,
                   Заверну в лохмотья.
                   Ледниковою водой
                   Окрещу, умою.
                   (Что поделать, милый.)

              (Сняв с ребенка дорогую одежду, заворачивает его
                                 в тряпье.)

     Певец.
                   Когда Груше Вахнадзе, убегая от латников,
                   Подошла к мостику, что ведет к деревням
                                             восточного склона,
                   Она спела песню о шаткой опоре,
                   Она поставила две жизни на карту.

Ветер.  В  сумерках  над  ущельем  вырисовывается  хрупкий  мостик. Он повис
наклонно,  так  как  один из канатов оборвался. Торговцы, двое мужчин и одна
женщина,   в   нерешительности  стоят  перед  мостиком.  Появляется  Груше с
   ребенком. Один из мужчин пытается достать шестом упавший конец каната.

     Первый торговец. Не спеши, девушка, все равно на ту сторону ходу нет.
     Груше. Мы с малышом должны переправиться на ту сторону, к моему брату.
     Женщина. "Должны"! Что значит "должны"!  Я  тоже  должна  быть  там,  я
должна купить там у одной женщины два ковра. А она их должна продать, потому
что ее муж должен был умереть. Вот как, милая. Но разве я могу  сделать  то,
что должна, и разве она может? Луарсаб уже два часа никак не достанет канат.
А если он его выловит, спрашивается, как его укрепить?
     Первый торговец (прислушивается). Тише, я слышу какие-то голоса.
     Груше (громко). Мостик не такой уж гнилой. Пожалуй, я попробую пройти.
     Женщина. Если бы за мной гнался сам черт, и то бы я на это не решилась.
Это же самоубийство.
     Первый торговец (кричит). Э-гей!
     Груше. Не кричи! (Женщине.) Скажи ему, чтоб он не кричал.
     Первый торговец. Но ведь внизу кричат.  Может  быть,  кто-то  сбился  с
дороги внизу.
     Женщина. А почему бы ему не кричать? У тебя что-то неладно? Они гонятся
за тобой?
     Груше. Так и быть,  скажу  правду.  За  мной  гонятся  латники.  Одного
латника я ударила.
     Второй торговец. Уберите товар!

                      Женщина прячет мешок за камень.

     Первый торговец. Что же ты сразу не сказала? (Остальным.) Если  они  до
нее доберутся, они сделают из нее фарш.
     Груше. Уйдите с дороги, я пройду на ту сторону.
     Второй торговец. Не пройдешь, глубина пропасти две тысячи футов.
     Первый торговец. Даже если бы мы достали канат, все равно  не  было  бы
смысла идти. Мы бы держали канат руками, но ведь латники  сумели  бы  пройти
точно так же.
     Груше. Отойдите!
     Голоса латников (доносятся издали). Туда, наверх!
     Женщина. Они уже близко. Но ребенка нельзя брать с собой. Мостик  почти
наверняка рухнет. Посмотри-ка вниз.

      Груше смотрит в пропасть. Снизу снова донос