добродушно,  похлопывая
Мэкхита по колену, - но ваши; склады,  -  тут  он  повернулся  к  Блумзбери,
представительствовавшему от ЦЗТ, - пожалуй, еще  лучше.  Как,  вы  попали  к
господину Мэкхиту? Вы должны были  сразу  же  обратиться  ко  мне!  Понимаю,
понимаю, путь  ведет  через  господина  Мэкхита.  Нельзя  обходить  бедняжку
владельца д-лавок.
     Мэкхит слушал его без особого удовольствия. Шутки Аарона  казались  ему
плоскими. Он не испытывал ни малейшего желания подпускать Аарона к  складам.
Ему стоило  очень  больших  усилий  разыгрывать  роль  маленького  человека,
обиженного акулой Крестоном.
     Аарон, казалось, веселился от души, но Мэкхит отлично  видел,  что  при
каждом упоминании имени Крестона у него слегка краснеют виски. Он явно  имел
зуб против Крестона.
     И действительно, Крестон за последнее время что-то уж чересчур расцвел.
Господа директоры Коммерческого банка  тоже  были  слегка  обеспокоены  этим
обстоятельством. Для них Национальный  депозитный  банк  был  тем,  чем  для
Аарона  был  Крестон.  Эти  Полтора   Столетия   испокон   веку   занимаются
недвижимостью, чего ради они суются в розничную  торговлю?  Жалкая,  скучная
лавчонка с заплесневелыми несгораемыми шкафами! Коммерческий банк был мощным
предприятием и не имел оснований завидовать своим  конкурентам,  но  он  был
очень  высокого  мнения  о  своей  роли  в  розничной  торговле.  Он  был  в
собственных глазах непререкаемым арбитром  в  этой  области.  Он  не  считал
нужным пускаться в рискованные предприятия,  сулившие  быструю  наживу.  Его
миссией была охрана нравственности в розничной торговле.
     Всем было ясно,  что  от  людей  вроде  Мэкхита  следует  держаться  на
расстоянии, но, с другой стороны, Национальный депозитный  поступил  с  этим
сомнительным типом по меньшей  мере  некорректно.  С  первого  взгляда  было
видно,  что  у  него  сдали  нервы:  он  производил  впечатление  совершенно
раздавленного человека.
     Мэкхит  всячески  давал  понять,  что  он  горит   желанием   отомстить
Национальному депозитному банку и концерну Крестона. Он жаждал проучить этих
господ,  хотя  бы  ценой  личных  жертв.  Увлеченный,  по  всей   видимости,
собственным красноречием, он предложил И. Аарону  свои  склады  по  бросовым
ценам, лишь бы тот расправился с Крестоном самым жестоким образом; взамен он
просил одного: чтобы его  д-лавки,  по  отношению  к  которым  он  имел  ряд
обязательств, тоже были вовлечены в  дело,  -  ведь  речь  шла  о  маленьких
самостоятельных людях, подаривших ему свое доверие.
     Возможность использовать жажду мести,  снедавшую  Наполеона  д-лавок  и
свидетельствовавшую о его коммерческой недальновидности  (следствие  низкого
происхождения), заставила директоров  Коммерческого  банка  и  господина  И.
Аарона заинтересоваться его проектом.
     Господин Мэкхит получил от председателя Коммерческого банка,  господина
Жака Оппера, приглашение  провести  субботний  вечер  и  воскресенье  в  его
резиденции Уорборн-Касле.
     Для розничной торговли Уорборн-Касл был тем, чем Даунинг-стрит является
для внешней политики, а Уолл-стрит в Нью-Йорке - для иной отрасли коммерции.
Там сходились все "нити".
     Мэкхит вернулся в контору ЦЗТ в состоянии крайнего возбуждения, и Фанни
тотчас же послала за Блумзбери. Мэкхит заявил, что он понятия не имеет,  как
в Уорборн-Касле едят рыбу.
     Они стали совещаться, каким образом  устроить  так,  чтобы  приглашение
коснулось и Блумзбери. Впрочем, последний утверждал, что он тоже  не  знает,
как в Уорборн-Касле едят рыбу. Опперы поселились там сравнительно недавно.
     Фанни уладила все затруднения, поговорив с Жаком  Оппером  в  открытую.
Она явилась в Коммерческий банк  с  портфелем,  полным  деловых  бумаг,  под
мышкой и рассеяла все иллюзии Оппера, если таковые у него были, относительно
манер  ее  шефа.  Она  сказала,  что  люди,   привыкшие   загребать   деньги
собственными руками, нередко  загребают  теми  же  руками  и  еду  со  своей
тарелки. Если они пригласят также и Блумзбери, то  у  них  за  столом  будет
сидеть человек, не обладающий гением Мэкхита. Оппер пригласил Блумзбери.
     Тем не менее все предприятие в последний момент чуть было не лопнуло по
вине последнего. Он был не столь высокого  мнения  об  Опперах,  как  Мэкхит
(может быть, именно оттого, что не знал настоящей цены  деньгам),  и  твердо
решил взять с собой Дженни. Это казалось ему остроумнейшей шуткой. Он  решил
выдать Дженни за свою сестру  и  продемонстрировать  с  ней  новый  салонный
танец. Он предвкушал огромное удовольствие.
     Фанни с большим трудом отговорила его.
     Она тщательно проверила костюм  Мэкхита  и  отняла  у  него  трость  со
стилетом.
     - Она тебе больше не нужна, - сказала Фанни.
     В последнюю секунду он все же купил себе замшевые перчатки натурального
цвета, со швами толщиной в палец. Фанни их так и не  видела.  Блумзбери  они
доставили истинную радость.
     По дороге в Уорборн-Касл Блумзбери уговорил Мэкхита ни в коем случае не
отказываться от обычных своих манер; иначе Опперы  перестанут  считать.  его
выскочкой. Краткая речь, в которой Блумзбери изложил эту свою точку  зрения,
была его единственным вкладом в предприятие,  прологом  к  которому  служило
проникновение Мэкхита в Уорборн-Касл.
     Визит оказался гораздо приятней, чем предполагал Мэкхит.
     Они гуляли по  вылощенным  лужайкам  и  ели  дичь,  запивая  ее  старым
портвейном.  В  библиотеке  пахло  старинной  дорогой   кожей,   и   Мэкхиту
представилась возможность обнаружить  познания,  вбитые  в  него  Фанни  при
помощи роскошных порнографических изданий.
     Старший шеф банка господин Жак Оппер был холост  и  увлекался  высокими
материями,  в  первую  голову  -  биографией  Ликурга.  Основным  работником
предприятия был Генри Оппер.
     Блумзбери оказался более или менее лишним. Рыбная  проблема  не  играла
никакой роли.
     Мэкхит не понимал, как можно в такой обстановке  говорить  о  делах.  О
деньгах вообще не было речи. Блумзбери выяснил, что  великий  Аарон  не  был
приглашен только из-за того, что он, на взгляд Жака  Оппера,  слишком  много
говорил о деньгах. Жак Оппер терпеть не мог денег. Он говорил: "Все эти вещи
должны быть как-то урегулированы, чтобы можно было  сносно  жить".  Вечером,
после отличного ужина, он вернулся к этой теме.
     - Разумеется, чтобы жить, нужно есть. Но оттого, что человек наелся, он
еще не живет. Основная движущая сила человечества - это потребность  выявить
себя, иными словами - обессмертить  свою  личность.  Как  и  каким  образом,
совершенно не важно. Прирожденный кавалерист выражает себя  тем,  что  ездит
верхом.  Ему  ли  принадлежит  лошадь  или  кому-нибудь  другому,  абсолютно
безразлично. Он. хочет ездить верхом. А другой хочет изготовлять  столы.  Он
счастлив, когда у  него  наконец,  есть  возможность  взять  в  руки,  столь
любимый, им кусок дерева и запереться в комнате со своими  инструментами.  В
этом весь секрет экономики. Кто ничего не хочет, кто  работает  только  ради
денег, тот при всех обстоятельствах остается бедным  человеком,  даже,  если
ему и удается заработать эти деньги. Ему недостает самого существенного.  Он
ничто и поэтому ничего не хочет создавать.
     Если бы не Генри Оппер, Мэкхиту так бы и не удалось перевести  разговор
на лавки и кредиты.
     После кофе прошло еще много времени, прежде чем  ему  удалось  изложить
свои взгляды на самостоятельность  мелких  владельцев.  Он  был  в  ударе  и
попутно объяснил, каким образом этот принцип можно  было  бы  хоть  частично
распространить на более крупные предприятия, скажем того же Аарона.
     С большой  настойчивостью  он  приводил  все  новые  доводы,  доказывая
ошибочность  предрассудка,  будто  основой   коммерческого   дела   является
покупатель. Главный источник дохода есть и пребудет вовеки - служащий.
     Покупатели  существуют  лишь  для  того,  чтобы  дать   предпринимателю
возможность извлечь прибыль из служащих и рабочих.
     С  другой  стороны,  основным  инстинктом   служащих   является   самое
вульгарное своекорыстие.
     - Какое дело продавцу, - воскликнул Мэкхит, - до  радостей  в  горестей
его фирмы?  Покуда  он  получает  жалованье,  он  равнодушно  смотрят  вслед
убегающему из лавки покупателю. Единственное спасение -  это  заинтересовать
его в деле. Попросту говоря, нужно решиться бросить ему что-нибудь в пасть!
     - Вы имеете в виду участие в прибылях? - испуганно спросил Оттер.
     - Вот именно!
     - Но ведь это обойдется очень дорого, - сказал Оппер.
     - Не могу с вами  согласиться,  -  возразил  Мэкхит.  -  Ведь  тантьема
выплачивается бонами на то же предприятие. Тем самым продавцы превращаются в
покупателей.
     Генря Оппер  проворчал  что-то  невнятное.  Зато  Жак,  книжный  червь,
внимательно и испытующе посмотрел на Мэкхита.
     В общем и целом вечер прошел гладко. Разошлись сравнительно рано.  Мэку
не спалось. Он  произнес  перед  Блумзбери  речь  о  косности  высших  слоев
общества.
     - Эти люди, - говорил он, бегая по комнате с болтающимися подтяжками, -
недостаточно  серьезны.  Когда  слушаешь  их,  начинает  казаться,  что  они
зарабатывают деньги только ради связанных с этим занятием сильных  ощущений.
Это все равно, как если бы дог, попавший в водоворот, стал  утверждать,  что
он плывет к берегу только из чисто спортивного интереса. Они  думают,  я  не
знаю,  что  вторжение  Полутора  Столетий  в  розничную  торговлю  стоит  им
бессонных ночей. Крестон раздобыл деньги -  это  значит,  что  Аарону  нужны
деньги. Они вызвали меня сюда якобы для  того,  чтобы  приглядеться  ко  мне
поближе, а в действительности все делю, конечно, только в моих складах. Если
они этого не знают, тем хуже для них. Вез моих  складов  Аарону  никогда  не
удалось бы снизить цены на свои товары. И сколько бы Жак  ни  трепал  языком
про Ликурта или как его там зовут, этого древнего грека, он  тоже  навострил
уши, когда я заговорил о стоимости моих товаров. Откуда я их беру,  они  уже
больше не спрашивают. Старая поговорка: "Откуда взять, если не  украсть?"  -
потеряла всякий смысл с тех  пор,  как  воровство  стоит  таких  денег.  Ну,
посмотрим, удастся ли мне вытянуть из них эти столь презираемые ими деньги.
     Мэкхит ставил Жака значительно ниже  Генри,  он  называл  его  тупицей;
между тем в то самое время, как он изливался перед своим компаньоном, не кто
иной, как Жак, отстегивая  подтяжки,  всячески  отстаивал  его  перед  своим
братом, который все еще колебался.
     - У этого простака есть кое-какие идеи, - говорил он. - Больше того - у
него есть инстинкт. В  его  взглядах  на  необходимость  соревнования  между
продавцами поистине есть что-то греческое. Для него все это  не  просто  род
распродажи, как для Аарона; перед  его  духовным  взором  маячат  состязания
колесниц. Доля в прибылях есть,  в  сущности,  лавровый  венок,  уготованный
победителю. Он этого не знает, но  чувствует.  Он  требует  -  и  совершенно
справедливо, - чтобы настоящий продавец обладал ярко выраженной  гармоничной
индивидуальностью. Καλο-καγατια! {Кало-кататиа (древнегреч.) - нравственная
чистота и благородство  (термин,  встречающийся  у  Ксенофонта,  Аристотеля,
Демокрита и других древних авторов).} Когда он описывал такого  продавца,  я
видел перед собой Алкивиада. Это неплохо!
     Отходя ко сну, Оппер-младший видел  перед  собой  Аароновых  продавцов,
которые, как Ахилл - Гектора, влекли к кассе убитых покупателей.
     На следующей неделе состоялось соглашение  между  Коммерческим  банком,
концерном лавок Аарона и ЦЗТ. Отныне ЦЗТ поставляло Аарону товары по тем  же
ценам, что и д-лавки.
     Договоры, которые Блумзбери подписывал от имени ЦЗТ, содержали поистине
ужасающие пункты.
     Мэкхит не решался смотреть Блумзбери в глаза.
     Когда  они  вышли  на  улицу,  он  внезапно   истерически   разрыдался.
Опешивший, ничего не понимающий Блумзбери доставил его в  ближайшую  чайную.
Там они заказали  себе  бутерброды.  Лишь  постепенно  к  Мэкхиту  вернулось
самообладание.
     - За ту цену, что нам платит Аарон, - сказал  Мэкхит  Блумзбери,  когда
они вышли из чайной, - мы не можем красть товары. Долго мы  не  продержимся.
Мы в лучшем случае проведем одну рекламную неделю вроде Крестоновой,  а  это
все, что нужно от нас братьям Оппер. Они хотят как можно скорей  разделаться
с нами. Мы для них  недостаточно  чистоплотны.  Поглядите-ка  на  этот  дом,
Блумзбери! Мрамор и бронза! Я никогда не понимал, почему публика носит  свои
сбережения в дома, которые столько стоили и продолжают стоить.  По-видимому,
люди думают, что фирмы, заводящие у себя мрамор и бронзу, уже не нуждаются в
деньгах, стало быть, их деньги будут там в сохранности.
     Старенький, маленький Национальный депозитный был ему более  по  вкусу.
Его невзрачные конторы как  бы  говорили:  мы  мало  зарабатываем  на  наших
клиентах.
     Он с горечью вспомнил о Национальном депозитном  банке,  этой  коварной
старой амфибии. Без Национального депозитного означало против  Национального
депозитного. А между тем в Национальном депозитном  хранилось  приданое  его
жены. Горькое чувство овладевало Мэкхитом всякий раз, как он об этом  думал.
Он говорил себе, что ему предстоит борьба с этим приданым, которое он должен
был - так уже  своеобразно  сложились  обстоятельства!  -  уничтожать  всеми
средствами ради спасения своей шкуры. Это должна быть борьба без пощады, она
могла кончиться только уничтожением противника.
     Мэкхит чувствовал, что надвигаются тяжелые времена.
     Немало средств стоило  превратить  ЦЗТ  в  приманку  для  Коммерческого
банка. Но если бы ему позволили теперь заняться его  несчастными  д-лавками,
он, во всяком случае, полностью обеспечил их товарами и они  вступили  бы  в
полосу неслыханного расцвета.  Вместо  этого  случилось  самое  худшее:  ему
пришлось  объединиться  с  Аароном  -  конкурентом,  и  притом   конкурентом
неизмеримо сильнейшим! Он добывал товар, чтобы его у него украли!  Он  опять
не продвинулся ни на шаг вперед! Если счастливый случай не  спасет  его,  он
погибнет окончательно. Мэкхит напоминал  человека.  -  стоящего  босиком  на
раскаленной плите. Человек все время подпрыгивает, чтобы  переменить  место,
хотя плита, раскалена повсюду одинаково. Передышка  наступает  только  в  ту
секунду, когда его нога находится в воздухе.
     Так или иначе, в настоящий момент Мэкхиту удалось  раздобыть  кое-какой
капитал для своих д-лавок. Появилась возможность расширить их сеть  и  вновь
открыть им кредит. Вся задолженность по зарплате  "закупщикам"  О'Хара  была
выплачена.

     Мэкхит произнес речь  принципиального  значения  перед  собравшимися  в
Ньюгете владельцами д-лавок.
     Он начал с заявления, что он твердо решил целиком посвятить себя им, то
есть д-лавкам. Чтобы разгрузиться, он, мол, отказался от закупок  и  передал
их одному весьма мощному товариществу - ЦЗТ. Эта организация имеет  в  своем
распоряжении всевозможные товары, которые, впрочем, обойдутся дешево  только
в том случае, если их будут покупать крупными партиями. Это нужно еще и  для
того, чтобы лишить ЦЗТ возможности снабжать другие лавки по  столь  выгодным
ценам. А д-лавки сами по себе не могут поглотить все запасы ЦЗТ.
     Он продолжал:
     - Как вы, вероятно, уже слышали, Объединенные д-лавки вчера вступили  в
тесный деловой контакт с лавками Аарона. Центральное закупочное товарищество
с ограниченной ответственностью, которое будет впредь снабжать вас, господа,
будет  обслуживать  также  и  концерн  лавок  Аарона.  Что   означает   этот
сенсационный шаг мощного  концерна  Аарона?  Господа,  он  означает  победу,
р_е_ш_и_т_е_л_ь_н_у_ю п_о_б_е_д_у д-лавок, И что еще важнее - победу и_д_е_и
д-л_а_в_о_к. Что это за идея? Господа, это идея - дать продукцию современной
индустрии бедным  и  беднейшим  слоям  населения.  П_р_е_д_с_т_а_в_и_т_е_л_ь
м_а_с_с, с_р_е_д_н_и_й ч_е_л_о_в_е_к - это звучит не очень почетно. Господа,
это глубочайшее заблуждение! Именно масса решает все. Делец, который смотрит
свысока на грош, на заработанный, потом и  кровью  грош  рабочего  человека,
совершает тяжкую ошибку. Этот грош нисколько не хуже любых других  денег.  А
дюжина - это в двенадцать раз больше чем один. Вот в  чем  заключается  идея
д-лавок.  И  эта  идея  д-лавок,  ваша  идея,  одержала  полную  победу  над
могущественным концерном Аарона с его десятками крупных предприятий.  Отныне
и концерн Аарона открывает свои двери беднейшим слоям населения и тем  самым
ставит   себя   на   службу   идее   дешевизны    и    с_о_ц_и_а_л_ь_н_о_г_о
п_р_о_г_р_е_с_с_а. Среди вас есть м_а_л_о_в_е_р_ы - где их нет, этих нытиков
и критиканов?  Они  будут  говорить  втихомолку:  чего  ради  могущественный
концерн Аарона будет сотрудничать с  нами,  мелкими  людишками?  На  это  мы
должны ответить прямо: разумеется, н_е р_а_д_и  п_р_е_к_р_а_с_н_ы_х  г_л_а_з
д-лавок. Куда мы ни взглянем, в природе н_и_ч_т_о н_е  с_о_в_е_р_ш_а_е_т_с_я
б_е_з  м_а_т_е_р_и_а_л_ь_н_о_г_о  и_н_т_е_р_е_с_а!  Там,  где  один  говорит
другому: "Я к тебе хорошо отношусь, давай  вместе  и  т.  д.",  -  там  надо
держать ухо востро! Ибо люди - всего  только  люди,  а  не  ангелы,  и  они,
разумеется, прежде всего заботятся о  собственном  благе.  Из  человеколюбия
никто ничего не делает! Сильный порабощает слабого,  и  в  нашей  совместной
работе с концерном Аарона возникает тот же вопрос: дружба - дружбой, но  кто
из  нас  с_и_л_ь_н_е_е?  Стало  быть,  борьба?  Да,  господа,  борьба!   Н_о
б_о_р_ь_б_а м_и_р_н_а_я! Борьба  во  имя  идеи!  З_д_р_а_в_о_м_ы_с_л_я_щ_и_й
делец не боится борьбы. Ее боится только  слабый,  который  будет  раздавлен
к_о_л_е_с_о_м и_с_т_о_р_и_и! Концерн Аарона примкнул к нам  не  потому,  что
наши глаза показались ему прекрасными, а потому, что  он  не  мог  поступить
иначе,  потому,  что   ему   внушила   уважение   упорная,   настойчивая   и
ж_е_р_т_в_е_н_н_а_я р_а_б_о_т_а д-лавок, и эту работу  мы  должны  и  дальше
крепить.   Наша   сила   в   нашем    п_р_и_л_е_ж_а_н_и_и    и    в    нашей
н_е_п_р_и_х_о_т_л_и_в_о_с_т_и! Все знают: мы не жалеем своих рук. И  поэтому
я тоже  принял  решение  отдать  все  мои  силы  вам  и  д-лавкам  -  не  из
материальных побуждений, но оттого. Что я верю в идею, и оттого, что я знаю:
самостоятельная розничная торговля есть нерв всей торговли  и,  кроме  того,
з_о_л_о_т_о_е д_н_о!
     Эту речь слушали около пятидесяти человек мужского и женского пола,  не
считая представителей  прессы;  она  произвела  сильное  впечатление.  Среди
слушателей было немало  истощенных  или  казавшихся  истощенными  людей,  но
призыв к собственным силам, как известно, редко остается без отклика.
     Мэкхит имел все основания быть довольным своим успехом, но  он  покинул
собрание вместе с Фанни Крайслер, и Полли каким-то образом узнала об этом.
     Однажды вечером - было уже довольно поздно - он встретил ее в  Нанхеде,
у своего дома. Она узнала его адрес в одной из д-лавок и уже несколько часов
подряд ждала его у решетчатых дверей. Она вела себя довольно смирно и  сразу
же сказала, что она без него больше не выдержит.
     Отпирая дверь, он подготовил ее к тому, что переехал на новую  квартиру
и что из всех комнат покамест обставлена только одна.  Причину  переезда  он
объяснил ей наверху, когда она села на единственный в комнате стул, поставив
перед собой чемодан.
     Он очень серьезным тоном сказал  ей,  что  отношение  к  нему  ее  отца
поставило его в крайне тяжелое положение.
     Он, мол, честно признается ей,  что  рассчитывал  на  приданое  или  по
крайней мере на расширение своего кредита.
     - Я надеюсь, - сказал он, - ты не  разочарована,  что  вышла  замуж  за
человека, знающего цену деньгам. Я всю жизнь работал как вол. Теперь,  когда
я наконец вижу берег, мне нужны