ва только хотел защитить их  от
злой человек, особенно от император. Но аппетит приходит  во  время  еда,  и
король защитил вся Германия. А  она  крепко  воспротивилась.  И  вот  добрый
король имел за своя доброта и издержки - один досада!  Ну,  издержкипустяки,
сделали новый налог! Но, увы, это  произвело  возмущение.  Слава  богу,  что
король не обращал внимания: ведь на его сторона был религия! Да,  это  слава
богу! А то бы злой язык мог сказать: король  своя  выгода  ищет,  ради  себя
старался. А так у него совесть всегда чистый. Это ему главное.
     Мамаша Кураж. Видать, что вы не швед, а то не стали бы так  говорить  о
славном короле.
     Священник. Не мешало бы вам помнить, что вы едите его хлеб.
     Повар. Я не есть его хлеб. Я печь ему хлеб.
     Мамаша Кураж. Короля не победить! А почему -  потому  солдаты  верят  в
него. (Серьезно.) Послушать больших господ - они вроде ведут войну за  веру,
правду и другие распрекрасные вещи. А как приглядишься, видать: не такие они
дураки, воюют-то ради барыша. И мы, маленькие люди, без корысти  воевать  не
пошли бы.
     Повар. Так оно есть.
     Священник. Вам, голландцу, не мешало бы взглянуть на это знамя,  прежде
чем высказывать подобные мнения, в особенности здесь, в Польше.
     Мамаша Кураж. Ну-ну-ну! Тут все добрые лютеране. Будем здоровы!

      Катрин, надев шляпку и сапожки, прохаживается, подражая Иветте.
Внезапно  слышится стрельба, барабанный бой. Мамаша Кураж, священник и повар
выбегают  из-за  фургона,  последние  -  со стаканами в руках. Каптенармус и
             бомбардир подбегают к пушке и пробуют откатить ее.

     Мамаша Кураж.  Что  там  стряслось?  Дайте  мне  сперва  белье  убрать,
безобразники! (Хватает белье.)
     Каптенармус. Нападение! Католики! Пожалуй, нам не  уйти!  (Бомбардиру.)
Спасай бомбарду! (Убегает.)
     Повар. Праведный боже, мне надо к мой начальник! Фрау Кураж, я на  днях
заглянуть, немножко побеседовать. (Удирает.)
     Мамаша Кураж. Постойте, трубочку забыли!
     Повар (издали). Поберегите его, он мне нужен!
     Мамаша Кураж. И надо ж! Как раз торговля хорошо пошла!
     Священник. Да, так и я тоже  удалюсь.  Правда,  если  неприятель  столь
близко, бегство может быть опасно. Блаженны миротворцы - истинное  слово  на
войне!.. Если бы плащ какой-нибудь...
     Мамаша Кураж. Я не могу раздавать плащи напрокат, ни под каким видом. Я
уже наплакалась!
     Священник. Для меня опасность особенно  велика,  ибо  облачение  выдаст
католикам мою веру.
     Мамаша Кураж (достает ему плащ). С  кровью  от  сердца  отрываю,  нате,
бегите уж скорей.
     Священник. Премного благодарен. Это очень великодушно с вашей  стороны.
Но, может быть, лучше я немного побуду здесь. Если меня увидят бегущим,  это
может возбудить подозрение.
     Мамаша Кураж (бомбардиру).  Да  брось  ты  Пушку,  дурачина.  Кто  тебе
заплатит? Оставь лучше мне, а то головы лишишься!
     Бомбардир (убегая). Вы свидетели, я старался как мог.
     Мамаша Кураж. Хоть присягну. (Замечает на дочери  шляпку  Иветты.)  Это
что такое? Ты напялила шляпку этой потаскухи! Брось ее сейчас  же!  Ты  что,
спятила? Сейчас супостаты придут! (Срывает с Катрин  шляпку.)  Они  из  тебя
шлюху сделают! И сапожки тоже.  Блудница  ты  вавилонская!  Живо  разувайся!
(Пытается снять с нее сапожки.) Иисусе, помогите мне, ваше преподобие! Пусть
снимет сапоги, я сейчас приду. (Бежит к фургону.)
     Иветта (пудрясь на ходу). Что вы говорите,  католики  пришли?  Где  моя
шляпка? Кто на нее наступил? Не могу же я перед чужими  людьми  появиться  в
таком  виде!  Что  обо  мне  подумают?  И  зеркальца,  как  на  грех,   нет!
(Священнику.) Я пудры не переложила?
     Священник. Нет, нет, в самую меру.
     Иветта. А где мои красные сапожки?

                       Катрин прикрывает юбкой ноги.

Я  же  их  тут оставила. Теперь я должна идти в свою палатку босиком. Стыд и
срам! (Уходит.)

             Вбегает Швейцарец, в руках у него полковой ларец.

     Мамаша Кураж (с горстью золы. Катрин). Вот зола. (Швейцарцу.)  Чего  ты
притащил?
     Швейцарец. Полковую казну.
     Мамаша Кураж. Брось сейчас же! Отказначействовал!
     Швейцарец. Мама, я же за нее отвечаю! (Уходит за фургон.)
     Мамаша Кураж. Сними ты свою хламиду, ваше преподобие, а то узнают тебя,
и плащ не поможет. (Мажет Катрин лицо  золой.)  Не  вертись!  Так,  маленько
грязи, и враг тебе не страшен. Вот напасть! Говорят, караульные  перепились.
Держи  свой  светильник  под  спудом.  Покажи  солдату,  особенно  католику,
беленькое личико, вот тебе и потаскуха готова. По неделям постятся, а  потом
как награбят, нажрутся и накидываются на баб. Ну, так сойдет.  Дай-ка  я  на
тебя погляжу! Неплохо!  Словно  в  навозе  рылась.  Никто  тебя  не  тронет.
(Швейцарцу.) Куда ларец дел?
     Швейцарец (появляясь). Я надумал в фургон положить, мама.
     Мамаша Кураж (в ужасе). Это в мой фургон? Дурак ты, богом обиженный! Ни
на минуту отвернуться нельзя. Они же нас всех троих повесят.
     Швейцарец. Тогда я его где-нибудь еще спрячу или убегу с ним.
     Мамаша Кураж. Сиди уж. Поздно теперь.
     Священник (переодеваясь на ходу). Ради всего святого! Знамя!
     Мамаша Кураж (снимает полковое знамя). Батюшки, я-то  его  и  не  вижу.
Пригляделась - двадцать пять лет с собой таскаю.

                           Канонада усиливается.

   Три дня спустя. Утро. Пушки уже нет. Мамаша Кураж, Катрин, священник и
                   Швейцарец сидят за едой, озабоченные.

     Швейцарец. Вот уж третий  день  я  тут  зря  околачиваюсь.  А  господин
фельдфебель - они всегда так обо мне  заботились  -  сейчас,  наверно,  себя
спрашивают: где же наш Швейцарец с солдатскими деньгами?
     Мамаша Кураж. Ты бы радовался, что они на твой след не напали.
     Священник. Что мне сказать? Я ведь тоже уклоняюсь от служения  господу,
страшась злой участи. Сказано, от избытка сердца глаголят уста. Но горе мне,
если уста мои возглаголят.
     Мамаша Кураж. То-то оно и есть. Сидят у меня  на  шее:  один  со  своей
верой, другой - с казной. Уж и не знаю, что хуже.
     Священник. Поистине, мы ныне в руце божией.
     Мамаша Кураж. Ну, ну, может, дело наше еще и  не  так  плохо,  но  одно
верно - с этих пор я сон потеряла. Кабы не ты, Швейцарец, легче бы мне было.
Сама-то я с ними поладила. Я, мол,  всегда  против  шведа  была,  антихриста
этого. У него, мол, рога, сама видела, у левого  рога  кончик  отбитый.  Они
меня допрашивать, а я им: где у вас церковных свечей достать, коли недорого?
Я все ихние повадки знаю, потому как отец Швейцарца сам католик был, всегда,
бывало, над ихней церковной канителью смеялся. Может, они мне  и  не  совсем
поверили, но им как раз в  полку  маркитантка  требуется  -  придираться  не
стали. Может, все еще добром обернется. Попались в полон, как мышь в амбар.
     Священник. Молоко -  хорошее.  Маловато,  конечно...  Что  ж,  придется
умерить наши шведские аппетиты - ведь мы потерпели поражение...
     Мамаша Кураж. Кто потерпел поражение - еще разобраться надо. Иной раз у
больших господ победа и одоление, а нам это боком выходит. А иной раз им  по
шее надают, а нам прибыль. Не раз так было:  для  них  поражение,  а  нашему
брату - чистый барыш. Кроме чести, ничего не потеряно.  Помню,  в  Лифляндии
нашему полководцу неприятель так бока наломал, что мне в суматохе  из  обоза
кобыла досталась. Семь месяцев она у меня в фургоне ходила, потом они  опять
победили и ревизия пришла. По правде сказать, нам, мелкоте, от ихних побед и
поражений - одни убытки! Самое разлюбезное дело  для  нас,  когда  у  них  в
политике застой. (Швейцарцу.) Ешь!
     Швейцарец. Кусок в горло не идет, мама.  Как  же  господин  фельдфебель
жалованье солдатам платить будут?
     Мамаша Кураж. Когда войско бежит, жалованья не платят.
     Швейцарец. Ну как же, им  положено!  Без  жалованья  они  и  бежать  не
обязаны, могут с места не двигаться.
     Мамаша Кураж. Слушай ты, сыр швейцарский, уж больно  ты  честен,  прямо
страх берет! Я тебя сама учила: надо быть честным, раз уж бог ума не дал, но
на все мера есть. Я сейчас пойду с его преподобием, куплю знамя католическое
и мяса тоже. Никто, как он, мяса не выберет, хоть глаза ему завяжи. Я думаю,
он как к хорошему куску подойдет, у него  слюнки  текут,  вот  и  угадывает.
Слава богу, они мне торговать разрешили. Да и то сказать, торговца не о вере
спрашивают, а о цене. Лютеранские портки тоже греют.
     Священник. Один нищий монах сказал, когда его пугали, что при лютеранах
все вверх дном перевернется: "Не беда, нищие всегда будут нужны!"

                      Мамаша Кураж залезает в фургон.

Ларец,  ларец  -  вот  что  ее  тревожит.  До сих пор мы не возбудили ничьих
подозрений, но надолго ли?
     Швейцарец. Я могу его унести.
     Священник. Это, пожалуй, еще опаснее. Вдруг тебя увидят? У  них  шпионы
повсюду. Вчера утром я вышел по нужде, и вдруг  передо  мной  появляется  из
канавы некто. Я - в ужасе. Благодарение господу, я сумел удержать  на  устах
молитву. Мог сам себя предать в их руки. Поистине, они рады  дерьмо  нюхать,
не лютеранское ли? Шпион был маленький уродец с повязкой на глазу.
     Мамаша Кураж (вылезая из фургона). Что я здесь  нашла,  бесстыдница  ты
этакая? (С торжеством показывает красные сапожки.) Сапожки Иветты! Стащила и
виду не подает! Все потому, что ей  наговорили,  будто  она  привлекательная
особа. (Кладет сапожки в корзину.) Я их верну хозяйке!..  Украсть  у  Иветты
сапожки! Она-то себя губит за деньги, это я понимаю. А ты рада за  так,  для
удовольствия! Сколько раз  я  тебе  говорила:  подожди,  пока  мирное  время
настанет, не смей  с  солдатней  путаться!  Дождись  мира,  тогда  и  будешь
любезничать.
     Священник. Я не нахожу ее особенно любезной.
     Мамаша Кураж. А я вот нашла! Я хочу, чтобы люди про нее одно  говорили:
убогой-то никогда не видать и не слыхать! По крайней мере цела будет. (Швей-
царцу.) А ты оставь ларец, где он есть, слышал? И смотри за  своей  сестрой,
за ней глаз да глаз нужен! В могилу вы  меня  сведете!  Легче  корзину  блох
устеречь, чем вас! (Уходит со священником.)

                           Катрин убирает посуду.

     Швейцарец. Последние деньки можно так посидеть  на  солнышке,  в  одной
рубашке.

                        Катрин показывает на дерево.

Да, листья уже пожелтели.

           Катрин спрашивает его знаками, не хочет ли он выпить.

     Швейцарец. Нет, я пить не  стану,  мне  подумать  надо.  (Пауза.)  Мать
говорит, она ночей не спит. Надо бы  мне  все-таки  припрятать  этот  ларец.
Выискал я надежное местечко. Принеси мне, так и быть, стаканчик!

                          Катрин уходит за фургон.

Положу  его  в  барсучью  пору у реки, а потом заберу. Завтра же на рассвете
заберу  -  и  доставлю  в  полк.  Далеко  ли они за эти три дня ушли!.. А уж
господин  фельдфебель  так  и  ахнут. Ай да Швейцарец! - скажут они. Вот это
порадовал.  Не  зря  я  на  тебя  надеялся. Я тебе доверил казну - ты мне ее
принес.

Когда  Катрин вновь выходит из-за фургона, перед ней появляются двое мужчин.
Один  из  них  в  фельдфебельском  мундире, второй - одноглазый с повязкой -
                     снимает шляпу и вежливо кланяется.

     Одноглазый. Бог помочь, милая барышня. Не видали  ли  вы  здесь  одного
молодого человека из штаба Второго финского.

      Катрин, перепуганная, бежит к брату, расплескивая вино. Мужчины
 переглядываются и, заметив сидящего в задумчивости Швейцарца, скрываются.

     Швейцарец (вздрагивает).  Эх  ты,  половину  расплескала!  Да  чего  ты
рожи-то строишь? Тебе что-нибудь в глаз попало? Ничего не понимаю. А  я  вот
что надумал. Надо мне уходить. Это лучше всего будет. (Встает.)

       Катрин всеми способами пытается предупредить его об опасности.

(Только  отмахивается.)  Ну  ладно  уж,  пролила  водку,  не велика беда. Не
последний  стакан  на  моем  веку. Ну чего ты, чего ты? Да знаю, знаю, добра
желаешь,  только  сказать  не можешь. Бессловесная ты, бедняжка! (Достает из
фургона ларец и прячет его за пазухой.) Сейчас приду. Да не держи ты меня, а
то разозлюсь. Да знаю я, что любишь! Эх, кабы ты могла говорить!

Катрин  пытается удержать его, он целует ее, высвобождается и уходит. Катрин
в  отчаянии  мечется  по сцене, тихо стонет. Возвращаются священник и мамаша
                     Кураж. Катрин бросается к матери.

     Мамаша Кураж. Что такое?  Что  тут?  На  тебе  лица  нет!  Обидел  тебя
кто-нибудь? А где Швейцарец? Расскажи все  по  порядку,  Катрин!  Мать  тебя
поймет. Что? Этот прохвост, Швейцарец, забрал шкатулку? Ох, и задам  я  ему,
неслуху эдакому! Успокойся, не мычи! Покажи руками! Терпеть я не могу, когда
ты скулишь, как щенок! Что о  тебе  подумает  его  преподобие?  Ты  его  еще
напугаешь. Одноглазый, говоришь, был?
     Священник. Одноглазый? Это же шпион! Они схватили Швейцарца?

                 Катрин качает головой и пожимает плечами.

Мы погибли!

     Мамаша  Кураж  достает  из  корзины   католическое   знамя;   священник
прикрепляет его к шесту.

     Мамаша Кураж. Подымите новый флаг!
     Священник (с горечью). Отныне здесь все добрые католики.

                          За сценой слышны голоса.
                       Двое мужчин вводят Швейцарца.

     Швейцарец. Отпустите меня, у меня ничего нет. Вы мне плечо свихнете.  Я
ни в чем не виноват!
     Фельдфебель. Это ваш парень? Вы его знаете?
     Мамаша Кураж. Мы? Откуда?
     Швейцарец. Я их не знаю. Откуда мне знать, кто они такие? Я сюда  зашел
пообедать. Десять геллеров заплатил. Может, вы меня тогда и видели, когда  я
тут ел. Пересолено все было.
     Фельдфебель. Кто вы такие? А?
     Мамаша Кураж. Мы люди честные. Он правду говорит  -  он  здесь  обедал.
Пересолено ему показалось.
     Фельдфебель. Стало быть, притворяетесь, вроде вы его не знаете?
     Мамаша Кураж. Откуда мне его знать? Мало ли здесь народу таскается. Что
ж мне, каждого спрашивать, как его зовут, нехристь он или нет?  Раз  платит,
значит, не нехристь. Ты - нехристь?
     Швейцарец. Что вы!
     Священник. Он вел себя здесь вполне прилично. Рта  не  открывал.  Разве
когда ложку в рот брал, но уж без этого никак нельзя.
     Фельдфебель. А ты кто?
     Мамаша Кураж. Прислуживает у меня, вино гостям  подает.  Вам,  наверно,
пить хочется?  Набегались  небось  по  жаре,  запарились.  Сейчас  налью  по
стаканчику.
     Фельдфебель. На службе пить не положено! (Швейцарцу.) Ты что-то  отсюда
унес и  спрятал  на  берегу.  Когда  ты  уходил,  у  тебя  куртка  на  груди
топырилась.
     Мамаша Кураж. Может, это не тот был?
     Швейцарец. Ошиблись вы, наверно. Я видел  -  тут  один  бежал,  у  него
куртка топырилась. Вы меня не за того приняли.
     Мамаша Кураж. Мне тоже думается, ошибка вышла. С кем этого  не  бывает?
Я-то в людях разбираюсь, я ведь  мамаша  Кураж,  небось  слыхали?  Меня  все
знают. Я вам говорю: он малый честный.
     Фельдфебель. Мы разыскиваем полковую казну Второго  финского.  Известны
все приметы того, кто ее скрывает. Мы его третий день ищем. Это ты.
     Швейцарец. Это не я.
     Фельдфебель. Если ты нам не отдашь казну, тебе крышка. Так и знай!  Где
она?
     Мамаша Кураж (многозначительно). Он бы отдал ее, конечно, раз ему иначе
крышка. Сразу бы сказал. Мол, берите, она там-то и там-то. Ваша  власть.  Не
такой же он дурень. Говори  ты,  дурья  голова!  Господин  фельдфебель  тебя
спасти хочет!
     Швейцарец. Да когда ее у меня нет.
     Фельдфебель. Тогда пошли! Там у тебя язык развяжется!

                             Швейцарца уводят.

     Мамаша Кураж (кричит вслед). Да он бы сказал! Не  такой  же  он  дурак.
Руку ему не вывихните! (Бежит за ними.)

     Тот же вечер. Священник и немая Катрин моют посуду и чистят ножи.

     Священник. В истории религии тоже бывали случаи, что  люди  попадались.
Вспомним хотя бы, что претерпел наш спаситель  Иисус  Христос.  Есть  старая
песня о страстях господних. (Поет.)

                            Как убийца и подлец,
                            Наш господь когда-то
                            Приведен был во дворец
                            Понтия Пилата.

                            Что Исус не лиходей,
                            Не мастак на плутни,
                            Было ясного ясней
                            К часу пополудни.

                            Понтий, хитрая лиса,
                            Не нарушил правил,
                            Он Исуса в три часа
                            К Ироду отправил.

                            Божий сын побит плетьми,
                            В кровь исполосован,
                            Бессердечными людьми
                            Наш господь оплеван.

                            Он шагает тяжело
                            С ношею суровой,
                            И усталое чело
                            Жжет венец терновый.

                            В шесть он распят на кресте
                            Под насмешки черни.
                            Вся одежда на Христе -
                            Лишь венок из терний.

                            Для потехи смочен рот
                            Уксусом и желчью.
                            Дотемна резвился сброд,
                            Все сносил он молча.

                            В девять умер сын твой, бог,
                            Застонав от боли,
                            И копьем Исусу бок
                            Люди прокололи.

                            Скалы громом сметены,
                            Вместо тверди - бездна,
                            И врата отворены
                            В царствие небесно.

                            А из раны - кровь с водой...
                            Да и как не течь им?
                            Вот что сделал род людской
                            С сыном человечьим.

     Мамаша Кураж  (вбегает,  взволнованная).  Швейцарцу  это  может  стоить
головы. Но с фельдфебелем можно будет договориться. Только ни за что  нельзя
выдавать, что Швейцарец наш, а то мы  выйдем  пособниками.  Тут  все  деньги
решают. Но где их взять? Иветта не заходила? Я ее встретила по  дороге.  Она
уж подцепила какого-то полковника. Может, он купит ей маркитантский патент.
     Священник. Вы действительно думаете продать дело?
     Мамаша Кураж. А откуда мне взять деньги для фельдфебеля?
     Священник. А на что жить будете?
     Мамаша Кураж. То-то и оно.

               Иветта Потье входит с престарелым полковником.

     Иветта (обнимает мамашу Кураж). Дорогая! Подумать только, как скоро нам
пришлось свидеться! (Шепотом.) Он не против. (Громко.) Это мой большой друг.
Он так добр, я с ним советуюсь обо все делах. Я случайно узнала, что  у  вас
какие-то  затруднения,  вы  хотите  продать  свой   фургон?   Я   могла   бы
заинтересоваться.
     Мамаша Кураж. Заложить, а не продать. Зачем  спешить?  Такой  фургон  в
военное время не купишь.
     Иветта (разочарованно). Только заложить? А я думала,  вы  продаете.  Не
знаю, подойдет ли это мне. (Полковнику.) Как ты думаешь?
     Полковник. Совершенно с тобой согласен, душенька.
     Мамаша Кураж. Только в залог отдам.
     Иветта. Я думала, вам нужны деньги.
     Мамаша Кураж (твердо). Деньги мне нужны до зарезу, но уж лучше  я  всех
обегу, ног своих не пожалею, и найду кому заложить. Легко сказать: "Продай".
Фургон нас кормит. А для тебя случай  хороший,  Иветта,  дело  выгодное.  Не
упускай.  Кто  знает,  когда  тебе   снова   такой   хороший   друг-советчик
подвернется...
     Иветта. Да, мой друг считает, что стоит, но я не знаю... Раз  только  в
залог... Ты ведь тоже говорил, мы должны сразу купить?
     Полковник. Да, да, душенька, так я и говорил.
     Мамаша Кураж. Ну, тогда ищи себе, г