унтила. Фредрик!
     Атташе.  Тогда  объясните  мне,  пожалуйста.  По-моему,  вы  перепутали
ответы. Наверно, оптимист говорит: "Да, ему вернут пальто!"
     Судья. Нет, это говорит пессимист. Понимаете, соль в  том,  что  пальто
старое, и лучше, если оно пропадет!
     Атташе. Ах вот оно что - пальто  старое!  Но  вы  забыли  это  сказать.
Ха-ха-ха! Изумительно остроумно! В жизни так не смеялся!
     Пунтила (мрачно встает). Придется  мне  вмешаться.  Такого  человека  я
терпеть не обязан. Фредрик, ты не желаешь отвечать мне прямо на вопрос,  что
ты скажешь про эту физиономию, которая лезет ко  мне  в  зятья.  Но  у  меня
хватит  смелости  самому  решить.  Человек  без  юмора  -  не  человек.   (С
достоинством.)  Извольте  оставить  мой  дом,  да,   да,   именно   вы,   не
оглядывайтесь, как будто речь идет о ком-то другом.
     Судья. Пунтила, это ты уж слишком.
     Атташе. Господа, прошу вас забыть этот инцидент. Вы  не  представляете,
насколько  щекотливо  положение  членов  дипломатического   корпуса.   Из-за
малейшей тени на репутации  человеку  могут  отказать  в  аккредитовании.  В
Париже, на Монмартре, теща секретаря румынского посольства  избила  зонтиком
своего любовника, и сразу получился скандал.
     Пунтила. Саранча во фраке! Лесной вредитель! Сожрал мой лес!
     Атташе (горячо). Вы понимаете, дело не в том, что у нее  был  любовник,
это вполне принято, и не в том, что она его поколотила, это вполне  понятно,
- но зонтиком! Это вульгарно. Все дело в нюансах.
     Адвокат. Пунтила, он прав. Его честь легко уязвима. Он дипломат.
     Судья. Пунш на тебя слишком сильно действует, Иоганнес.
     Пунтила. Фредрик, ты не понимаешь всей серьезности положения.
     Пастор. Господин Пунтила несколько  возбужден.  Анна,  может  быть,  ты
пройдешь в гостиную...
     Пунтила. Сударыня, прошу вас не беспокоиться за меня - я держу  себя  в
руках. Пунш на меня не действует, на меня действует только физиономия  этого
господина, она мне глубоко противна, вы это можете понять.
     Атташе. О моем чувстве юмора очень лестно отозвалась принцесса Бибеско:
она сказала леди Оксфорд, что  я  смеюсь  при  каждом  каламбуре  или  шутке
заранее - это значит, что я очень быстро соображаю!
     Пунтила. У него чувство юмора? Фредрик!
     Атташе. Пока не  называют  вслух  имен,  все  еще  поправимо,  но  если
оскорбление, так сказать, именное - тогда уже это неисправимо.
     Пунтила (с горьким сарказмом). Фредрик, что мне  делать?  Я  забыл  его
фамилию, теперь я от него не отделаюсь, слышал, что  он  сказал?  Ох,  слава
богу, вспомнил: я  видел  его  фамилию  на  векселе,  который  мне  пришлось
выкупить. Он - Эйно Силакка! Может, он теперь уберется, как ты думаешь?
     Атташе. Господа, имя названо.  Теперь  надо  взвешивать  каждое  слово,
каждый звук.
     Пунтила. Ничем не проймешь. (Вдруг орет.) Уходи немедленно,  чтоб  духу
твоего не было в "Пунтиле", не отдам свою дочь саранче во фраке!
     Атташе (поворачивается к  нему).  Пунтила,  ты,  кажется,  хочешь  меня
обидеть? Ты переходишь ту еле уловимую границу, когда твоя  попытка  удалить
меня из дому может вызвать скандал.
     Пунтила. Нет,  это  слишком!  Всякое  терпение  лопнет!  Я  решил  было
намекнуть тебе, что твоя физиономия мне действует  на  нервы  и  тебе  лучше
исчезнуть, но ты меня заставляешь прямо сказать: "Вон, поганец!"
     Атташе. Пунтила, теперь я на тебя  обиделся.  Всего  лучшего,  господа.
(Уходит.)
     Пунтила. Не смей идти так медленно! Ты у меня побежишь, я тебе  покажу,
как дерзить! (Бежит за атташе.)

              Все, кроме судьи и пасторши, бегут за Пунтилой.

     Пасторша. Вот это уже скандал!

                                Входит Ева.

     Ева. Что случилось? Что это за крик во дворе?
     Пасторша (бежит к ней).  Дитя  мое,  крепись!  Случилась  пренеприятная
история, будь мужественной, собери все силы!
     Ева. Что случилось?
     Судья (подает ей стакан хереса). Выпей,  Ева!  Твой  отец  выпил  целую
бутылку пунша и вдруг почувствовал идиосинкразию - не мог смотреть  на  лицо
Эйно и выгнал его.
     Ева (пьет). Херес отдает пробкой, жаль. Что же он ему сказал?
     Пасторша. Как, ты не приходишь в отчаяние?
     Ева. Нет, почему же? Прихожу.
     Пастор (возвращается со двора). Это ужасно.
     Пасторша. Что такое? Что там случилось?
     Пастор. На дворе была страшная сцена. Он закидал его камнями.
     Ева. И попал?
     Пастор. Не знаю. Адвокат бросился между ними. И министр тут,  рядом,  в
гостиной!
     Ева. Дядя Фредрик, пожалуй, теперь он действительно уедет. Хорошо,  что
мы пригласили министра. Без него и наполовину  не  вышел  бы  такой  хороший
скандал.
     Пасторша. Ева!

                Входит Пунтила, за ним Матти, Фина и Лайна.

     Пунтила. Теперь я вижу, как глубоко испорчен свет. Вхожу в  гостиную  с
самыми лучшими намерениями, объявляю, что я по ошибке  чуть  не  выдал  свою
единственную дочь за дипломатическую саранчу и теперь спешу исправить ошибку
и обручить ее с настоящим человеком, рассказываю всем,  что  я  давно  решил
выдать свою дочь за отличного человека - Матти Альтонена, - он  превосходный
шофер и мой личный друг. Прошу их всех выпить за счастливую молодую чету.  И
что же, вы думаете, мне отвечают? Министр,  которого  я  считал  порядочным,
культурным человеком, посмотрел на меня,  как  на  ядовитый  гриб,  и  велел
подавать свою машину. Другие,  конечно,  собезьянничали  -  тоже  ушли.  Да,
печально, печально! Я почувствовал  себя,  как  христианский  мученик  перед
львами, и не стал скрывать своих, убеждений! Министр вылетел пулей, но я,  к
счастью, успел нагнать его у машины и сказал, что я  и  его  считаю  поганой
рожей. По-моему, я выразился в вашем духе.
     Матти. Господин Пунтила, может, - пойдем  на  кухню,  обсудим  дело  за
бутылочкой пунша?
     Пунтила. Зачем же на кухню? Мы еще помолвку не отпраздновали, та  не  в
счет! Ну-ка, составьте столы, накрывайте как следует. Будем пировать.  Фина,
садись рядом со мной! (Садится посреди столовой.)

   Все составляют столики, накрывают на стол. Ева и Матти вносят стулья.

     Ева. Не смотри на меня, как отец смотрит на несвежее яйцо  к  завтраку:
помнится, ты на меня смотрел по-другому.
     Матти. То было для проформы.
     Ева. Когда ты ночью собрался со мной ловить раков  на  острове,  ты  не
раков собирался ловить.
     Матти. Так то было ночью, да и то я о свадьбе не думал.
     Пунтила. Пастор, садись рядом с  Финой.  Госпожа  пасторша,  поближе  к
кухарке! Фредрик, посиди и ты хоть раз в приличной компании!

                    Все нерешительно садятся. Молчание.

     Пасторша (кухарке). Вы уже солили грибы?
     Лайна. Я их не солю, я их сушу.
     Пасторша. А как вы их сушите?
     Лайна. Режу большими кусками, нанизываю на нитку и вешаю на солнце.
     Пунтила. Я хочу сказать несколько слов о женихе моей дочери.  Матти,  я
незаметно изучал тебя, и теперь я знаю, что ты за человек. Не  в  том  дело,
что, с тех пор как ты живешь тут, все машины целы, отремонтированы,  никогда
не ломаются. Нет, я уважаю в тебе человека. Думаешь, я забыл, что  случилось
сегодня утром. Я видел, какими глазами ты смотрел на меня,  когда  я  стоял,
точно Нерон, на балконе и прогонял дорогих  гостей.  Я  был  как  в  тумане,
ничего не соображал - я ж тебе говорил про эти мои припадки. И за столом ты,
наверно, заметил, а если тебя тут не было, то ты, наверно, догадался, как  я
сидел молча, всем чужой, и представлял себе, как эти четыре бедняжки  топают
пешком в Кургелу, а им даже  глотка  пунша  не  дали,  только  обругали.  Не
удивлюсь, если они во мне усомнились. Но я тебя прямо спрашиваю:  можешь  ты
забыть об этом, Матти?
     Матти. Господин Пунтила, считайте, что я все забыл, только, пожалуйста,
скажите вашей дочке со всем вашим авторитетом, что ей нельзя идти  замуж  за
шофера.
     Пастор. Совершенно справедливо.
     Ева. Папа, мы с Матти тут -поспорили, пока тебя не было. Он  не  верит,
что ты нам дашь лесопилку, и считает, что я не выдержу и не смогу жить с ним
как жена простого шофера.
     Пунтила. Что скажешь, Фредрик?
     Судья. Не спрашивай меня, Иоганнес, и не смотри на  меня,  как  раненый
олень. Спроси лучше Лайну!
     Пунтила. Лайна, я тебя спрашиваю, неужели ты  считаешь  меня  способным
скаредничать по отношению к моей дочке, неужто мне для нее жаль лесопилки, и
мельницы, и леса.
     Лайна (ее прервали,  она  все  время  шепчется  с  пасторшей,  обсуждая
заготовку грибов, что видно по их  жестам).  Да,  да,  господин  Пунтила,  я
сейчас сварю вам кофе.
     Пунтила (Матти). Матти, ты умеешь пристойно обращаться с женщинами?
     Матти. Говорят, умею.
     Пунтила. Это ерунда! А вот умеешь ли ты с ними непристойно  обращаться?
Это главное. Нет, нет, не отвечай, я знаю, что ты себя  хвалить  не  любишь,
тебе неловко. Но у тебя с Финой что-нибудь было? Тогда я могу  ее  спросить.
Нет? Вот уж не понимаю.
     Матти. Будет вам, господин Пунтила.
     Ева (которая успела выпить лишнее, встает  и  произносит  речь).  Милый
Матти! Прошу тебя жениться на мне. Пускай у меня тоже будет муж, как у всех,
и если хочешь, мы сейчас же пойдем ловить раков без всяких снастей. Я о себе
ничего особенного не воображаю, как ты, наверно,  думаешь,  и  могу  жить  с
тобой, даже если нам туго придется.
     Пунтила. Браво!
     Ева. А если не хочешь ловить раков, может быть, тебе это кажется глупой
забавой, так я могу сложить чемоданчик и поехать с тобой к твоей маме.  Отец
возражать не будет...
     Пунтила. Напротив, буду только приветствовать.
     Mатти (тоже встает, залпом выпивает два стакана). Вот что,  барышня,  я
готов делать любые глупости, но к своей матери я  вас  не  повезу,  старушку
может хватить удар. У нее  всего  одна  кушетка.  Господин  пастор,  опишите
барышне, какая у бедных кухня и где они спят.
     Пастор (серьезно). Обстановка чрезвычайно убогая.
     Ева. Зачем описывать? Сама увижу.
     Матти. Да, и спросите мою старую маму, где у нее ванна!
     Ева. Могу ходить и в баню.
     Матти. На деньги господина Пунтилы?  Вы  думаете,  я  стану  владельцем
лесопилки? Ничего из этого не выйдет, завтра господин Пунтила придет в  себя
и образумится.
     Пунтила. Не говори, ничего не говори о том  Пунтиле,  тот  Пунтила  наш
общий врат, я его, подлеца, утопил сегодня в бутылке пунша! А я - вот он!  Я
стал человеком, пейте все, станьте и вы людьми, не бойтесь!
     Матти. Поймите, не могу я привезти вас  к  моей  матери.  Хотите  знать
правду? Она меня отхлещет туфлями по щекам, если я ей  приведу  такую  жену,
так и знайте!
     Ева. Матти, зачем ты так говоришь?
     Пунтила.  -  Да,  ты  перехватил,  Матти.  Конечно,  у  Евы  есть  свои
недостатки, она, наверно, разжиреет, как ее покойная матушка, но  это  будет
лет в тридцать - тридцать пять, а теперь она - хоть куда!
     Матти. Я не о том, что она растолстеет, я о том, что она непрактичная и
не годится в жены шоферу.
     Пастор. Я того же мнения.
     Матти. Зря вы смеетесь, барышня. Вам  не  до  смеха  будет,  когда  моя
матушка устроит вам экзамен. Вы сквозь землю провалитесь.
     Ева. Давай попробуем, Матти. Как будто я уже твоя жена, шоферская жена,
скажи, что мне делать?
     Пунтила. Вот это  здорово!  Принеси-ка  бутерброды,  Фина,  мы  устроим
уютный ужин, а Матти проэкзаменует Еву так, что с нее три пота сойдет!
     Матти. Сиди, Фина, у нас никакой прислуги нет. Если  к  нам  неожиданно
придут гости, так мы подадим то, что сами всегда едим.  Принеси-ка  селедку,
Ева.
     Ева (весело). Бегу! (Убегает.)
     Пунтила (кричит ей вслед). Масло не забудь! (Матти.)  Приветствую  твое
решение - жить самостоятельно и не принимать от меня ничего.  Не  каждый  бы
так поступил.
     Пасторша (кухарке). Но шампиньоны я не солю,  я  их  варю  в  масле,  с
лимоном, они должны быть малюсенькие, как пуговки. А грузди я мариную.
     Лайна. Груздь - гриб простой,  но  вкусный.  Благородные  грибы  только
шампиньоны и белые.
     Ева (вносит тарелку с селедкой). У нас в хозяйстве масла нет, верно?
     Матти. Да, вот она,  голубушка!  (Берет  тарелку.)  Ее  сестрицу  видел
только вчера, а другую родственницу - позавчера, и так каждый  день,  с  тех
пор как себя помню. (Еве.) Сколько раз в неделю вы готовы есть селедку?
     Ева. Раза три, Матти, если уж так надо.
     Лайна. Нет, хочешь не хочешь, а придется есть почаще.
     Матти. Многому вам еще надо научиться. Моя мать, когда служила в имении
кухаркой, подавала селедку людям пять раз в неделю, а вот  Лайна  ухитряется
подавать восемь раз. (Берет  селедку  за  хвост.)  Привет  тебе,  селедочка,
кормилица бедняков! Тобой во всякое время будешь сыт, от тебя и живот  болит
- больно солона! Из моря пришла, а  в  землю  уйдешь.  Ты  силу  даешь  леса
рубить, поля засевать, ты хорошее топливо  для  машин,  называемых  челядью,
пока они еще не стали перпетуум-мобиле.  Селедка  ты,  селедочка,  пес  тебя
дери, если бы не ты, мы бы, пожалуй, стали требовать у  хозяина  свинины  на
обед - пропала бы тогда наша Финляндия! (Кладет сельдь на тарелку,  режет  и
раздает всем по кусочку.)
     Пунтила. Для меня это просто  деликатес,  редко  приходится  пробовать.
Нельзя допускать такое неравенство. Будь моя воля, я бы все доходы с  имения
складывал в общую кассу, и кому из служащих  что  нужно  -  пусть  берет  на
здоровье! Ведь без них в кассе было бы пусто. Правильно я говорю?
     Матти. Не советую так делать. Вы разоритесь в два  счета,  и  банк  все
заграбастает.
     Пунтила. По-твоему - так, а по-моему - иначе. Ведь я - без  двух  минут
коммунист. И если б я был батраком, я бы этому Пунтиле такую жизнь устроил -
сущий ад! Ну, экзаменуй ее дальше, интересно послушать.
     Матти. Как подумаю, что надо уметь девушке, которую я приведу в  дом  к
моей матери, так сразу вспоминаю про  носки.  (Снимает  башмак,  подает  Еве
носок.) Умеете вы, например, штопать?
     Судья. Ну, это уж слишком! Я молчал, когда ты заставил ее есть селедку,
но даже любовь Джульетты к Ромео  не  выдержала  бы  штопки  носков.  Опасна
любовь, которая способна на такие жертвы, от нее жди  неприятности,  слишком
пылкая страсть легко может привести на скамью подсудимых.
     Матти. В бедных семьях носки штопают не от страсти, а из экономии.
     Пастор. Не  думаю,  чтобы  добрые  сестры,  которые  воспитывали  ее  в
Брюсселе, готовили ее к таким обязанностям.

         Ева уже принесла иголку и нитки и начинает зашивать носок.

     Матти. Да, придется ей наверстывать запущенное  воспитание.  (Еве.)  Я,
конечно, не попрекаю вас вашей необразованностью, раз вы так стараетесь.  Не
повезло вам в выборе родителей,  ничему  путному  вас  не  научили.  Уже  по
селедке видно было, какие огромные пробелы в вашем воспитании. Я нарочно дал
вам носок, надо же посмотреть, на что вы.способны.
     Фина. Давайте я покажу барышне, как штопать.
     Пунтила. Старайся, Ева! У тебя голова хорошая, ты сообразишь.

      Ева робко подает носок Матти. Он подымает его и смотрит с кислой
                   усмешкой - носок безнадежно испорчен.

     Фина. Без штопального грибка и я бы лучше не сумела.
     Пунтила. Почему не взяла грибок?
     Mатти. Темнота, серость.

                               Судья хохочет.

Нечего  смеяться,  пропал  мой носок. (Еве.) Для вас выйти замуж за шофера -
настоящая  трагедия,  придется  по  одежке протягивать ножки, а одежка очень
уж  короткая, вы и представления не имеете до чего. Ладно, проверим еще раз,
может, вам легче будет от меня отстать.
     Ева. Сознаюсь, с носком вышло неудачно.
     Матти. Представим себе, что я служу шофером в имении,  а  вы  помогаете
стирать белье, а зимой - топить печи. Вот, скажем, вернулся я вечером  домой
- как вы со мной будете обращаться?
     Ева. О, это я хорошо сумею. Иди домой, Матти!

        Матти отходит на несколько шагов и как будто входит в двери.

Матти, милый! (Бежит к нему, целует.)
     Матти. Первая ошибка.  Нельзя  лезть  с  нежностями,  когда  я  усталый
прихожу домой. (Как будто идет к умывальнику, моется.  Протягивает  руку  за
полотенцем.)
     Ева (начинает болтать). Бедненький мой Матти, устал, да? Я  целый  день
думала, как ты там мучаешься. Ах, я бы с  радостью  избавила  тебя  от  этой
работы!

       Фина сует ей в руки салфетку, она растерянно подает ее Матти.

Прости, я не поняла, что тебе нужно полотенце.

  Матти что-то неприветливо бурчит, садится к столу, протягивает Еве ногу.
                        Она пытается стащить сапог.

     Пунтила (встает, напряженно смотрит). Тяни!
     Пастор. Я считаю это очень полезным уроком.  Вы  видите,  как  все  это
противоестественно.
     Матти. Не всегда же я  так  делаю.  Сегодня,  к  примеру,  я  пахал  на
тракторе и устал до смерти - надо с этим считаться. А ты что сегодня делала?
     Ева. Стирала, Матти.
     Матти. Сколько штук белья они заставили тебя выстирать?
     Ева. Целых четыре - и все простыни.
     Матти. Фина, объясни ей.
     Фина. Вы не  меньше  семнадцати  штук  перестирали,  да  еще  два  бака
цветного.
     Матти. Воду тебе насосом подавали или пришлось ведрами таскать,  может,
и у вас насос испорчен, как в поместье "Пунтила"?
     Пунтила. Так мне и надо, Матти, крой меня, гадкий я человек!
     Ева. Ведрами носила.
     Матти. Ногти у тебя (берет ее руку) все переломаны  от  стирки  или  от
растопки. Ты бы смазала их жиром,  у  моей  матери  вот  как  распухли  руки
(показывает) и вечно красные. Конечно, ты устала, но придется тебе постирать
еще мою рабочую одежду, чтобы утром я мог надеть все чистое.
     Ева. Хорошо, Матти.
     Матти. За ночь все высохнет. А чтобы погладить,  тебе  раньше  половины
шестого вставать не придется. (Шарит по столу, чего-то ищет.)
     Ева (испуганно). Чего тебе?
     Фина. Газету.

  Ева вскакивает и будто протягивает Матти газету. Матти не берет, мрачно
                              шарит по столу.

Положите на стол!

 Ева кладет воображаемую газету на стол, но она забыла снять второй сапог.
                      Матти нетерпеливо топает ногой.

     Ева (садится на  пол.  Стянув  сапог,  встает,  облегченно  вздыхает  и
начинает поправлять волосы). Я вышила себе передничек, Матти,  все-таки  так
наряднее, правда? Всегда можно сделать поизрядней, и денег не надо  тратить,
только надо уметь. Нравится тебе мой передник, Матти?

  Матти помешали читать газету, он кладет газету на стол и страдальческими
              глазами смотрит на Еву. Она испуганно умолкает.

     Фина. Нельзя разговаривать, когда он читает газету!
     Матти (вставая). Ну, видали?
     Пунтила. Ах, Ева, не ожидал я от тебя!
     Матти (почти сострадательно). Все не так. Селедку собирается есть всего
три раза в неделю, грибок  для  штопки  забыла,  а  когда  я  прихожу  домой
вечером, никакой чуткости - нет того, чтоб держать язык за зубами!  А  вдруг
меня ночью вызовут - надо ехать за хозяином на станцию, что тогда?
     Ева. Я тебе покажу, что тогда. (Как будто высовывается из окна и кричит
скороговоркой.) Что, среди ночи? Мой муж только что вернулся, ему  выспаться
надо! Нет, это безобразие! Пусть ваш хозяин сначала проспится  где-нибудь  в
канаве! Не отпущу я своего мужа, я его штаны спрячу!
     Пунтила. Неплохо! Признайся, Матти!
     Ева. Будить людей ночью! Хватит, что вы их днем мучаете!  Мой  муж  как
придет домой, так и валится на кровать,  мертвец-мертвецом!  Ладно,  давайте
мне расчет! Ну как, хорошо?
     Матти (хохочет). Молодец, Ева! Правда, меня за это выгонят  со  службы,
но, если ты разыграешь такую комедию перед  моей  матушкой,  ты  ее  купишь!
(Шутливо хлопает ее пониже спины.)
     Ева (сначала онемела от возмущения, потом гневно). Не смейте!
     Матти. Что такое?
     Ева. Как вы смеете шлепать меня по... этому месту?
     Судья (встал, похлопал Еву  по