под
мышкой, а сам просит у меня прикурить. Господин Паппман на меня раскричался:
ты, говорит, мне всю челядь разгонишь, нет у меня никаких  привидений!  А  я
ему - ошибаетесь, говорю, я, к примеру сказать, своими глазами видел.  Когда
хозяйку отправили в родильный дом, так из кухаркиного окошка две ночи подряд
вылезало белое привидение и лезло в окошко самого господина Паппмана. Тут уж
он ни слова не сказал, сразу рассчитал меня. Перед уходом я  ему  и  говорю:
может, если у вас людей будут лучше кормить, привидения оставят вас в покое,
они, например, мясного духа совсем не выносят.
     Пунтила. Значит, ты потому потерял  место,  что  там  работников  плохо
кормили? Уважаю за то, что любишь  покушать!  Ты  только  води  трактор  как
следует, не дерзи, воздай Пунтиле пунтилово, и  все  будет  хорошо!  У  меня
всего хватит, как дров в лесу! Договоримся! С Пунтилой  легко  договориться.
(Поет.)

                 Ну зачем тебе, милашка, судиться со мной?
                 Мы ведь ладили в постели отлично с тобой.

Эх,  рубил  бы Пунтила с вами березы, корчевал бы поле, водил бы трактор! Да
разве  мне  позволят?  Надели  на меня крахмальный воротничок, я об него уже
два  подбородка  стер.  "Папочке  не  пристало  пахать,  папочке не пристало
щекотать девчонок, папочке не пристало с работниками кофе пить"! Нет, теперь
папочке  надоело,  что  ему все не пристало! Вот поеду в "Кургелу", сосватаю
дочке дипломата, а потом сниму пиджак, сяду за стол, и к черту всякую опеку,
пусть  эта Клинкманша заткнется, я ее так прижму, что... А вам всем прибавлю
жалованья  -  мир велик, лес у меня останется, всем хватит - и вам и хозяину
"Пунтилы".
     Матти (громко хохочет). Правильно. Вы  только  успокойтесь.  И  давайте
разбудим господина судью, но только тихонечко, а то он  с  перепугу  засудит
нас лет на сто.
     Пунтила. Но я должен быть уверен, что между нами нет пропасти! Ну скажи
- нет между нами пропасти?
     Матти. Раз вы так приказываете, господин Пунтила, значит, пропасти нет.
     Пунтила. А о деньгах мы должны поговорить?
     Maтти. Обязательно!
     Пунтила. Фу, какая мелочность - говорить о деньгах!
     Матти. Ну, тогда не надо.
     Пунтила. Неверно! А почему бы, я тебя спрашиваю, почему  бы  нам  и  "е
быть мелочными? Свободные мы люди или нет?
     Матти. Нет.
     Пунтила. Вот видишь! А раз мы свободные люди, значит, можем делать  что
хотим. Хотим быть мелочными - пожалуйста! Нам надо  раздобыть  приданое  для
моей единственной дочки, значит, надо все обдумать спокойно, трезво, то есть
- пьяно! Есть две возможности: продать лес  или  продаться  самому.  Ты  как
посоветуешь?
     Матти. Зачем себя продавать, если можно продать лес?
     Пунтила. Как? Продать лес? Ну, я в тебе окончательно разочаровался!  Да
знаешь ли ты, что такое лес? Что это, по-твоему, - десять  тысяч  кубометров
дров? Или это - зелень, радость людям? И ты хочешь продать зелень,  радость!
Как тебе не стыдно!
     Матти. Ну, тогда продайте себя.
     Пунтила. И ты, Брут! Неужели ты вправду хочешь, чтобы я себя продал?
     Матти. Да кто вас купит?
     Пунтила. Госпожа Клинкман.
     Матти. Хозяйка "Кургелы"? Тетенька дипломата? Мы ведь к ней едем?
     Пунтила. Она ко мне неравнодушна.
     Матти. И вы хотите торговать своим телом? Какой ужас!
     Пунтила. Ничего ужасного. Только вот свободы мне не  будет,  братец!  И
все-таки я собой пожертвую! Ну что я такое?
     Матти. Это-то верно.
     Судья  (просыпается,  шарит  вокруг   себя,   звонит   в   воображаемый
колокольчик). Прошу в зале суда соблюдать тишину!
     Пунтила. Он думает - раз он спит, значит, он в суде. Братец,  ты  решил
вопрос: теперь ясно, кому больше цена - такому лесу,  как  мой,  или  такому
человеку, как я.  Ты  -  замечательный  малый.  Вот,  возьми  мой  бумажник,
расплатись и спрячь, не то все равно потеряю. (Показывая на судью.)  Поднять
его и вынести! Все я теряю, лучше бы у меня ничего не было.  Деньги  воняют,
запомни! Как я мечтаю, чтоб у меня ничего не было и  мы  с  тобой  брели  бы
пешком  по  нашей  чудесной  Финляндии,  правда,  можно   и   проехаться   в
какой-нибудь маленькой двухместной машине, неужели нам не накачали бы  даром
немножко бензина? А устанем - зайдем в кабачок, выпьем стаканчик, а  за  это
наколем им дров - для тебя это раз плюнуть, братец мой.

                     Уходят. Матти тащит спящего судью.


II

                                    Ева.

 Сени в усадьбе "Кургела". Ева Пунтила ждет отца и ест шоколад. Атташе Эйно
        Силакка показывается наверху, на лестнице. Он совсем сонный.

     Ева. Представляю себе, как расстроена госпожа Клинкман.
     Атташе. Моя тетушка никогда,  не  расстраивается  надолго.  Я  еще  раз
справлялся по телефону. Говорят, мимо Кирхендорфа проехала машина  и  в  ней
двое что-то вопили.
     Ева. Они! Я своего папашу узнаю из тысячи. Сразу понимаю, о  ком  речь.
Если услышу, что кто-то гнался за батраком с плеткой или дарил бедной  вдове
машину, я сразу догадываюсь - это мой папочка!
     Атташе. Но здесь он не у себя дома! Я боюсь только скандала.  Я,  может
быть, плохо разбираюсь в арифметике и не помню,  сколько  литров  молока  мы
посылаем в Каунас, - я сам молока не пью. Но у  меня  удивительный  нюх.  на
скандалы. Когда атташе французского посольства в Лондоне после восьмой рюмки
коньяку крикнул герцогине Кэтремпл, что она потаскушка, я сразу предсказал -
непременно будет скандал. И я оказался прав. Кажется, они! Знаешь,  дорогая,
я немного утомлен. Надеюсь, ты простишь, если я удалюсь  к  себе.  (Поспешно
уходит.)

          Со страшным грохотом вваливаются Пунтила, Матти и судья.

     Пунтила. А вот и мы. Только, пожалуйста, без церемоний. Не надо  никого
будить, мы разопьем в тесной компании бутылочку и ляжем спать. Ты счастлива?
     Ева. Мы ждем вас третий день.
     Пунтила. Да, нас задержали в дороге, но мы все привезли. Матти,  снимай
чемодан, надеюсь, ты ничего не разбил, не то мы  тут  помрем  от  жажды.  Мы
очень торопились, боялись, что ты заждалась.
     Судья. Можно тебя поздравить, Ева?
     Ева. Папка, ты нехороший. Целую неделю я торчу тут, в чужом доме, читаю
один и тот же старый роман и сижу  с  атташе  и  его  теткой.  Можно  просто
лопнуть от скуки!
     Пунтила. Мы  так  спешили,  я  их  все  время  торопил,  говорил  -  не
засиживайтесь,  мне  надо  потолковать  с  дипломатом  насчет  помолвки.   Я
радовался, что ты тут, в гостях  у  своего  атташе,  что  тебе  есть  с  кем
поговорить, пока  мы  задерживаемся.  Осторожней,  Матти,  как  бы  чего  не
случилось.  (С  бесконечными  предосторожностями  вносит  вместе   с   Матти
чемодан.)
     Судья. Может быть, ты поссорилась с атташе, иначе ты бы не  жаловалась,
что вам скучно вдвоем.
     Ева. Ах, не знаю. С ним даже поссориться нельзя.
     Судья. Пунтила, по-моему, Еве этот брак не  по  душе.  Говорит,  что  с
атташе даже поссориться нельзя. Я вел однажды дело о разводе: жена  заявила,
что муж ни разу не дал ей по физиономии, когда она швыряла  в  него  лампой.
Она пожаловалась в суд, что он к ней невнимателен.
     Пунтила. Так.  Ну  что  ж,  это  тоже  очень  удачно.  За  что  Пунтила
возьмется, все будет удачно. (Еве.) Значит, ты несчастлива? Я тебя  понимаю.
Мой тебе совет - брось этого атташе. Разве он мужчина?
     Ева (видит, что Матти ухмыляется). Я только сказала, что, кажется,  мне
с ним вдвоем скучно.
     Пунтила. А я что говорю? Выходи за Матти. С ним не соскучишься.
     Ева. Папа, ты невозможный человек! Я только сказала - кажется. (Матти.)
Отнесите чемодан наверх!
     Пунтила. Постой! Вынь-ка сперва пару  бутылочек!  Мы  с  тобой,  дочка,
сейчас обсудим за  бутылочкой  -  подходит  мне  атташе  или  нет.  Ты  хоть
п.омолвлена с ним?
     Ева.  Нет,  о  таких  вещах  мы  даже  не  разговаривали.  (Матти.)  Не
открывайте чемодан.
     Пунтила. Что? Вы еще не обручились? За три дня? Чем же  вы  занимались?
Что же он за человек после этого? Вот я  -  в  три  минуты  обручусь  с  кем
угодно! Давай его сюда, твоего атташе, а я приведу всех судомоек  и  покажу,
как я обручусь - молниеносно! Давай бутылки,  там  бургундское.  Нет,  лучше
давай ликер!
     Ева. Нет, больше пить я не позволю! (Матти.) Отнесите чемодан ко мне  в
комнату, вторая направо.
     Пунтила (в испуге, видя, что  Матти  поднимает  чемодан).  Евочка,  это
нехорошо с твоей стороны! Неужели  ты  родного  отца  заставишь  умереть  от
жажды? Обещаю тебе, я потихонечку выпью с кухаркой или с горничной бутылочку
- и Фредрику дадим, видишь, он тоже помирает от жажды. Надо его пожалеть!
     Ева. Я нарочно не ложилась спать, чтобы ты не будил служанок.
     Пунтила. Я уверен; что Клинкманша  -  а  где  она,  кстати?  -  сама  с
удовольствием посидит со мной. Фредрик устал, пусть идет спать, а  я  кой  о
чем поговорю с Клинкманшей, я давно собирался с ней  поговорить,  мы  всегда
были неравнодушны друг к другу.
     Ева. Пожалуйста, возьми себя  в  руки.  Госпожа  Клинкман  и  без  того
разозлилась, что ты опоздал на три дня. Вряд ли она и завтра к тебе выйдет.
     Пунтила. А я к ней  постучусь  -  и  все  улажу.  Я  знаю,  как  с  ней
обращаться, в этом ты, Ева, ничего не понимаешь.
     Ева. Я одно понимаю, что с тобой ни одна женщина слова не скажет, когда
ты в таком виде. (Матти.) Несите чемодан. Хватит с меня этих трех дней.
     Пунтила. Евочка, будь же  умницей!  Если  ты  против,  чтобы  я  шел  к
Клинкманше, приведи сюда эту толстушечку - она экономка, что ли, - я хоть  с
ней кой о чем поговорю.
     Ева. Папа, не доводи меня, не то я сама потащу чемодан и,  наверно,  по
дороге нечаянно уроню его.

Пунтила в ужасе отшатывается. Матти уносит чемодан наверх. Ева идет за ним.

     Пунтила (сражен). Вот как дочка обращается  с  отцом!  (Поворачивается,
собираясь уйти.) Фредрик, идем!
     Судья. Что ты опять затеял, Иоганнес?
     Пунтила. Уезжаю! Мне тут не нравится. А я-то спешил, приехал  ночью,  а
где объятия, где поцелуи? Пусть я похож на блудного сына,  Фредрик,  но  для
него заклали тельца. А что,  если  бы  его  встретили  попреками?  Нет,  вон
отсюда!
     Судья. Куда?
     Пунтила. И ты еще спрашиваешь? Разве не видишь, что  мне  родная  дочка
рюмки водки жалеет? Выгоняет ночью из дому, приходится искать, кто мне  даст
бутылку-другую!
     Судья. Пунтила, образумься, где ты возьмешь водку в три часа ночи?  Без
рецепта тебе даже в аптеке спирту не дадут, это запрещено законом.
     Пунтила. И ты меня предаешь? Значит, мне никто не даст законной  водки?
Нет, я тебе покажу, как я достаю законную водку хоть днем, хоть ночью.
     Ева (на лестнице). Папа! Сейчас же сними пальто!
     Пунтила. Тише, Ева! Чти отца твоего и матерь твою - и долголетен будешь
на земле. Хорош дом, где из гостей тянут кишки и вешают сушить, как белье на
веревку! И жены мне тут нет! Я тебе покажу, будет мне жена  или  нет!  Скажи
своей Клинкманше, мне ее общество не подходит! Для меня она  как  неразумная
дева, которая забыла  налить  масло  в  светильник.  Нет,  вон  отсюда!  Как
загремлю, так все повороты от страха распрямятся! (Уходит.)
     Ева (бежит вниз). Эй, кто-нибудь! Задержите этого господина!
     Матти (за ней). Поздно. Уж очень он прыткий.
     Судья. Пожалуй, я ждать не стану. Годы мои уже не те,  Ева,  а  с  ним,
наверно, ничего не случится.  Ему  всегда  везет.  Где  моя  комната?  (Идет
наверх.)
     Ева. Третья справа. (Матти.) Придется нам посидеть и  проследить,  чтоб
он не напился со служанками и не стал с ними фамильярничать.
     Матти.  Да,  это  очень  неприятная  штука,  когда   хозяин   с   тобой
запанибрата. Я служил на бумажной фабрике, так  тамошний  сторож  потребовал
расчета за то, что господин директор стал его  расспрашивать,  как  поживает
его сын...
     Ева. Все злоупотребляют слабостью отца. Он слишком добрый.
     Матти. Для всех счастье, что он хоть иногда напивается.  Он  становится
такой  добрый,  что  даже  зеленого  змия  готов  погладить,  если  он   ему
привидится.
     Ева. Мне не нравится, что вы так говорите о своем хозяине. И прошу  вас
не понимать буквально то, что отец говорит - хотя бы про атташе. Я не желаю,
чтобы вы разболтали все его шутки.
     Матти. Ах да, про то, что атташе - не мужчина. На  это  можно  смотреть
по-разному. Служил я у одного хозяина, а у него была дочка,  вот  она  зовет
меня в купальню и говорит: "Ах, подайте  мне  мой  купальный  халат,  я  так
стесняюсь! На меня все мужчины смотрят, когда я вхожу в воду!" А сама  стоит
передо мной в чем мать родила!
     Ева. Не понимаю, что вы имеете в виду.
     Матти. Ничего, просто рассказываю, чтобы  вы  не  скучали.  Когда  я  с
господами говорю, я ничего не имею в виду, и вообще у меня своего мнения нет
- они этого не любят.
     Ева   (после   паузы).   Атташе   пользуется   большим   уважением    в
дипломатических кругах, ему предстоит блестящая карьера, так  и  знайте.  Он
один из самых умных молодых дипломатов.
     Матти. Понятно.
     Ева. Я только хотела сказать - вот тогда, при вас, - что мне с ним было
не так интересно, как  предполагал  мой  отец.  Конечно,  совсем  не  важно,
интересно с человеком или нет.
     Матти. Я знал одного - вот уж с кем было неинтересно,  а  нажил  он  на
маргарине и на сале целый миллион.
     Ева. Нас давно собираются обручить. Мы с детства  росли  вместе.  Может
быть, я просто очень жизнерадостный человек и не люблю скучать.
     Матти. И поэтому сомневаетесь.
     Ева. Ничуть я не сомневаюсь. Странно, почему вы никак  не  можете  меня
понять? Вы, наверно, устали. Почему же вы не ложитесь спать?
     Матти. Составляю вам компанию.
     Ева. Совершенно незачем. Я только хотела подчеркнуть, что атташе  очень
умный, очень добрый  человек,  что  нельзя  судить  по  наружности,  или  по
разговору, или по тому, что он делает. Он очень ко мне внимателен. Угадывает
каждое мое желание. Никогда он не  поступит  вульгарно,  никогда  не  станет
фамильярничать, не будет хвастаться, что он настоящий мужчина. Я  его  очень
высоко ценю, очень! Вы, кажется, засыпаете?
     Матти.  Нет-нет,  говорите,  я  только  закрыл   глаза,   чтобы   лучше
сосредоточиться.


III

                   Пунтила обручается с ранними пташками.

     Раннее утро в деревне. Деревянные домики. На одном вывеска "Почта",  на
другом - "Ветеринар", на третьем - "Аптека". Посреди площади  -  телеграфный
столб. Пунтила наехал на столб и ругает его на все корки.

     Пунтила. Давай мне зеленую улицу, по всему Тавастланду! Прочь с дороги,
чертов столб, не мешай Пунтиле! Кто ты такой! Лес у тебя есть? Коровы  есть?
Ага, нету! Прочь с дороги! Погоди, вот позвоню  полицмейстеру,  зацапает  он
тебя за то, что ты красный, тогда будешь отпираться! (Вылезает  из  машины.)
Ага, отодвинулся! Давно пора! (Идет к домику, стучит в окно.)

                       Выглядывает Эмма-самогонщица.

С  добрым  утром,  сударыня!  Как изволили почивать? У меня к вам есть дело,
высокоуважаемая.  Я,  видите  ли,  хозяин Пунтила из Ламми, и мне необходимо
достать  законным  образом  спирту  для моих коровушек; они, бедняги, тяжело
больны  скарлатиной.  Где  тут  у  вас изволит проживать господин ветеринар?
Слушай,  я  всю  твою  вонючую  халупу  разнесу,  если  ты мне сию минуту не
покажешь, где ветеринар!
     Эмма-самогонщица. Ух ты! Какой сердитый! Вон там дом нашего ветеринара.
Но, кажется, вы сказали, что вам  угодно  спиртику?  У  меня  есть  спирт  -
хороший, крепкий, сама делаю!
     Пунтила.  Убирайся,  скверная  баба!  Как  ты  смеешь  предлагать   мне
незаконный спирт! Я пью только законный, другой мне  в  глотку  не  полезет.
Лучше подохну, а против финских законов не пойду, я не из таких! Нет, я  все
делаю по закону. Захочу кого-нибудь убить, если можно в рамках законности, -
убью, а нет - воздержусь!
     Эмма-самогонщица.  Да  пусть  вас  холера  скрутит,  сударь,  от  вашей
законной водки. (Уходит в домик.)

   Пунтила бежит к дому ветеринара, звонит. Ветеринар выглядывает в окно.

     Пунтила. А, коровий лекарь, наконец-то я тебя нашел. Я хозяин  Пунтила,
из Ламми, у меня девяносто коров,  а  у  них  у  всех  скарлатина.  Дай  мне
немедленно рецепт на спирт! Чтоб все по закону!
     Ветеринар. Вы не по адресу обращаетесь, милейший, идите-ка отсюда!
     Пунтила. Ветеринар, ле разочаровывай меня, наверно, ты и не  ветеринар,
не то ты бы знал, что дают Пунтиле, когда у него коровы болеют  скарлатиной!
Я же не вру! Если б я сказал, что у них - ящур, это было бы вранье, а раз  я
говорю - у них скарлатина,  так  это  просто  тонкий  намек  между  честными
людьми.
     Ветеринар. А если я не понимаю намеков?
     Пунтила. Не понимаешь? Может быть, мне намекнуть, что у  Пунтилы  самый
сильный кулак в Тавастланде? Про меня даже песню сложили. У меня на  совести
уже три ветеринара. Теперь понял намек, господин доктор?
     Ветеринар (смеется). Теперь понял. Конечно,  такому  могучему  человеку
нельзя  отказать.  Но  если  б  я  был  уверен,  что  у  них   действительно
скарлатина...
     Пунтила. Слушай, доктор, они же все в пятнах - бурых, рыжих, а у  одной
даже черные пятна -  конечно,  это  скарлатина  в  самой  тяжелой  форме!  А
думаешь, у них голова не  болит?  Да  они  всю  ночь  не  спят,  ворочаются,
наверно, только и думают что о своих грехах.
     Ветеринар. Да, чувствую, мой  долг  облегчить  их  страдания.  (Бросает
рецепт в окно.)
     Пунтила. А счет пошлешь в поместье "Пунтила", в Ламми. (Бежит к аптеке,
звонит.)

                 Из своего домика выходит Эмма-самогонщица.

     Эмма-самогонщица (поет песенку и моет бутылки).

                         Раз, когда созрели сливы,
                         На лошадке, на гнедой,
                         К нам приехал гость красивый -
                         Парень с рыжей бородой.
                       (Возвращается к себе в домик.)

              Из окна аптеки выглядывает девушка-фармацевтка.

     Девушка-фармацевтка. Что вы звонок обрываете?
     Пунтила. Лучше я оборву звонок, чем стану дожидаться. Цып-цып-цып!  Мне
нужен спирт для моих коров, у меня их девяносто голов, слышишь, толстушечка?
     Девушка-фармацевтка. Вам полицейский нужен, вот я его сейчас кликну!
     Пунтила. Деточка, деточка! Такому человеку, самому  Пунтиле  из  Ламми,
грозить полицией! Одного все равно мало, зови уж сразу  двоих!  А  зачем  их
звать, я их и так люблю, у них ноги большущие, по пять  пальцев  на  каждой,
они молодцы, они за порядок, и я - за  порядок!  (Дает  рецепт.)  Вот  тебе,
голубка, законная бумажечка, все в порядке!

       Девушка-фармацевтка идет за спиртом. Пока Пунтила ждет, снова
                        появляется Эмма-самогонщица.

     Эмма-самогонщица (поет.)

                          И, пока мы сливы рвали,
                          Он, валяясь на траве,
                          Любовался, - но едва ли
                          Облаками в синеве...
                                 (Уходит.)

     Девушка-фармацевтка  (приносит  спирт.  Смеется).  Ну  и  бутылка!   Не
забудьте наутро дать вашим коровам  опохмелиться  и  селедочки  на  закуску!
(Отдает бутылку.)
     Пунтила. Буль-буль-буль! Эх, финская музыка - лучше ее на свете нет!  О
господи, чуть не позабыл, водка есть, а подружки нет! А у тебя и водки нет и
дружка нет! Красавица моя аптечная, давай обручимся с тобой!
     Девушка-фармацевтка. Благодарю-вас,  господин  Пунтила,  но  я  признаю
обручение только по закону - с колечком и с глоточком вина.
     Пунтила. Согласен, лишь бы ты  со  мной  обручилась.  Тебе  давно  пора
выходить замуж, разве это жизнь? Расскажи-ка мне про свою жизнь, должен же я
знать, кто такая моя невеста!
     Девушка-фармацевтка. Про свою жизнь? Живу я так: училась четыре года, а
теперь аптекарь платит мне меньше, чем кухарке. Половину  жалованья  отсылаю
матери в Тавастхус, у