II

                           Джульетта и служанка.

     Джульетта. И ты любишь своего Турио? Очень любишь?
     Служанка. Еще как, барышня! Прочту "Отче наш" на  ночь,  а  заснуть  не
могу. Кормилица уже, извините, храпит, а я - босиком на цыпочках к окошку.
     Джульетта. Ждешь, не придет ли он?
     Служанка. Приходил уже раз.
     Джульетта. О, я тебя понимаю. Я теперь с упоением смотрю на луну - ведь
мы вместе с Ромео глядели на нее. Ну, не молчи же, расскажи мне, как ты  его
любишь? Что сделаешь ты, если ему будет грозить опасность?
     Служанка. Опасность? Это если уволят его? Побегу и в ноги  брошусь  его
барину!
     Джульетта. Ах, нет! Смертельная опасность!
     Служанка. А, вы про войну! Я  бы  ему  все  уши  прожужжала,  чтобы  он
притворился больным и не вставал с постели.
     Джульетта. Но ведь это трусость.
     Служанка. Я бы из него сделала труса. Легла  бы  к  нему  в  постель  -
небось не вылез бы из-под одеяла...
     Джульетта. Нет, я не про то. Если бы ему грозила смерть и, чтобы спасти
его, тебе пришлось бы пожертвовать жизнью...
     Служанка. Стало быть, вы  про  чуму,  барышня,  говорите.  Тогда  я  бы
намочила платок уксусом и замотала им лицо и ходила бы за ним. Как же иначе?
     Джульетта. Уксус, боже мой! В такую минуту думать об уксусе!
     Служанка. А что, барышня?
     Джульетта. Да он все равно не поможет!
     Служанка. Почему? Иногда, говорят, помогает.
     Джульетта. Так или иначе, ты ради него рисковала бы  жизнью,  как  я  -
ради моего Ромео. Но скажи: вот если бы он вернулся с войны без....
     Служанка. Без чего, барышня?
     Джульетта. Ну, ты понимаешь.
     Служанка. Ах, вот вы о чем. Да я бы ему тогда все глаза выцарапала!
     Джульетта. За что?
     Служанка. За то, что на войну пошел!
     Джульетта. И между вами все было бы кончено!
     Служанка. Ясно! Что же тут поделаешь?
     Джульетта. Нет, ты, я вижу, его не любишь.
     Служанка. А что же тогда такое любовь? Мне все время хочется быть с ним
вместе.
     Джульетта. Но ведь это плотская любовь, земная.
     Служанка. А вам такая любовь не нравится?
     Джульетта. Почему не нравится?  Нравится!  Но  я  люблю  Ромео  гораздо
больше. Сказать не могу как.
     Служанка. Что же, по-вашему, если я все время бегаю к Турио, так я  его
меньше люблю? Как знать, может, я ему простила бы и то, о чем  вы  говорили!
Со временем, оправившись от волнения! Точно простила бы!  Уж  больно  я  его
люблю!
     Джульетта. Но у тебя были сомнения?
     Служанка. Это от любви.
     Джульетта (обнимает ее). Правда твоя!  Сегодня  ты  обязательно  должна
пойти к нему.
     Служанка. Верно, барышня! А то отобьет его та, другая. Спасибо вам, что
отпускаете меня сегодня пораньше. Встретится он с той - и всему конец.
     Джульетта. Ты уверена, что перехватишь его у калитки в саду?
     Служанка. А как же. Он всегда через ту калитку ходит! Свиданье-то у них
в одиннадцать назначено.
     Джульетта. Иди сейчас же. Тогда успеешь! Вот,  накинь  мой  платок.  Он
тебе к лицу. А чулки какие на тебе?
     Служанка. Шелковые! И буду с ним сегодня такая ласковая, как никогда! Я
так люблю его.
     Джульетта. Чу! Ты слышишь - ветка хрустнула!
     Служанка. Похоже, кто-то со стены в наш сад спрыгнул. Пойду погляжу.
     Джульетта. Только скорее. Не опоздай к Турио!
     Служанка (у окна). Знаете, кто это был? Кто сейчас в саду?
     Джульетта. Ромео! О, Нерида, я выйду на балкон.  Мне  надо  говорить  с
ним.
     Служанка.  А  привратник?  Его  окно  прямо  под  балконом.  Он  почует
неладное; если в комнате все вдруг стихнет и он услышит голоса на балконе  и
в саду.
     Джульетта. Верно! Ты пока походи по комнате взад-вперед и тазом  греми,
будто я умываюсь на ночь.
     Служанка. Но я же Турио упущу. Тогда мне хоть в петлю лезь!
     Джульетта. Может, и его хозяин задержит. Он ведь слуга. Так  походи  по
комнате. И смотри, тазом греми, не  забудь.  Нерида,  дорогая,  не  оставляй
меня, я должна поговорить с ним.
     Служанка. Ну, ладно. Только поскорей, барышня. Ради бога, поскорей.
     Джульетта. Не волнуйся, я быстро. Ну, бери таз!

Джульетта выходит на балкон. В течение всей последующей сцены служанка ходит
по комнате и время от времени толкает ногой таз. Часы бьют одиннадцать; она
                             падает в обморок.


                      СОСТЯЗАНИЕ ГОМЕРА И ГЕСИОДА {*}

     {* Взято из древнегреческой легенды о Гомере  и  опирается  на  перевод
Вольфганга   Шадевальдта   ("Легенда   о   Гомере,   странствующем   певце".
Издательство  Эдуарда  Штихноте,  Потсдам).  Упражнение   дает   возможность
научиться читать стихи и в то же время показать характеры двух  честолюбивых
старцев,  ведущих  между  собой  борьбу,   полную   действия.   Написано   в
сотрудничестве с Р. Берлау.}

     Чтец

     Некогда на острове Эвбее решил Ганиктор справить тризну по отцу  своему
царю Амфидаму. И призвал он на состязание всех мужей, отличавшихся  телесною
силой и быстротой, а также искусностью и знанием в  свой  город  Халкиду,  и
установил в их честь ценные награды. Пустился тогда в дорогу и Гомер и,  как
повествуют, нечаянно повстречал в  Авлиде  певца  Гесиода,  и  вступили  они
вместе в Халкиду. Знатные халкидцы  назначены  были  судьями,  и  среди  них
Панед,  брат  опочившего  царя.  И  вступили  оба  певца   в   достопамятное
состязание, из коего победителем, как гласит предание, вышел Гесиод,  и  вот
как это случилось. Гесиод, оказавшись посреди круга,  стал  задавать  Гомеру
вопрос за вопросом, а Гомер отвечал ему. И начал Гесиод:

     Гесиод

     Брат любезный Гомер, тебя восхваляют за то, что
     Ты великие мысли вложил в песнопение. Жаждем
     Мысли твои услыхать. Сообщи нам, во-первых, о мудрый,
     Что человекам всего благотворней? А также скажи нам,
     Что из того благотворного людям нужнее сначала?

     Гомер

     Людям всего благотворнее вовсе на свет не родиться,
     Если ж родиться пришлось, то в Аид опуститься немедля.

     Гесиод

     Славно. Хотя мрачновато.

     Гомер

                               Не слишком.


     Гесиод

                                            А все же, пожалуй!
     Ну, а теперь скажи, что всего нам приятней на свете?

     Гомер

     Вот что: когда хмельным ликованьем объятые гости
     В дружном застолье сидят и внимают словам песнопевца,
     А на столах громоздятся хлеба и душистые яства,
     А виночерпий всем равно вино разливает по чашам, -
     Вот что приятней всего и прекрасней всего в этом мире.

     Чтец

     Отзвучав, эти строки вызвали такое изумленное восхищение греков, что их
называли "золотыми словами",  и  поныне  еще  стихи  эти  произносят,  когда
усаживаются  за  трапезу  или  совершают  возлияние  в  честь   бессмертных,
собираясь на празднество жертвоприношений.
     Гесиод же, увидев успех соперника, испытал досаду. И начал  он  ставить
хитроумные вопросы, таящие двойной смысл. Произнося стихи, казавшиеся пустым
набором слов, он требовал, чтобы Гомер после каждого стиха вставлял свой,  -
так, чтобы из сочетания получалось что-то понятное.

     Гесиод

     К ужину подали мясо, а выи дымящихся коней...

     Гомер

     Из ярма вынимают; они утомились от битвы.

     Гесиод

     Но усердием всех превосходит фригиец ленивый...

     Гомер

     И созывают бойцов к морю, отведать от пищи.

     Гесиод

     Он был отважен в бою, но в своей неуемной тревоге...

     Гомер

     Мать горевала о нем, ибо войны для женщин жестоки.

     Гесиод

     Так пировали они до ночи глубокой, с собою...

     Гомер

     Не прихватив ничего, но трактирщик их потчевал щедро.

     Гесиод

     Дружно ахейцы взялись за охваченный пламенем остов...

     Гомер

     Не догадавшись судно столкнуть в гасящие волны.

     Гесиод

     Жертву богам принеся и выпив соленую влагу...

     Гомер

     Снова готовы отплыть на своих кораблях крутобоких...

     Гесиод

     Громко воззвал Агамемнон к бессмертным богам: - Погубите...

     Гомер

     Нас, но не море!

     Гесиод

                      Так рек Агамемнон, а после добавил:
     - Воины, ешьте, не зная тревоги: из нас ни единый
     Не достигнет вовек берегов вожделенной Эллады...

     Гомер

     В ранах и язвах, а все возвратятся домой невредимы!
     Вот что хотел ты сказать, - ты вопросы подкидывал славно!

     Чтец

     Но Гесиод не мог оставить поле боя за Гомером, и он снова начал:

     Гесиод

     Ты мне скажи, о слепец, и ответь непременно стихами:
     Как и когда народы полнее всего процветают?

     Гомер

     Если не терпят они, чтоб один наживался на деле,
     Что разоряет других. И если им доблесть дороже,
     Нежели грех и порок, - это значит, что доблести будут
     Выгодны людям, пороки же будут сулить разоренье.

     Гесиод

     Надо ль, чтоб общая польза над личной всегда возвышалась?

     Гомер

     Нет, в государстве должно быть не так, ибо личная польза
     Необходимо должна оказаться и пользою общей.

     Гесиод

     Значит, любимец богов, о себе пусть каждый печется?

     Гомер

     Пользу свою осознав, пусть каждый ее умножает.

     Гесиод

     Есть ли такой человек, кому бы дарил ты доверье?

     Гомер

     Тот человек, чьим делам угрожала бы та же опасность.

     Гесиод

     Что ты считаешь, певец, вершиною счастья для смертных?

     Гомер

     В жизни поменьше страдать, а радости видеть побольше.

     Чтец

     Когда завершился и этот круг, эллины  единодушно  потребовали  увенчать
Гомера лаврами победителя. Но царь Панед пожелал,  чтобы  каждый  из  чтецов
исполнил лучший отрывок из собственных творений.  И  тогда  начал  Гесиод  и
произнес следующие стихи из "Работ и дней":

     Гесиод

     В день, когда восстают семизвездием дщери Атласа,
     Можно уборку начать, а заход их - начало посева.
     Сорок ночей и дней семена от взоров сокрыты
     И созревают в земле с течением теплого лета.
     Так и на плоских равнинах, на ровных полях побережий,
     И высоко в горах, отдаленных от шумного моря, -
     Всюду, где землепашец зерно свое в землю бросает.

     Чтец

     Вслед за ним Гомер прочел из "Илиады":

     Гомер

     Окрест Аяксов-героев столпилися, стали фаланги
     Страшной стеной. Ни Арей, ни Паллада, стремящая рати,
     Их не могли бы, не радуясь, видеть: храбрейшие мужи,
     Войско составив, троян и великого Гектора ждали,
     Стиснувши дрот возле дрота и щит у щита непрерывно;
     Щит со щитом, шишак с шишаком, человек с человеком
     Тесно смыкался; касалися светлыми бляхами шлемы,
     Зыблясь на воинах, - так аргивяне, сгустяся, стояли;
     Копья змеилися, грозно колеблемы храбрых руками;
     Прямо они на троян устремлялись, пылали сразиться.

     Чтец

     Эллины снова были восхищены Гомером, они восторгались тем, как  искусны
его стихи, и  требовали  наречь  его  победителем.  Но  царь  Панед  увенчал
Гесиода, сказавши, что победа по праву принадлежит  тому,  кто  призывает  к
земледелию и миру, а не тому, кто повествует о войнах и побоищах.


ЧЕТВЕРТАЯ НОЧЬ

РЕЧЬ АВТОРА О СЦЕНЕ ТЕАТРАЛЬНОГО ХУДОЖНИКА КАСПАРА НЕЕРА

     Иногда мы начинаем репетировать, ничего не зная  о  декорациях,  и  наш
друг делает лишь небольшие эскизы  к  сценам,  которые  мы  должны  сыграть,
скажем, шесть человек сидят вокруг работницы, которая за что-то их упрекает.
Возможно, что потом в тексте мы обнаружим всего пятерых, наш  друг  ведь  не
педант какой-нибудь, но он показывает  нам  самое  главное,  что  нам  важно
знать, а каждый из его  эскизов  неизменно  является  законченным  маленьким
шедевром. Мы сами выбираем на сцене место для женщины, ее сына и  гостей,  а
наш друг при сооружении декорации соответственно размещает мебель. Иногда он
рисует декорации заранее, а потом помогает нам в  расстановке  и  разработке
жестов  персонажей  и  нередко  также  -  в  разработке  образов  и  речевой
характеристики  героев.  Его  декорации  пропитаны  духом  данной  пьесы   и
возбуждают у актеров честолюбивое стремление  успешно  сыграть  в  ней  свою
роль.
     Он по-своему читает всякую пьесу. Вот  только  один  пример:  в  шестой
сцене первого акта шекспировского "Макбета" король Дункан и его военачальник
Банко, приглашенные Макбетом в  замок,  восхваляют  последний  в  знаменитых
стихах:

                    "В хорошем месте замок. Воздух чист,
                    И дышится легко. Тому порукой
                    Гнездо стрижа. Нам этот летний гость
                    Ручается, что небо благосклонно..."

     Неер  настоял   на   том,   чтобы   замок   представлял   собой   серую
полуразвалившуюся постройку на редкость  нищенского  вида.  Хвалебные  слова
гостей - всего лишь дань вежливости, - полагал он. А Макбеты - как он считал
- были лишь мелкими шотландскими аристократами с болезненным честолюбием!
     Его декорации - замечательные рассказы об окружающем мире. Создавая их,
он  исходит  из  широкого   замысла,   не   допуская,   чтобы   какая-нибудь
несущественная  деталь  или  украшение  отвлекли  его  от  этого   рассказа,
являющегося  рассказом  художника  и  мыслителя.  При  этом  общая   картина
прекрасна, а существенные детали выполнены с большой любовью.
     Как заботливо он выбирает стул и как продуманно  устанавливает  его!  И
все помогает игре артистов! Он способен укоротить ножки стула и подобрать  к
нему стол соответствующей высоты, так, чтобы люди, обедающие за этим столом,
сидели в особой позе, - разговор обедающих, ниже обычного  склонившихся  над
столом, от этого приобретет какой-то необычный  оттенок,  проясняющий  смысл
эпизода. А сколько эффектов порождают придуманные им двери  самой  различной
высоты!
     Этому мастеру знакомо любое ремесло, и он заботится о том, чтобы мебель
изготовляли искусно, даже если она бедная: чтобы показать скудную и  дешевую
обстановку, тоже необходимо мастерство. Поэтому всеми материалами - железом,
деревом, полотном - он распоряжается со знанием дела,  и  они  сочетаются  в
необходимой пропорции, в зависимости от нужд пьесы. Он сам идет  в  кузницу,
чтобы заказать кривые сабли, или в мастерскую  искусственных  цветов,  чтобы
там изготовили жестяные венки.  Многие  предметы  реквизита  имеют  музейную
ценность.
     Мелкие  вещи,  которыми  он  оснащает  артистов,  будь  то  оружие  или
инструмент, бумажник, столовый прибор и так  далее,  -  всегда  подлинные  и
выдерживают самую строгую проверку, но в архитектуре, иными  словами,  когда
этот мастер сооружает интерьеры или экстерьеры, он ограничивается  намеками,
художественными и поэтическими эскизами пейзажа или жилища, которые в равной
мере делают честь его наблюдательности и его фантазии.  Здесь  проступает  в
замечательном сочетании и его почерк и почерк автора пьесы. И еще -  у  него
не увидишь такого дома, двора, мастерской или сада, которые, так сказать, не
носили бы следов рук  тех,  кто  здесь  жил  или  все  это  создавал.  Можно
составить себе представление о степени мастерства строителей и  о  привычках
обитателей.
     Создавая свои проекты, наш друг всегда  отталкивается  "от  людей",  от
того, "что происходит с ними и  благодаря  им".  Он  не  пишет  "сценических
картин", задников и рамок - он оборудует  место,  в  котором  "люди"  что-то
переживают. Он походя разделывается со всем, что обычно  составляет  главную
заботу - эстетической, стилистической стороной. Конечно,  Рим  Шекспира  был
иным, чем Рим Расина. И Неер с блеском оформил сцену для обоих поэтов {Ввиду
убожества  наших  осветительных  средств  фотографии,  к  сожалению,  не   в
состоянии передать всего  блеска  нееровских  декораций.}.  Если  только  он
захочет, посредством разных тонов и сочетаний белого и серого цвета он может
создать куда более красочную картину, чем другие с помощью всей палитры.  Он
великий живописец. Но прежде всего он изобретательный рассказчик. Как  никто
другой он знает: все, что не служит интересам сюжета, вредит им. И потому он
ограничивается лишь намеками на все  то,  что  "не  участвует  в  действии".
Правда, и эти намеки -  скорее  стимул.  Они  возбуждают  фантазию  зрителя,
которую неизменно парализует "полнота деталей".
     Он  часто  пользуется  находкой,  которая  затем  стала   международным
достоянием, но сплошь и рядом применяется без всякого смысла. Это -  деление
сцены на две части, при котором спереди  сооружаются  в  полвысоты  комната,
двор или мастерская, а позади проецируется на экран или наносится  на  холст
дополнительное окружение, которое можно  заменять  в  каждой  сцене  или  же
сохранять  на  протяжении  всей  пьесы.  Эта  дополнительная   среда   может
создаваться также документальным материалом, картиной  или  панно.  Подобное
оборудование сцены, естественно, обогащает рассказ и в то же время постоянно
напоминает зрителям, что сцену соорудил декоратор:  под  его  взглядом  вещи
предстают иными, чем за стенами театра.
     Этот прием, какие бы возможности он ни открывал, разумеется, лишь  один
из многих, используемых художником; его декорации так  же  отличны  друг  от
друга, как и  сами  пьесы.  В  основном  перед  зрителем  предстают  легкие,
подвижные, красивые и удобные для  игры  конструкции,  которые  способствуют
красноречивому  воплощению  замысла  спектакля.   Если   упомянуть   еще   о
художественном  темпераменте  оформителя,  о  его  пренебрежении  ко   всему
красивенькому  и  пресному  и  о  жизнерадостности,  которую  излучают   его
декорации, то, надеюсь, это поможет создать хоть  какое-то  представление  о
мастерстве величайшего театрального художника нашего времени.

РЕЧЬ ЗАВЛИТА О РАСПРЕДЕЛЕНИИ РОЛЕЙ

     Роли распределяются неправильно и бездумно. Можно подумать,  будто  все
повара  обязательно  страдают  полнотой,  все  крестьяне  лишены  нервов,  а
государственные деятели - представительны на вид. Будто  все,  кто  любит  и
кого любят, отличаются красотой! А все ораторы обладают бархатным голосом!
     Разумеется, многое надо учитывать. Такому-то Фаусту  подойдут  такой-то
Мефистофель и такая-то Гретхен. Бывают актеры,  которых  при  самом  большом
желании не примешь за принца; принцы встречаются самые разные, но как бы  то
ни было, все они воспитаны, чтобы повелевать, а Гамлет - лишь один принц  из
многих.
     Необходимо также заботиться о развитии актеров. Вот этот  юноша  станет
лучше играть Троила, сыграв сначала какого-нибудь чиновника Миттельдорфа!  А
вот той актрисе для исполнения  роли  Гретхен  в  последнем  акте  недостает
бесстыдства: приобретет ли она необходимое качество, если сыграет  Крессиду,
которой обстоятельства навязывают это свойство, или ей лучше сыграть  Груше,
которой в нем и вовсе отказывают?
     Бесспорно, у каждого актера есть свои излюбленные роли. И  все  же  для
актера опасно, если за ним закрепят лишь одно  определенное  амплуа.  Только
наиболее одаренные актеры способны создавать сходные друг с  другом  образы,
так сказать, сценических близнецов, которых сразу опознаешь, как таковых, но
ни за что не спутаешь.
     Уж  и  вовсе  глупо  распределять  роли  по  физическим  признакам.  "У
такого-то королевская осанка!" Что это  значит?  Неужто  все  короли  должны
походить  на  Эдуарда  VII?  "Но  у  такого-то  нет  в  облике  ни  малейшей
властности!" А мало ли способов осуществления  власти  бывает  в  жизни?  "У
такой-то слишком благородный облик для мамаши  Кураж!"  А  вы  поглядите  на
торговок!
     Можно ли распределять роли по характеру актеров? Нет, нельзя. Это  тоже
значило бы пойти по пути наименьшего сопротивления.
     Конечно, одни люди кроткого, а другие - вспыльчивого, буйного нрава. Но
верно и то, что в каждом  человеке  заложены  все  виды  характеров.  И  чем
талантливее актер, тем вернее эта истина. Свойст