кусством.
Цель постановки - чисто утилитарная, она очень ловко осуществлена при помощи
средств, вытекающих  из  принципов,  на  которых  зиждется  эпический  театр
Брехта".
     "Дойче альгемейне цейтунг", Берлин, 1932, 17 января.
     "...Для  театрального  искусства  -  это  не  имеет  цены;   в   смысле
политическом - настойчивое внушение, что помочь может только сила,  что  все
средства хороши, - это все же значительно...".
     "...Мало что можно сказать о чисто театральных моментах,  поскольку  не
это цель постановки...".
     "Германиа", Берлин, 1932, 19 января.
     "В общем и целом - это открытая, ясная героизация  женщины,  перешедшей
из буржуазного мира в пролетарский мир классовой борьбы".
     "Дойче альгемейне цейтунг", Берлин, 1932, 17 января.
     "...Именно потому, что впечатление от этой  дидактической  пьесы  такое
гнетущее,   мертвящее,   не   следует   недооценивать    ее    политического
воздействия...".
     "...Ибо здесь пропаганда одновременно и практическое указание,  правило
поведения, - а это решает все".
     "Нойе Лейпцигер цейтунг".
     "...В мире есть только одна не буржуазная стихия  -  стихия  свободного
духа. И в "Матери", как во всех  театральных  постановках,  пропагандирующих
организованную революцию, чувствуется мелкобуржуазное  степенное  мещанство"
(Г. Кестен).
     Многие, почти все буржуазные критики "Матери" указывали  нам,  что  эта
постановка касается только коммунистов. Причем говорили они так, словно дело
коммунистов - это вроде разведения кроликов или игры  в  шахматы,  то  есть,
дело, касающееся весьма ограниченного круга специалистов, о котором никак не
могут судить люди, ничего не понимающие в кроликах или в шахматах. Но если и
не весь мир считает коммунизм своим делом, все же  коммунизм  -  дело  всего
мира. Коммунизм не разновидность  среди  других  разновидностей.  Борясь  за
отмену   частной   собственности   на   средства   производства,   коммунизм
противостоит всем движениям - невзирая на любые различия между  ними  -  как
единому  движению,  если  они  отстаивают  принцип  частной   собственности.
Коммунизм считает себя  единственным  прямым  наследником  великой  западной
философии; развивая ее, он в корне модифицирует эту философию - так же  как,
являясь   единственным   практическим   продолжением    развитой    западной
(капиталистической) экономики, - он в корне изменяет ход ее  развития.  Наше
право  и  наш  долг  заявить  о  том,  что  мысли,  высказываемые  нами,  не
узкосубъективны, а, напротив, объективны и для всех обязательны. Мы  говорим
не для себя, не для небольшой части человечества, а для всего человечества в
целом, ибо мы представляем интересы всего человечества  (а  не  части  его).
Никому не дано права оспаривать нашу объективность на том основании, что  мы
боремся. Кто бы ныне ни пытался создать видимость объективности,  заявляя  о
своем неучастии в борьбе, при  ближайшем  рассмотрении  окажется  безнадежно
субъективным защитником интересов крохотной части человечества. Он - если не
субъективно, то объективно - предает интересы всего человечества,  отстаивая
сохранение  капиталистических   основ   имущественных   и   производственных
отношений. Буржуазный "левый" скептик, создавая видимость объективности,  не
понимает или старается скрыть, что он участвует в этой великой борьбе, имен-
но потому, что не называет борьбой то насилие, которое  неуклонно  применяет
небольшой общественный слой, применяет так давно, что оно уже не доходит  до
сознания. Необходимо  выбить  из  рук  этого  собственнического  слоя,  этой
выродившейся, грязной, объективно  и  субъективно  бесчеловечной  клики  все
"идеальные  ценности"  -  независимо  от  того,  как  в  дальнейшем  захочет
распорядиться  этими  ценностями  угнетенное  человечество,  которое,  чтобы
избежать  окончательного  падения,  борется  против   эксплуатации,   против
торможения, своих производительных сил. Прежде всего нужно во что бы  то  ни
стало лишить этот слой всякого права на уважение.  Какое  бы  содержание  ни
обрели  в  будущем   такие   понятия,   как   "свобода",   "справедливость",
"человечность",     "просвещение",     "производительность",     "смелость",
"преданность", - ими больше нельзя пользоваться до  тех  пор,  пока  они  не
будут очищены от всего, что пристало к ним за время их действия в буржуазном
обществе. Наши враги - враги человечества. Нельзя признать, что они  "правы"
со своей  точки  зрения:  их  неправота  коренится  в  самой  точке  зрения.
Возможно, они должны быть такими, каковы они есть, но  их  не  должно  быть.
Можно понять, что они защищаются, но они защищают  грабеж  и  привилегии,  и
здесь нельзя говорить, что "понять - значит простить".  Кто  человеку  волк,
тот волк, а не человек. В наше время, когда вынужденная самозащита  огромных
человеческих масс становится решающей битвой за командные высоты,  "доброта"
означает уничтожение тех, кто делает доброту невозможной.

     "Германиа", Берлин, 1932, 19 января.
     "Пьеса  "Мать"  повествует  о  том,  как  героиня   перерастает   сферу
лично-человеческого и становится фигурой общественно-политической -  в  духе
марксизма. Она  любит  своего  сына,  рабочего  и  сына  рабочего.  Конфликт
начинается с копейки, которой не хватает, чтобы  сварить  суп  пожирнее.  Он
завершается красным знаменем,  которое  старая  женщина  проносит  во  главе
партии на демонстрациях, вплоть до революции семнадцатого года и образования
нового, Советского государства. Она  проходит  все  стадии  коммунистической
тренировки ог распространения листовок,  через  ликвидацию  неграмотности  и
агитацию среди крестьян, до "славного" ленинского восстания; она выучивается
сначала безлично, а затем бесчеловечно и, наконец, даже лживо (разумеется, в
интересах партии) выполнять  партийную  работу,  агитируя  сперва  честными,
потом даже жульническими приемами: так, например, во время войны она сначала
притворяется, что вместе со всеми самоотверженно сдает медную утварь,  потом
уговаривает всех  разойтись  по  домам,  хитро  пуская  в  ход  "буржуазные"
аргументы, и только под конец открывает свое истинное  лицо;  она  стоит  за
"превращение  империалистической  войны  в   войну   гражданскую"   (Ленин),
впоследствии  сама  участвует  в  этом  победоносном  превращении;   это   и
составляет учебный материал пьесы".

     Буржуазным  критикам  кажется,  что  такие  произведения  подразумевают
ограниченный круг интересов и  не  привлекают  внимания  к  общечеловеческим
проблемам; однако в действительности те  интересы,  которые  здесь  хотя  бы
подразумеваются - пусть еще не  пробудившиеся,  -  в  полной  мере  являются
всеобщими, и именно потому они противоречат интересам  буржуазных  критиков.
Те работники умственного труда, чье мышление  определяется  их  материальной
зависимостью от владельцев средств производства, не имеют ничего общего не с
делом коммунизма, а с делом всего мира. Отмежевываясь от коммунистов под тем
предлогом, что их мировоззрение односторонне, ограниченно,  несвободно,  они
отмежевываются от дела всего человечества и объединяются только с  бесспорно
всеобъемлющей, бесспорно ничем не обузданной, бесспорно  свободной  системой
эксплуатации. Очень многие работники умственного труда отдают себе  отчет  в
том, что мир (их мир) полон противоречий, но они не делают из этого выводов.
Если исключить тех, кто создает для себя  некий  противоречивый  мир  (он  и
существует-то лишь благодаря противоречиям), то  мы  имеем  дело  с  людьми,
которые более или менее сознают противоречивость окружающего! мира, но ведут
себя так, словно никаких  противоречий  нет.  Поэтому  окружающий  мир  мало
влияет на их мышление, и не удивительно, что их мышление, в свою очередь, не
влияет на мир. Но это приводит к тому, что они вообще отказывают мышлению  в
способности влиять на  мир:  так  возникает  идея  "чистого  духа",  который
существует только для себя,  в  большей  или  меньшей  степени  ограниченный
"внешними" условиями. В глазах этих людей  проблемы,  поставленные  в  пьесе
"Мать", повествующей о судьбе женщины из рабочей среды, не относятся к сфере
духовной. Вместо себя они посылают политиков. И так же как сами они не имеют
ничего общего с практикой, так те, по их мнению, не имеют  ничего  общего  с
духом. Зачем голове знать, что делает рука, наполняющая ее карманы! Эти люди
против политики. На практике это означает,  что  они  за  политику,  которая
проводится с их  помощью.  Их  поведение,  даже  профессиональное,  насквозь
политическое. Обосноваться вне политики - это  не  то  же  самое,  что  быть
поселенным вне политики; и стоять вне политики не  то  же,  что  стоять  над
политикой.
     Иные из них  думают,  что  можно  быть  совершенным  при  несовершенном
государственном устройстве, не пытаясь совершенствовать его.  А  государство
наше устроено именно так, что ему не нужны  совершенные  или  стремящиеся  к
совершенству люди. Повсюду мы  видим  заведения,  которым  требуются  только
калеки - однорукие или одноногие, а то и вовсе без ног. Для административных
учреждений лучше всего подходят дураки.  Наши  полицейские  для  отправления
своей должности должны быть буянами, а судьи - слепцами.  Ученые  -  немыми,
если не глухонемыми. А издатели книг и газет, чтобы  не  вылететь  в  трубу,
рассчитывают  только  на  неграмотных.  То,  что  принято   называть   умом,
обнаруживается не в поисках правды и провозглашении ее, а в поисках неправды
и в большем или меньшем искусстве умолчания. Есть люди,  которые  сетуют  на
отсутствие великих творений и приписывают это нехватке больших талантов.  Но
никакой Гомер, никакой Шекспир не сумел бы воплотить в стихах  то,  что  они
хотят услышать. И те, что сетуют на  отсутствие  великих  творений,  отлично
могут прожить без них, а с ними, пожалуй, не смогли бы.

XIII
                 НЕПРИЯЗНЬ К УЧЕНИЮ И ПРЕЗРЕНИЕ К ПОЛЕЗНОМУ

     "Нью-Йорк Сан", 1935, 20 ноября.
     "...Вся суть в том, разумеется, что  Пелагея  Власова,  мать,  поначалу
верит  в  бога,  в  царя,  и   частную   собственность,   затем   постепенно
перевоспитывается, главным образом посредством наставлений.  Ей  все  весьма
обстоятельно разъясняют, и, уразумев преподанные  ей  уроки,  она  столь  же
обстоятельно разъясняет все другим. Потом  она  вместе  со  всеми  повторяет
разъяснения так же неторопливо и обстоятельно, обращаясь к публике...".

     Один из главных аргументов буржуазных критиков против неаристотелевской
драматургии  типа  "Матери"  опирается  на   опять-таки   чисто   буржуазное
разделение понятий "занимательно" и "поучительно". Исходя из этого,  "Мать",
возможно, поучительна (хотя бы только, как подчеркивается, -  для  небольшой
части зрителей), но безусловно не занимательна (даже и  для  этой  небольшой
части).  Принять  это  разделение  довольно  соблазнительно.  Сгоряча  может
показаться, что противопоставлять  учение  наслаждению  искусством  означает
только попытку принизить учение.  На  самом  деле  такое  усердное  очищение
искусства от всякой познавательной ценности, разумеется, ведет к  принижению
искусства. Но  достаточно  оглянуться  вокруг,  чтобы  понять,  какое  место
отводится учению в  буржуазном  обществе.  Его  функция  -  покупка  знаний,
приносящих материальную выгоду. Эта покупка должна состояться  до  включения
члена  общества  в  процесс  производства.  Следовательно,  сфера  учения  -
незрелость. Допустить, что мне еще не хватает каких-то  знаний,  необходимых
для моей специальности, - то есть  позволить  застать  себя  за  учением,  -
равносильно признанию, что я неконкурентоспособен и не имею права на кредит.
Память о нестерпимых муках, которые испытывает буржуазная молодежь, пока  ей
вдалбливают в голову "науку", отвращает ее от учения, и тот,  кто  пришел  к
театр "поразвлечься",  не  желает  чувствовать  себя  "сидящим  на  школьной
скамье". Желание учиться опорочено.
     Ведь и все полезное и тяга к полезному презирается общественным мнением
- с тех пор как люди извлекают пользу лишь при помощи подлостей, ибо  пользу
приносит только использование во зло  своего  ближнего.  Полезен  тот,  кого
можно эксплуатировать, тот, кто  бесправен.  Пока  он  не  приносит  пользы,
корзину с хлебом надо вешать повыше. Но и тот,  кто  эксплуатирует  его,  не
этим заслуживает уважение,  а  только  материальными  и  духовными  благами,
которыми он располагает благодаря извлеченной (втихомолку) пользе.  В  эпоху
феодализма феодальный владетель, сам уже обеспеченный  своими  привилегиями,
утверждал, что не обязан приносить  пользу  ни  себе,  ни  другим;  в  эпоху
наступления на мелкую буржуазию  капиталист  презирает  приносящего  пользу,
обгоняя  его  и  заставляя  все  большее  число  людей   приносить   пользу.
Пролетаризация мелкой буржуазии и растущее самосознание рабочего класса  уже
приводят к нарушению идеологических систем,  поскольку  эксплуатация  отныне
мыслится как злодеяние, которое надлежит совершать втихомолку. Наряду с этим
в пролетариате пробуждается новая свободная  и  могучая  тяга  к  полезному,
которая никого не может смутить, ибо он борется именно  за  уничтожение  тех
условий, при которых польза извлекается посредством причиняемого вреда.

     1932 и 1936


КОММЕНТАРИИ

     Переводы пьес сделаны по изданию: Bertolt Brecht, Stucke, Bande  I-XII,
Berlin, Auibau-Verlag, 1955-1959.
     Статьи и стихи о театре даются в основном по изданию:  Bertolt  Brecht.
Schriften zum Theater, Berlin u. Frankfurt a/M, Suhrkamp Verlag, 1957.

МАТЬ
                                (DIE MUTTER)

     Пьеса написана в 1930-1932 гг., издана в 1933 г. В первом, издании  она
состояла не из четырнадцати, а из  пятнадцати  картин:  картина  "Пальто  из
бумаги",  впоследствии  перенесенная  в  "Примечания"  (см.  стр.  468-470),
входила в основной текст. В авторском примечании к первому  изданию  читаем:
"Это инсценировка романа Максима Горького.  Кроме  того,  была  использована
инсценировка романа, сделанная Г. Штарком и Г. Вайзенборном. Музыку  написал
Г. Эйслер. Первое представление состоялось  в  Берлине  в  годовщину  смерти
великой революционерки Розы Люксембург".
     На русский язык пьеса переведена в 1933 г. Сергеем Третьяковым и  вошла
в изданный в 1934 г. сборник пьес Брехта - "Эпические драмы".
     Горький оказал значительное влияние на идейное развитие  Брехта  и  его
приобщение к методу социалистического реализма. О живом интересе и  глубоком
уважении к великому русскому писателю  свидетельствует  ряд  произведений  и
высказываний Брехта. В частности, в 1932 г.,  спустя  несколько  месяцев  по
окончании работы над  пьесой  "Мать",  Брехт  писал:  "...Будь  даже  "Мать"
(Горького. - И. Ф.) рассказана менее выразительно, она не потеряла бы своего
колоссального значения для  всех,  кому  близки  проблемы  этой  повести.  В
передаче же Горького  эти  проблемы  становятся  вдруг  близки  огромнейшему
количеству людей. Он заставил прислушаться к делу рабочего класса как к делу
общему,  всеохватному,  делу  всего  человечества..."  ("Литература  мировой
революции" 1932, Э 9-10, стр. 151).
     Здесь  сформулировано  то  главное,  что  привлекло  Брехта  к  повести
Горького, то есть присущая ей такая широта в  постановке  проблем  классовой
борьбы и социалистической  революции,  при  которой  они,  выходя  за  рамки
локального, исторически и национально ограниченного, апеллировали к сознанию
всего человечества. В  примечаниях  к  пьесе  (см.  стр.  487)  Брехт  также
акцентирует ту мысль,  что  "коммунизм  -  дело  всего  мира"  и  коммунисты
"представляют   интересы   всего   человечества".   Поэтому,   работая   над
инсценировкой, он  избегал  подчеркивания  моментов  местных,  национальных,
избегал всего, что могло бы сузить общезначимость пьесы, умалить ее  интерес
и поучительность для зрителей любой страны.
     Пьесе Брехта  предшествовала  инсценировка  Гюнтера  Штарка  и  Гюнтера
Вайзенборна.  Эти  авторы  стремились  драматизировать   повесть   Горького,
переложить ее в форме диалогов по возможности полно и точно, без отступлений
и добавлений. Потери и упрощения при  этом  были,  однако,  неизбежны.  Так,
например, несмотря на  максимальную,  казалось  бы,  верность  оригиналу,  в
инсценировке  Г.  Штарка  и   Г.   Вайзенборна   не   было   с   достаточной
выразительностью показано главное -  процесс  духовного  роста  героини,  ее
превращение  из  темной  и  забитой  женщины  в  передового,   сознательного
борца-революционера.
     Брехт  пошел  по  совершенно  иному   пути,   почти   ни   в   чем   не
воспользовавшись работой своих предшественников. Он - вместе с сотрудниками,
к которым примкнул и Г.  Вайзенборн,  -  написал  не  столько  инсценировку,
сколько оригинальную пьесу по мотивам  повести  Горького.  Сохранив  русские
имена, названия городов и т. п., Брехт - дабы приблизить действие к сознанию
немецкого зрителя - ввел  в  пьесу  некоторые  проблемы,  отсутствовавшие  у
Горького (например, борьба с реформизмом в рабочем движении,  борьба  против
угрозы войны, тактика превращения войны империалистической в  гражданскую  и
др.), но полные  жгучей  политической  актуальности  в  Германии  на  рубеже
20-30-х гг. Из четырнадцати картин лишь в семи Брехт сохранил сюжетную связь
с теми или иными эпизодами повести. Он довел действие своей  пьесы  до  1917
г.,  чтобы  показать   немецкому   зрителю   ту   историческую   перспективу
революционной борьбы пролетариата, которая уже победоносно  осуществилась  в
России. Зато главную линию повести Горького  -  эволюцию  Ниловны  -  Брехт,
разумеется, сохранил и разработал очень  тщательно  и  вдумчиво,  хотя  тоже
оригинально, по-своему.
     Характерно, что к пьесе Брехта Горький отнесся с  полным  пониманием  и
сочувствием, хотя она во многом отступала от его повести. Елена Вайгель  еще
в 1956 г. указала, что пьеса "Мать" была  авторизована  Горьким  ("Sonntag",
1956, 6 июля). Более подробно сообщает об этом Ганс Эйслер в  письме  от  27
июня 1957 г., присланном Музею Горького. Он рассказывает, как в  1935  г.  в
Москве посетил Горького: "В этот вечер кроме меня у  Горького  были  великий
французский  писатель  Ромен  Роллан  и  директор  Московской  консерватории
пианист Нейгауз. Говорили о литературе и музыке... Затем  Горький  поделился
со мной впечатлениями от чтения пьесы "Мать", Он был очень приветлив и нашел
добрые слова о работе Брехта и моей. Он попросил меня сыграть что-нибудь  из
музыки к пьесе. Я сыграл ему  следующие  вещи:  "Хвала  социализму",  "Хвала
учению" и "Хвала диалектике". У Горького нашлись дружеские ободряющие слова,
у Ромена Роллана также" (Л  М.  Юрьева,  М.  Горький  и  передовые  немецкие
писатели XX века, М., 1961, стр. 126).
     Премьера пьесы состоялась в Берлине в театре Комедии на Шифбауэрдамм 15
января 1932 г. Она была приурочена к тридцатой  годовщине  со  дня  убийства
Розы Люксембург. Режиссер - Эмиль Бурри, художник  -  Каспар  Неер.  В  роли
Пелагеи Власовой выступала Елена Вайгель, в роли Павла - Эрнст Буш.
     Известный театральный критик Альфред  Полгар  так  характеризовал  игру
главных  исполнителей:  "Елена  Вайгель  -  мать.  Вначале   только   голос,
совершенно деловой,  трезвый  голос,  выражающий  минимум  индивидуальности.
Говорит не Пелагея Власова, а  нечто  посредством  ее,  из  нее.  Затем  она
снимает звуковую маску. Речь и игра становятся живее,  человек  возвращается
от роли автомата к своей естественной  манере,  обнаруживает  ум,  хитрость,
даже своего рода сдержанную страсть.  В  замечательной  сцене  с  женщинами,
сдающими медные вещи для производства патронов, госпожа  Вайгель  показывает
себя превосходным диалектиком: здесь ее искусство обрело воздух, лучший  чем
спертый воздух эпического театра, и дышит спокойно, освобожденное от  стиля.
Примечательно, что мать в исполнении Вайгель, чем